Не самый лучший

– Вы разбираетесь в искусстве? – монотонно, совершенно казённым голосом осведомился у меня хозяин кабинета.

Мы сидели друг против друга, разделённые широким массивным столом. Я ёжился на жёстком стуле с высокой спинкой; в основном от прохлады, но ещё от странного ощущения, будто нахожусь в пещере тролля. В полумраке небольшого кабинета комнатные растения отбрасывали резные тени на высокий шкаф, занимавший полностью одну из стен, свет настольной лампы многократно увеличивал их. Но всё меркло перед внешним видом Виктора Владимировича, хозяина кабинета. Крупный, плечистый, с выдающейся нижней челюстью и бровями, почти сросшимися в одну дугу. Выражение лица простое и даже немного равнодушное, но он явно был не так прост, как хотел казаться.

– Я криптограф, а не искусствовед.

– А что вы думаете об абстракционизме? Малевич, Кандинский? – не обращая внимания на мой ответ, продолжил Виктор Владимирович.

– У Малевича я знаю только квадрат его, а про Кандинского слышу впервые.

Виктор Владимирович свёл брови в одну линию.

– Впрочем, это не должно стать помехой. Мы предлагаем вам внеплановый отпуск в университете, с сохранением рабочего места, и весьма интересную временную работу у нас. Скажем, на месяц. Как вам, Егор Лексеич?

– Можно просто Егор.

Пришлось напрячь все мышцы лица, чтобы не сморщиться от исковерканного отчества, но потом это точно начнёт раздражать. Хотя, будет ли это «потом»? Я не спешил с ответом. Всё же, учебный год только начался, первый семестр хоть и ленивый, но не для всех: у третьекурсников с физмата экзамен, у второкурсников с ИТ – курсач… Ладно, студенты и без меня справятся, на кафедре найдут замену. Меня больше интересовало, почему именно я.

Виктор Владимирович, как сказал ректор, его школьный друг, ныне служит где-то в органах. «Знаете, Егор Алексеевич, в секретной службе, я и сам мало что знаю» – извиняющимся, совершенно несвойственным тоном уговаривал меня ректор, протягивая мне листочек с адресом не самого престижного бизнес-центра. – «Вы возьмите методический день и сходите, сами всё разузнайте». Я, конечно, сразу покраснел, вспоминая, чего я такого делал противозаконного в своей жизни, набралось не так чтобы много, но всё же. Сейчас, в тёмном, неотапливаемом кабинете, меня, обычного преподавателя криптографии, приглашают поработать на… ну пусть на спецслужбы. Расскажу – никто не поверит.

– Хорошо, значит, Егор. Готовы выслушать наше предложение?

Голос Виктора Владимировича застал меня врасплох, и я машинально кивнул. Брось он мне в руки в тот момент гранату с сорванной чекой, я бы поймал, ещё и спасибо сказал.

– Мы предоставляем вам кабинет, – он улыбнулся, но будто «для галочки», совершенно ненатурально, – не этот, не волнуйтесь. Кабинет, в котором вам предстоит изучать работы русских художников-авангардистов и расшифровывать их.

Тут-то уж я не утерпел и выразил своё недоумение.

– Почему я?

– Потому что… – Виктор Владимирович потёр брови так интенсивно. Словно пытался сдвинуть их на лоб. – Вы ведь знакомы с теорией палеоконтакта?

– Подобным не интересуюсь.

Собеседник улыбнулся.

– Вижу, вы считаете это чушью. Но. Рисунки – наиболее удобный способ передачи информации. Наглядно, просто, не броско.

Дальше я слушал с весьма скептическим настроем. Казалось, я попал на какую-то антинаучную программу, где ведущий на серьёзных щах рассуждает о назначении кругов на полях, инфообмене с инопланетными цивилизациями и прочей нелепицей.

– Егор, я же не прошу в это верить. Просто поработайте с нами. Мы ведь кого попало не просим.

Пожалуй, только из-за этих слов я и согласился.

Последующие две недели я ежедневно приходил в кабинет, радовался наличию климат-контроля и хорошей звукоизоляции, разглядывал с монитора картины, отмеченные в списке, и пытался выдать что-то вразумительное. Схемы, цифровые последовательности. Формулы – одна видимость работы. Этим должен заниматься не я, а какой-нибудь стеганограф. Это им дай поковыряться и найти спрятанное там, где другие даже не заподозрят зашифрованного послания. Я же всегда работал с чёткой уверенностью – передо мной шифр и нужно его разгадать. Я ковырял облако. Необъятное псевдо-важное облако, в котором может, и нет ничего, проколешь не в том месте и – пуф! – сдуется.

Голова шла кругом от вереницы цветных пятен известных и неизвестных наших художников. Чёрные квадраты, белые фигуры, домики для гусениц – в общем, всё то, на что я бы не обратил ни малейшего внимания.

