Дневник читателя

Николай Иванович Хрипков

ДНЕВНИК ЧИТАТЕЛЯ

О литературной критике

Любое чтение может быть либо критическим, либо некритическим. Последнее: когда читатель проглатывает очередную книжку, исходя лишь из принципа: нравится – не нравится. Нравится потому, что было интересно читать, захватывающий сюжет, время пролетело незаметно. Дочитал последнюю страницу и забыл о книге. Это называют «жвачкой для глаз», которая ничего не дает ни сердцу, ни уму.Некритическое отношение – это всего-навсего времяпрепровождение. Один смотрит с дивана телевизор, у другого боулинг, третий проглатывает книжки, что стало для него такой же привычкой, как лежание перед телевизором для первого. Никого и ничего не будем осуждать. Для этого существуют члены семьи, начальство и бдительная общественность.

На такого читателя работает целая индустрия стряпчих любовных, детективных, фэнтезийныхроманов, издателей их и армии рекламщиков, которые даже черта могут раскрутить и представить таким симпатичным белым и пушистым ангелочком. Серьезного и ответственного читателя подготовить невозможно, если он сам для этого не готов.

В сторонку отодвигаем тонны этой бумажной, но высокодоходной писанины и обратимся к другому типу читателей и к литературе, которую он выбирает и которая его выбирает. Да-да! Именно выбирает. Недаром в аннотации пишут: книга предназначена для такой-то и такой аудитории.

Слова «критика», «критический» отнюдь не означают охаивания всего и вся, поиск недостатков и очернение автора. Это называется другим словом «пасквиль». Древнегреческое слово «критика» означает «анализ, разбор». То есть нечто вполне нейтральное.

И поэтому верное толкование выражения «подвергнуть критике» означает беспристрастный разбор чего-то, как оно устроено, что там хорошо, а что есть нехорошо, какие приемы использовал создатель и т.д.Могут быть рекомендации автору: вот это бы надо так, а вот это этак. И вывод: стоящая ли это вещь или так себе бесполезная безделушка, а может быть, и вредная, так что лучше не надо и в руки ее брать. Критика не включает никакого изначального негативного отношения к объекту, вроде как, разделать в пух и прах, чтобы жизнь не казалась медом. Хотя, конечно, часто занимается этим, порой совершенно несправедливо.

Критик не должен руководствоваться эмоциональным восприятием «нравится – не нравится». Мне не нравится, значит, всем должно не нравится. А тот, кому нравится, тот… пик! Пик! Пик! От него читатель ожидает прежде всего объективности.

Однако это совсем не значит, что критик, имеющий дело с произведениями искусства, должен быть совершенно бесстрастным – «а ты такой холодный, как айсберг в океане». Да и невозможно художественное произведение воспринимать только рационально.

Литературная критика – это особый вид художественной литературы. Хотя широко бытует мнение, что это такая домашняя прислуга: принеси – подай, посудачь за спиной господ. Литературный критик не может не быть литературоведом, то есть ученым, специалистом по теории литературы. Только при этом условии он может дать взвешенную оценку.

Литературная критика – это симбиоз художественного творчества и науки. Но всё же это жанр художественной литературы, а не вид научного исследования, где не допустимы субъективные оценки, эмоции автора и всякого рода лирические отступления.Разные жанры художественной критики предназначены для читателя художественной литературы, а не для научного сообщества. То, что это так, можно убедиться, обратившись к творчеству лучших литературных критиков и писателей, которые активно занимались литературной критикой: Корнея Чуковского, Максима Горького, Бориса Пастернака и др. Вообще писатель, который не бывает время от времени литературным критиком, вряд ли стоящий писатель.

Главная задача писателя – заинтересовать, увлечь своим произведением. У литературного критика та же самая цель, поэтому во многом арсенал художественных средств у тех и у других совпадает. Критик должен убедить читателя, что данное произведение обязательно надо прочитать. Хотя может быть и противоположная задача: отвратить читателя от какого-то произведения, доказать ему, что вот этого не стоит и в руки брать из-за низких художественных качеств или вообще отсутствия оных, антигуманной направленности, нарушения уголовного законодательства, дурного вкуса автора и пр. Но зачастую отрицательная оценка только способствует росту скандальной славы автора.

