Кто умрет сегодня

Когда он собирался уходить из больницы, стояла глубокая, гулкая ночь. В том, чтобы задерживаться на сменах, не было ничего необычного — в его случае «работа» значило «жизнь», за ее пределами мало что имело значение. Его это устраивало.

— Хорошо отдохнуть, Ноа, — улыбнулся охранник за стойкой.

Ноа любили в больнице. Пациенты часто, расчувствовавшись, говорили, что у него добрые глаза.

Он приветливо кивнул в ответ.

На самом деле Ноа не считал себя добрым. Люди живут и умирают, таков порядок. Он заботился и о тех, и о других, просто потому что выбрал этот путь однажды. Тебе нужно делать все, что в твоих силах, пока можешь. Вот и все.

На улице зеленоватый свет фонарей расплывался в зябких сумерках. Если бы Ноа был чуть менее усталым, он бы почувствовал — что-то сегодня не совсем так, как обычно. Заметил тени на краю зрения. Но он просто брел привычным маршрутом — жил он неподалеку от клиники, чуть больше получаса пешком. Это менее накладно, чем содержать машину.

Он шел по узкой улице неподалеку от набережной, тут даже был слышен отдаленный рокот волн. Наверное поэтому он не сразу услышал глухой рык. Крупный пес, топорща загривок, вышел навстречу Ноа. Нет, сразу три пса. Мужчина беспокойно огляделся в поисках предполагаемого хозяина. Стая бродячих собак в их маленьком городке? Едва ли они могли просто появиться тут за одну ночь. Пришли с окраин?

Ноа медленно выдохнул, стараясь унять панику, и начал плавно отступать от собак. Они просто защищают территорию, которую считают своей, вот и все. Если он не будет их провоцировать, то спокойно доберется до дома другой дорогой, а там позвонит в службу контроля диких животных, или как она называется?

Но когда сзади раздался пронзительный вой, Ноа потерял остатки самообладания. Он метнулся к стене, прижавшись к ней спиной, и постарался быстро оценить ситуацию. Обратный путь ему перекрывал черный лохматый дьявол: в холке он доходил Ноа, должно быть, до пояса. Рядом с псом стоял человек, вроде обычный молодой парень в дутой синей куртке. Хозяин. Ну конечно. Просто какой-то юнец, спустивший с поводка в ночи четверых огромных агрессивных псов… Ничего особенного.

— Не могли бы… отозвать своих собак?

И все-таки Ноа почувствовал в незнакомце что-то неправильное. Ощущение было настолько же явственным, насколько неуловимым. Парень улыбнулся — криво, неприятно. Даже в сумраке Ноа заметил, что во рту у того блеснули треугольные неестественно-белые клыки.

— Прости, папаша, но нет.

Незнакомец поднял руку, и псы напружинили лапы, их рык стал более глубоким и угрожающим. Звук, казалось, пробирал Ноа до костей.

— Ты поблагодаришь меня позже, — добавил парень, резко опуская руку.

Ноа не стал дожидаться того, что случится позже. Он кинулся бежать, ударил одного из стоящих на пути псов по морде своим портфелем, другого как следует пнул по ребрам. Зубы третьего щелкнули в опасной близости от его брюк, но путь пока был свободен, и Ноа понесся вперед на бешеной скорости. Он сам не знал, что способен на такую.

Пока дыхания хватало, он крикнул:

— На помощь! Звоните в полицию!

Ни одного окна не горело.

Ноа знал, что нельзя бежать от собак, но знал и то, что не сумел бы защититься. В голове его, почти пустой от ощущения смертельной опасности, билась мысль: «почему я? за что?».

Псы неслись следом угрожающе тихо, он не решался обернуться, но чувствовал, что они близко. Ноа не сдался только потому что знал, куда бежит. Чуть не упав, он резко свернул на соседнюю улицу. Собаки куда быстрее людей, его вот-вот догонят. Он снова услышал их рык. На ходу Ноа скинул пальто и швырнул его за спину, надеясь немного их задержать. Легкие уже горели от студеного воздуха, а икры немели. Но впереди между домами маячил просвет, мужчина стрелой вылетел на набережную и, не замедлившись ни на секунду, бросился в темную воду.

Та сомкнулась у него над головой.

Сюда псы за ним вряд ли последуют, а даже если решатся — не смогут разорвать его в лоскуты.

Темнота обступила со всех сторон и Ноа моментально забыл, где должны быть верх и низ. В ушах стучал колоколом его собственный пульс. Как врач, он знал, что в ледяном ноябрьском море конечности вот-вот начнут коченеть, но, если не паниковать, до смертельного исхода остается около часа. Если выплыть, не наглотаться воды, если контролировать дыхание…

Но Ноа не чувствовал холода и не чувствовал страха. Он вдруг понял, что не умрет сегодня. Он ведь на самом деле всегда видел их — тех, чей срок уже подошел к концу. Он всегда знал, кто не вернется живым с операционного стола. Кто из тех, кого нет причин не выписывать сегодня, вскоре умрет за стенами больницы. Звук рвущейся нити, высыпающегося сквозь пальцы песка. Ноа считал это обычной врачебной интуицией. Но теперь он просто знал, что сегодня не тот день, когда он сам умрет… Кажется, у него весьма особые отношения со смертью.

