Изгои 05

5

Спустя какое-то время мы отлепляемся друг от друга. Фу. Дурацкий термин. Грубый. Неотесанный. Так говорят грубияны и свиньи. Я такой? Нет. Мы после поцелуя немного остываем. Тишина перед бурей.

- Вы простите меня, - начинает она – вы, наверно, были бы против поцелуя, но я так решилась. И вот. Простите.

- Все хорошо. Спасибо вам.

- За такое не говорят спасибо. Получается, будто вы купили меня.

- Я вам не за поцелуи говорю спасибо. Хотя они восхитительны.

- А за что?

- За жизнь. Вы вернули меня к жизни. Как-то по-другому открыли ее для меня. Знаю, сейчас не время для признаний, и знаем мы друг друга не так много, но мне кажется, будто я люблю вас.

- Оу.

ОУ? ОУ! ОУ? Это все, что она могла сказать. ОУ! Да это еще хуже, чем лобовое нет. Чем лобовое: да ты ничего из себя не представляешь, зачем ты нужен. Ничтожество.

- Я имею ввиду, - начинает она оправдываться – что вы правы, мы знаем друг друга не так много. И, возможно, это не любовь, а влечение. У вас давно никого не было. Потом вас бросили. И вот вы ищете утешения в другом.

- Значит, вы думаете, что это влечение?

- Не знаю. Посмотрите сами, я думаю, вы понимаете, что вы не тот мужчина, которого бы хотела выбрать себе в мужья любая нормальная девушка, но вы тот, которого бы выбрала я. И мне тоже кажется, что все это не специально. Только я боюсь, что это может быть влечением. И что потом, будем делать вид, будто мы любим друг друга?

- Не знаю. Я просто вам высказался. Что будет дальше, это ваше решение. Вы примите его.

- Какой же вы мужчина, если не хотите сами принять решение, навешиваете его на бедную девушку.

- Я не знаю. Никогда еще такого со мной не было. Никого не приходилось любить. Наверно, вы правы – я никогда не умел любить по-настоящему.

- И тут, увидев меня, вы научились.

- Не знаю. Не думаю, что это возможно. Хотя я где-то слышал, что любовь настоящая может прийти в любой момент, даже к тем, кто не умеет любить.

- Вы верите в сказки?

- Нет.

- Но верите в настоящую любовь?

- Не знаю.

- Вы чудак. Но жутко интересный.

Она целует меня в щеку.

Дальше около часа мы лежим на простыне. Она лежит на моей груди. Наш взгляд устремлен в небо. Она рассказывает, что вроде бы везде небо одинаковое, но бывают такие места, в которых небо кажется совсем другим, не таким как в других местах. То ли более романтичным, то ли более отчужденным. Красивым или же пугающим. Все зависит от людей, говорит она. Там, где люди хорошие - небо совершенно не такое, где люди злые, думающие только о себе и готовые на все ради себя. Где тысячу не заботит проблема одного. Где любовь мертва. Мне кажется, что она несет бред. Но я ее не перебиваю. Мне нравится ее голос. Нравится манера общения.

Мы так лежим до самого вечера. Потом она вспоминает, что ей пора домой. Мы идем на остановку.

Она прощается со мной на остановке. Мы поедем в разных вагонах электрички. Не знаю, почему, но спорить не собираюсь. Она оставляет мне записку со следующей датой нашей встречи. Место то же. Она хотела его поменять, но я сказал, что там будет спокойно. Мои воспоминания не вернутся. Напоследок она меня целует в щеку и уходит, помахав мне на прощание рукой. Я заметил, что она опечалилась, прощаясь, но не стал подавать виду. Я и сам был печален. Не хочется ее отпускать. Хочется растянуть нашу встречу. Посидеть вместе в вагоне, пускай без поцелуев, просто вместе с ней.

В пустом вагоне электрички я прокручиваю нашу встречу. Она разительно отличается от прошлой. Между нами возник некий контакт. Он был закреплен поцелуями. Я думал о ней. Думал о физической близости с ней. Да. Врать нечего. Я хочу ее. Хочу познать ее, быть в ней. Быть физически и морально.

Чтобы вновь увидеть ее, мне нужно как-то прожить неделю. На меня набрасываются воспоминания о нашей встрече. Я помню вкус ее губ, помню, что после поцелуев у меня на губах стало мокро. Помню, как обнимал ее. Конечно же, я знал, чем можно будет себя занять – работой. Но даже на работе воспоминания приходили ко мне. Мне было от них нигде не спрятаться. Стоит подумать о ней, и вот я с нетерпением жду встречи.

