Чьими чаяниями?

- Внимание всем! - вещал из радио слегка заглушаемый помехами голос диктора, - тайное собрание заговорщиков обсудило новый изощрённый план становления Золотого Миллиарда. Готовьтесь, граждане, к ухищрённым бедствиям, затеянным нашим конспирологическим руководством.

Дальше шло перечисление членов тайного правительства.

- Достали! - взвыл Степанович. Он ещё от прошлых "ухищрений" не отошёл.

Громкоговорители, подхватив слова диктора из радио, эхом несли его голос по улицам города.

Йейтс, Фореллер, Хавьер... эти фамилии каждый знал назубок. И - Степанович был в том уверен - это знание вызывало отменную мигрень (и зубную боль).

Степанович подпоясал галстуком брюки, надел на ноги лакированные перчатки, нацепил наручный башмак и отправился на трамвайную остановку. Перчатки сползали, путались, натирали мозоли, но ничего с этим было сделать нельзя - снять их или сменить на удобоваримую обувь не позволял закон. А зачем он, такой закон, никто ответить не мог. Положено. Конфиденциальным сообществом принято. А там не дураки сидят!

И так во всём, особенно в мелочах. Вот решили, что трамвай по рельсам ходить не должен, выкопали для него специализированные рвы, так он теперь и гремит по ним по всему городу, лязгая на ухабах с черепашьей скоростью. Иной раз казалось, что пешком быстрей. Только пешком далеко не уйдёшь. В перчатках-то!

Наручные башмаки показывали без двадцати восемь. Ну как показывали... Время постоянно приходилось сверять с городскими часовнями и править вручную мелками. А в трясущемся трамвае это было делать ой как непросто. Напортачишь, и уже сложно прикинуть, насколько сильно опаздываешь или сбился ли с расписания трамвай. Вот пассажиры и переспрашивали друг друга, который час, тем самым скрашивая время поездки (ну, ещё немного и погоду можно было обсудить). И никаких тебе ненужных мыслей или (не дай бог!) обсуждений про дурацкие законы и тайных заговорщиках. Всё о насущном.

Комитет по перевёрнутым отношениям, где трудился Степанович, располагался в старом муниципальном здании с обшарпанными коридорами, железными половицами (нужно же было куда-то все трамвайные рельсы приспособить! зато не скрипят) и зарешечёнными окнами. У каждого кабинета стоял высохший фикус.

- Доброе утро! - поприветствовала Леночка, младший лаборант отдела нефизики, где Степанович занимал почти солидную должность. В руках она перебирала спицы - вышивала крестиком шерстяные перчатки.

Степанович буркнул что-то нечленораздельное и спрятался в свой угол, огороженный хлипкой фанерой.

Стопка отчётов о нефизических изысканиях ждала его с позапрошлой пятницы. Каждую проштамповать, прошить, сдать в архив, где её благополучно потеряют... Степанович отчего-то чувствовал, что занимается в жизни чем-то не тем.

- Слышала, говорят, Витька на башмаках нажился. Сам делает и подпольно продаёт, - шепталась Галя, штатный делопроизводитель, с Ксюшей, штатной корреспонденткой.

- Ерунда какая-то! Кто ж башмаки на ногах-то носит! - возмущалась Ксюша.

- А вот носят! Ночью, пока никто не видит. Днём в перчатки стельки от ношенных ботинок вставляют. Говорят, удобно.

- А мне кажется, ерунда это всё. Не зря ж правительство новые законы придумывает. Потом, пошёл бы он к нам в курьеры, если бы и вправду зарабатывал.

- Так его ведь к нам определили сразу как обувной завод закрыли. У него выбора не было.

- Вот прям и не было. Будто наше тайное руководство прям за каждым следит.

На минутку замолчали, прислушиваясь.

- По радио сегодня обмолвились, что наш закулисный Орден вот-вот опять какую-нибудь ерунду введёт. Как думаешь, что это будет?

Степанович откашлялся. Громко так, отчётливо, словно напоминал о своём присутствии.

Ксюша шикнула и замолчала. Галя что-то ещё нашёптывала, но потом поуспокоилась.

- Евгений Герасимович! - вдруг звонко воскликнула Галя, словно выросшая из-за фанеры, - а что вы один-то сидите? Не хотите чаю?

- Нет, спасибо, - тихо ответил Степанович, - работать надо.

- С козинаками, - подмигнула Галя. И Степанович сдался.

***

За чаем Галя трещала без умолку: про подруг и сестёр, про статного Витьку-курьера, взгрустнула из-за запрета на маникюрные процедуры, пожаловалась на огрубевшую кожу, и так далее. Степанович уже слышал эти истории не по одному разу, но внимание Гали отчего-то ему льстило.

- А вы, Евгений Герасимович, расскажите что-нибудь о себе. Вы женаты?

От этого вопроса Степанович просто-таки обомлел.

- Нет, - сконфужено ответил он, пряча онемевшее лицо за чашкой чая.

