7 шагов за горизонт

…1%....

- Охлаждаем… Закрепляем…

Почему стоят часы? Я надумал достаточно мыслей, чтоб стрелки сдвинулись с места, хотя бы на шаг. И кто свалил все цифры в кучу? Один, два, три… Четверка пропала, вместо нее – перевернутый табурет.

Нелепость сплошная.

Часам не положено стоять, им положено идти, и не куда-нибудь, а вперед! От часов, идущих назад нет никакого толку. Сколько назад не ходи – время не воротишь. Часам следует идти в ногу со временем. Вот от таких часов будет толк: глянешь на циферблат, и сразу поймешь который час.

Двенадцать – пора обедать.

Половина шестого – время пить лекарства.

Начало десятого – чистить зубы и спать.

Пять, шесть, семь…

Сколько времени прошло? Я дважды досчитал до ста.

Я сплю? Я слышу голос. Это сон. Дурной, глупый, бессмысленный сон.

…23%...

Часы потекли по стене. Красное пятно. Почему так холодно?

Меня зовут Алексей. Алексей Федоров. И мне…. И мне….

Не помню. Мысли тяжелые, вязкие, парафиновые. Совсем не чувствую тела. Что произошло? Вспоминай!

Было начало двенадцатого. Я, как всегда, сидел в гостиной и смотрел новости по третьему каналу. Скачки курса криптовалют, очередное обострение на Китайской границе, говорили про исчезнувший космический корабль. Ровно в полдень прозвенел таймер. Чертов динамик кричал на весь дом, пока я не поднялся и не выключил его. Катерина завела будильник, чтоб я не пропустил обед. Порой, я бываю так занят, что забываю поесть.

После звонка я отправился на кухню. Из шкафчика достал чашку, насыпал кукурузных хлопьев, залил холодным молоком. Я хотел взять чашку и вернуться в комнату, но Катерина разрешает есть только на кухне. Значит, обедал я за столом.

А что потом? Потом провал. Черное пятно. И только скользкие часы на зеленой стене, и табурет вместо четверки.

Следовательно, я уже не дома.

Нет… Этого не может быть! Я же… Я же…

Я же был осторожен, осторожен: не звонил с одного номера дважды, не подписывался настоящим именем. Регулярно менял пароли. Нет, меня не могли вычислить. Не могли. Страницу удил давно, я даже камеру заклеил, чтоб не засветиться. Неужели я ошибся, и они пришли за мной? В самый момент, когда я был один, безоружен, беззащитен.

…34%...

- Давление в норме, с сердечный ритм стабильный. Можем вскрывать.

Нет. Нет-нет-нет. Я отказываюсь в это верить!

Как же так?!

Думай, вспоминай!

Меня зовут Алексей. Алексей Федоров. Мне…. Мне…

Я чувствую, как по венам течет сладкий яд, как легкие наполняются углекислым газом. Я чувствую удушье. И часы упали со стены, и медленно тлеют обои.

Надо вспомнить, где я мог ошибиться. Где?

Всю неделю я не выходил из дому. Катя просила меня съездить к доктору Краусу, но я отказался. Мне не нравится этот немец. В первую же встречу, он вел себя подозрительно. Постоянно задавал вопросы, мерил давление, светил фонариком в глаза. И лицо у него не доброе, вытянутое с острым подбородком. «В очках. Значит, что-то замышляет», подумал тогда я.

Немец. Он даже имя мое произносил на немецкий лад: Алекс Хеймер.

Но на прошлой неделе я к доктору не ходил, и об открытии моем он знать не мог. Значит, доктор ни при чем. Но если не он, тогда кто?

Сосед?

Сергей, Серега, Сереженька.

Встретились мы в пятницу, он пригласил меня в гости отпраздновать покупку протеза. На стройке, еще в конце тридцатых, ему повредило руку, плитой по самый локоть раздробило. А это он взял кредит и установил бионический протез. Что говорить, вещь! Хромированная, двадцать точек подвижностей, огнеупорная. Показывал, как пальцем может горячий чай мешать. Ему, как пенсионеру, скидку сделали. Модель купил, конечно, не импортную, отечественную. Зато, сказал, она не облагается налогом. Месяц назад было принято постановление приравнять все бионические протезы к орудиям производства.

Бесстыдство!

Эх, Серега, эх дурак! Он же не знал, что протезы жучками и чипами напичканы. Я ему так и сказал, что, мол, это ты зря, тебя найдут. А он обиделся, назвал меня дураком. И сдал? Нет. Серега не мог. Он толковый и честный мужик, не раз меня выручал. Он не стал бы меня выдавать.

Остается Катя?

…45%…

- Вентилируем…Давление падает…

- Что с ним?

Катерина, Катя, Катенька…

Накануне мы поссорились. Сильно.

Суббота. Злосчастная суббота. Я все бы отдал, чтоб обратить время вспять и все исправить!

Мне нездоровилось с самого утра. Я плохо спал, постоянно думал о работе, о доме, о неоплаченных квитанциях. Она позвала завтракать. На столе стоял чай и овсяная каша. Мягкая, сливочная. Но мне было не до еды. Я сорвался, закричал, наговорил всяких глупостей. Белый хлеб, она же знает, что я не ем белый хлеб! В нем столько глютена. Выращенный в ЮАР из модифицированной пшеницы - это отрава, а не еда!

Но я знаю, она не виновата, не специально… Она не хотела, верно?