На работе все как обычно. Я так же по полной работаю, Эрни так же дает мне 2 выходных на субботу и воскресение. Похоже, появился некий баланс в моей жизни. Когда я прихожу домой, я сажусь за дневник и пишу все то, что пришло ко мне в голову за день. Все было связано с ней. С этой таинственной незнакомкой, открывшейся мне. Я тратил на нее страницы моего бесценного дневника, раньше страницы я отдавал своей злости на Партию. Сейчас я отдаю их своему признанию к ней. Жизнь преобразилась. Правда она не сказала мне ни «да», ни «нет». Но хочется верить, что у нас все будет хорошо. Засыпаю я буквально под утро, за 2 часа до выхода на смену. За эти 2 часа мне, конечно же, не выспаться, но делать нечего. Теперь у меня появилось больше причин не попасть в район нищих. Невольно задумываюсь о Мэтте, жив ли он, или уже на небесах. Выкидываю эти мысли из головы и собираюсь на работу.

Наша следующая встреча прошла на том же месте. Мы так же целовались, и я так же обнимал ее. Не затрагивали речей о своих чувствах. Сейчас это не нужно. Кажется, будто мы, не сговариваясь, взаимно подписали договор об этаких физических отношениях, не приводящих ни к чему. Мы просто целовались и обнимались. Дальше мы не заходили. Возможно, и не зайдем. Она не поднимает тему, что в скором времени поцелуи могут надоесть ей или мне, и я не поднимаю. Хотя уверен, мы оба уже ненавидим эту мертвую точку, образовавшуюся в нашем совместном движении.

- Ты грустишь. Мне кажется, что это из-за того, что мы не можем перейти к тому, что так сильно любят мужики.

- Нет, что ты. Я не грущу. Наоборот, я не жду этого момента. Мне хватает поцелуев.

- Но ты уже не отрицаешь, что он будет. Не задумываешься, что наши встречи могут закончиться до действия.

- Кто такое сказал?

- Ты сам.

- Я сказал, что не жду этого момента.

- Правильно. Ты сказал, что знаешь, что он будет, просто пока не ждешь его.

- Ты думаешь, я уверен, что у нас будет секс?

- Да. Когда-нибудь такое случится. Это произойдет при двух вариантах: или я тебе сама отдамся, или во время одной из наших встреч ты изнасилуешь меня, так как не сможешь сдержать раздувающийся огонь в себе.

- Я не причиню тебе боль.

- И ты этого не захочешь. Просто природа решила впихнуть в твое тело некие ингредиенты, которые при встрече со мной или любой другой женщиной побуждают тебя не на самые лучшие дела.

- Нет. Что ты.

- Хорошо. Скажи мне, ты думал уже о том, как бы овладеть мною?

Я молчу. Делаю вид, что пытаюсь вспомнить, хотя она уже знает ответ. Конечно, думал. Я хотел ее взять уже на первой встрече. Просто тогда огонь во мне не так бурлил. Она раскусила меня. Поняла, что значит мое молчание.

- Я так и знала!

- А ты, ты хотела меня когда-нибудь?

Я решил пойти в ва-банк, пускай она мне скажет «нет», и мы уже не сможем общаться друг с другом как раньше, но зато я буду знать, нравлюсь ли ей я по-настоящему.

- Хотела. Но я-то могу себя успокоить. Ровно, как и ты.

Я не понимаю, о чем она говорит. Хотя нет. Понимаю. Есть один способ успокоить бурлящий внутри огонь. Но я против таких мер. Да и вообще – до встречи с ней и огня то не было.

- Я против!

- Чего ты так. Это же не аморально. Это естественно. Если хочешь знать, пару раз я этим занималась. Тогда мне было одиноко, наверное, как тебе. И все дошло до ручки. Если ты понимаешь смысл «ручки».

- Партия относится к этому негативно. Она считает, что человек не должен сам себя удовлетворять.

- Да Партия вообще не разрешает людям получать удовольствие. Честно. Ты не думал, почему все то, что приносит удовольствие нам – запрещено?

- Потому что Партия это запретила.

- А почему она это запретила?

- Потому что это не принесет нам пользы.

- Потому что тогда народ поймет, что он может испытывать удовольствие и без Партии. Лишь изредка она нам дарит какое-то удовольствие, и это вошло в норму, что удовольствие приносит только Партия. На самом деле удовольствие мы можем доставить себе сами.