Любой человек, разбирающийся в особенностях художественного творчества, возразит, что никак литературная критика не может быть причислена к художественной литературе, поскольку специфика этой литературы в создании художественных образов, автор мыслит образами и создает их, т.е. конкретные, предметные, овеществленные картины бытия, разумеется, стремясь отобразить в них типические черты действительности.Критик же (вот никак не хотел, а получилось в рифму) – прежде всего аналитик, то есть он анализирует, расчленяет, препарирует целое. Как студент-биолог скальпелем режет лягушку, чтобы посмотреть, что у нее там внутри.Посмотреть-то он посмотрит, да вот только живую лягушку умертвит.Мы-то с вами прекрасно знаем, что художественный образ может существовать только как некое целое, нерасчленимое, а под скальпелем он лишается жизни и перестает быть образом. И поэтому ученикам становится и скучно и грустно, когда учитель требует от них проанализировать их любимое произведение.

Такой продукт можно смело отправлять в морг, куда читатель (понятно, из-за какого чувства) уже не последует за литературным критиком, если, конечно, не страдает извращенным любопытством. Да и порой такой анализ отбивает охоту обратиться к самому произведению.

Но это не так! Далеко не так! И писатели, особенно прошлых столетий, отличались особой тягой к подробнейшему описательству, касалось ли это персонажей, пейзажей или интерьеров. Прежде чем тот или иной персонаж появится на сцене, откроет рот и производить какие-либо движения, следовало мельчайшее описание его внешности, какие у него волосы, форма лица, носа, рта, какова его комплекция, рост, походка, как он одевается, какой у него характер и темперамент, привычки, что он любит и что он терпеть не может…Но сначала родословная! Уже хорошо, если не от сотворения мира, а про бабушек и дедушек, а тем паче про родителей это уж непременнейшим образом, без этого никак. На несколько страниц следовал рассказ о предыдущей жизни героя, как он появился на белый свет, как прошли его детство, отрочество и юность до того самого момента, пока он не появился на сцене романа. Читатель должен знать о нем больше, чем о самом себе. Естественно, описание населенного пункта, который осчастливил герой своим проживанием, дома (дворца, замка, избушки на курьих ножках), где он живет, комнат и закоулков этого дома, интерьеров и приусадебного участка. Может быть, я что-то упустил. Читатель может снять с полки любой роман восемнадцатого, да и немалое количество романов девятнадцатого века и дополнить мой список. Кстати, может возникнуть желание перечитать давно забытое прошлое.Нетерпеливые читатели-торопыги после энной страницы захлопывают книгу и больше не берут ее в руки, время от времени позволяя себе стереть пыль с корешков нечитанных книг.Они зря так поступают, поскольку после первого – второго десятка начальных страниц наконец-то начинает разворачиваться и закручиваться действие и порой так неожиданно и остро, что уже не отпускает нашего внимания, пока мы не дочитаем роман до последнего знака препинания, сожалея о том, что писатель не дожил до нашего времени, чтобы продолжить роман до серии.Этот увлекательный сюжет разбавляется, а порой останавливается, когда на сцене появляется очередной персонаж или автор впадает в лирическое отступление. Действие может быть перенесено в другое место и тогда непременно последует детальное описание этого места. Вы же там не бывали, так вот хоть заочно посетите его.Тургенев прежде, чем приступить к написанию очередного романа, вел долгую подготовку к нему, заводил картотеку на каждого героя, где описывал всё, что приходило ему в голову касательно этого героя. И пока в его сознании не вырисовывалась картина романа во всех мельчайших подробностях, он не приступал к его написанию. Что касается изображения природы, то есть пейзажей, то тут художники, любящие пленэр, отдыхают. Большинство их быстрей напишут очередную картину, чем писатель завершит пейзаж, на фоне которого разворачивается очередное действие. Вспомните описание дуба в романе Льва Толстого «Война и мир»!

Писатели нашего времени считают такую манеру старомодной и почти никто, за редким исключением, не пользуется ей. Некоторые отделываются лишь названием места: ресторан «Шанхай», парк имени Горького, сибирская тайга…А если речь идет о герое, тоже лаконично; «высокий блондин в черном ботинке».

