Убийца
Первым в шатер вошел Ярослав. Хотя “заглянуть в глубины своей души” предложила Рита, Гоша сообщил, что если все пойдут, то и он тоже, а Полина согласилась при условии, что это займет не больше получаса. Следующие пятнадцать минут все стояли как вкопанные и ждали, пока (Ярослав) кто-то возьмет на себя инициативу.
Поэтому, откинув занавес, служивший входом “в собственную душу”, он не стал делать широких жестов, пропуская вперед слабый пол, а вошел сам.
Внутри было бархатно-темно. На столе, приковывая к себе взгляд, горели четыре свечи. А вокруг — головокружительная, матовая, сладковато пахнущая темнота. И все. Ни колдуна, ни цыганки, ни намека на скорое появление мага. Наверное, актер прятался, подгадывая момент для начала спектакля.
Гоша, входя в шатер, показательно перекрестился. Рита прыснула.
— И что дальше? — поинтересовалась Полина, опуская за собой занавес. Пламя свечей вытянулось по струнке, и в палатке установился равномерный полумрак.
Ярослав пожал плечами. От запаха свечей его охватила сонливость. Надо бы выйти и подышать ноябрьским ветром…
— Приветствую, — прокатился сквозь грудную клетку низкий голос. Он шел сразу отовсюду, не имея фиксированного в пространстве источника. — Вы готовы?
Конечно, это просто расставленные по периметру динамики, но вышло эффектно. Даже голова закружилась.
— Готовы, — тонко отозвалась Рита. Ее голос потонул в плотном воздухе.
Ярославу почудилось, что за столом (что-то) кто-то есть. Так иногда засекаешь краем глаза поднимающийся от асфальта поток теплого воздуха. Но если попытаться сфокусироваться на мираже, он ускользает. По спине невольно пробежали мурашки.
Интересная иллюзия, усмехнулся Ярослав. Наверное, одежда из какой-то специальной светопоглощающей ткани.
— Маргарита, подойди.
Рита шагнула к столу, и от этого движения пространство всколыхнулось, как волна на глубине. Пламя затрепетало, тень шевельнулась.
— Вы мои мысли читаете?
Ярослав услышал, как она криво улыбнулась.
— Он еще и будущее твое видит, — сказала Полина.
Гоша глухо усмехнулся. Как верующий, он с одной стороны допускал возможность сверхъестественного, а с другой категорически отрицал все чудесное, не попавшее в Священное Писание.
Ответа не было.
— Мне нужно что-то сделать? — спросила Рита.
— Тшшш.
Звук разлетелся по палатке стаей летучих мышей.
Ярослав вздрогнул, но дискомфорт уже исчез. Страх утек сквозь кожу прямо в сладкий ватный воздух, как будто границу между телом и окружающей действительностью стерли, сделав их неделимым целым. И это было прекрасно. Пространству не обязательно думать и чувствовать. Не нужно ни двигаться, ни говорить, ни мыслить. Не нужно даже существовать…
— Георгий!
Голос загнал Ярослава обратно в рамки собственного тела. Все-таки стоит выйти на воздух. Эти свечи определенно непростые. Скорее всего, они вырабатывают при сгорании какое-то (наркотическое) вещество.
— Я? Не, ну, ладно, — Гоша встал напротив фигуры.
Да какого черта! Если ты убежденный православный и убеждаешь всех в бытии Отца, Сына и всех сопутствующих, то какого ты так спокойно следуешь указаниям дешевого шарлатана! Что ты вообще забыл в этом прокуренном шатре?
Ярослав шумно выдохнул. В нем говорит усталость и воздействие свечей. Человек волен жить, как ему нравится, лишь бы это был его путь, действительно его, и тогда за него можно только порадоваться. Найти свое место в мире — задача сложная, если не невыполнимая. Честно говоря, Ярослав иногда даже завидовал Гоше, открывшему для себя простой понятный мир, в котором можно просто помолиться непознаваемому Высшему существу, и жизнь наладится, восстановятся силы, задачи расколются, любимые вернутся…
— Ярослав!