Я раздумываю над ее словами. Она права. Кончено права. Неужели она тоже против Партии. Если послушать историй о ее жизни, неудивительно, что Партию она ненавидит. Неужели я нашел себе единомышленника.

- Я понимаю тебя. – говорю я.

- Уверен?

- Да! Я и сам ненавижу Партию. Более того, у меня есть дневник, в котором я пишу свою злобу к Партии. Правда, в последнее время в нем я пишу о тебе.

- У тебя есть дневник? Они же запрещены. Мы ни с кем не имеем право делиться мыслями.

- Но я делюсь. Я не могу держать все это в себе. Иначе меня бы давно уже отправили к чистильщикам.

- Сколько он у тебя?

- Год. Может меньше.

Она наклоняется ко мне и целует в губы.

- Знаешь, для Партии мы все один большой сброд. Нас обложили правилами и уставами. Давай нарушим пару правил, касающихся поведения на улице.

- Какие?

-Давай займемся этим. Почувствуем на время себя свободными людьми.

Она ведет меня, охотно согласившегося на ее предложение, в кусты. Снимает с меня верх. Целует меня, спускается вниз. Она становится на корточки, когда я чувствую, что ширинка расстегнута и ко мне просачивается некое удовольствие. Что-то теплое соединяется со мной, от этого союза я получаю удовольствие. Она явно профессионалка. Ее мужу, наверное, нравилось так каждый день. Лично мне бы нравилось. Я чувствую некое напряжение ниже пояса. Такое чувство, будто кто-то внутри меня или что-то заряжает пушку, готовящуюся выстрелить. Я не могу прекратить это, не могу положить конец своим наслаждениям. Пушка стреляет. Вместе с ней уходит из меня огонь. Я смотрю на нее. Она вытирает лицо простыней.

- Ты бы предупредил! – говорит она.

- Прости.

Это все, что я могу ей сказать. Мне очень понравилось это. Мне нравились ее действия, я получал от них удовольствие, я бы не смог этого прекратить, даже если бы хотел.

- Ну как, ты потушил свой огонь?

- Да. Потушил.

- Ты смешной. Мог бы давно воспользоваться своими конечностями, но вместо этого ждал меня.

- Ждал.

- Не думаю, что ты готов на продолжение. Пошли. Нам пора.

Она покидает кусты. Оставляет меня одного. Я все еще чувствую то наслаждение, которое она мне подарила.

- Может, ты переночуешь у меня? – спрашиваю я.

- А ты не будешь против? Ты даже имени моего не знаешь.

- Не знаю. Но знаю тебя. Я был бы не против. Даже рад. Так ты останешься?

- А ты мне покажешь дневник?

- Покажу.

После всего, что между нами было, я не мог ей не показать дневник. Мне кажется, что мы стали ближе друг к другу.

- Хорошо. Я останусь у тебя. Только с одним условием.

- С каким?

- Не надейся, что я так же проглочу все то, что ты выпустил в меня в кустах. Не надейся, что ты после этого не должен мне.

- Не надеюсь.

Мы сели в электричку и поехали ко мне домой. Впервые в моем доме побывает девушка….

Она моется в ванной. Расходует воды, как хочет. Я сижу на диване, стараюсь сосредоточиться и не дать волю чувствам, чтобы крикнуть, что в гостях не принято так много транжирить воды. Не то чтобы я жадный. Просто у меня потом такой счет будет. Счетчики, наверное, уже накрутили там приличную сумму. Чтобы никто не смог изменить показания счетчиков, все их показатели стоят в определенном месте, в котором нужные работники честно все высчитывают. Именно поэтому люди экономят на воде. Ведь так можно и полностью зарплаты лишиться за неуплату долгов.

Она вышла и предстала передо мной обернутой в полотенце. Руками она поправляла волосы на голове. Мокрые пряди касались ее плеч, падали с них на грудь, закрытую полотенцем.

- Ты бесподобна!

- Пожалуй, это первый комплимент от тебя за все время наших встреч.

- Я просто не знал, как ты к ним относишься. А этот сам собой вырвался.

- Что ж, тогда благодаря случаю мы оба узнали, что комплименты мне нравятся.

Я только улыбнулся. Чувствую себя дураком. Неужели ни разу не сделал комплимента?

- Так и до цветов можем дойти. – говорит она как бы в пустоту.

Цветы! Конечно же – цветы! Как же я забыл. Хотя цветы нынче дорогие. Их трудно достать. Настоящих цветов никто и не помнит, а выращенные в лабораториях подделки продают за баснословные суммы. Но она достойна настоящих цветов. Как же я их найду?

