В общем, все было хорошо, даже слишком. Глава 116 из романа "Одинокая звезда"
— Все, мамочка, ты насладилась — теперь она моя! — заявил Дима после обеда и так посмотрел на Маринку, что у той загорелись уши. Он утащил ее к себе в комнату и сразу принялся целовать. Маринка испуганно показала на дверь, но он только махнул рукой:
— Мои родители культурные люди. Они никогда не заходят ко мне без стука. Тем более, когда я с девушкой.
Эти слова заставили больно сжаться сердце Маринки. Значит, ее далеко не первую он целует на этом диване. Неужели и другим он так же признавался в любви, как и ей? И любил ли он тех девушек? И почему разлюбил? И не ждет ли и ее, Маринку, их участь?
Она отодвинулась от него и села, поправив юбочку.
— Ты не хочешь больше целоваться? Обиделась? — встревожился он. — Но за что? Что с тобой?
— Нет, ничего. Поиграй мне на гитаре. Ты обещал спеть новые песни, что написал на мои стихи.
Он спел. Песни были чудесные, и пел он их так проникновенно, что у Маринки потеплело на душе. В конце концов, что ей за дело до его прошлого? Значит, она лучше тех девушек, раз он теперь с ней.
Но ведь она не лучше всех в мире. Есть и получше ее. Что, если он встретит такую? Нет, не надо об этом думать.
Потом они играли на компьютере. Потом он напечатал ей два десятка самых лучших ее стихов. Потом посмотрели по видику два фильма про любовь. Там были такие... таки-ие сцены! Довольно откровенные. Маринка не знала куда деваться. А Дима — ничего. Сидел и целовал ее потихоньку в шейку.
Потом они снова целовались. За окном быстро темнело. Когда стало совсем темно, Маринка засобиралась домой. Его родители ласково попрощались с ней и пригласили приходить почаще. Ничего особенного в ее поведении они не видели, ничего предосудительного. Как будто она не сидела три часа взаперти с их сыном. И их совсем не интересовало, чем они там занимались. Да хоть всем! О, если б это был Маринкин отец, он бы им такое устроил! Такой трам-тарарам!
Дима проводил Маринку домой, но теперь они предусмотрительно поцеловались за воротами. И недолго, ведь у него дома они нацеловались досыта. Даже уже и не очень хотелось. Тем более, что назавтра была назначена новая встреча. А впереди их ожидали целых семь дней осенних каникул — столько счастья!
Известно давно: все плохое тянется нестерпимо долго, зато все хорошее пролетает, как один миг. Коротким ярким праздником пролетели осенние каникулы. Маринка целые дни проводила у Димы. Его родители, когда бывали дома, встречали ее низменно приветливо, угощали, расспрашивали, как дела. Потом он утягивал ее в свою комнату, где им уже никто не мешал наслаждаться обществом друг друга. Они пересмотрели по нескольку раз всю его фильмотеку, после чего Наталья Николаевна купила с десяток новых фильмов. Фильмы были замечательные — фантастика и путешествия. Именно те, что нравились Маринке.
Дима ежедневно учил ее работать на компьютере, в который Маринка просто влюбилась. Он познакомил ее с Интернетом, после чего компьютер стал заветной Маринкиной мечтой. Дома она так достала своим нытьем мать, что та, не выдержав, однажды предложила отцу:
— Может, продадим дачу, да купим ей этот проклятый компьютер? Сил уже нет ее слушать! Она же на этот факультет собирается, а там, говорят, без него нельзя.
— А жрать что будем? — вскипел отец. — Зимой один соленый огурец знаешь, сколько стоит? А картошка? Никаких денег не хватит! Перебьется!
Пару раз Дима приходил к ней домой — и все обошлось благополучно. Пока Маринка с матерью возились на кухне, Дима с отцом вели обстоятельные беседы в гостиной. Диминому отцу довелось служить и на Дальнем Востоке, и в Средней Азии − и всюду с ним были жена и сын. Маринкин отец остался доволен Димиными рассуждениями о смысле жизни и планах на будущее. Он перестал ворчать на дочь, когда та задерживалась допоздна, и больше не задавал ехидных вопросов.
Маринка почти привыкла к Диминым объятиям и поцелуям. Правда, внутри у нее каждый раз при этом что-то сжималось и дрожало, но она старалась не обращать внимания на такие мелочи.
В общем, все было хорошо, даже слишком. Только в последний день каникул одно тягостное происшествие едва не испортило их отношения.
А дело было так. После традиционного кофе Дима, как всегда, увел ее к себе. И повернул колесико замка, чего раньше никогда не делал. У Маринки затряслись поджилки, но она сделала вид, что не заметила его манипуляцию с замком. Понадеялась, что обойдется.
Но не обошлось. После долгого и жаркого поцелуя она вдруг оказалась в горизонтальном положении. Маринка умоляюще посмотрела Диме в глаза и поразилась их выражению. В них не было прежнего тепла и заботы о ней — в них не было ни любви, ни даже простого участия. Его взгляд был холоден и, как ей показалось, даже жесток.
Маринка испугалась. Она не приготовилась к тому, что должно было произойти. Она так прониклась доверием к Диме, что совсем забыла об этом. То есть, она, конечно, знала, что близость неизбежна, но ей казалось, что до этого еще далеко-далеко. И потом — разве не требуется и ее согласие? Наверно, он должен был сначала его получить? Хотя бы простой кивок или короткое «да». А не так, как сейчас — сразу раз! — и в дамки.
Но надо же было как-то выбираться из создавшегося положения. И с наименьшими потерями. Маринка попыталась упереться ему в грудь и выкрутиться из-под его тела. Но с таким же успехом она могла бы выкрутиться из-под бетонной плиты. Тогда она решила схитрить.
— Я хочу чихнуть, — жалобно сказала она, стараясь не глядеть ему в глаза, гипнотизировавшие ее, как удав кролика.
— Чихай! — милостиво разрешил он.
— Но я на тебя чихну! У меня нос течет. Пусти, я возьму носовой платок... в пальто.
Он немного помедлил, потом отпустил ее и сел. Она повернула замок и пулей вылетела в коридор. Из кухни доносились голоса его родителей. Он вышел следом, и прислонившись к стене, молча стал наблюдать, как она лихорадочно натягивает пальто.
— Я утюг забыла выключить, — пряча глаза, пробормотала Маринка и тут же вспомнила, что этой брехне он научил ее сам.
— Тебя проводить? — только и спросил он.
— Не надо, я побегу. Ты за мной не угонишься. Пока! — И она понеслась вниз, как угорелая, хотя за ней никто не гнался.
