​Театр Слонов

Петр Иванович Мармонов был атеист. Мормонов он уважал за то, что у них разрешено многоженство — собрания их посещал, играл на гитаре во время богослужения. Но к числу паствы почему-то душу свою прибавить не спешил.

Впрочем, ислам его тоже привлекал по этой же причине, но и одновременно отвращал, из-за обрезания.

В шутку он говорил, что не понимает евреев — тысячелетний запрет на многоженство у них уже снят, а никто не торопится вернуть эту замечательную традицию. А вот в вопросах крайней плоти они, напротив, крайне консервативны!

Вторая, любимая жена Петра Ивановича была еврейка из мормонов. Поженились они зачем-то, когда она уже уехала в Штаты, в один из ее приездов. Ехать с ней Петр Иванович отказался, но поменял родовую свою фамилию на Мармонов.

После чего его родня ему говорит: ты нас на мормонов променял? А он им -да, на мормонов, говорит.

-Так ты, Петр Иванович, мормон?! — родня говорит.

А он им — нет, жена у меня мормон, и падчерица мормон, говорит, а я — нет!

— Тогда зачем ты свою фамилию поменял?!

— Чтобы снять дурную карму.

— Карму?! А!!! Так ты буддист! — опять-таки, родня ему возражает.

— Я атеист, опять-таки спорит Петр Иванович, и все! Разговор закрыт.

— Ну понятно, — действительно замолкает обиженная родня.

Отец Петра Ивановича, Иван Петрович был артист. Петр Иванович артистов не уважал и не любил, а родня их любила, но не уважала. А разве возможна любовь без взаимоуважения, недоумевал он.

— Ну, ты артист! — говорила родня Ивану Петровичу, — а ну-ка прикинься!

— То есть как прикинуться?

— Ну как вы там у себя, это...

— А! Французом, которому лошадь на ярмарке продали?

— Да-да, лошадь!

Иван Петрович тут же с удовольствием показывает француза-покупателя и цыгана-продавца и лошадь, и булочника-рязанца и побирушку-нищенку и подгулявшего купца и мамзель, и торговок квасом и ребятню-зевак — словом, всех кто в торге принимал участие. Зрители смеялись так, что рюмки на столе подпрыгивали и вино из них проливалось, после чего все икая снова шли за стол.

Не смеялся только автор показа. Он сыграл Короля Лира, мечтая о роли Шута, душа Дездемону хотел быть Фальстафом, а трех Гамлетов он легко променял бы на одного Пантагрюэля. Просто все дело в том, что Иван Петрович по природе был комик, а по амплуа — трагик, в этом была трагедия его жизни.

Поэтому после развода с матерью Петра Ивановича, запил. Впрочем, пил он и до развода, но совсем по другой причине.

Пил он, как водится, разведенный спирт, запивая таким же чаем, а что прикажете еще пить разведенному мужчине?

А на жизнь зарабатывал разведением кроликов.

Точнее, пытался зарабатывать, потому что с работы его выгнали, а на кроликов нашло моровое поветрие.

Тогда Иван Петрович устроился в цирк униформистом — он вычесывал гривы львам и подавал бутафорский кирпич коверным клоунам до тех пор, пока в новогоднюю ночь они с другими униформистами не съели гуся, единственного в мире, который катался на коньках.

И уже после этого Иван Петрович устроился работать смотрителем в живой уголок Детского парка, где обрел своего истинного друга и собеседника- обезьяну Мартына. У Мартына он брал себе на закусь яблочко или банан, а обезьяне наливал взамен рюмку портвейна.

— Ну, чего, предок, как жизнь? Ты, главное, палку в руки не бери, а то тут у-уу! Слишком поздно! Твой плод познания так долго висел на дереве, что успел забродить! Поэтому ты при помощи зеленого змия, минуя стадию человека, моментально деградируешь обратно в скотину!

Мартышка и правда скоро стала заправским алкоголиком — трясясь с похмелья по утрам стучала рюмкой-наперстком и требовала налить.

А через год сдохла — печень не выдержала. У обезьян все как у людей, только гораздо быстрее, экспресс-жизнь.

Посему, Иван Петрович, был изгнан из райских кущ живого уголка Детского парка.

Тогда-то он и основал свой знаменитый Театр Слонов! Он ездил по всему миру в поисках талантливых слоников и обучал их сценическому мастерству: слон-тапер у него играл на фортепиано, слоны- степисты били чечетку и задавали ритм, слониха-солистка в балетной пачке делала па-де-де, встав на пуанты, а солист не останавливаясь крутил тридцать три фуэтэ, слоны-гимнасты летали под куполом и все это сопровождалось вздохами греческого хора слонов и мощным свингом духовой секции слонов-трубачей. Даже монтировщики-униформисты и билетеры в театре слонов были слоны. А в фойе, в кокетливом белом чепчике и в белом передничке, разливала напитки слониха-буфетчица.

Когда же представление заканчивалось, толпы поклонниц с диким визгом рвались к ним за автографом, толклись под окнами гримерок и служебного входа театра. Артистические слоны в черных очках старались уйти незамеченными через черный ход. Они избегали толпы и давки, чтобы, не дай Бог, не запаниковать и не начать себя вести как слон в посудной лавке.

