Тёпа

Степану Корягину, или Тёпе, как он сам себя называл, удалось выскочить из дома незамеченным. Папа заснул, сидя на диване, а мама принимала душ. Мама часто принимала душ. Степа не понимал для чего надо так часто мыться. Он спрашивал об этом папу, а папа отвечал: “Мама смывает с себя тяжелый рабочий день. Или тяжелую ночь. Или нас с тобой.” Степа ответа не понимал, но больше вопросов не задавал. Он не мог задавать несколько вопросов за одну беседу.

- Тёпа вышел! - крикнул кто-то из соседских мальчишек. - Айда к нему, пока он один!

У Тёпы внутри все замерло от восторга. Он любил, когда ему так радовались. Радость забулькала где-то в горле, в носу и вырвалась наружу громким смехом и пузырем из левой ноздри.

- Привет, дебил! - сказал один из подошедших мальчишек. - Как дела?

Тёпа загы-гы-кал и показал большой палец.

- А папка твой где? Не пасет тебя сегодня? Новых Тёпок с мамой стругает?

Тёпа радостно закивал.

- Только пусть лучше стараются! А то с тобой у них не очень-то получилось!

- Гы-гы-гы!

- А где твой друг, Тёпа?

Тёпа моментально поднял руку. В ладони зажата веревка, к которой была привязана плюшевая собака. Старая и грязная. Без этой собаки Тёпа никогда не выходил из дома. Таскал её за собой на веревке и называл “Алканом”.

*

До рождения Тёпы мама с папой очень друг друга любили. Поженились сразу после института. Когда родился Стёпа, папа сказал маме: “Буду вас обоих носить на руках! Всю жизнь!”. Мама засмеялась и подумала, что счастливее её нет человека. Она так любила мужа и новорожденного сына, что от чувств и нежности сводило горло.

Через год родителям стало понятно, что им придется долго носить на руках любимого сына. Если не в прямом смысле, то в переносном - точно. Олигофрения - это не диагноз, это приговор. Приговор родителям. Стёпа себя дураком не считал и был доволен жизнью.

Поняв, что диагноз изменить нельзя, мама сразу разлюбила и мужа, и сына. Не только влюбляться можно быстро, но и перестать любить. И папа маму разлюбил, потому что было не до неё. Папа с головой ушел в Тёпу.

Мысленно каждый из родителей винил другого. Никаких доказательств вины кого-то из них не было, врачи говорили: “Так бывает, генетический сбой”. Но если винить другого, то жить было немного легче.

Сразу было решено, что зарабатывать будет мама, а на папе будет Стёпа. Всех это устраивало. Мама, уходя из дома, забывала о страшном. И возвращалась домой мама как можно позже.

Папу поздние приходы жены устраивали и лишних вопросов он не задавал.

Весь день папы был посвящен сыну. Он и зарядку с ним делал, и книжки читал, и в футбол играл, и рисовать учил. Да мало ли дел с таким ребенком. Это только кажется, что таким, как Стёпа, ничего не интересно и они совсем не склонны к обучению. “Еще как интересно!” - думал папа. Эта уверенность примиряла его с действительностью. Достижениями Стёпы папа перед мамой никогда не хвастался. Не травмировал её лишний раз.

Мама давала частные уроки английского. К ученикам ездила сама. Все ученики - как на подбор умные и замечательные. Никто из её учеников не гы-гы-кал.

*

- Эй, Тёпа, давай твоего пса поджарим!

Мальчишки еще до выхода Тёпы на улицу, разожгли костер. Просто так.

- Алкан! - выкрикнул Тёпа.

Выдернув из рук Тёпы веревку, с привязанной к ней игрушкой, мальчишки отбежали в сторону и начали бросать собаку через костер друг другу. Тёпа прыгал и кричал: “Мне, мне!” Тоже хотел принять участие в веселой игре.

И вдруг кто-то бросил собаку в костер. Тёпа оторопел. А потом завыл. Создалось ощущение, что воет корчившаяся в огне игрушка.

Папа в тот вечер еле Тёпу успокоил. Тёпа с трудом заснул и продолжал во сне вскрикивать и выть.

Мама сидела в кресле и плакала. Папа давно не видел жену плачущей. Маме так удалось за эти годы отстраниться от ситуации в семье, что она не принимала ничего близко к сердцу. Но сегодня… Этот бесконечный вой и сопли…

Через час, утерев слезы, мама вышла из дома. Папа хотел спросить: “Куда ты уходишь в ночь?”, но не спросил.

Мама вернулась через час с новой плюшевой собакой, совсем не похожей на сгоревшую.

- Вот, - мама протянула собаку папе. - Дашь ему утром.

*

Утром Тёпа взял собаку и уставился в стеклянные глаза.

- Не Алкан.

- Да что ты, - бодро возразил папа. - Это Полкан. Он сгорел, а потом возродился и вернулся к тебе. Новый и чистый.

- Новый? - уточнил Тёпа.

- Был старый - стал новый. Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

- Поводок, - сказал Тёпа и папа выдохнул. Раз нужен поводок, то сын согласился с версией о возрождении. Папа взял кусок заранее приготовленной веревки и привязал игрушку.

*

Через месяц после этого события мама, дождавшись пока Тёпа уснет, сказала папе:

- Ухожу я от вас.

- К кому? - папа вспыхнул.

- Ни к кому. Просто от вас. Или, вернее, ухожу к себе. Я за эти пятнадцать лет скопила деньги, месяц назад купила себе однокомнатную.

- От нас с Тёпой подворовывала?

- Не подворовывала, а зарабатывала.

- А как же мы?