Полина вздрогнула и попятилась к стене. Когда она успела?.. Ярослав не заметил, когда они поменялись с Гошей. Что ж, ладно, раз остался только он, значит, сейчас все закончится и можно будет выйти, наконец, на улицу.
Кстати, звуков снаружи не слышно. А ведь там ярмарка, толпа, смех, музыка…
Ну да неважно. Ярослав обернулся к мутной тени за столом. Ее очертания стали заметно яснее, но лица все еще было не разглядеть: между ними оказались ярко сияющие свечи. Контуры совпали, и от четырех огоньков осталось всего два, прямо там, где у силуэта должны были быть глаза.
Пламя пульсировало вместе с приклеенной к нему темнотой. Спрятанные свечи создавали странную перспективу, и огоньки превратились в лучи, исходящие откуда-то из зрачков спрятавшегося во мраке колдуна. Они бурили скважину в глазах Ярослава. От этого где-то на дне зарождалась боль. Пульс ускорился и распространился по всему телу, отдавая в ушах и ладонях. Особенно сильно билась кровь вокруг глаз. И билась не в такт сердцу. Она подчинялась чужому ритму, размеренным пульсациям (свечей) глаз колдуна. Сердце Ярослава постепенно перенимало этот ритм. Во всем мире осталось только две пульсации, постепенно сливающиеся в одну. И чем ближе становились их частоты, тем громче слышались удары в ушах и тем больнее билось сердце о ребра. Что же будет с телом, (когда) если они войдут в резонанс?..
Еще немного, и пульс прорвет барабанные перепонки.
Еще немного, и сердце разорвется.
Еще немного, и я
(умру)
Но ведущий пульс пропал. Занавес темноты и духоты поднялся. Ярослав обнаружил себя во вполне материальных декорациях: круглый стол; люстра в средневековом стиле; стены теряются в темноте. Напротив сидит Гоша, по левую руку Полина, по правую — Рита. Они глядят куда-то в сторону и периодически кивают, слушая кого-то.
Ярослав тоже обернулся.
—…это ваша семья: жена — или муж, если речь идет о прекрасных дамах, — и ребенок, — говорил человек в темном плаще с капюшоном. Его голос был четко привязан к нему по координате. — Карта может быть игровой либо неигровой. Игровых четыре: лекарь, — он извлек из колоды крестовый туз, — проститутка, — туз черви, — следователь, — бубны, — и убийца, — пики. — Каждая карта обладает своими способностями…
— Извините, я отвлекся, — перебил Ярослав. — Вы не могли бы повторить?
Человек умолк.
— Ты чего не слушаешь? — сказал Гоша. — А кто нам потом объяснит, что делать?
— Я тебе объясню, — успокоила Полина.
— Что с тобой? — спросила Рита. — Ты какой-то никакой.
Да, примерно так Ярослав себя и чувствовал еще минуту назад. Но сейчас вроде становилось получше.
— Вам нехорошо? — человек в плаще посмотрел на Ярослава из глубин капюшона. Под этим взглядом уже не хотелось никуда выходить.
— Нет-нет, все в порядке. Я просто прослушал начало.
— Значит, смотри, — Гоша сложил пальцы домиком. — Это типа мафии, только с тремя картами и сюжетом.
— Гениально, Гоша, гениально, — зааплодировала Полина. — Давай лучше я. Игра ролевая. У каждого игрока есть свой персонаж с историей. И у каждого по три карты, то есть три жизни. Складывается некая ситуация, в которую мы все вовлечены, и мафия…
—Убийца.
— Да, убийца. Убийца стреляет в кого-то из игроков. Его надо раскрыть, пока он не убьет всех.
— Так… а что с гаданием?
Полина удивленно нахмурилась.
— И давно ты залип? — сочувственно спросила Рита.
Ярослав неловко улыбнулся. Его ощущения с трудом можно было описать словом “залип”.
