Неделя чумы. Глава 1.
Приступим. Чтобы не плодить блоги, переименовал прошлый. http://litclubbs.ru/posts/2929-nedelja-chumy-podgotovka.html Там будут правила и комментарии не по теме. Если вдруг появятся заинтересованные наблюдатели, просьба писать там же.
Пролог.
Город был мертв. Большой многосотенный город убила чума. Она обошла его вдоль и поперек, победоносным шагом – грязная смердящая победительница. Она ушла, ибо взяла все, что могла взять.
Остались блуждающие тени, немые вечно голодные призраки, обезображенные трупы и - что было худшим наследием чумы – остатки, обмылки некогда людей: глухих и немых, одиноких, добровольно запертых в гробах своих домов. Те, кто остался не умели надеяться, не умели сочувствовать, плакать. Даже бояться они больше не умели, потому что страх иссушил их до дна, выпил их слабые души, и ушел вслед за своей черной хозяйкой.
Иногда под окнами слышались монотонные шаги чумного доктора, показывалась его страшная птичья маска. Еще раздавался голос безумного, невесть как выжившего, мальчика-оборванца. В последние дни мальчик кричал: «Волк! Волк в городе!» Его сиплый бессмысленный крик тонул в немоте безжизненных улиц, отзывался эхом под сводами оставленного храма, ударялся о заколоченные ворота ратуши. В последнюю ночь мальчик почти скулил, выл каким-то невиданным зверем, умолял, стуча в двери домов: «Волк, волк! Волк идет!»
Мальчика нашли утром. Растерзанного, с широко открытыми испуганными глазами. Потом нашли другие тела. Одни были разорваны в клочья, другие словно иссушены, будто кто-то высосал из них всю жидкость. Город привык умирать от чумы, но это была не чума. Это были жертвы сверх всякой меры и разума.
Пришла новая зараза, новая чума – потусторонняя, дикая. Но ей немногие выжившие горожане решили бросить вызов. Разом, не сговариваясь. Пережив одну чуму, они не имели права сдаться второй, пусть она будет в тысячу раз страшнее и беспощаднее. Город оживал, готовился принять последний бой и выжить, и у города было не больше недели.
Люди вновь шли на площадь, чтобы творить историю. А в ушах у каждого надрывно звучал мальчишеский простуженный вопль: «Волк! Волк! Волк в городе!»
Раньше её часто можно было увидеть за попрошайничеством и «чёрной» работой, но теперь не к кому пойти в услужение, да и монеты точно в ближайшее время не будут в ходу. Человечность и доброта — вот самая твёрдая валюта в эту неделю, но Венди сомневалась, что сможет её отыскать в этом богом забытом городе.
Мужчина был немолод, но моложав — высокий, с гладко выбритым лицом и короткими русыми волосами. Он был одет в тяжёлый кожаный плащ, поверх которого болтался чеканный металлический знак с крестом и надписью «Sanctum Officium».
Он подъехал на главную площадь, где уже собрался народ, спешился и, припадая на левую ногу, прошёл к эшафоту. В его зычном голосе слышался заметный чешский акцент:
— Эй, вы! Кто здесь главный? Бургомистр или священник — всё едино! Кто есть власть в этом городе?
Он накинул капюшон и пошел к лестнице. Лысая голова, похожая на старую луковицу, худые, жилистые руки и лицо, помнящее несколько дурацких гримас — вот всё, что осталось от человека.
Котик, его зовут Котик.
— эй, господин рыцарь! Там, на твоей войне с людьми, ты может и можешь остановить чью-то смерть, но здесь…
— Я — Венди. Невелика радость встреть знакомое лицо, но всё же благодаря этому я могу назвать утро добрым. Простите, если моё общество вам неприятно…
Венди с интересом и испугом кивает в сторону недавно прибывшего человека в плаще и знаком святой инквизиции.
— Я уж было подумала, что со смертью настоятеля Бог покинул нас.
В наследство мне досталось родовое поместье, да оно безлюдно, но вы всегда сможете найти кров под моей крышей.
— Надеюсь, сироты и нищие по-прежнему могут надеяться обрести в стенах Храма Господнего?
— Простите, я видел вас на площади, но вы не высказались. Выборы мэра нужно произвести сегодня. За кого вы отдадите свой голос?