- Начни теперь ты работать. Мы с тобой один институт заканчивали. Ты Стёпы не стесняешься, я вам оставляю квартиру. Из квартиры забираю только свою одежду. Не хочу, чтобы что-то напоминало о вас. А ты… Найди учеников, пусть к тебе приходят. Не пропадете.

*

У мамы, которая большую часть дня проводила вне дома, действительно никого не было. Мама сторонилась мужчин. При том, что мысленно она винила мужа, что сын родился таким, она каждый раз содрогалась от мысли, что Стёпа жил в её теле девять месяцев. И мама боялась повторения.

А вот папа через несколько дней после ухода мамы привел Киру. Судя по всему, знакомы они были давно и глубоко. Кира работала в поликлинике, к которой был прикреплен Стёпа и жила в соседнем подъезде. И прекрасно понимала, какой пасынок ей достается.

Папа привел Киру в дом ночью. А утром Кира, как будто всю жизнь с ними жила, подавала завтрак. Наученная папой она приготовила то, что Стёпа любит. А любил он еду нехитрую и понятную. Например, каши с любым вареньем. Лишь бы послаще.

Степа, открыв рот, рассматривал Киру. Он её помнил, но не понимал, что эта женщина делает в их квартире.

- Это новая мама, - сказал папа. - Её зовут Кира.

- Ира, - повторил за папой Стёпа.

- Кира, - мягко поправила новая мама.

- Он все имена произносит без первой буквы, - торопливо сказал папа. - Не знаю почему. Просто прими как факт.

- Ира, - повторил Стёпа. - А где другая мама? Старая?

Надо сказать, что до этого момента Степа не интересовался пропажей мамы. Для него важнее всего были папа и Полкан.

- Старая мама сгорела случайно. Помнишь, твой Полкан сгорел, а потом стал лучше прежнего. Вот и с мамой та же история произошла.

Папа эту версию придумал заранее и очень надеялся, что сработает.

Степа же, вспомнив, как на его глазах горел Алкан, начал трясти головой и выть. Но тут Кира достала из кармана и положила на стол три его любимые конфеты.

Стёпа моментально перестал выть и, гнусавым от слез голосом, произнес: “Ира. Поводок”.

Папа выдохнул и принес заранее приготовленный кусок веревки. Кира с ужасом смотрела на папу.

- Не волнуйся. Это ненадолго. Часа на два. Он так привыкает к новым людям. Но если просит поводок, значит он тебя принял. Будет считать тебя мамой

- А почему ты меня не спросил - хочу ли я быть ему мамой? - начала была сопротивляться Кира, но папа нежно взял её за руку и привязал к кисти веревку. Другой конец веревки взял Степа.

- Ира, - сказал Стёпа и загыгыкал.

- Маму он тоже называл по имени?

- Маму он называл мамой. Но он редко к ней обращался.

*

По старой маме Стёпа не скучал. Даже и не вспоминал ее совсем. Мама в его жизни не играла почти никакой роли. Уходила рано, приходила поздно.

А Ира конфеты давала каждый день. Но иногда не давала. Стёпа напоминал, не стеснялся, Ира открывала сумку и доставала три конфеты. Всегда три.

Папа стал уходить из дома. Раньше вообще не уходил, а теперь… Сказал, что благодаря Кире начал работать. А раньше не работал. Стёпа не мог понять: хорошо это или плохо. Он и по папе не скучал. Его все устраивало, только бы Ира не забывала про конфеты.

*

Выходной у папы. И у Киры. И у Стёпы. Ели на завтрак блины. Папа ел, и Стёпа ел. Кира не ела. Сказала, что плохо себя чувствует. Стёпа обрадовался, что Ире плохо и съел её блины.

- У нас, Стёпа, скоро маленький родится, - вдруг сказал папа и нежно обнял Киру.

- У кого? - уточнил Степа.

- У нас с Кирой. Сын или дочка.

Настроение испортилось и замутило от съеденных блинов. Хотелось много чего спросить, но никак не получалось сформулировать вопрос. Стёпа не мог задавать больше одного вопроса за беседу.

- Иди погуляй, - предложила Ира.

- Да, сынок, погуляй. А я помогу Кире с уборкой, а потом поиграем с тобой в футбол.

Это было что-то новое. Обычно папа, если был дома, выходил с ним. Стёпа взял Алкана и пошёл.

На улице никого из мальчишек не было. Это Стёпу расстроило. Он сел на скамейку и решил подумать. Надо придумать - над чем подумать. Вот, например, у Алкана получилось, и у мамы получилось. Может и у него получится? Сгореть и стать другим. Лучше и новее. Тогда не надо будет рожать сына или дочку.

Тёпа знал, где дворовые мальчишки прячут спички и прочее, с чем детям играть нельзя. А он уже не ребенок, ему пятнадцать. Он знал, где все лежит, он как-то подглядел, но, тем не менее, сказал:

- Алкан, ищи.

И Алкан нашел.

Первая спичка зажглась легко. Тёпа крепко держал ее тремя пальцами. Спичка прогорела и стало больно.

- Ай!

*

Убрав со стола, папа торопился на улицу, к Степе. Но Кира крепко обняла его и удерживала. И шептала: “Я рожу тебе нормального мальчика, здорового. Или девочку”. Папе неприятно было это слышать, но приятно было, что его любят и так льнут.

*

Стёпа понял, что жечь себя надо не с пальцев, а с куртки, например, чтобы не было больно. Он зажег следующую спичку.

*

- Мне надо идти, Кира.

- Я рожу тебе нормального ребенка…

*

Но спичка, почему-то, погасла. Тёпа зажег третью. Куртка загорелась и Алкан взвыл.

*

Папа, держа в руках футбольный мяч, бежал вниз через две ступеньки. Он был счастлив.