Впрочем, порой, все шло не совсем так гладко, как нам того хотелось бы! Изначально, когда Театр Слонов только еще появился на свет, и делал первые свои неокрепшие шаги к становлению, критикой он был встречен очень недоброжелательно. «Вульгарное зрелище на потребу невзыскательной публики», «цирк-шапито, а не театр», «бессодержательная пустышка, лишенная какого-либо глубокого смысла» — таковы были самые ласкательные рецензии.

Можно было бы начать оправдываться, устроить скандал или потребовать опровержений, но Иван Петрович решил, что время само расставит все по своим местам, а про себя рассудил вот как: «Почти каждый человек — это не случившийся актер, каждый актер — неудавшийся режиссер, каждый режиссер — неудавшийся драматург, а так как критические ежи в глубине души тоже хотят быть артистами, то ежи — тоже люди!»

И как мы теперь знаем он был абсолютно прав.

Сложно предположить, чем бы закончилось мировое турне Ивана Петровича с антрепризой Театра Слонов, если бы не подоспела революция семнадцатого года! Ну что там было далее? Вы же сами знаете.... Гражданская война, военный коммунизм, голод, разруха... Как выжил театр Слонов?

В то время он гастролировал по Средней Азии, где природа там щедра к слонам — еды для них вдоволь, зимы теплые. Чтобы не участвовать в гражданской войне, в какой-то момент труппа стала кочевать подальше от человеческих поселений.

Но чтобы подкормиться, они продолжали давать свое удивительное представление перед жителями окрестных кишлаков, но публики с каждым разом приходило все меньше и меньше. И в конце концов остался только один аксакал, которому никогда не надоедало это зрелище.

Старик утверждал, что он местный долгожитель, его возраст где-то около четырех тысяч лет и пригласил театр Слонов к себе в гости. Актеры с удовольствием согласились с чудным стариком, и они все вместе двинулись в путь в предгорья Памира.

Пройдя долинами, горными тропами, минуя перевалы и вершины, ледники и глейдеры, гейзеры и лакуны, благополучно избежав лавровых и лавовых потоков, они, наконец, прибыли на место.

Перед входом в карстовую полость, их проводник спелеолог-любитель, велел всем обвязаться одной веревкой, затем они вошли внутрь пещеры.

Он что-то бормотал о том, что это не просто пещера, а то ли вход в подсознание, то ли в Шамбалу, то ли в царство лемурийцев, но его никто не слушал, только те слоники, что шли рядом.

Да и то они так были увлечены и подавлены новизной своих ощущений от пребывания в пещере, что им было не до того.

Просто иногда пещера сужалась до размеров кроличьей норы, и тогда нужно было протискиваться через завалы, слоники чувствовали себя неуклюжими гигантами, с огромным излишком телесного материала.

И наоборот, если вдруг за теснотой скальных закоулков распахивался купол пещерного зала, с готической колоннадой сталактитов и сталагмитов, освещенных сквозь потолочные щели столпами солнечного света, среди которых слоны чувствовали себя песчинкой на божьей длани, все это, конечно, вносило некоторое смятение и даже когнитивный диссонанс в слоновьи души.

Тогда артисты не сговариваясь останавливались, танцоры и музыканты начинали исполнять божественно-прекрасный танец маленьких лебедей, а остальная часть труппы превращалась в зрителей.

Но больше всего воображение слонов поразило купание — отшельник предложил желающим окунуться в лужу, а как вы знаете, слоны большие любители изваляться в грязи.

Каково же было их удивление, когда в крошечную лужу, будто щенок напрудил, один за другим погрузились все слоны театральной труппы!

Под водой перед ними распахнулся космос — освещена лишь крошечная щель, через которую они нырнули в подземное озеро, а все остальное — бездонный океан тьмы, который бороздят, выставив на поверхность хоботы-перископы слоны-подлодки.

А потом они пришли в горную долину с уникальным климатом — на альпийских лугах могли пастись стада слонов, в долине круглый год можно заниматься земледелием, и там выспевают экзотические плоды: манго, бананы и картошка, колосится на грядках ананас.

Поэтому тут был открыт единственный в СССР заповедник слонов, который, кстати, сохранился по сей день.

Так что тут бесцельно слоняются счастливые, как слон, артисты театра слонов.

Выглядят они примерно так, как будто человек одел противогаз и заправил уши под кепку.

А Петр Иванович и Иван Петрович, сидя на лужке, рядом с пыхтящим самоваром, любят поглядывать на проплывающие снизу облака и беседовать примерно таким манером:

— Не понимаю я этого рая...

— А чего его понимать?!

— В смысле чего?

— Сиди да балдей себе...

— А делать-то чего?

— Я ж говорю, ничего, балдей и все.

— А кроме этого? Если я еще чего захочу?

— Насчет этого не знаю... Сложно все как-то... Непонятно...

— Вот и я говорю... У мусульман с раем все понятно — умер праведно, получай сорок гурий!

— В буддизме рай — это пустота, небытие.

— А в христианстве, как хочешь, так и понимай.

— Какое-то непередаваемое блаженство, видимо очень тонкое состояние, невыразимое словами, сотканное из неведомых нам в быту ощущений.

И после задумчиво замолкают оба, глядя на кучевые гряды будущих осадков...