Здравствуй, Лёха

Здравствуй, Лёха. Ты, наверное, не прочтешь это письмо, как и прошлое, но знаешь, что самое обидное? Это то, что ты никогда не увидишь Таймыр.

А так жаль. Так хочется, Лёха, чтобы ты знал, что здесь очень красиво и светло, особенно зимой. Зима у нас на Таймыре невероятно яркая, такая, что я здесь хожу в солнечных очках, но это только с середины января, когда заканчивается полярная ночь. Я живу один на метеостанции, что на пару десятков километров севернее поселка Хатанга. И знаешь, ничуть не огорчён своим одиночеством. Наоборот, даже рад.

Хотя, я не всегда один. Когда с напарником, а когда люди разные ко мне приезжают: путешественники, охотники, ученые бывает останавливаются у на пару дней.

Эх, Леха, а какая тут красота вокруг! Иногда я верхом на водном квадроцикле гоняю по реке в поисках плавника. Здесь тундра холмистая и каменистая, незащищенная от ветров и дождей, и полное отсутствие дров. Но приливами и весенними водами наносит много плавника, вот я его и собираю для костра. Просторы у нас просто фантастические – сердце поет. А вокруг виды туманные, дали необозримые, ветер свободно гуляет, а под землей вечная мерзлота.

Заберусь я на один из бугров, погляжу вдаль, и находит на меня то веселая удаль, то спокойствие и умиротворение. Вот посмотрел бы ты, Леха, вокруг и сказал бы, что здесь особая суровая красота. А потом бы ты стоял, обдуваемый ветрами и улыбался, как дурак, который неизвестно чему радуется.

Погода у нас конечно непостоянная. Я как-то пошел на озеро ловить хариусов, и довольно теплый по нашим меркам день в момент сменился сначала холодным дождем, а потом снегом. Но я помню, как ты учил нас не бояться погоды. Я теперь точно знаю, что если погода испортилась, то это не значит, что кончилось лето. Это значит, что скоро выйдет солнце и станет светло.

А тундра у нас, Леха, холодная, чавкающая под ногами, взрытая буграми. Я, когда хожу датчики проверять, то путь свой по травянистым буграм замечаю. Эти бугры песцы сделали, а для меня они стали вехами пути. Бугры окружены дикими злаками и осокой, и там часто сидят полярные совы, или устраивают лежку полярные волки. Тундра, Леха, это как записная книжка или как лист посещений – сразу понятно, кто и когда тут прошел.

Ты, друг, обязательно приезжай ко мне хоть летом, хоть зимой, но, конечно, лучше летом. Летом у нас, несмотря на то, что по берегам рек никогда не тают снежники, все же всегда бывает настоящее буйство цветов. Представляешь, даже одуванчики здесь растут! А еще есть необычный такой цветок, все забываю, как его зовут. Я даже специально записал себе в блокнот его название, чтобы потом тебе рассказать. Астрагал – вот его название. Очень красивый фиолетовый цветок и безумно хорошо пахнет.

Я как-то несколько смен отработал специально без выходных, чтобы потом на десять дней к горам Бырранги сходить. Я все думаю о том, что вдруг ты прочитаешь мое письмо и решишь приехать. Скажи ведь, Леха, какое у этих гор название звучное. Я, когда первый раз услышал это слово, прямо трепет и восторг почувствовал от раскатистого «р». Сразу же тогда решил, что обязательно там побываю. И вот пришел июнь. Я специально это время выбрал, когда можно идти за полуночным солнцем.

Иду, а ноги пружинят в мягком ковре растительности, полярные желтые маки цветут. Полпервого ночи можно идти, и будет светло, как днем. Солнце стоит высоко, гуси дикие огромными стаями по реке плавают. Кулик – песочник бегает и кричит: «ти- ри - ли». А мне слышится: «Не горюй!». А чего мне горевать-то? Если погода хорошая, свежий ветер в лицо и солнце – это уже счастье.

Реки здесь сильные. Весенними потоками из распадков на равнину выносит такие каменюги, что только удивляться можно силе воды. Река то течет в узком глубоком русле, то вдруг растекается косым перекатом, через который нет прохода.

Здесь лес по колено, Леха, ты только представь это! А как я реку Русскую миновал, так и открылись мне эти горы. Палаточку поставил. Колышки не втыкаются в грунт, потому я палатку камнями придавил. В горах тихо и спокойно. Горы здесь, конечно не такие, как те - не скалистые. Они покатые и поросшие травой, но тебе бы, друг, точно понравилось!

А утром я вышел из палатки, прямо напротив меня в тумане словно стог сена идет. Леха, я пригляделся и увидел овцебыков! Ох, они какие огромные, как ожившие мамонты. Я тогда много их шерсти набрал с травы, надо найти того, кто сможет носки связать, я бы тебе их передал.

Леха, ты не думай, я ни в чем не виню и никогда не винил тебя. Из нас всех ты самый бывалый. Был им и таким для меня остаешься. Ты нас учил всем тонкостям преодоления высоты и страха, снаряжение нам подбирал, маршрут выбирал. Ты научил меня цепляться за малейший выступ, чтобы подняться, чтобы выжить, радоваться ветру на вершине, и быть в тот момент самым счастливым человеком. Я помню тот черный день. Мне тоже снятся глаза Сереги, когда он понял... Тогда я видел в его глаза страх и, одновременно, прощение. Леха, заранее нельзя предугадать все. Нет на тебе никакой вины. В конце концов Диман, Ваня и я остались живы благодаря твоему решению обрезать веревку Сереги.

Я скоро собираюсь в отпуск и опять заеду к тебе в Андреевку. Леха, друг, я искренне надеюсь, что ты обрел покой и свет. Знаю, ты, наверное, не захочешь меня увидеть, но я передам свои письма твоему настоятелю или духовным братьям, вдруг ты все же прочитаешь их. Но знаешь, друг, как бы не было тебе сейчас светло, тебе всегда будет не хватать ветра.

Я так жалею, что ты никогда не увидишь тундру! Приезжай на Таймыр. Здесь только свет и ветер за плечами.