Красная туфелька

Нюточка стояла в дверях сарая, глядя в пахучую таинственную темноту. Из глубины доносилось задумчивое мычание Зорьки, молодой рыжей коровы со скверным характером, в другом углу возились куры, устраиваясь на ночь на насесте.

В центре сарая ритмично звякала железка, ударяясь об оцинкованное ведро, приготовленное для утренней дойки. Скорее всего, звякала брошенная днём второпях лопата. Полная луна необычно ярко светила в спину Нюточке, деля сарай на чернильную черноту и освещённую половину, залитую неестественным зелёным светом луны. В чернильной части угадывалась какая-то возня, вздохи, оттуда же доносилось и звяканье, а на освещённой части рельефно выделялась до самого подрагивающего бедра голая женская нога, стыдливо выглядывающая из-под мужских ног в брюках и блестящих ботинках.

Нюточка толкнула дверь сарая, которая, неслышно поскрипывая, отъехала в сторону, безжалостно открывая её взору голые мужские ягодицы, ходившие ходуном то вверх, то вниз. Это движение было похоже на работу гидравлического молота при забивании свай. У самого входа в сарай лежала на боку красная женская туфелька.

Нюточка машинально подняла её, повернулась и побрела вдоль забора. Туфелька в её руке бессмысленно болталась, посверкивая острым каблучком в свете луны. Молодая женщина по привычке ступала тихо. На её ногах были удобные летние босоножки на широком низком каблуке. Таких туфелек, ярко-красных, лакированных, на высоком остром каблуке, как у их соседки Маринки, у Нюточки никогда не было и не будет. Ведь это дорого и непрактично. А Нюточка всегда была практичной.

Нюта размышляла о том, что Николай, её муж, чьи ягодицы так нестерпимо сверкали в сарае в свете луны, непременно перепачкает новые штаны недавно купленного на их свадьбу нового костюма и ей, Нюте, придётся чем-то выводить пятна навоза, а то и мазута.

У крыльца дома кто-то громко рыгал. Нюта остановилась недалеко от возившейся в темноте бесформенной фигуры. Исторгнув последний рыгающий звук, фигура выматерилась и появилась в квадрате ярко освещенного окна. Это оказался деверь Нюты, Василий.

Подойдя к ней вплотную, тот неожиданно сгрёб её в охапку и, громко рыгнув, принялся слюнявить её губы своим отвратительно пахнувшим помоями ртом. Нюта слабо вырывалась, стараясь не шуметь, чтобы их не заметила жена деверя, Василиса, которая постоянно жаловалась Нюте на измены мужа. А теперь, если она их увидит, может подумать, что Нюта пытается соблазнить Василия.

Кое-как вывернувшись, Нюточка поднялась на крыльцо дома. В доме жила семья сестры её свёкра. Сегодня праздновали юбилей хозяина дома, плотного тракториста Егора, всегда дурно пахнущего, неопрятного, но, считавшегося зажиточным.

В сенях Нюта набрала холодной воды из ведра и долго с жадностью пила, пытаясь избавиться от вкуса поцелуя деверя. Из дома доносилась музыка, пьяные голоса, чей-то пронзительный хохот. Пройдя в дом, Нюта остановилась на пороге зала. Богатый стол, который она весь день помогала накрывать, был варварски разворошен, в недоеденных салатах торчали окурки, на белой скатерти расползались жирные и винные пятна. На полу блестели упавшие вилки, грязные салфетки, опрокинутые тарелки с закусками. Повсюду громоздились пустые бутылки из-под спиртного.

Гости курили в открытое окно, кто-то танцевал, незамужняя тётка Галя обнимала горшок с цветком, что-то ему горячо доказывая. Нюточка стала собирать грязные тарелки, методично стаскивая их в кухню. Когда накопилась внушительного вида стопка посуды, она надела тетин передник и, положив в карман передника красную туфлю, начала методично перемывать тарелку за тарелкой, быстро и аккуратно ставя их в сушку. Пьяный тёткин голос позвал её от порога кухни:

- Брось ты эту посуду, завтра уберём, пойдем гулять до реки, - Нюта молча помахала ей рукой в мыльной пене, показывая, что лучше останется здесь. Вскоре пьяные голоса и смех выходящих гостей стихли. Стало слышно журчание воды из крана, да звуки не выключенного магнитофона, доносившего до Нюты надоедливое «дынц, дынц, дынц...», да ещё еле слышный храп с присвистом откуда-то из дома. Нюта любила мыть посуду. Её ладони вечно мёрзли, и ей нравилось лишний раз греть их под горячей водой. Ещё она воображала себя доброй волшебницей, а грязную посуду – обиженными жителями заколдованного королевства, которым она возвращает чистоту и покой. Неожиданно над ухом раздалось сонное сопение, такое громкое, что Нюте даже показалось, что на кухню вошла лошадь. Обернувшись, она увидела хозяина дома, Егора, сонно чесавшего посреди кухни голое пузо.