- Ладно. – говорит – Проехали. С цветами я пошутила. Они мне не нужны. Слишком дорогое удовольствие.

Она присаживается на край дивана. Я смотрю на нее. Стоит ли ее поцеловать? Как она это воспримет? Отвергнет меня или же сама отдастся мне.

- Дай-ка угадаю, ты думаешь над извечным вопросом всех попавших впросак мужчин – стоит ли поприставать?

- Я … не … думаю … вряд ли … хотя …

- Ты такой смешной. И ты мне нравишься. Но сначала мне бы хотелось посмотреть на тот дневник.

Я поспешно приношу ей дневник. Она листает его. Все еще в полотенце. Сидит нога на ногу. Она возбуждает меня. Пока она читает, я выхожу в гостиную. Не могу сидеть спокойно. Я думаю о ней. Начинаю вспоминать наши беседы с Мэттом. Тогда было проще. От его вида я не возбуждался. Она подходит ко мне.

- Я не стала читать то, что ты написал обо мне. Но то, что ты написал о Партии это нечто. Я и не думала, что люди, не только подумавшие об этом, но и написавшие это еще живы.

- Видно, я один из таких людей.

- Ты расписывал себя в роли этакого борца с Партией. Но, если честно, ты мне показался шутом. Прости. Но если прочитать это все, можно просто сказать, что ты мараешь страницы дневника, выписывая в нем свою злобу на Партию, которая уходит в никуда. Разве тебе самому не хотелось бы сделать так, чтобы режим Партии прекратился? Не на страницах этого дневника, а на страницах реальности.

- О чем ты?

- О том, что тебе с твоими желаниями, с твоими мыслями нужно найти единомышленников и поднять бунт.

- Устроить войну, в которой партия нас разорвет на части?

До меня вдруг доходит, что я начинаю злиться на нее. Что она болтает? Какая война, если я ничего не могу.

- Войну ты не выиграешь. Но вот с повстанческим движением.

- Ты о «Lesmiserable», что ли?

- И ты знаешь о них?

Я смотрю на нее. Неужели она тоже знает о «Lesmiserable», или только притворяется. Может она партийный работник. Внедрилась ко мне в доверие и сейчас выводит меня на чистую воду.

- Я случайно узнал о них.

- Я знаю. Не забывай. Я читала твой дневник.

Она смотрит на меня, и я думаю: как же я хочу ее. Почему-то моя злость на партию улетучилась, сейчас я злюсь, что не могу взять ее.

- Знаешь, - говорит она – а ведь если мы объединимся, мы сможем найти их. И, возможно, сможем к ним присоединиться.

- Ты так думаешь?

- Можно попробовать. Я не хочу прожить всю свою жизнь здесь, где мне указывают, что делать и как жить. Хочу свободы.

- А я хочу другой жизни. Хочу умереть и заново родиться, чтобы то, что со мной произошло, не произошло.

- Я знаю, что с тобой произошло. Поверь, все не так плохо. Просто тебе выпала трудная судьба.

- А что в этом хорошего?

- Ты стал сильным.

- И бедным. И вообще, в моей жизни ничего не было хорошего кроме этой так называемой силы, которой я в себе не чувствую.

На этот раз и она заметила мои вспышки гнева.

- Не злись. Я просто хотела сказать, что ты силен морально. Я сижу перед тобой чуть ли не полностью голая. А ты даже не стал ко мне приставать, когда некоторые другие на твоем месте бы не выдержали. И Бог знает, что могло бы произойти.

- Я бы не хотел причинить тебе вред.

- Да да, я помню. Потому что испытываешь ко мне чувства. Ты говорил.

- Ну, и потому что, если не хочешь – ничего не будет.

- Сейчас я хочу только одного: уснуть на твоей груди. Почувствовать хотя бы малую часть семейной жизни.

- Хорошо.

Больше мы не разговаривали о дневнике. Она убрала его в стол, мы легли и она, как и хотела, уснула на моей груди. Я обнимал ее и думал: к чему нас это приведет. Будем ли мы вместе, или просто приблизили свой конец. Не знаю. Не хочу знать. Так я и засыпаю. В неведении.

Наутро я просыпаюсь, обнаруживая, что дом мой пахнет по-другому. Если раньше он пропах сгнившей едой, грязной одеждой и мужским потом, сейчас он пахнет вкусной едой, а свежий воздух, пришедший благодаря открытому окну, разносит его по всей квартире, унося с собой запахи, к которым я уже привык. Это она похимичила, я уверен.