— С того момента, как… — он встретился взглядом с (тьмой) человеком в плаще и осекся. — …как мы вошли в эту комнату.
— Ооо, — протянул Гоша и откинулся на спинку стула.
— Я поясню происходящее, — вступил человек в плаще. — Эта игра и есть инструмент познания ваших душ.
Неплохой выбор инструмента. Игра — наиболее свободный и характерный способ взаимодействия между людьми, а из всех игр, как Ярослав давно заметил, поведение в мафии говорит об участниках больше всего.
Это может быть интересно.
— Вы хотите начать игру?
— Хотим, хотим, — ответил за всех Гоша. Ярослав тоже кивнул. Ради такого эксперимента можно потерпеть зарождающуюся головную боль.
— Итак, я раздам карты, а затем предложу роли, — он начал сдавать. — Все действия карт выполняются ночью. Убийца раз в круг исключает по одной карте одного игрока; проститутка может трижды лишить участника права голоса в дневном голосовании; лекарь — два раза обезвредить воздействие другой карты; следователь один раз проверяет участника на наличие у него карты убийцы. Все ясно? Разбирайте карты.
Ярослав раскрыл свой веер. Любовница, врач и мирный. Неплохой расклад. Рита едва заметно подняла бровь, что могло значить как “три мирных, как скучно”, так и “какая интересная сдача”. Полина едва заглянула в карты и сразу сложила их на стол рубашкой вверх, не выказывая эмоций. Гоша переложил одну карту из правой позиции налево. Одна игровая и два мирных?
— Вводная. Вы четверо дружите еще с колледжа, а пару лет назад вместе открыли театр: Полина — директор театра, Ярослав — режиссер, Георгий играет все главные мужские роли, а Маргарита пишет пьесы. Вы привыкли опираться друг на друга в печали и в радости. Недавно Маргарита представила новую пьесу. Полина согласна на ее постановку при условии, что из пьесы вычеркнут сложные механические декорации. Однако по задумке Маргариты техно-антураж обязателен и подчеркивает метафору мира как огромной машины, противостоящей человеку. Директор понимает это, но из-за кризиса и сопутствующих финансовых проблем вынуждена настаивать…
— Удачи, Полин, — усмехнулся Гоша. Если уж Рита вбила себе в голову какую-нибудь творческую чушь, разумными доводами ее не проймешь. Захотелось ей бросить универ прямо перед защитой диплома, — все, уже учится на первом курсе композиторского в Московской консерватории, и пусть хоть целый город отговаривает.
— Ярослав в целом согласен с концепцией драматурга, но мог бы без механики и обойтись. Он не уделяет внимания финансам, его интересуют подробности действия, детали, соответствие поведения персонажей их психологическим типам. На сценарий он полагается лишь в малой степени.
— Режиссеру можно менять пьесу, а мне, значит, нет? — Полина уперла локоть в бок. Рита рассмеялась.
— Георгий опирается на социальные и личные характеристики персонажа, выстраивая линию поведения. Обычно он обсуждает свои идеи с Маргаритой и просит ее внести правки в текст — чтобы не забыть про них, как он обычно забывает режиссерские комментарии. В этой пьесе Георгию предстоит играть очеловечивающегося робота.
Значит, управляемое третьим лицом логическое мышление, приобретающее волевые и эмоциональные черты при полном подавлении физической составляющей. Остается только выбрать, какой компонент превалирует в новом характере: воля или эмоция…
— Кажется, режиссер уже рассчитал мой психологический тип.
— Психософический, — поправил Ярослав.
— Итак, в роковой день Рита сообщает вам, что уезжает в путешествие для сбора материала к сценарию приключенческого фильма. Их спор с Полиной так и не разрешен. Гоша объявляет, что включит в текст политические намеки, совпадающие с идеей пьесы, но противоречащие имиджу театра и режиссерскому видению. Итак, вы готовы начать игру?
— Да, — ответила Полина.
— Отлично. Город засыпает. Просыпается убийца.
