В стране слепых

Юрик легко вскрыл замок и проскользнул в темное жерло коридора. В тенях, коими полнилась старая усадьба, пробрался к спуску в погреб.

В кармане был нож. Сменял его на две колоды французских карт. Крепкий, острый, сидел удобно в ладони.

– Ну, держись, сука! – процедил Юрик и воровато огляделся.

Дом был тихим, словно нежилым. Так и не скажешь, что квартирует здесь заезжий умелец.

Юрик сдвинул дверь ровно настолько, чтобы не напускать в подпол лишнего света и незаметно проскользнуть внутрь.

Ляська и Марта должны быть тут. Как и прочие исчезнувшие дети улиц…

…Вначале иностранец раздавал им леденцы и засахаренные вишни. Потом звал в гости. Предлагал мелкую работу по хозяйству – смотреть за садом, мести листву с дорожек, гонять крыс.

Некоторые дети возвращались, спуская заработанные рубли на крендельки и булки, табак и сивуху. Но другие исчезали бесследно.

Кто станет искать таких?

Юрик с отвращением вспомнил рябое рыло дворника, который нехотя водил его к околоточному.

– Песий внук етот явился, – говорил дворник, указывая на Юрика крагой. – Плут он и вор, так мыслю.

Околоточный надзиратель, попорченный войной и солдатским харчом, молча выслушал беспризорника. Пообещал разобраться. Ни черта не сделал. А чего еще ждать? У босяков мамка одна – улица. Больше плакать за ними некому.

На беду заезжего мастера у пропавших Ляськи и Марты был еще один родич. Самозваный, конечно. Юрик присматривал за сиротами, чтобы не путались с цыганами и ворьем, подол не задирали за копейку. Да все же недоглядел. Ушли работать к чужаку – и с концами…

Лестница привела его в сырой подпол. Утирая пот, Юрик пошел вглубь, готовый пырять и резать хоть мастера, хоть батька родного, лишь бы сестер выручить.

Знай меньше – со страху напускал бы в портки. Потому как посреди погреба стояли страшилища всех мастей. Крылатые, с песьими рылами, бабскими грудями, а то и с елдой по колено.

Охоч был мастер до подобной дряни! А местные, что побогаче да зажористее, ценили его причуды. Платили, чтобы поглядеть, какую новую тварь сляпал заезжий умелец.

Любой, кого Бог разумом не обделил, тут же заподозрил бы чужака во всех грехах, потому что только пропащий таких уродов лепить станет. Да слепые все кругом.

Юрик переложил нож из руки в руку.

Твари, мимо которых он крался, запросто сошли бы за живых, но не они пугали босяка. Хватанул он страху, когда заметил пару лавок. На каждой сидели двое-трое детишек. Кто живой, а иные уже стухли, скинули позеленевшую кожу и червивое мясо на пол, заросли паутиной.

Все глядели на врытый в землю чан, в котором плескалось густое варево.

Юрик быстро отыскал сестер. Успел сделать пару шагов, когда цепкие пальцы сжались на его плечах.

– Ша, гнида!

Мальчик отмахнулся ножом. Дважды толкнул лезвие, вбивая чужеземному мастеру в ливер. Тот обязан был повалиться, завизжать зайцем, но…

– Каков, а! – Из мрака проступило бледное лицо. – Нет, здесь не умирают. Только смотрят.

Ловко вывернул руку босяку, лишив ножа. Оттащил к лавке. Поближе к сестрам. Усадил, и невидимые путы сжали Юрика, не давая пошевелиться.

– Чистый ребенок… Будешь тут. Смотреть, рассказывать. Дети видят больше, а я, увы, давно ослеп.

Голос впивался в уши. И Юрик не мог противиться. Уставился на варево, которое с каждым ударом сердца становилось прозрачнее.

Перед ним разверзлась бездна, полная чудовищ, которым и названия не найти. Они копошились, как насекомые в гнилой плоти неведомых миров. От их вида стало тесно в голове, захотелось поскорее рассказать про них…

– Смотри, мальчик. Смотри, пока не обратишься прахом. И рассказывай мне, что видишь.