Или роковая суббота стала последней каплей?! Неужели я стал ей настолько нелюбим, что она решил избавиться от меня таким способом – сдав «Энергону»?!

Нет, я отказываюсь в это верить…

Да, в последнее время мы не особо ладили, признаю. Она хотела, чтоб я сделал операцию и установил себе имплант, даже к доктору Краусу меня отвела, но я отказался. Нет. Я не пойду на это. Я не стану жертвой модернизации даже ради тебя!

Катенька, если бы ты знала, сколько людей умерло в больничных застенках! Каждый день рождается до трех тысяч новорожденных с различными аномалиями. Дары XXII века, да будут они прокляты, эти дары! Нет, дорогая, нет. Даже ради тебя я не готов пойти на это.

…63%...

-Нормализуем… Вводим контраст… Сверлим…

Я был прав, все это время был прав.

Однотипные дома, картонные коробки, пластиковые окна, линии электропередач. Бесплатный интернет в каждый дом. Камеры слежения, на каждом углу, на каждом перекрестке, в каждом магазине в бесконечной онлайн трансляции в любую точки мира.

Налоги, налоги, налоги. Налоги на ноги, налоги на руки, налог на домашних животных, детей и стариков. Запрет на клонирование, запрет на донорство, запрет на суррогатное материнство, запрет на аборт, на эвтаназию, на естественную жизнь, на естественную смерть.

Огромные города, стянутые паутиной проводов, оптоволокна. Они растут, рушатся, сращиваются, скользят, смещаются, умираю, чтоб родиться вновь. По семь квадратных метров на душу населения, каждому жителю – уютный гроб. Беспроцентная ипотека, передаваемая в наследство, коммерциализация всех сфер жизни.

Это хаос, это безумие, одноклеточный автомат.

Уже ничего не понять, не объяснить, не узнать, не вопросить. Не вспомнить, не забыть, не соврать и не спросить.

Я двадцать лет отработал оператором атомного бота. Двадцать лет водил механического шахтера по урановым рудникам, добывал по три-четыре тонны руды за смену. Но ради чего? Ради будущего, ради бесплатной энергии, или для того, чтоб сделать мир лучше, безопасней?

«Чтоб быть конкурентоспособным, работник раз в десять лет должен проходить модернизацию». Чушь! Мой КПД на треть больше самого роботизированного оператора. Никто не мог справиться с ботом лучше меня. Я был хорошим работником, одним из лучших, и вот, чем меня наградили.

«Энергон Энтерпрайз» – мы еще сочтемся!

…78%...

- Повышаем мощность. Вводим электроды. Даем обратный отсчет.

Нейроимпланты, экзоскелеты, роботы-аватары, искусственные органы – эти технологии были разработаны еще в 50-х. Основная проблема была в питании устройств. Кибернетические ноги позволяли бегать со скоростью до 26 километров в час, но только первые десять минут. Аккумулятор, с легкостью помещающийся в рюкзаке, едва можно назвать компактным. Разработка устройств питания стала основной задачей. Открытие энергона решило проблему. Первой компанией по производству батарей стал «Энергон Энтерпрайз». Теперь, три из четырех устройств работает на батареях его производства.

Я помню, как нейроимпланты и биопротезы рекламировались на каждом шагу. Ни одно шоу не проводилось без участия героя, впаявшего себе в голову wi-fi приемник, или поменявшего больную печень на более совершенную. Тогда это казалось диким, но сейчас…

Потом в ход пустили кибернетическое лобби, запретив сперва трансплантацию в пользу искусственных органов, а затем и вовсе обязав каждого рабочего проходить модернизацию.

Прогресс не остановить. Он идет семимильными шагами, сметая все на своем пути: города, страны, людей, в них живущих.

Я устал бороться, устал сражаться, устал отстаивать своё право жить таким, каким меня сделала природа: больным, глупым, несовершенным. Мне тошно в этом стерильном и параллельном мире.

Это был я. Ни сосед, ни Катя, ни доктор Краус, будь он хоть трижды проклят. Я сам себя подвел, неосознанно, не специально, но все же.

Я хотел, чтоб они пришли за мной, чтоб весь этот кошмар закончился.

Я чувствую, как в мою голову вставляют иглы, как электрический ток течет венами. Они в моей голове.

Катя, Катенька, Катюша. Прости меня, дурака.

…100%

- Операция окончена. Можем пробуждать.

Внезапно, яркий свет, идущий откуда-то извне, ослепил меня. Зрачки сузились до точки, до острия иглы, и я зажмурился.

- Зрительный рефлекс в норме.

Передо мной появилось лицо. Сухой мужчина с острым подбородком светил фонариком. Это был доктор.

– А теперь следите за рукой. Вверх, вниз, влево… Очень хорошо. Вы помните как вас зовут?

- Алексей. Алексей Федоров. И не ваше дело, сколько мне лет.

Краус улыбнулся и показал большой палец. Чертов немец был рад моему возвращению.

Только теперь я уловил очертания больничной палаты. На зеленой стене висели часы. Черные стрелки исправно отмеряли время.

- Доктор, что с ним? – родной голос кольнул меня. Рядом с кроватью стояла женщина. Я попытался привстать, но доктор уложил меня обратно.

- Леша, Лешенька, милый мой, ты узнаешь меня?

- Катенька, это ты – сказал я, и крепко сжал её холодную морщинистую руку.