Покоритель чудовищ

Пламя свечей колыхнулось и растаяло. Смеющиеся оживлённые лица потонули во тьме, гости сели в круг, положив ладони на стол. Прелестный пальчик Фанни соприкасался с моим мизинцем. Я вдыхал аромат её духов — шипр, ладан, тубероза — и был положительно счастлив. Нежная ручка моей возлюбленной слегка дрожала, и эта дрожь, проходя сквозь меня как электрический ток, передавалась остальным участникам сеанса.

С другой стороны от Фанни сидел её супруг Василий Ксенофонтович, артиллерист в отставке и преподаватель Михайловской академии. Этот мужлан не стоил и волоса с её изящной головки. Как во мне кипела кровь! Как я мечтал вызвать его на дуэль, чтобы освободить любимую от оков тирании, но Фанни была против.

— Mon cher, Базиль — совершеннейший и безобиднейший дурачок! Он никак нам не помешает, — говорила она, когда долгими вечерами я сидел подле её ног. Граммофон надрывался, и прелюдия к четвёртому акту «Кармен» волновала моё сердце.

Да, я был ревнив, как Хозе, и не скрывал этого! Но ради Фанни стоило притвориться ягнёнком: подавать её мужу руку, обедать с ним за одним столом. Хозе обернулся Тартюфом, как ни противно было такое лицемерие.

В числе прочих на спиритическом сеансе присутствовал Константин Сергеевич Р-ский, самый известный медиум Петербурга. Поговаривали, он вёл переписку с Блаватской и был вхож к самому императору. Высокий, демонического вида, Константин Сергеевич покорил образованные круги, и каждый считал за честь принимать его в гостях.

Не прошло и получаса, как стол под нашими руками задрожал, стуком возвещая прибытие духа.

— Назови себя! — приказал Константин Сергеевич.

Софья Дмитриевна Г-ко, незамужняя некрасивая поэтесса, что сидела слева от меня, читала алфавит:

— А, бэ, вэ, гэ, дэ…

На букве «Д» стол стукнул дважды. Софья Дмитриевна вновь начала перечисление.

— О!

Стук повторился.

— Эн!

Дамы ахнули. Сам Дон Жуан почтил нас своим присутствием, суля разгадки тайн любви. Первой спрашивала Софья Дмитриевна:

— О дух, как скоро встречу я того, кто неземным светом озарит моё существование?

Тук, тук, тук, завертелся стол. Софья Дмитриевна едва успевала называть буквы.

— Тэ… ах!.. эр… и! Три! Г-о-д-а! Три года!

Она тихо простонала:

— Три года!

— Софья Дмитриевна, не отвлекайтесь, — сделал ей замечание медиум.

Последовали бесчисленные вопросы о конце света, о модных фасонах, о жизни и смерти известных персон. Дошла очередь и до меня:

— Дух, станет ли моей та, которую люблю?

— А, бэ, вэ, гэ, дэ…

Тук!

— А…

Тук! Тук!

— Да! — не помня себя от счастья, слишком громко воскликнул я.

Фанни заёрзала на стуле, шелест её юбки донёсся до моего слуха предупредительным набатом. Тут же я прикусил язык, но внутренне ликовал, счастье захлёстывало меня, как вино — чашу, наполненную чересчур щедрой рукой. За стуком сердца не было слышно более ни вопросов, ни ответов, пока переливчатый голосок Фанни не вознёсся над столом:

— Дух, назови мою судьбу!

Снова Софья Дмитриевна забубнила алфавит. Я вслушивался напряжённо, ожидая, что дух Дона Жуана продиктует моё имя, но он провозгласил нечто удивительное:

— По-ко-ри-тель чу-до-вищ!

Судорога пробежала по моему телу.

— Ах! — вскрикнула Софья Дмитриевна, отнимая руку, разрывая круг.

Стол стукнул в последний раз и замер. Сеанс был окончен, в столовой зажгли свет. Гости стали расходиться. Отправился к себе и я, прежде условившись с Фанни о новом свидании. Душа пела, и ноги сами несли меня по проспекту, который казался дорогой в рай. Ни туман, ни пронизывающий ветер с залива не могли охладить мой пыл в тот вечер.

***

Мы встретились в парке в субботу. Фанни была в отделанном мехом пальто и шляпке с вуалью, что так ей шла. Я предложил ей руку, и мы пошли по присыпанной песком дорожке, вслушиваясь в шелест опадающих листьев.

— Фанни, что вы думаете о том, что поведал нам дух на спиритическом сеансе?

Она весело встряхнула головой:

— Думаю, этому не следует придавать слишком большого значения!

— Но как же, Фанни! — воскликнул я. — Дух сказал, что вы будете моей!

— Не раньше, чем вам покорятся все чудовища мира, mon cher! — покачала головой она, улыбаясь под вуалью. — Я не могу принадлежать тому, кто не сведущ в тайнах Вселенной. Моя душа жаждет родства более высокого порядка, чем низменная страсть!

— Фанни, моя драгоценная, ваше слово для меня — закон!

Я рухнул на колени, не заботясь о чистоте брюк.

— Mon cher, не ломайте комедию, поднимитесь же! — укоризненно проговорила она. — Мне пора, Базиль ждёт.

Я встал, смущаясь и робея под её огненным взором. Она на мгновение прижала мою ладонь к губам и поспешила прочь. Изящная фигура растворилась в полумраке аллеи. Я проводил её взглядом, и след от поцелуя горел на моей руке невидимым ожогом.

***

С того дня моя жизнь изменилась. Вместо лекций я стал посещать все спиритические кружки, что собирались в столице. Я познакомился с каждым медиумом и каждой гадалкой, постиг законы астрологии, погрузился в восточные духовные учения. Выписал по почте полторы дюжины трактатов, написанных пионерами теософии, и внимательно проштудировал их все. Наконец, спустя четыре долгих месяца, всё было готово.

Я плотно задёрнул шторы — так, чтобы ни один луч солнца не проник в комнату. Зажёг длинную церковную свечу, начертил на полу магический круг, расположив оккультные символы по сторонам света. Голос мой не дрожал во время чтения заклинания.

Едва лишь было произнесено последнее слово, как тени сгустились. В круг впорхнула птичья фигура, запевшая дроздом.

— Великий губернатор, исполни моё желание! — взмолился я.

Вспышка света разорвала мрак. Часы на стене гулко пробили полночь, свеча мигнула и погасла. Лишившись чувств, я повалился на расчерченный мелом паркет.

***

Папиросный дым поднимался к потолку. Константин Сергеевич отошёл от окна и вернулся к канапе, на котором с длинным мундштуком в руках сидела Феофания Андреевна.

— Вы слышали, что студент Мещеряков найден мёртвым в своей комнате?

— Какая трагедия! — побледнев, воскликнула Фанни.

— Он, кажется, был в вас влюблён?

— Ах! Ребячьи забавы! — она глубоко затянулась. — Бедный, бедный мальчик! Но не будем о нём, прошу!

— Как вам угодно, — улыбнулся Константин Сергеевич.

Он опустился на канапе, достал папиросу из портсигара, закурил. Фанни накрыла его руку своей, и они замолкли, наслаждаясь общей тайной.

Едва уловимая взором тень скользнула в гостиную и сторожевым псом свернулась у ног Фанни, но ни она, ни прославленный медиум не заметили ничего. Дым понемногу рассеивался. Каватина Герцога из «Риголетто» звучала под украшенными лепниной сводами.