Дальше всё зависит от фантазии читателя. Поэтому режиссерам легко работать с современными текстами: берите любого актера с какой угодно внешностью, снимайте в любом месте и в любое время года.С классикой такое не прокатит. Мало-мальски начитанный читатель, увидев сисястую Анну Каренину с накаченной силиконом губами в шортах и лабутенах, если уж это слишком чувствительный читатель, то тут же от отвращения бросится с позывами тошноты на унитаз. Или вспомните голливудскую экранизацию «Тихого Дона», где брутального Мелехова играет сусальный гомосексуалист…

Зачем весь этот рассказ? А затем, что художники-творцы никак не брезгуют пространными описаниями. А что это, как ни аналитический (сиречь критический) подход. Но, конечно же, это не научное описание, а художественное.Почитайте роман Эмиля Золя «Чрево Парижа»!Первая часть – несколько десятков страниц — это детальное описание парижского рынка, изображение всех сторон его существования.Недаром Карл Маркс писал, что, если вы хотите узнать историю Франции первой половины девятнадцатого века, то лучше всего почитать романы Бальзака, а не труды историков. Любой историк, если он не страшится обвинений в плагиате, может смело брать первую часть романа Золя и вставлять ее в свой научный трактат «Быт и нравы парижан XIX века».Читатель непременно оценит высококачественный стиль ученого, даже не заметив подмены. Если, конечно, он не знаком с романом Золя. А то… сами понимаете!

Теперь об образности. Литературный критик тоже создает образ произведения, о котором он пишет, автора, литературного направления или литературного факта.Роман-эпопея – это огромная стереопанорама, которую за день не обойдешь и не просмотришь, и потребует это немалых наших усилий.Рассказы Чехова – мгновенное впечатление. «На лунной дорожке блеснуло горлышко бутылки».Всё! Этим чеховский пейзаж и ограничивается.Больше ничего и не надо. Ясно, что летняя теплая ночь, а героям не спится и себя они изводят вечными вопросами и ближних своих мучают. Так и литературная критика не лишена образности, не может без нее.

Нужна или нет литературная критика, думаю об этом и говорить не стоит.Это одна из сторон художественного бытия.

Любой читатель, если он не бездумный глотатель книг, всегда выступает и в роли критика, оценивая достоинства и недостатки книги. Кто-то это делает на бессознательном уровне, кто-то пытается формулировать свои мысли и ощущения по поводу прочитанного.А если он еще и записывает свои впечатления и размышления, то вот вам и получается литературная критика. Насколько высок или низок ее уровень это уже другой вопрос. Хороший учитель литератор требует и учит своих учеников вести читательские дневники.

Бытует мнение, что критик – это не состоявшийся писатель, но, по-моему, верно и обратное: писатель – это не состоявшийся критик. Одни ударились в детективы, боевики и любовные романы, потому что не могли отличить серьезной литературы от развлекательной, сформулировать и осмыслить глубинные основы бытия. Другие, читая серьезные книги, задумывались над их содержанием, прикидывали авторские идеи к современной жизни и героев переселяли в свое время, в иные обстоятельства и думали, что из этого получится. Но от воображаемой картинки до ее изложения на бумаге – дистанция огромного размера.

Как только они брались за перо, чтобы изложить свои мысли и наблюдения, у них получался набор малоинтересных фраз, который приводил их в отчаяние. С образным же видением и изложением у них было прекрасно. Герои под их пером оживали. Повествование у них получалось гораздо привлекательнее, чем самая короткая критическая статья, которая выглядела бледно и надуманно. Вероятно, когда они учились в школе, то написание сочинений по строго заданному плану, было для них настоящим мучением.

Писатели могут не читать других авторов. Уильям Фолкнер в своих лекциях по литературному мастерству даже советовал студентам не читать великих писателей, чтобы не попасть под их обаяние и не стать их слепыми подражателями. По крайней мере, говорил Фолкнер, особенно этого не стоит делать, когда пишешь очередное произведение.

Увлечешься Гоголем и будешь писать, как Гоголь. А с нас и одного Гоголя хватает! Как Гоголь уже никто писать не будет, а псевдо-Гоголь или вроде как Гоголь – это хуже сочинения восьмиклассницы «Как я провела лето», читать которое, кроме учительницы литературы, никто не решится. Великие писатели обладают таким свойством завораживать.

Иной род авторов, которые никаких других писателей не читают, будучи уверенными, что никто лучше их не писал, не пишет и не будет писать. А потому пусть у него учатся, а ему, гению, учиться ни у кого не стоит.Читать худшее? К чему? Когда у тебя под рукой собственные шедевры, которые, впрочем, и сам автор перечитывать вряд ли будет. Они судят безапелляционно даже о том, чего в глаза не видели.

Критик должен читать. И читать не то, что ему нравится. А порой и то, что ему совершенно не нравится. Чаще всего случается именно так. Нужно разрыть кучу навоза, прежде чем найдешь жемчужину.

