За поворотом

Матвей летел вниз и думал – вот шмякнется он сейчас об пол и костей не соберёт. Останется в темноте только разбитая башка и улыбка, как у Чеширского Кота. С выбитыми зубами… Время странно растянулось. Где-то на входе в бесконечность крутили кино. Яркими кадрами проскакивала жизнь – детсадовское поле в ромашках, пушистые снежинки, опадающие с серого неба, мокрый сиреневый сад после ночной грозы… и бесконечное количество отштампованных рабочих дней с вечным ожиданием чего-то необычного, чего-то бОльшего, что вот-вот выйдет из-за поворота.

Внезапно колодец толкнул его одной стенкой, другой… и покатил по наклонной, обдирая бока; поигрался и выбросил мешком на каменное дно.

Когда боль притихла, Сомов открыл глаза, закрыл, снова вперился во тьму – никакой разницы. «Интересно, я ещё жив или уже мёртв? Каково это вообще – быть мёртвым? Вроде должен быть какой-то свет, туннель…» Он шевельнулся; тело заныло, но послушалось. «Наверное, всё-таки жив… Ладно».

Поворочавшись, нашарил в кармане телефон. Экран слабенько засветился; от мутного серого пятна во все стороны расползались трещины.

«Нет сети… Ну спасибо, не очень-то и надеялись. Хоть свет есть».

Повел телефоном вокруг - подземелье и есть. Пыльный каменный пол, низкий свод и два пугающих провала меж холодных стен.

- Эй! – крикнул хриплым голосом. – Э-эй!

Ничего, только быстро затихшее эхо. Ни пьяных гномов, ни шелеста лапок гигантских пауков, ни прочей фэнтезийной ерунды. «Ну и фиг с вами…» Сомов с трудом встал и поплёлся по коридору, опираясь о шершавую стену.

«Если его кто-то построил… это подземелье… значит, оно куда-то приведет. Туда, куда нужно этому кому-то. Ну, может и мне тоже. А у тебя есть выбор? Лечь и помереть? Ну да, ну да…»

Идти было муторно и тоскливо. Волнами подкатывала тошнота. Телефон, пожужжав в ладони, окончательно погас.

Матвей зашвырнул бесполезную коробку во тьму и сполз по стене, содрогаясь рвущимися изнутри хрипами. «Ой, не могу… Подойдёшь и снимешь, делов-то… Завернёшь… Грёбаная картина… Как дурачка провели…»

Истерический смех отозвался в коридоре синими мушками. Синими? Он поднёс к лицу ладонь, осмотрел грязные растопыренные пальцы… Кто-то хихикнул. Матвей медленно повернул голову; неподалёку в воздухе висела полупрозрачная голубоватая девушка. Где-то внутри него стукнул адреналин; стукнул и затих. Девушка неловко улыбнулась и помахала рукой.

- Привет.

Голос у неё оказался мягкий, переливчатый, еле-еле слышный в сплошной тишине. Матвей кивнул.

- Привет… А ты кто?

Девушка задумалась, наматывая на палец призрачный локон.

- Ууу… Сложный вопрос. Может, Екатерина Вторая?

Снова хихикнув, она вихрем пронеслась мимо и уселась на пустоту, как на стульчик.

- А ты?

- Матвей. Сомов.

- Ну-у… допустим. А что вы здесь делаете, мсье Сомов?

Он закашлялся.

- Так, моцион совершаю. Врачи рекомендовали. Для просветления и вообще.

- Ну и как вам?

- Нормально. Но знаете ли, темновато. И почечных вод нету.

- Ничего, привыкнешь.

Она повернула голову и взгляд щёлкнул Матвея узнаванием.

- Фиби? Это твой портрет… - он запоздало прикусил язык.

Лицо девушки вспыхнуло ненавистью.

- О, даже портрет нарисовали? А что ещё говорят?

Матвей нахмурился, осторожно подбирая слова.

- Но это же легенда? Или… в общем, говорят, что в замке есть клад. И один негодяй тебя обманул, разыгрывая безумную любовь… и всё такое, а когда ты не сказала, где сокровища, то избил и замуровал в стене. Так это правда?

- Что правда?!

- Ну, это всё…

- Он меня предал! Вот просто так, потому что захотелось! Ты знаешь, что такое купаться в счастье, а потом утонуть в собственном дерьме пополам с кровью? Да ты... А, кому я объясняю…

Она вскочила и унеслась по коридору. Сомов поморщился и привалился лбом к холодной стене.

