Интеллектуальная порнография или почему Джеймс Джойс не Сверхчеловек

Все нижесказанное не более чем мнение автора, написанное далеко не академическим языком без терминов вроде "категорического императива" и понимания совсем уж глубоких материй вроде "вещах в себе", поэтому никаких претензий на лавры великого философа не имеется, равно как и не существует никакой непогрешимости автора, открытого к любым дискуссиям во имя познания.
Совсем недавно удалось, наконец, собраться с силами и закончить opus magna ирландского писателя Джеймс Джойса «Улисс» (латинизированное имя Одиссея). Сразу стоит оговориться, что произведение само по себе величайшее и более чем достойно занимать место в литературном мировом богатстве. И сам Джеймс Джойс — человек невообразимого таланта, которому можно только завидовать. У этой книги есть чему поучиться каждому писателю без исключения, поскольку взаимодействие с сознанием читателя идет на стольких слоях восприятия, что и без синдрома поиска глубинного смысла там хватит пищи для размышлений на следующую декаду.
Тем не менее, хотелось бы заострить внимание на том, что с этой книгой следует обращаться с осторожностью, ибо она очень легко может стать личным культом. И если не проводить анализ, за кадром останутся вещи, которые просто не захочется рассматривать.
В первую очередь, тот факт, что эта книга — интеллектуальная порнография. Если взять аналогию с фильмами, то постельная сцена в обычном фильме — это неплохие книги, вроде хорошего детектива или фантастики. Эротика — это книги с претензией на высокий философский смысл, вроде «451 градуса по Фаренгейту», «!984», «Ста лет одиночества» и прочих. Чуть за грань выходит, например, творчество Мураками или «Женщина в песках». А «Улисс» - это уже порнография в чистом ее смысле.
К несчастью, именно только такой странной градацией и можно описать прочитанное. Проще было бы назвать книгу «артхаусом». Но мало какой «артхаус», при этом не вдаваясь в сюрреализм, способен выдавать такое количество интеллекта и эрудиции на квадратный метр текста.
Чтобы представить общий накал страстей, я перечислю темы, что поднимаются в произведении, и при этом стоит учитывать тот факт, что почти все из них присутствуют в каждой главе, подчас в виде целой сюжетной линии. Итак: история Ирландии, культура Ирландии и Англии, древнегреческий эпос, Ветхий и Новый Завет, католичество и протестанцизм, еврейский вопрос в Ирландии.
Причем темы древнегреческого эпоса пронизывают все произведение до конца, где герои произведения сами по себе являются героями Одиссеи. А простой поход на кладбище — это поход в Царство Аида, где гробовщик — это сам Аид.
В самом романе приводится куча цитат, как в оригинальных, так и видоизмененных из всех перечисленных выше тем.
Более того, каждая глава имеет свой «цвет». А потом в ход идут «органы», и у каждой главы своя тематическая часть анатомии.
Простое событие, на которое мы смотрим глазами главного героя может превратиться в рефлексию на два абзаца, где смешана история Ирландии с Ветхим заветом и фактом, что он не помолился у смертного одра матери.
Но разобраться в этом без каких-либо сносок и не обладая эрудицией академического уровня практически невозможно.
Что же останется для читателя, который просто пытливый и достаточно вдумчивый? Останется лишь история про один день из жизни ирландского еврея, его жены и главного героя, в котором автор писал себя. На весь большой том.
В этом и состоит главная претензия. Эта книга написана ни для кого. Она написана автором про автора и для самого автора. Большая часть героев — это списанные с реальных прототипов люди, которых Джойс когда-то встречал. Это история, наполненная вещами, которые знал и видел он.
И он превратил это в настоящий греческий эпос, полный погружения в исторический и культурный контекст, при том, что сам Джойс исторический контекст считал менее значимым, чем чувства персонажей.
Но в том-то и проблема. Персонажи тонут под всем этим. Мы не видим их, мы видим лишь кучу цитат отовсюду и едва ли не новую реальность, построенную их разумом, в первую очередь, персонажем автора.
Вся книга — не более чем эксперимент и игровая площадка Джойса в стилистике и построении сюжетных линий. Это хороший учебник по истории и культуре, но никак не художественное произведение, которое должно в себе нести что-то, иметь какой-то смысл само по себе, не опираясь на тот самый контекст истории и культуры хотя бы в чем-то.