У многих, когда они услышат про литературного критика, тут же возникает ассоциация с мирским захребетником, который паразитирует на здоровом теле. Сам-то ничего не может создать, так присосался к живому организму и сосет соки. Талантливый человек созидает новое. А потому никогда не пойдет в литературную критику. В пасти у акул селятся маленькие такие рыбешки, которые остатки пищи доедают (кстати, выступая в роли зубной щетки), так вот и критики подобны этим рыбешкам. Акулами у них не получилось, так хоть кормиться будут возле акул.

Если вы попросите назвать современных писателей, то вам их назовут даже те, кто книг не читает после того, как успешно усвоил букварь. Пусть писатели не звезды шоу-бизнеса, но некоторые имена мелькают даже в телевизионной рекламе. Непременно это детективщики и детективщицы: Устинова, Донцова, Маринина… Пусть не обижаются те, кого я не назвал. Ничего личного. Для меня они все единым мирром мазаны. Но не скрою, кое-какая разница между ними имеется.

А литературных критиков? А тут стоп-кран! Многие даже не подозревают, что есть такая профессия. Если кто-то припомнит хотя бы одну фамилию, то это непременно человек с филологическим образованием. Девятнадцатый век, пожалуйста! Тут и неистовый Виссарион Белинский, и Чернышевский, и Добролюбов, и Писарев, и многие писатели баловались литературной критикой, нисколько не считая это дело зазорным. Пушкин основал «Литературную газету» и столько там статей опубликовал, ни одного более или менее заметного литературного явления не оставил без внимания.А Гоголь, который даже написал статью о том, как преподавать географию в гимназиях! А Некрасов, успешный менеджер, журналист, издатель! Лев Толстой, Тургенев, Достоевский, ведший на протяжении многих лет «Дневник писателя». Из современных писателей, кроме Захара Прилепина, собравшего и опубликовавшего сборник своих критических заметок, что-то никто и не вспоминается. Конечно, пишут! Наверняка пишут! Но фактом литературной, а тем более общественной жизни это не становится. Не читать же критику на детективы?

В XIX веке литературная критика была общественной трибуной, с которой высказывали политические взгляды. И порой не литературный анализ, а настоящая публицистика присутствовала в статьях литературных критиков и писателей. Поэтому и популярность была необычайная. Кто такой Белинский? Революционный демократ! А Добролюбов? То же самое. И это было главным для читателя. Кто такой Тяпкин-Дяпкин, который пишет обзоры литературных новинок? Литературный критик. И не более того. А потому неинтересный широкой публике. Ну, что там у него? Достоинства и недостатки очередной публикации, пересказ сюжета вкратце. Вот, пожалуй, и всё! Кому это будет интересно из читающей публики? Свой долг Тяпкин-Ляпкин на том считает исполненным. Об его политических пристрастиях читатель не узнает никогда, если, конечно, он с ним лично не знаком. Не таких надо литературных критиков алчущим общественных проблем людям! Был жанр социально-психологического романа, и критика была социально ориентированной.

А потом публицистику и литературную критику развели. Вот тебе публицистика! Звякай там оружием, звени забралом и испускай злобные вопли, чтобы супротивник трепетал. Хвала тебе за это и почет! Или звени кандалами в далекой Сибири!

А вот тебе литературная критика: статьи, эссе, анализы, обзоры… И за пределы литературы ни-ни, ни шагу. А как ты думал? У каждого своя специализация. Хорошо вроде бы! А получилось, как всегда, то есть искусство для искусства. Но это уже проходили, и многим такое не понравилось. Искусство шире, чем искусство. Российский читатель по инерции считает литературу не просто литературой, а для него это нечто подобное Библии, откровение, руководство для действия, для самоусовершенствования. Что делать? Кто виноват? На всё литература должна давать ответ. Поэтому его и не может удовлетворить чисто литературная критика вкупе с Тартусской школой с Лотманом, с семиотикой, структурным подходом, постмодернизмом, и ужас – статистическим анализом. Ну, это уже вообще ни в какие рамки не лезет: гармонию проверять математикой!

Книга, которую надо читать

Последним читательским открытием стала для меня не книга профессионального писателя, а воспоминания Лидии Ананьевой, опубликованные в журнале «Сибирские огни» (№№ 3 – 5, 2014).Публикацию читал медленно, вчитываясь в каждое слово. Читать подобное быстро, по диагонали невозможно.