Но шум вышедших на улицу «счастливчиков», ржание коня, топот копыт — этот шум разбудил одну из «куч». Она зашевелилась, показалась одна тощая рука, затем вторая. Один из мертвецов поднялся на дрожащих ногах, зашатался, но не упал. Спутанные волосы, колтун, который бородой бы назвал лишь слепец. На скелете туловища болтается грязная рваная рубаха, штаны перетянуты веревкой, обуви — нет вовсе.
«Мертвец» оглядел площадь и собравшихся, плюнул себе под ноги и двинулся к эшафоту.
— А потише можно, господа?
Бывший труп расхохотался и привалился спиной к постаменту. Сполз наземь и будто снова уснул.
— Фу, мертвечина! Господин рыцарь, не марайте свой благородный меч об эту гнилую тыкву, пусть болтает…
Подбежал поближе к рыцарю, уселся на землю и с любопытством стал прислушиваться к разговору с инквизитором, вертя головой и бормоча что-то себе под нос.
Вот щас не хочу.
— Я, как представитель Святой Церкви, приветствую желание восстановить в городе законную власть! Пока я не знаю здесь никого и отдам свой голос последним.
Сейчас для меня важнее понять, что происходит в городе. Нет ли в последних убийствах, о которых до меня дошли слухи, элементов сверхъестественного — ведьмовства или малефиции. А вы, виконт Левератто, позаботьтесь о людях.
Или может ты жаждешь власти над собравшимися здесь?
— Выбирают мышку на завтрак, господин рыцарь, власть берут. Считайте, что вас выбрали.
— Надо же, какой резвый поц! Не побоялся руки замарать! Ты мне нравишься, парнишка. Надеюсь, помрешь тут последним, будем гулять вместе как два закадычных приятеля!
— Я не поц, я котик, дурила. Считай познакомились и пиво за мной.
Обращаясь ко всем.
И если вы решили играть эту дурацкую комедию, то мой голос за рыцаря.
И тем неожиданнее было, когда высокий человек поднялся с мёртвых тел, на которых лежал, отдыхая или находясь без сознания, проснувшись или воскреснув чудесным, но от того не менее пугающим образом. Обосновавшиеся на нём вороны взлетели над эшафотом. Похоже, они так и не нашли ничего съедобного в его теле.
Это был монах, невероятно высокий и худой. Низко нависший капюшон невероятно грязной и массивной рясы почти скрывал его лицо, которое можно было назвать лицом не особо свежего покойника, если бы не глаза, полыхающие нездоровым фанатизмом.
Никто не знал, как его зовут, но многие узнали его мощный голос, не вяжущийся с шириной узкой впалой груди. Говорил монах, словно бы ни к кому конкретно не обращаясь и не глядя ни на кого. Человек явно не от мира сего.
— Я слышал, кто-то сказал, что власть в этом городе отсутствует.
Монах огляделся и воспалённые глаза лихорадочно и свирепо сверкнули из-под капюшона.
— Ложь!
Тощая, но крепкая и жилистая рука высоко подняла деревянный крест из грязного потемневшего дерева. Этим массивным перекрестием легко можно было проломить голову.
— Бог всё ещё владеет этим несчастным городом. Уверен, отец Вензлав Бенеш не даст забыть об этом славным жителям нашего "...".
Ещё один фанатичный взгляд.
— А я помогу, вместе с ним, оградить город от Сатаны.
Монах замолчал, сложив руки на груди.
— Зови меня Исмаил, брат мой. Уверен, вместе мы наведём порядок в этом городе.
Кажется, монах хотел добавить что-то ещё, но внезапно началась молитва. Упав на колени, «Исмаил» принялся горячо шептать что-то, больше напоминающее бред, чем какие бы то ни было святые тексты.
— Мне память нынче отказала, но сердце верит: небеса послали Вас на помощь сирым. Храни вас Бог, а вы покой наш.
*Склоняется в почтительном реверансе*
И он рванул в переулок за несчастным животным.
«Крепко вчера приложили. Или все же не стоило лечиться потом запасами вина с того подвала…»
Оглядев площадь и тихо ругнувшись, он в очередной раз вспомнил папашу – достопочтенного Ифраима Брита, лупившего его палкой по голове и твердившего: «Дан, тупица, опять подрался? Наемником собрался стать? Какой позор!»
Наемником он не стал, но вышло не лучше. К трупам ему не привыкать, но столько – это уже слишком. А мог бы правда, доучиться…
Но сегодня на площади собрались и живые люди. Дан резко остановился, предпочитая остаться в тени.