Может там и есть смысл, но разглядеть его крайне тяжело. Это воистину гениальное произведение, которое само в себе. Разумеется, поиском глубинного смысла там можно найти аллюзии чуть ли не на любое событие, в том числе и те, которые были в будущем, до которого Джойс не дожил.
Вот почему, на мой взгляд, это произведение можно назвать интеллектуальной порнографией, где интеллект и эрудиция затмили историю в книге и ее персонажей, отчего возникает вопрос — почему мы должны сопереживать этим людям как таковым. Ведь если отбросить весь пафос, всю претензциозность и желание автора превратить их жизни в этот самый греческий эпос, за ними не будет ничего.
Если бы персонажи и история были самодостаточными, то можно было бы украшать ее сколь угодно, и с таким мастерством Джойс мог не бояться с этим переборщить.
В результате мы переходим ко второму тезису, на который навеяло то, что сам Джойс подписывался порой «Джеймс Сверхчеловек».
Разумеется, каждый вкладывает в понятие Сверхчеловек что-то свое, и здесь будет лишь конфликт восприятия одного и того же термина. Тот же Ницше, автор данного термина, считал таковым того, кто превзошел обычного человека настолько, насколько тот превзошел обычного примата.
В целом данный термин не вызывает конфликта ни у меня, ни к тому, что его мог бы применить к себе Джойс. Потому что такой уровень мышления, интеллекта, культурной образованности и многих других качеств едва ли достижим для большинства людей.
И все же прокол Джойса в его «сверхчеловечности» заключается, как ни парадоксально, в его прошлом. Как его личности, так и национальной, но и даже религиозной идентичности.
Личная — это случай, когда он не помолился у смертного одра матери, и если брать то, что герой Стивен срисован с Джойса под копирку, это занимает огромное место в его разуме.
Национальная — история Ирландии и тема ее независимости от Англии.
Религиозная — религия занимает огромное место в сердце Джойса.
Все эти три составляющие отнимают у него гордое звание Сверхчеловека, которое он, вероятно, считал, что заработал своим невероятным умом. Но на мой взгляд, он стал всего лишь «виртуозом жизни», к которому Ницше относил, например, Юлия Цезаря или Наполеона. То есть человеком невероятных качеств, превосходящих большинство.
Но Сверхчеловек ли это?
Сверхчеловек — это не тот, кто бессмертен или сверхсилен. И не тот, кто он есть по Ницше, если углубляться.
Сверхчеловек — это тот, на мой взгляд, кто «знает», но смотрит «дальше». То есть человек, который знает прошлое, осознает все события также, как и любой среднестатистический человек, возможно, относится к ним не менее серьезно. Но, тем не менее, его взгляд направлен гораздо дальше. Его взгляд может пронизывать все прошлое человечества, со всеми его горестями, но они его не заботят в той мере, чтобы из-за этого рефлексировать. Он смотрит именно в будущее, зная свое прошлое. Формируя настоящее, опираясь на прошлое только в качестве опыта во избежание лишних ошибок. Он может быть патриотом своей страны, но интернационален в самой своей сути, то есть не ограничивает себя невзгодами собственной страны и ее историей. И если даже придерживается какой-то религии, то она не формирует его взгляды на мир, а является, максимум, духовной опорой. Скорее, он рассматривает саму религию (не веру) больше как историю, несомненно богатую.
И опять же, никто не говорит, что Сверхчеловек должен отринуть эмоции и не уметь сопереживать, чтобы не распылять лишний раз энергию своей сверхчеловечности или потому что его собственные страдания, по Ницше, несравнимо более великие и важные. Как раз наоборот. Сверхчеловек становится Сверхчеловеком, если не забывает о своей человечности. Но, опять же, ни одно событие, даже самое противоречивое и горькое просто не может быть ярмом у него на шее. Не потому что он так себе запретил, а потому что, опять же, его взгляд направлен намного дальше.
По всем параметрам Джойс провалился, и именно это не позволило сделать «Улисса» чем-то, что способно заглянуть за грань обычного человеческого и воистину раздвинуть горизонты, а не скатиться именно что в интеллектуальную порнографию.
Именно поэтому у «Улисса» следует учиться каким-то частностям, но ни в коем случае не подражать. И уж тем более, не попасть в ловушку к автору, пусть тот ее и не расставлял. Просто столкнувшись с таким гением, невольно, но сам толкаешь себя в его сети.