В краткой биографической справке об авторе сообщается следующее: «Ананьева Лидия Ивановка (в замужестве Писарева) родилась в 1939. Окончила Барнаульский государственный педагогический институт, факультет иностранных языков. В 1963 добровольно прибыла на комсомольско-молодежную стройку в город Братск. Работала в школе учителем немецкого и английского языков, в отделении ВАО «Интурист». Живет в Братске». Обычная биография обычного человека. Но за этими скупыми строчками долгая и непростая судьба.

Автор ровно, порой с холодной беспристрастностью, без импульсивных взрывов и публицистической патетики распутывает клубок воспоминаний, страница за страницей, день за днем, год за годом. Я человек немолодой, и многое, что здесь описывается, застал, видел своими глазами, но всё равно первое впечатление почти шоковое: «Разве такое возможно? Разве такое можно пережить и не сломаться?» Ладно бы там военные годы, когда всё списывали на войну. «Ах, война! Что ты сделала подлая?» Но это уже пятидесятые годы, когда завершился восстановительный период. Страна оправилась от военных ран. Да трудовые будни ничем не отличались от военного.

Обычный деревенский быт. Впечатление такое, что попал в средневековую деревню, где живут бесправные севры, у которых есть только одна обязанность – тяжелый крестьянский труд на господина. И разумеется, покорность. Никакое сопротивление недопустимо. Да и никто и не думал сопротивляться и сомневаться в правильности того, что происходило в стране.

А как выживаете – это уже ваше личное дело. Захотите – выживите! Не захотите – милости просим! Сверху только одни призывы: «Давай! Еще! Больше!»

Подробно на несколько страниц описывается технология изготовления кизячных брикетов, которыми отапливались саманные полуземлянки долгими зимними месяцами, работа в поле и на ферме, где основная рабочая сила – женщины, подростки и инвалиды, которым удалось уцелеть в военном аду, чтобы попасть в мирный ад; одежда, еда, вокзалы, где ночуют, дожидаясь поезда, сутками на лавках и на полу и радуются, если удается достать кипятку, где ветераны – обрубки войны просят милостыню, потому что государство, которое они спасли, не видит их в упор, ибо какой от них сейчас толк. И всё это чаще с беспристрастностью, с мельчайшими подробностями, которые не придумает самый искусный писатель. Никакой патетики! И от этого эмоциональное воздействие еще сильнее.

Автор –не антисоветчик. Напротив, она живо откликается на все призывы и принимает их всей душой и верит им, пока непосредственно не окунется в повседневность новой инициативы и не переживет ее изнутри. Но это не изменяет ее положительного настроя к жизни. Удивительно! Но оптимистический взгляд на жизнь сохраняется несмотря ни на какие лишения.

А вывод, который возникает после прочтения книги: у нас удивительный народ, такого терпеливого, трудящегося, отдающего себя целиком, нет и не может быть. Поэтому такой народ нельзя победить и сломить. Но главное здесь: вечная российская проблема – противопоставление народа и власти, простых людей и государства. Власть, которая живет сама по себе и для себя, создав свою особую республику и для которой многомиллионный народ – это всего лишь статистические единицы, бесплатная или в лучшем случае полубесплатная рабочая сила, которая должна беспрекословно, еще и с энтузиазмом выполнять все решения властей, порой совершенно бесчеловеческие. Но автор нигде об этом открыто не говорит. И скорее всего так не считает и возмутилась бы, если ей такое сказали.

Эту книгу надо читать. Она лучше всяких учебников, псевдоисторических кинофильмов расскажет о нашем прошлом, в общем-то, не таком уж и далеком. И тогда мы лучше поймем себя и свой народ.

В «Сибирских огнях» мне больше всего по душе рубрика «Народные мемуары», то есть произведения, которые публикуются здесь. Их авторы не являются профессиональными литераторами. Раздел «Прозы» я тоже прочитаю, хотя не всё. Публикации там бывают очень неравноценные, поэтому что-то без сожаления пропускаю.

У профессиональных писателей вы, конечно, обратите внимание на стиль, художественные приемы, умение создавать сюжет, обрисовывать героев, использовать «заманки» для читателя. И литературных критик никак не пройдет мимо всего этого.

А в «Народных мемуарах» меня привлекает совершенно иное. Несмотря порой на корявость, косноязычие, даже речевые ошибки, они интересны своей жизненностью, непосредственностью. И если писать о них, то, конечно, не с точки зрения художественного мастерства, но оценивая их достоверность, искренность, эмоциональность. И тут без публицистики уже никак не обойтись. Здесь, пожалуй, это будет главное.