«... оставил медленно умирать … без пищи и воды… там, где никто не услышит её стонов… в тем-но-те. Чёртово золото…»

***

Снова темнота. Чёртово подземелье. Никому нет дела до одного глупого измученного человека, лежащего на стылом песке. Всё бесполезно. Этот песок ничем не хуже другого такого же в десяти метрах дальше по коридору. Какая разница, где подыхать.

Он прошёл страх, панику, ярость, злобу, апатию… сил уже не осталось. Если закрыть глаза, можно представить пляж. Жёстко, да… ну, галька. Впивается в спину, в голову… И прибой. Волна шелестит тихонько, баюкает. Спи-и-и…

- Расскажи про портрет. – Легкий голос шелестит белой пеной.

«Зачем? Оставь, дай поспать...»

- Портрет. Расскажи.

Он разлепляет пересохшие губы.

- Ты сидишь в башне, в окне. Оно такое… полукруглое… - Мысли идут еле-еле. – Там утро… свет такой мягкий. Море за окном. И ты смотришь, будто кто-то позвал. Повернулась, но взгляд ещё там, далеко. И он такой… страшный. Пустой… будто там пропасть, чёрная, чёрная… кладбище надежд…

- Пей.

Губ касается холодная влага, и он пытается пить, ловя её высохшим неповоротливым языком. Прозрачная струйка сбегает по шее и дальше, дальше, врастая в разгоряченное тело. Мертвецкий туман из головы уходит, сменяясь ледяной ясностью. В коридоре стоит она, собравшая в себя весь свет окружающего мира. Стоит и смотрит. Он пытается отыскать в лице след улыбки. Но нет, только яркие, невыносимо белые глаза. Больно смотреть.

- Пойдём.

Он поднимает такую лёгкую руку.

«Какая разница…»

***

Она медленно плывёт над полом.

- Это старое подземелье. Ты не первый, кто ищет сокровища.

«Я не ищу…»

Идти нетрудно. Это похоже на бесконечное падение, надо только направлять тело вперёд и вовремя уворачиваться от стен, впадая в повороты. Фиби негромко напевает, мелодия тянет и тянет его вперед. Вдох… шаг-шаг… тара-тара-тара-там…

- Ты меня выведешь?

Она ненадолго оглядывается.

- Что? Не знаю. Это не от меня зависит.

«А от кого?»

- Здесь лабиринт. И ловушки, много ловушек. Вот кстати. – Она останавливается и указывает на ветхую кучу тряпья. – Этот попался в мышеловку и сломал хребет. – Фиби присаживается на корточки, разглядывая пожелтевший череп. – Далеко зашёл. Гадкий был тип. Ругался на меня.

- На тебя? За что?

- Откуда я знаю? Из вредности характера. Я подумала, тебе ведь нужна еда. Может у него есть чего?

Сомов устало опускается на колени; истлевшая одежда неуживчивого кладоискателя рвётся под пальцами. Заметив рюкзак, он тяжело оттаскивает его в сторону; проржавевшие железные банки сыпятся на песок. «Тушенка!» Рот мгновенно наполняется слюной, только банка разламывается у него в руках, роняя на песок склизкую темную массу и шибая в нос тошнотворным запахом. Сомов приваливается к стене, и Фиби разочарованно вздыхает.

- Мда. Не вышло. Ну ничего. Вся жизнь - это чёртов лабиринт. Никогда не знаешь, что ждёт за поворотом. Пойдём.

Снова поворот, другой, третий… наконец он слышит что-то помимо однообразного напева спутницы и хриплого своего дыхания. Из щели в стене струится вода, лёгким водопадиком стекая в каменную чашу. Фиби внимательно смотрит, как он пьет, купает лицо, руки в этой живительной влаге. Мокрая кожа блестит голубым светом.

Он возвращается к жизни и полон сил и энергии. Теперь он готов умереть.

***

Кажется, коридор идёт вверх. Или нет. Этот вниз, но прошлый точно был вверх. «Ты запутался.» - Он сердится на себя. – «Нет! Нифига я не путался! И вообще ты уже трижды покойник, как минимум. Если б не Фиби…»

- Входишь и падаешь на пол. Понял? – Голос девушки строг, но заботлив. Словно перед поездкой в магазин: «Йогурт бери трехпроцентный, не больше, у тебя печень». - Падаешь и перекатываешься влево, там есть место. И лежишь, пока он не утихнет. Вошёл, упал, перекатился.