Я занимался не своим делом, да ещё и не самым лучшим образом. Одна бессмыслица преобразовывалась в другие бессмыслицы. Я плодил ерунду. Всегда хотел стать героем книг – и вот, пожалуйста. Помню, как в юности читал книгу, в которой главный герой заходит в волшебный магазин, в котором продавались всякие непонятные вещи – чепушинки, ерундовины, штуковины. Так вот, я был тем, кто их делает… Нет, скорее, проектирует.

Закончив с очередной схемой, я выставил её рядом с монитором и сверился с картиной. Знать бы ещё, есть ли в этом смысл. От кругов на картине пошли круги перед глазами. Абстракция, чтоб её!

– Что ж вы так об искусстве?

В кабинет заглянул Виктор Владимирович, приветственно помахав мне новым списком. Я вытянул руки вдоль кресла и стукнулся лбом о стол. Финиш. Ничего не могу, мартышкин труд какой-то. Я. На самом деле, люблю работу, но результат люблю больше.

– Какие-то новости? – обратился я к столешнице, не надеясь услышать ответа от Виктора Владимировича.

– Не много. Нашли соответствие. С заводом по производству патронов в Туле. Только, так сказать, поздно. Зато теперь мы точно знаем, что труд ваш не напрасен.

Да ладно! Я уж и разуверился. Пришлось срочно вытряхивать себя из наступающей депрессии и повернуть голову в сторону Виктора Владимировича.

– Ничего не понял. Можно подробнее?

– Подробнее… – брови его сошлись в одну линию. – Пожалуй, можно, всё равно звучит как сомнительная передача для любителей конспирологии. Эти абстракционисты, они как-то в своих работах передают схемы… Иногда ерунда, вроде последовательной схемы подключения лампочки, а иногда – вот. Тульский завод, как выяснилось.

– И что с заводом? Испепелили?

Я сам не знал, какой процент шутки вложил в вопрос.

– Нет, пошурудили на складах, и сейчас там вместо пороха, патронов и всего вот этого вот – зерно. Шутка юмора такая у этих инопланетян.

В чём юмор, я не уловил.

– Ладно, давайте сюда свой список, мне из последнего только «Пятое блюдце» осталось расшифровать.

Виктор Владимирович покачал головой.

– Егор, мы расторгаем контракт.

– Э-э-э, в смысле?

– Понимаете, штука какая. Смешная. Шутка, а не штука, да… Эти инопланетяне, они как бы… похищают особо умных и выдающихся деятелей. А вы опасно близко подошли к этой грани. Нам не нужно, чтобы вы становились лучшим. Наймём другого. Без обид.

Передо мной опустился листок с уведомлением об отстранении от работ. Я хмыкнул и черканул в нижнем правом углу дату и подпись. В правом виске пульсировало «я-был-не-лучший». Хотя, наверное, это справедливо. Нет-нет-нет! Я же, не смотря на… ай, ладно. Кому сейчас чего доказывать?

Я оставил в кабинете всё, унёс лишь мысли о последней картине. Никогда не мог разом вынырнуть из работы, вот и сейчас. «Пятое блюдце», пять кругов, четыре прямоугольника дверей. А может, блоков. Что это? Схема сборки вычислительной платы военных дронов? Карта миграции синих китов? Детская площадка, вид сверху?

Угрюмо пиная жидкую кашу из прелых листьев, грязи и воды, я свернул с одной улицы на другую и пошёл вдоль аллеи, разделяющей проезжую часть. Между двумя освещёнными участками мелькнула светящаяся полоса. Ноги действовали быстрее головы:

Я всё пытался вспомнить, что будет, если встать в начало аллеи и посмотреть вверх – уж не вид с картины ли?

преодолел проезжую часть,

А круги? Урны, конечно, урны!

перемахнул через невысокую ограду,

Несусь, как идиот, ну и что мне это даст? Это ведь просто аллея, не завод по изготовлению боеприпасов.

Запыхавшись, остановился у места, нарисованного на картине.

Из фонарей, приветливо подмигнув, вынырнули светящиеся ленты и свились в узнаваемую часть картины. Пять кругов, только без дверей. Словно уловив мои мысли, круги задрожали и спроецировали в воздухе двери.

Я сфотографировал светопредставление, не заботясь о качестве, и скинул Виктору Владимировичу в мессенджер с подписью «Пятое блюдце». Потом подумал и дописал: «Выкусите, я - лучший». Руки дрожали, как если бы мне вручали нобелевку. Нет, это лучше, это… Я рассмеялся собственным мыслям, тихо, чтобы не спугнуть явление и не привлечь случайных зрителей. Эта встреча – моя и только моя. Смешно это всё и странно.

Мерцающие ленты ярко вспыхнули и закрутились – какие по часовой стрелке, какие против. Вращение создавало иллюзию вытягивания пространства, превращая ночную улочку в огромный светящийся тоннель.

Приглашение? Я не из тех, кто запросто заводит новые контакты, тем более, инопланетные. Но я определённо тот, кому нравится осознавать, что он – лучший.