О небедных гусарах замолвим словечко

Бушмин, Кунгуров и С° … Читать не рекомендую. Я понимаю, что авторы подобной стряпни получают немалую денежку. Разумеется, не в рублях, которые они ненавидят всеми фибрами своих душ, которые у них вряд ли имеются. Всё-таки щедрым спонсорам я дал бы совет: поискать новую плеяду авторов вне зоны психиатрической больницы. Поверьте! Страна у нас большая, найдутся и другие места.Такой концентрации злобы, нескрываемой ненависти к России, ко всем живущим в стране, к каждому отдельному человеку вынести невозможно, если вы не страдаете патологическими расстройствами психики, к примеру, не склонны к садомазохизму.

Всё равно, что вы в руки взяли гремучую змею! Хорошо, что успели отбросить, завизжать и отскочить в сторону, прежде чем она успела вас укусить. Бррр! Впечатление такое, что выпусти сейчас этих… чуть не брякнул «людей» … на волю, они же нас с вами начнут рвать зубами, полосовать ногтями. Ох, и напьются кровушки! Хоть сейчас снимай фильм ужасов! Кассовый успех гарантирован!

Не подумайте, что я отговариваю не читать их – чуть не ляпнул «произведений». Для подобного рода писанины есть другое слово, которое я не употребляю из-за цензурных соображений. Непременно найти (хотя искать ее не надо, поскольку ею забиты полки книжных магазинов, а также Интернет. У нас же диктатура и жесточайшая цензура, как нам кричат со всех сторон, только успевай головой вертеть.Опять вытаскивают Сталина, дескать, эпоха сталинизма не закончилась…

Покушайте этак плотно, усядьтесь поудобней, непременно поставьте рядом с собой тазик, скорее всего он вам понадобится, и приступайте к чтению кн… (чуть не вырвалось «книжонок»). И довольно скоро вам станут понятны и близки стихи Данте из «Божественной комедии». Те стихи, которые в книге под названием «Ад».

Не надо бороться с кунгуровыми, бушмиными и С°! Они только и жаждут этого. Ничего для них нет желаннее и почетнее, чем предстать в роли жертв так проклинаемого ими режима. Надо напротив, чтобы люди пожелали взять эти кн… (тьфу! Опять чуть не вырвалось!), ЭТО в руки, и тогда они испытают здоровое чувство отвращения, как они испытывают его, когда замарают руки в зловонном дерьме. Но, разумеется, делать это людям с неустойчивой психикой не рекомендуется.

Вы пишите, пишите… чуть не вырвалось «ребята»! Но это, знаете, по привычке. Уж в образе ребят их можно представить только при очень богатой фантазии. Даром деньги, тем паче не в рублях, никто не дает. Ну, разве, что печенюшкой угостят. Хотя они и печенюшке будут рады, если она из рук… ну, сами знаете кого. И ведь туда не собираются сваливать за бугры, паки там они никому сто лет не нужны.

Тихий писатель

Открытия можно делать не только в науке. Каждый может открыть что-то новое, неведомое до сих пор для себя. И стать первооткрывателем. Пусть и для самого себя.Я открыл недавно для себя нового писателя – Юрия Казакова. Нет! Нет! Это не молодой современный автор. А еще советский писатель, уже ушедший из жизни. Может быть, если у писателя была бы не такая широко распространенная фамилия, он всё-таки больше был бы на слуху.

Не то, чтобы до этого я совершенно не знал про такого писателя. Ну, есть Юрий Казаков, автор рассказов. Фотографию даже его помню и рассказ, прочитанный еще в школе «Тихое утро».Рассказ неплохой. Но сильного впечатления не произвел. И вот читаю его сборник «Во сне ты горько плакал». И открываю для себя нового писателя (нового для меня, конечно). Книгу закрывать не хочется.

Небольшие, порой совсем маленькие, порой чуть побольше рассказы с простым незамысловатым сюжетом, а то и бессюжетные, минутная зарисовка, сценка…Хотя сюжет порой отсутствует, но это не значит, что его нет, если под сюжетом понимать не просто внешнюю канву событий, а то, что происходит с душой человека. «Подводное течение», невидимое внешне, вот что составляет часто сюжет рассказов писателя. Герой никак особо не проявляет себя, но с ним происходят серьезные перемены. Часто его жизнь круто меняется за какие-то считанные мгновения.