Пруста пока не читал, но вот Набоков выгодно отличается от Джойса тем, что именно персонажи в той же «Лолите» являются не менее важными, чем сама линия противоестественных в большинстве социумов отношениях. Именно образы персонажей не позволяют проникнуться к тому же Гумберу безраздельным отвращением, иначе книга бы никогда не стала популярной и осталась бы на уровне каких-нибудь «Шатунов».
Что до Ницше, то его следует рассматривать отстраненно, в результате я обнаружил слабость в его идеологии превосходства элитарного меньшинства над большинством, миллионы из которого можно легко жертвовать во благо меньшинства.
Но вот только проблема, история не раз показывала, что среди обыденного большинства как раз и рождались выдающиеся люди, которые шли по ступеням трудностей наверх, в то время как меньшинство часто идет к вырождению, какие методы евгеники к ним не применяй.
Тот же Сартр, Беккет или Картасар.
Не знаю, самый ли непонятный роман «Улисс», но «Игра в классики» — еще так чертовщина.
По сути, рассматривать подобные работы нужно в той парадигме, в которой они написаны. Это, в первую очередь, нарушение классических литературных норм: единство времени и места действий.
Так, авторы нового романа экспериментируют с формой, порядком повествования, временными рамками и т.д.
Разумеется, парадигма важна, я в этом анализе от нее дистанцировался, рассматривая его в целом, и вопросы, что я поднял, от парадигмы как таковой не слишком зависят
Частично вижу популяризацию писателя, но больше — особое видение творчества Джойса. Вам не кажется, что именно в этом заслуга великих книг: каждый читатель видит в них что-то своё, создавая свой личный, уникальный диалог с писателем?
P.S. На самом деле, заслугу именно Джойса больше вижу в использовании техники потока сознания, что даёт погружение в функционирование речи, в то, как она зарождается. Это классно. Именно поэтому книга растянута и перекрещиваются архетипы, цвета, мифологии… А интеллектуальной порнографией, простите, можно тогда весь модернизм назвать с его экспериментами. И зарубежную Вульф, и нашего Блока с Маяковским. Какое-то это выражение однобокое.
нет, я не говорил даже о сложности восприятия, я говорил о том, что вложено в роман и на скольких слоях подается информация. И что из этого следует.
лишь единицы начписов будут ему подражать в общем смысле. Но я имел ввиду подражание на уровне превращения обыденных вещей в древнегреческий эпос, но при этом не вкладывая в это чего-то помимо, то есть заниматься банальной рефлексией. Рефлексией, которая ничего не несет — это тенденция сегодня, ее пытаются прикрыть сюжетом и даже развитием персонажей, но далеко нечасто.
его уже нельзя популяризовать больше, чем он есть. Если так, то любое упоминание его имени или произведений в любом контексте — это уже популяризация.
безусловно, сомневаюсь, что в статье есть противоречие этой мысли.
я отдал вначале дань уважения этим и другим вещам
не знаю, видимо, я не так выразился, если кажется, что в статье выражен протест против каких бы то ни было экспериментов.
С творчеством Вульф незнаком, но Блока и Маяковского читал. Там в каждом произведении есть конкретная мысль, идея, протянутая нитью. Маяковский так вообще был человеком не только мысли, но и действия. Он говорил столько, сколько нужно, без претенциозности к вещам, этого, в общем-то, в обычных обстоятельствах незаслуживающих.
Просто приведу то, как я вижу Улисса. По наполнению — это два с половиной Шума и Ярости. Наполнение по всем параметрам — от обычных сюжетных линий до аллюзий самого последнего толка. То есть моя мысль в переизбытке всего без какой-либо конкретной цели вроде мысли, которой мог бы поделиться автор, чем точно не могут похвастаться другие модернисты. То есть это действительно чистый поток сознания, но написанный с приложением стольких усилий, что хватило бы написать настоящий эпос, влияющий на людей и именно мировую культуру, здесь же все абсолютно локально как по сюжету, так и в голове автора, так и по влиянию (слава на весь мир не равно влиянию, последнее настолько эфемерная вещь, практически невычисляемая, в отличие от произведений философов, чье влияние еще хоть как-то можно проследить)