- А хде все? – задал он вопрос.

-К реке пошли,- ответила Нюта, продолжая методично намыливать тарелки.

-А ты, стало быть, не пошла? – задал он, немного помолчав, очевидный вопрос.

-Не пошла, - как эхо, откликнулась Нюта.

-Ну дык, енто, давай чё-как, пока никого,- с этим мало вразумительным предложением он неожиданно дёрнул Нюте на голову подол её юбки, резко стянул с неё трусы, и Нюта почувствовала, как что-то горячее упёрлось ей между ног.

Аккуратно поставив очередную тарелку в сушку, Нюта достала из кармана красную лакированную туфельку, и, повернувшись к Егору, всадила её скупым точным движением родственнику в глаз. Дикий визг, ударивший Нюте по барабанным перепонкам, вывел её из оцепенения, в котором она пребывала с той минуты, как увидела мужа Николая, прыгающим на соседке Маринке в сарае.

Впрочем, Нюта сразу поняла, что оцепенение это напало на неё давным-давно, ещё когда ей было девять лет. Той студёной зимой схоронили её отца, который вышел пьяный ночью в туалет, да и замёрз насмерть на крыльце дома. После похорон мать привела в дом соседа, дядю Виталия. Никто её за это не осудил, известно же, как тяжело одной поднимать троих детей. Нюта была старшей и всегда помогала матери с младшими. С дядей Виталием мать прижила ещё двоих детей и умерла родами, оставив Нюте троих младших братьев и сестру. После похорон дядя Виталий приходил к ней каждую ночь, молча и быстро насиловал, после чего спокойно уходил спать. Когда он сделал это с ней в первый раз, то пригрозил отдать в детский дом, если она кому-нибудь нажалуется. Нюте было жалко малышей, поэтому она молчала. К тому же, дядя Виталий дарил ей подарки, а по праздникам наливал сладкого вина в её чашку с чаем.

Но теперь Нюта почувствовала себя свободной. Брезгливо отряхнув с руки капли крови, она обошла Егора, продолжавшего отвратительно визжать, спустилась с крыльца и отправилась к себе домой. В доме никого не было. Включив свет, Нюта взяла большую спортивную сумку, сложила туда свои вещи, документы, затем пошла в ванну, подцепила черенком от мусорного совка дальнюю плитку, куда Николай, её муж, складывал накопления, планируя в скором времени купить Москвич. Нюта всегда деликатно делала вид, что не знает об этом тайнике мужа. Вытащив всё до последней копейки, Нюта подхватила сумку, спустилась с крыльца, даже не выключив свет и оставив нараспашку открытой дверь.

Она широко шагала по ночной дороге, улыбаясь во весь рот. Ей хотелось подпрыгнуть, громко крикнуть, но она просто шла по дороге до станции, прислушиваясь к шуму редких ночных поездов. Она решила ехать туда, куда пойдёт первый же проходящий через их станцию поезд. Касса оказалась закрыта, в самом вокзале и вокруг ни души. Поезд, солидно и басовито гудя, тормозил у единственного перрона.

-Женщина, вы на посадку?- сонно спросила проводница, появившаяся в дверях вагона как раз напротив Нюточки, одиноко стоявшей на перроне.

-Да, - пискнула Нюта, и проводница дернула её за руку, затаскивая в тронувшийся уже состав.

-Вы до конца? – задала она Нюте вопрос и, видя её округлившиеся глаза, уточнила: - До Читы?

Нюта, впервые в жизни услышав такое название, робко спросила:

-Это далеко?

- Неделя пути,- хохотнула проводница.

-Скажите, а в этой Чите есть гончарное училище?- подумав, уточнила Нюта.

-Думаю, да. Город то большой,- удивлённо ответила проводница.