Мне это напомнило рассказы Хемингуэя, за спиной которого стоит Чехов, как и за спиной многих писателей двадцатого века. Тот же лаконизм, отсутствие резонерства, «подводное течение», когда герои болтают о пустяках, а чувствуется необычайное напряжение…

Героиня одного из рассказов – некрасивая девушка, попавшая по распределению в деревенскую школу. Это повзрослевшая «некрасивая девочка» Заболоцкого. Изумительное необыкновенное стихотворение, которое вряд ли кого оставило равнодушным.

Значит, нечего ей надеяться на личное и семейное счастье. Это не для нее. Для любой женщины, осознавшей такое, это катастрофа. С этим грузом очень тяжело жить.Хотя бы ребенка завести. Но какая девушка, даже самая некрасивая не мечтает о счастье, о любви! А вдруг свершится чудо? Оно непременно должно произойти.Оно не может не случиться. Всем существом своим она ждет и верит в невозможное. Иначе жизнь не имеет никакого смысла, ни малейшего оправдания. Вот ее приглашают на деревенскую свадьбу. Так уж принято было, что в деревне на праздник приглашают всех жителей. Все веселятся, пьют. Одной ей не до веселья. Поют песни, потом танцы под гармошку. Ее, конечно, никто не приглашает. И она уже жалеет, что пошла на свадьбу. Для того, чтобы в очередной раз пережить свою некрасоту и понять, как ты несчастна?

Трезвая и грустная, она уходит со свадьбы. А по дороге ее догоняет пьяный парень. Это его возлюбленная выходит замуж. Он в ярости и считает, что ему делать нечего на этом чужом празднике жизни. Как это посмели его отвергнуть, такого самого лучшего?

Он лезет к ней, но получает отпор. Тогда он назначает ей свидание за деревней на следующий вечер. Она не верит. Ей впервые назначили свидание. Неужели свершилось? Вообразите, состояние нашей героини! А вдруг это оно и есть счастье? Так хочется в это верить. И она поверила. А дальше бессонная сладкая ночь! Она мечтает, рисует в своем воображении картины предстоящего счастья.

Бог услышал ее, молитвы ее свершились, хотя сознанием она не верит в Бога, потому что с малых лет ей внушали, что никакого Бога нет, это всё выдумки эксплуататоров. Но душу не обманешь. Она требует чуда, верит в него, она не может без чуда. И вот оно несомненно случилось. Завтра всё произойдет, она обретет счастье. Что она передумала, перечувствовала, пережила в эту ночь, писатель почти не говорит, так вскользь, намеком, вроде как мимоходом, но читатель-то всё понимает. Почти весь день она собирается и готовится к этому свиданию, думает только о предстоящем и ни о чем другом не может думать, отбрасывает всякие страхи. И ей кажется, что и не такая она уж и некрасивая, раз ее полюбили.

Мы-то люди опытные и знаем, чем должно закончиться это свидание, поэтому уже заранее сострадаем героине, а кто-то в сердцах чертыхается: «Ну, что же ты такая дурочка!» Дальше могли бы не читать, но будем читать, непременно дочитаем, и сердце будет сжиматься от боли и сострадания, как будто это с нами.Всё произойдет именно так, как мы и предполагали. Иначе в жизни не бывает.

У парня-то одна мыслишка: «Почему бы не попользоваться, если рядом сейчас ничего поприличнее нет?» Он начинает лапать ее, нисколько не скрывая своих намерений и без всяких прелюдий. Получает отпор, который его нисколько не расстроил. Если бы от той, которая нынче замужем, конечно, это был бы для него удар. А от этой замухрышки… Ведь даже победой над ней ни перед кем не похвалишься.

Когда девушки начинает решительно сопротивляться, он довольно спокойно воспринимает это и убегает за компанией парней, идущих в соседнюю деревню на танцы. Может, там что обломится и получше, и покрасивей, не то, что это мымра.

Для нее всё рухнуло. Жалко ее до слез! Милая, наивная, трогательная девушка!

Это жизнь. Она катком по судьбам, по душам, а не гладит всех подряд по головке: «Какие вы милые да хорошие!» Что будет дальше с нашей героиней? Не будем загадывать и заглядывать в будущее. Конечно, мы желаем, чтобы счастье повернулось к ней лицом.

Из прозы последних десятилетий прошедшего века были у всех на устах Астафьев, Распутин, Белов, Шукшин… Их читали, ставили спектакли по их книгам, экранизировали. Их произведения включены в школьные хрестоматии, по ним пишут сочинения.