Он с трудом мог себе признаться, что завёл бы отношения с Леночкой, младшим лаборантом - уж больно соблазнительно выглядели её рукотворные шерстяные перчатки. Но вот так вот в лоб...

- Вот и я не замужем, - вздохнула Галя и уставилась на зарешечённое окно, где по небу летел клин перелётных птиц.

- Знаете, я вот даже уже не хочу замуж с такими-то жизненными переменами. Никогда не знаешь, что завтра учудят. Вон землю плоской объявили. А плоская ли она на самом деле? Вот вы, Евгений Герасимович, что об этом думаете?

- Что глупость несусветная! Как придумают что-нибудь своим закрытым клубом, хоть вешайся! Была моя воля, лица за всё, что они понапридумывали, знатно бы почистил.

- Ой, а время обеда, - вдруг заговорила Ксюша, - а у нас чай закончился.

- Не беспокойтесь, дамы, - выпятил грудь Степанович, - я схожу в продуктовый. И чаем, и чем-нибудь к чаю вас обеспечу.

Степанович напялил перчатки, подтянул галстук на поясе и выбежал на улицу.

***

Городские часовни отбили тринадцать раз. По перекопанным в пользу трамваям улицам потянулись одинокие прохожие. Вдали из заводских труб поднимался серый дым, заполонивший небо. Гаркало вороньё, кружившееся над обломками очередного обвалившегося дома; другие, скособоченные и подпёртые брёвнами, располагались как попало.

Бездомный в обносках, но и в с виду крепких чёрных туфлях - на ногах! - смерил Степановича высокомерным взглядом.

Загудели громкоговорители, и прохожие поспешили по домам прильнуть к радио. Вот-вот дадут новое объявление.

В продуктовом тоже было радио. Тучная продавщица даже не обернулась на звон колокольчика, приколоченного на входной двери.

- Внимание всем! Тайный заговорщицкий Орден постановил: ограничить в употреблении любые горячительный напитки (диктор на мгновение запнулся, неуверенный в слове "горячительные") - запретить! Включая: чай, кофий, кисель, морс и прочее. Пояснительная. Ввиду высокого содержания хлорида винегрида частое употребление признано опасным для жизни. С сегодняшнего дня ограничение вступает в силу.

Степанович схватился за голову: как же не вовремя! У него, может, семейная жизнь наклёвывается, и тут - такое!

Степанович поторопился перешерстить полки. Чая было немного, и на каждой упаковке значился символ тайного Ордена. А на обороте - номер постановления, его авторы и где, собственно, это постановление было принято: площадь Конституции, 35.

Вернулся Степанович в офис понурым.

- Слышали уже наверняка.

- Слышали, - ехидно ответила Ксюша, - и правильно, нечего на работе пустым чаепитием заниматься. А работать кто будет?

Галя молча смотрела сквозь зарешечённое окно. Лена вязала шерстяные перчатки. Тускло горели лампы. На улице дребезжал проржавевший трамвай.

От этого Степановичу стало невыносимо.

- Галя, - заговорил он, немного повысив голос, - помнишь, что я тебе обещал, если эти их глупые законы меня вконец доконают?

- Помню, - тихо ответила Галя.

Молча развернувшись, Степанович удалился.

***

Площадь Конституции находилась всего в паре кварталов, но нужно было понимать, что это были за кварталы. Изрытые, заваленные мусором, путанные. Зато в мусоре он отыскал целые башмаки, оказавшиеся ему в пору.

Когда Степанович добрался до длинного здания из серого кирпича, смеркалось.

Охрана у главного входа играла в карты вырезками из газет.

- Запрет на обувь крою ограничением по потреблению.

- Ах ты ж падла!

Степанович прошёл мимо охраны незамеченным, поднялся на седьмой и пнул усохший фикус у входа на этаж. У гостевой стойки сидела сухонькая барышня и вязала меховые перчатки.

- Где тут совещательная комната тайного Ордена? - строго спросил он.

- Вам назначено? - спросила барышня.

- Да, - замялся Степанович.

- Вдоль коридора, пятая дверь налево.

Заговорщицкое ложе располагалось за шпонированной дверь, на которой был криво нарисован треугольник с глазом. За ним скучал и сам Орден.

Йейтс, Фореллер, Хавьер - собственной персоной. Упитанные, лощёные.

- Вы совсем обалдели? - взревел Степанович, - с вашими законами с ума сойти! Камни вместо конфет, башмаки вместо часов, теперь и это...

- Вам что-то не нравится, уважаемый? - спросил один из них.

- Ещё бы!

- Что конкретно, вы можете пояснить? - поинтересовался другой.

- Конечно, - ухмыльнулся Степанович и заорал, - ХВАТИТ СОЧИНЯТЬ ДУРАЦКИЕ ЗАКОНЫ.

- А что нам ещё делать?

- Ну вы у меня...

И Степанович пошёл бить тайному Ордену морды.