- Привет! – бросила она мне, когда я показался в кухне.

Она стоит у плиты. Неужели мне готовят завтрак? Для меня это вроде бы привычное для многих людей действие стало каким-то особенным. Мне готовят завтрак. Такого в моей жизни не было уже давно. Может, я сплю.

- С добрым утром. – ответил я, увидев чистоту окон. Неужели они когда-то были чистыми. Я привык их видеть только грязными.

- Я решила немного у тебя прибраться, раз уж я тут ночевала.

- После такого ты можешь хоть жить здесь.

- Ты уверен, что это будет хорошей идеей.

- Не знаю. Но ты смогла добавить этому дому света, и привнесла его в мою жизнь. Думаю, если ты согласишься, света здесь будет больше.

- Ты преувеличиваешь мои заслуги. Садись. Будем завтракать.

Я сел за стол. Она поставила передо мной тарелку, в ней уже лежала манящая яичница. Чего чего, а яиц всегда было в достатке.

Она села напротив меня.

- Выглядит вкусно. – без нотки вранья признался я. Это и вправду выглядит вкусно.

- Старалась. Если честно, я не очень умею готовить. Но яичницу приготовить смогу всегда.

- Еще один плюс в табличке «Плюсы твоего житья здесь».

- Ты меня вгоняешь в краску.

Я начал потихоньку поедать яичницу. Она не только выглядела восхитительно, но и вкусом не уступала вешнему виду. Я рад, что сегодня смогу провести весь день с ней. На работе у меня выходной.

- Чем займемся? – спрашивает она.

- А ты чем хочешь заняться?

- Не знаю. Просто решила спросить у тебя. Ты же у нас главный.

- У «нас»?

- Ну, если ты хочешь, чтобы я осталась, ты должен понимать, что главой нашего жилья будешь ты. И добытчиком тоже.

- Это я понимаю. А ты будешь поддерживать домашний очаг в равновесии.

- Да. Возьму на себя эти нелегкие обязанности.

- Хорошо.

Я закончил с яичницей. Мне хотелось добавки. Но я решил промолчать. Она же только приканчивает свой завтрак.

- Ты говорила про «Lesmiserable», ты знаешь, как их найти?

- Нет. Но думаю, это можно выяснить. Я говорю, что должны быть какие-нибудь знаки. В той агитбумажке, они утверждали, что им нужно подать знак. Я даже знаю какой. Я думала над этим всю ночь.

А я думал, она всю ночь спала. Ну да ладно. Все мы ошибаемся. Зато у нее есть какие-нибудь идеи, а у меня их не было.

- Что ты предлагаешь?

- Я предлагаю нанести удар по партии.

- Удар?

- Да! Давай разнесем к чертям телевизионную башню.

- Ты совсем срехнулась. Это же точка, связывающая все телевизоры в городе.

- Вот именно. Если ее не будет, не будет и телевизоров. Партия не сможет передавать свои сообщения. А «Lesmiserable» о нас узнают.

- Если мы раньше не умрем. А если нас раньше времени схватят? Или ничего не удастся?

- Ты сам хотел, чтобы я предложила тебе вариант. Это единственное, чем мы сможем привлечь внимание «Lesmiserable».

- И нанести удар по партии. Им потребуется не один день, чтобы восстановить башню.

- Именно.

- Но мы станем врагами№1.

- Не для наших будущих друзей. Мы станем для них своими. Они сами на нас выйдут. И мы поможем им.

- На словах все это звучит хорошо. Но что, если у нас это не получится. У меня дома нет взрывчатки.

- И у меня нет.

- Значит, надо придумать что-нибудь другое.

- Есть идеи?

- Я опустошен.

- А ведь был хороший план. Не факт, что после чего-то другого они обратят на нас внимание.

- Обратят. Я думаю, на любых, кто совершает поступки против Партии, они обратят внимание.

- Но к тебе еще не пришли.

- И Партия не пришла.

- Даже не верится. Все это время ты свободно излагал свои мысли, когда многие другие, и я в том числе, боялись подумать о том, о чем ты написал.

- Я не считаю себя героем. Ты права, в моих записях одни лишь слова злости. Ничего дельного.

Она встала, убрала посуду. Я услышал, как на свободу вырвался столб воды. Она решила отвлечься. Помыть посуду.

Я смотрю на нее и думаю: что же ей причинила Партия. За что она так с ней.

Я сам не люблю Партию, но не настолько.