Весьма талантливые, великие писатели, произведениями которых зачитывались не только их современники, но и потомки. Это наша гордость и слава. Юрий Казаков с полным правом может стоять рядом с ними. В чем-то даже он превзошел их. Но так уж сложилась его писательская судьба, что остался он в сторонке. Прошел не очень заметно. И современному читателю еще предстоит с ним встреча.

Сильно Юрий Казаков не был отмечен и читательским вниманием. Но читателей здесь вины нет, поскольку читали тех, кто был на слуху, чьи книги издавались миллионными тиражами. Потому что был он писателем тихим, в публицистические темы не лез, глобальных проблем современности не поднимал и за лозунги власти не агитировал. Думаю, что открытие Казакова еще предстоит, потому что во многом он ушел дальше своих современных собратьев по перу, именитых и отмеченных различными государственными премиями. «Тихое утро», «тихий писатель», но в то же время такой накал чувств, страдания, неразделенной и нерастраченной любви, тоски и мечты о светлом. То, что близко всем нам.

Можно назвать его русским Хемингуэем, современным Чеховым, но любые сравнения неуместны и неверны. Талант всегда своеобразен и неповторим, и в сравнениях не нуждается. Юрий Казаков шел своей тропой в стране, которую мы зовем великой русской литературой.

Свой кирпичик Юрий Казаков в фундамент великой русской литературы заложил. Непременно найдите его книгу! Уверяю, что вы не разочаруетесь, открыв для себя нового писателя.

Проклятая русская литература

Под таким углом классику XIX века у нас никто не рассматривал. Нет, конечно, были отдельные попытки, поползновения. Но чтобы вот так массивом, скопом собрать всех тех, кто составил эпоху в истории нашей литературы, названную «золотым веком» …

Кого-то книга повергнет в шок, станет неприятным откровением и, может быть, оттолкнет от русской классики, хотя автор никак не имела это целью своего произведения. Вероятно, кто-то воспримет это как пасквиль, очередное очернительство, на сей раз добравшееся до святая святых – великой русской литературы. «Да сколько же можно издеваться и изгаляться над нашим прошлым!»

Такие читатели тоже будут неправы. Но понять их можно и нужно. Столько чернухи еще не обрушивалось на голову ни одного народа.

Тут невольно приходит на память сравнение с историей ленинского образа, который на протяжении века пережил такие катаклизмы! И может служить уникальным примером.

В советские времена был создан сусальный образ вождя, лишенного всяких недостатков и слабостей, и на протяжении семидесяти лет он внедрялся в сознание миллионов людей. Даже малейшая критика воспринималась как святотатство. И уже был не человек, а божество, изображения которого можно было встретить на каждом шагу, посмотреть на его оболочку выстраивались километровые очереди. Количество издаваемых его произведений не имело равных.

Миллионы людей совершали ритуальные действия, прославляя вождя. Родилась новая вера в марксизм-ленинизм – светлое будущее всего человечества. Потом нам подали суп с котом: заявили, что десятилетиями всё передовое человечество жестоко обманывали. На самом деле это никакой не святой, а черт с рогами. И такой он и рассякой, исчадие ада, хуже всех гитлеров вместе взятых, да и тот перед ним младенец, агнец. Ну, такая бяка, что хуже и быть не может. Это тоже была великая ложь, но еще более худшая, чем прежняя, ложь, погубившая немалое количество людей, лишенных в мгновение ока идеала и кумира. Это привело к такому расколу общества, который можно было сравнить с гражданской войной.

Как у Боккаччо (помните в «Декамероне» молодые люди, бежавшие из города от чумы на загородную виллу, каждый вечер собираются вместе на очередную пирушку, и каждый по очереди должен рассказать какую-нибудь любовно-авантюрную историю, случившуюся с ним или с его знакомым. Так веселее им провести время, когда со всех сторон дышит смерть. Тем паче, что живое общение в те времена было единственным развлечением.

В книге Ольги Михайловой «Проклятая русская литература» молодые люди филологи, каждый из которых специализируется в своей области истории русской литературы «золотого века» собираются по вечерам, закупившись до этого коньяка и закусками, и каждый из них по очереди рассказывает литературоведческо-авантюрную историю, разоблачающую очередного писателя-гения. Благо гениев в ту эпоху оказалось немало, то и встречи наших литературоведов растягиваются на долгое время. Книга литературоведческого «Декамерона» получилась захватывающей. И вот неожиданный эффект, чем больше рассказчик обличает своего героя-писателя, тем сильнее у читателя желание перечитать произведения этого писателя, но теперь уже под иным углом восприятия, обогащенным новыми знаниями. Ок