В темноте и невесомости он чувствовал, как в груди распускается огненный цветок, и жидкое золото бежит по венам.

***

Йохан сидел и курил на влажных ступеньках набережной, поигрывая отточенным складным ножом. Оружие имело идеальный баланс и с смертоносной легкостью скользило в пальцах. Его псы сновали туда-сюда по берегу, высматривая, где выплывет добыча.

— Ну давай же, папаша, — теряя самообладание, прошипел он сквозь зубы и нервно потушил недокуренную сигарету.

Выследить это ископаемое было нелегко, такие тщательно обустраивают себе места для сна про «обычную человеческую жизнь». Идею лезть к одному из них едва ли можно было назвать безопасной, удачной или здравой. И дело даже не в том, что для пробуждения надо было поставить фальшивое человеческое сознание на грань между жизнью и смертью, просто… Всем иногда хочется откосить от работы — особенно если работа занимает вечность. И никому на самом деле не нравится быть обреченным на свою судьбу.

Тут псы заскулили и слегка попятились от берега.

Тот, кто был Ноа — думал, что был Ноа — вышел из моря. Вода лилась с него ручьями, мокрые волосы облепили бледное, будто мраморное лицо. Йохан вскочил и замер, не зная, что ему делать дальше. Он мысленно велел псам прекратить хныкать и через силу выдавил из себя хриплый смешок:

— Доброе утречко. Как говорится, проснись и пой.

Тут парень сообразил, что по-прежнему держит в руке нож, крутанул и сложил его, подчеркивая, что больше не представляет угрозы.

Присутствие жнеца норовило парализовать даже такого наглухо отбитого типа, как Йохан. Он сделал осторожный шаг вперед, рассматривая золотые линии, которые текли по шее и лицу пробужденного, образуя маску ангела смерти. Человеческая личина сходила с него постепенно. В воздухе ощущался кисло-сладкий аромат прелых листьев, гари и железа. Из-под светлой челки, потемневшей от воды, на Йохана взглянули абсолютно черные глаза. В то же время, в их глубине мерещилось пламя.

Сам не понимая, что он делает и почему, Йохан медленно поднял руку и протянул ее к жнецу, будто желая коснуться его, но не решаясь.

— Ты… просто нечто, — тихо произнес парень.

Ледяные пальцы крепко схватили его за запястье, заставив замереть на месте. Краем сознания Йохану удалось осознать, что его псы снова скулят. Он постарался стряхнуть с себя морок и заговорил едва ли не скороговоркой:

— Тут такое дело, папаша. Кто-то начал расшатывать лодку: они убивают тех, чей срок еще не настал, и так… типа, кормятся. Понимаешь? Думаю, тебе это не понравится.

Жнец молчал, но глаза его опасно сузились. Йохан не знал, считать это хорошим знаком, или плохим.

— Баланс, короче, летит в тартарары. Мы с приятелями собирались разобраться с этим, но поняли, что тут нужен кто-то помощнее. Кто-то вроде… тебя.

В голос парня снова закралось непрошенное благоговение, но помешать этому было трудно — пробужденное им существо было самым прекрасным, что Йохан видел в своей жизни.

И тут псы за его спиной разразились лаем.

***

Он не знает, как его зовут, еще не вспомнил. Возможно, никак. Реальность вокруг него гулкая и далекая, как будто он на самом деле продолжает находиться под водой. Только под пальцами у него ощутимо бьется чужая жизнь — не такая мимолетная, как человеческая, но по-прежнему хрупкая.

Он не вслушивается в слова, но улавливает смысл. И злится.

Голос этого мальчика и лай собак стараются пробиться к нему:

— Бл*ть, они нас выследили.

Звук утекающего песка.

Маленький охотник пытается вырваться.

— Пусти, я сейчас разберусь…

Действительно. Есть, за что поблагодарить. Мальчик сделал все, что было в его силах.

— Спасибо, — говорит он, и прозвучавший голос не имеет никакого отношения к смертному миру. — Но твое время пришло.

Звук выстрела. Серебряная пуля врезается в плоть на огромной скорости, и взгляд мальчишки делается удивленным.

Он разжимает пальцы, и тело оседает на мокрые камни. Он наклоняется, глядя, как жизнь покидает маленького охотника. Берет у того из руки нож и срезает прядь волос. Мальчик снова тянется к нему с каким-то отчаянным доверием, но глаза уже стекленеют. Псы воют и расходятся дымом.

Выстрелы продолжают звучать, но это уже неважно. Смерть — это его стихия, его работа. И работы предстоит много.