Морошка

Колька, крепкий, белобрысый парень семнадцати лет бежал от станции к дому. Бежал, задыхаясь, придерживая лямки неудобного "сидора". На родной улице прибавил ещё из последних уже сил.

Возле калитки стояла мать, разговаривала с соседкой.

- Ой, гляди – твой летит! – кивнула соседка пальцем.

- Батюшки, - приложила мать руки к лицу. – Вася! – она побежала в дом. – Николаша приехал!

Возле калитки Колька остановился. Согнулся, упёршись в колени – отдувался. Из дома шумно выскочили родители.

- Чёрт рогатый! Что ж без телеграммы? – крикнул от порога отец.

- Лично явился, - ответил Колька, радостно улыбаясь и все ещё тяжело дыша.

Отец с матерью переглянулись, боясь спрашивать о главном.

- А… - решился отец.

- Поступил! – не дал договорить ему Колька и кинулся к ним объятия.

***

Колька допивал молоко. Мать сидела напротив, глядела на него, не отрываясь.

- Николаш, летом-то приедешь? – мать спросила будто невзначай, а у самой всё оборвалось.

Колька оторвался от кружки, крякнул.

- Не, мать, - вытер молочные «усы». – В стройотряд поедем.

- В Сибирь? – отец огорчения размусоливать не стал. И матери не дал, нахмурив на неё кустистые брови.

- Ага. В Хакасию.

- Добро.

***

Отец готовился к утренней рыбалке, Колька вроде как помогал.

- Э, руки из… Дай сюда! – сказал отец, отнимая у Кольки катушку с леской, пустившую "бороду".

Колька теперь не знал куда деть опустевшие руки.

- Бать, я это… не смогу на рыбалку. Уезжаю с утра, - буркнул он в сторону, отводя виноватые глаза.

- Как так не сможешь? Куда собрался? – спросил отец, продолжая ковыряться в снастях.

- Я это… Женюсь… - пробормотал Колька.

Отец затих, переваривая услышанное.

- Чего?

- Мы заявление подали.

- Это чего, на этой, что ли… как её?

- На Ларисе, да.

- От не было печали! Мать! Сын-то наш женится! – загромыхал с хрипом отец за спину. - Хорошо хоть сказал, - повернулся к сыну.

Выбежала на крик мать.

- Чего шумишь?

- Женится вот, Николаша твой! – бахнул отец новостью.

У матери подкосились ноги, она осела на крыльцо, руками схватившись за перила.

***

- А чего один? – спросил отец, покуривая папиросу.

Колька присел на лавочку рядом. Низкое солнце пригревало незаметно, с северной робостью. С залива тянуло морскими запахами. Пробасил баркасный гудок, разбавил полуденные негромкие звуки. Посёлок дышал мерно, повинуясь негласному расписанию.

- Да… - Колька махнул рукой. – Не, ну, правда, бать. Мальцам на море-то лучше. Ну, на тёплом.

- На море, конечно, лучше. Тем паче, на тёплом, - кивнул отец. – Только мать твоя внуков два раза всего и видала.

- Да привезу я их, привезу! – воскликнул Колька. Нервно встал с лавочки и подошёл к забору, отвернувшись от дома и от отца.

Отец с размаху кинул окурок, поднялся и ушёл в избу.

Колька повернулся. На пороге беззвучно стояла мать. Она молчала, обхватив себя руками. Скользила неясным взглядом по горизонту.

***

Сентябрь перевалил только через середину, но здесь, вблизи полярного круга, осень уже стыла первым предзимьем. В колеях стояла прозрачная вода, в небе заострились журавлиные клинья, а в лесу по утрам свистели снегири.

Колька стоял с чемоданом перед кривенькой калиткой, не решаясь войти. Скрипнув дверью, вышел из дома отец.

- Угу, - вместо приветствия сказал он, хмуро воззрившись на сына. – Насовсем, али как?

- Насовсем.

С заднего двора вышла мать с тазом каких-то клубней. Увидав сына, ахнула и, выронив таз, кинулась к нему.

***

Лодка плавно резала тугую волну. Полосами отползал утренний туман, с берегов тянуло хвоей и грибами. Николай сидел на моторе рулевым, сын и отец сидели посредине.

- Тише давай. Передавится ягода-то, - сказал отец, придерживая туеса с морошкой.

- Куда тише-то? - проворчал Николай, но обороты сбавил.

Десятилетний Егор ёрзал на, на банке[1], поглядывая то на деда, то на отца.

- А я домой не поеду, - выдавил он, наконец, сложные слова.

- Чего ты? – Николай не расслышал за шумом мотора.

- С вами останусь! В деревне! – выкрикнул Егор, вжимая побелевшие пальцы в лавку.

Николай от неожиданности поддал газу. Лодка дёрнулась, качнула бортом.

- Едрёныть! – вырвалось у деда, рука его дрогнула и морошка жёлтой россыпью хлынула на дно лодки из опрокинутых туесов.

Втроём они уткнулись глазами в ягодное богатство под ногами. Морошка полыхала, подсвечивая их лица.