«Да, дорогая». Он ухмыляется.

- Чего смешного? Давай! - Лёгкий, неощутимый толчок призрачной ладонью.

Он ныряет в черный провал двери. Колени ругаются болью, но он старательно бросается влево, вжимаясь в пыльные камни. В сантиметрах над ним проносится маятник. Влево… раз-два… впра-а-аво. Влево… раз-два… Впра-а-аво. Медленно затаиваясь там, во тьме, поджидая, не встанет ли жертва, не подставит ли хоть кусочек тела. Он лежит распластанным листом. Где-то рядом смерть медлит и останавливается. Прислонив косу к стене, прикуривает от огонька в горсти и, выдохнув, смотрит на него сквозь дым. Ну лежи, чего уж...

«Отдыхай, костлявая…»

- Заснул? Вставай!

Он осторожно поднимается, разминая затекшую шею. Тяжелый маятник неподвижен, трос уходит вверх и лезвие отливает стальным блеском. Смерть ушла.

- Осталась одна ловушка, последняя.

Короткий коридор оканчивается массивной дверью; Матвей сдвигает её, наваливаясь всем телом.

- Красиво…

Большая квадратная комната, стены мерцают бледным зеленым светом и воздух напоен дурманящей влагой. По периметру пола в канавках струится вода. Напротив входа – полукруглая арка, но до неё – словно шахматная доска с темными и светлыми плитками.

- Ага. А где фигуры?

- Фигуры? – Фиби непонимающе хмурится.

- Ну да, шахматные. Мы же…

Фиби задумчиво пожимает плечами.

- Не знаю. Никогда не было.

- Удрали, значит? – Матвей весело машет рукой. – А чего делать-то?

- Дойти до конца.

- Туда?

Фиби молча кивает.

- А там что?

- Свобода, счастье, покой… вообще всё.

- Так я пойду? – Матвей заносит ногу над белой плиткой. Фиби смотрит оценивающим взглядом. Пауза. Молчание тянется, тянется и рвётся.

- Стой, стой…

Фиби подплывает, и глаза её становятся близко-близко. Кажется вся комната погружена в неё, в голубую бездну; она медленно поправляет прядки его волос.

- Дурашка, куда ж ты так… Шаг – смерть, шаг – жизнь. Ошибёшься – умрёшь. Только вместе, только ты и я.

Она кладет руку на его плечо и отводит кисть другой в сторону. Колени встречаются нежно, и мысок туфельки стукается в ботинок. Вдох, вы-ы-дох… кружится голова. Его ладонь подхватывает невесомое тело, пальцы сплетаются вместе и всё вокруг тонет в её глазах. Вдох, вы-ы-дох…

- И-и-и…

Он падает в голубой водопад.

Шаг… два-три… поворот… шаг… два-три… спину ровнее… шаг… Чёрное-белое-чёрное… шаг… добра и зла больше нет… Шаг-два-три… кружение… Шаг-два-три… на мысо-о-очках… шаг-шаг-шаг-шаг-шаг-шаг… запинка… за… волшебство рассыпается, как истлевший гобелен. Вальс ещё несет его, но паника поднимается волной, усталость сковывает мышцы. Он спотыкается, отчаянным усилием следуя за Фиби. Последний ряд, вихрь выносит их к арке и Матвей разрывает объятья.

Слепящий свет струится по её фигуре. Его бьёт дрожь.

- Всё?

- Всё. – Слова тёмными каплями падают на пол, ускользая дымчатой тенью. Она смотрит вдаль.

«Надо что-то сказать».

- Фиби… Спасибо тебе за всё.

Тень ускользает.

- Мне было хорошо с тобой, правда.

Она криво усмехается.

«И хватит, к чёрту подземелья!»

Он делает шаг, и она поднимает взгляд, чёрный-чёрный. Из темноты вылетает лезвие и вспарывает, взламывает, впивается в его грудь. Вздох прерывается кровавым хрипом, и канавка наполняется темной влагой. Комната мерцает… мерцает… или это только кажется? Там, за аркой, смерть буднично кивает и уходит, унося во тьму огонёк сигареты. Фиби приседает и гладит его голову тонкими полупрозрачными пальчиками.

«За что?»

Словно угадывая его вопрос, она крутит локон и наконец находит ответ.

- Мне так скучно здесь…

Он отводит глаза, и взгляд останавливается. Контуры тела мерцают голубоватым светом.

Да, всё хорошо.

Она подождёт.