«Откуда их так много? Казалось, а казалось почти все померли. Жаль. Хотя…»
Общаться сейчас он был не настроен, но не ушел, решив понаблюдать.
«Сейчас все будет, как всегда. Дележка власти на куче трупов. Ну так посмотрим, что они из себя представляют. Мародерствовать больше нельзя. Придется примкнуть к кому-нибудь, думаю они не откажутся, никто не отказывался»
Дан усмехнулся, поглаживая под плащом стальное лезвие короткого меча.
— Ингольштадт, — громко произнёс он. — Три года назад. Вы были в городе во время беспорядков и помогли отцу Вератти уйти от толпы. Вы сразу сбежали, но у меня хорошая память.
2. Монах получает неожиданное послание от бога, задумывается и катится со ступенек, ломая себе челюсть при этом: теперь он больше не сможет говорить.
3. Монах стучит костями по всем ступенькам и надолго теряет сознание, стукнувшись головой.
4. Монах ловко уворачивается, входит в церковь и надолго погружается в молитву, встав на колени.
5. Монах падает, но, привычный к подобному с тех пор, как сошёл с ума во время чумы, обходится минимумом ущерба и продолжает сопровождать собрата по вере.
6. Монах падает, но, привычный к подобному с тех пор, как сошёл с ума во время чумы, обходится минимумом ущерба, после чего решает, что лучше найти занятие безопаснее. Размышляет, потирая шишки.
Кидаем: kubik.nurk.ru
Выпало: 6
Взгляд серо-стальных глаз, из которых словно бы на время отступило безумие, скользнул по людям на городской площади.
Рыцарь.
Бездомный.
Девушка с цветами.
И, кажется, кто-то ещё.
— Хм-м-м…
Монах провёл ладонью по мёртвому лицу, закрывая глаза покойницы. Встал на ноги, неспешно ходя между живых и мёртвых.
Шут.
Ещё одна девушка, полненькая.
И он возобновил погоню.
— господин рыцарь! А в вашем поместье осталась еда?
«Ты смотри, а этот уже подцепил бабу. Натурально, рыцарь....»
Тишина. Теперь тишина. Инквизитор расслабляется, откинувшись на спинку стула, достаёт пергамент, перо, чернила и начинает писать:
«Слишком немногие высказались. Пока мэр не выбран, власть на мне. Нужно обойти выживших, чтобы голосование состоялось.»
Инквизитор тяжело поднимается и вновь идёт на улицы.
*
Что ж, придётся ждать, пока он появится, чтобы спросить и его мнение.
рыцаря не позволит их выгнать. Благородный сэр приобрел себе лишний балласт. А они еще и взбунтуются, вот увидим. Ну, может тогда и я захочу есть, и придумаю, как ему помочь.
Наверное, лучше бы у власти остался инквизитор? Но кто меня спросит? В любом случае, стоит пока остаться подле него. Почему я не помню того, что помнит он. Ох, как голова болит...»
Размышлял Дан, направляясь к схрону, который он устроил в подвале, забираясь в чужие дома, и грабя их мертвых хозяев.
«Еды у меня пока достаточно, хватит чтобы, понаблюдать еще».
Монах смотрел на мельника, сидя на корточках в переулке. Нижняя половина лица монаха, открытая из капюшона, смотрела на верхнюю половину лица мельника, прислонившегося спиной к своему дому. Нижней челюсти у него не было.
«Прости меня».
Монах встал и неспешно вернулся на городскую площадь.
Вот и инквизитор.
Выслушав его, парень в рясе дал однозначный ответ.
— Я за рыцаря, брат мой. Он ближе к богу, если истинный рыцарь. Помоги нам Господь, если это не так…
— Решение горожан было практически единогласным! Все опрошенные, кроме двоих, заявили, что готовы вверить свои судьбы виконту Карлосу Левератто. Теперь он — глава и бургомистр этого города. Я, как представитель Святой Инквизиции, поддерживаю и благословляю это решение. На мне же — расследование недавних смертей, прокатившихся по городу. Истина будет установлена. Волею Господа! In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.
Дохляк гордо прошествовал к одному из домов, подергал дверь — заперто. Пожав плечами, он разбил окно кирпичом, забросил кошку и вскарабкался следом. Скоро оттуда потянет сначала дымом, а затем жареным мясом.
Это ли не пир во время чумы, господа?
Бешеная злоба искажает темное лицо Котика; он оглядывается по сторонам и скрывается во тьме.