Ярослав закрыл глаза. Если мафия — Рита, по сюжету ей выгодно убить Полину. Значит, этого она делать не будет. Так что, если убьют Полину, Рита не мафия. Симметрично: убьют Риту — Полина чиста. Если убийца у Гоши, он сделает (бесполезный) ни к чему не обязывающий ход. То есть, выстрелит, скорее всего, в Полину, потому что директор мешается всем.
— Убийца засыпает. Просыпается проститутка.
Ярослав открыл глаза и покачал головой, показывая, что пропускает ход. Он не собирался использовать проститутку в ближайшие пару кругов. Только когда станет ясно хоть что-то. Лекаря Ярослав тоже пока придержал. Гоша кашлянул, и девочки тихонько прыснули. Ярослав осторожно, но достаточно громко усмехнулся, чтобы не выделиться нулевой реакцией. Ох, уж эти Гошины провокации!
Следователь просыпался в тишине. А за ним проснулся город.
— Доброе утро, уважаемые игроки. Этой ночью убийца выстрелил…
Все напряглись, глядя прямо перед собой, чтобы не скомпрометировать себя неосторожным взглядом.
— …в жену Ярослава. Свидетели говорят о выстреле в доме жертвы в два пополуночи. Ярослав, сбросьте карту.
Ярослав выкинул (жену) мирного.
— Обсуждение.
Ну, не самое прозрачное начало партии. По сюжету выстрелить в Ярослава выгодно Гоше. И он иногда совершает очевидности, чтобы отвести от себя подозрение, мол, я бы такую глупость не сделал! Однозначно на Полину или Риту этот ход тоже не указывает.
— Я думаю, мафия — Ярослав, — сказал Гоша, и все прыснули. Начинать мафию с такого предположения — старая добрая традиция.
— Я думаю, мафия — Гоша, — стандартно парировал Ярослав, снова вызвав смешки.
— А я думаю, Рита. Это вполне в ее стиле: стрелять в кого-то левого.
— В моем стиле — придумывать что-то не в моем стиле.
Дискуссия заглохла. Слишком мало информации, как и всегда в первом кругу.
— Участники готовы держать совет? Хочу напомнить, что, если голосование заходит в тупик, то все игроки остаются с неизменным количеством карт, и мы приступаем к следующему кругу.
— Нет, нет, нет, мы думаем, — запротестовала Рита.
— Если нет идей, давайте просто кого-нибудь сольем, — сказал Гоша.
— Тебе лишь бы кого-нибудь слить, — вздохнул Ярослав.
— Да, потому что сейчас мы точно ничего сказать не можем, а терять ход для мирных глупо.
— Ну да, лучше слить Полину, а мафия — ты.
— Ну, давайте сольем меня! Только знайте, грешники, я не мафия.
— Это не Гоша, — согласилась Полина. К слову, отличный ход для мафии: заступиться за другого игрока. — Не рационально так подставляться.
— Рациональность — это вообще не его, — (съязвил) заметил Ярослав.
— Тогда так, — Полина задумалась. — Этим вечером мы с Гошей спорили о политике в пьесе и поэтому засиделись на работе. Я вызвала Яндекс такси в час тридцать, в час сорок подъехала машина. Примерно в час пятьдесят пять мы завезли Гошу. В два ноль-пять я расплатилась. Чтобы добраться до дома Ярослава, Гоше потребовалось бы как минимум двадцать минут, но, по показаниям свидетелей, выстрел был произведен в два ровно, поэтому Гоша не мог быть на месте преступления.
Умеет же Полина обращаться с начальными условиями! Ну конечно, если дан сюжет, им можно пользоваться, преследуя свои цели!
— Это было внезапно, — уважительно сказала Рита.
— А так можно? — влез Гоша. А ведь его же и защищают.
— Да, такая тактика предусмотрена правилами. Полина и Георгий снимаются с голосования в этом кругу в связи с наличием алиби.
Интересно, а какие еще тактики предусмотрены правилами?
Голова заныла, и на мгновение потянуло неприятным (оранжевым) запахом. Ощущение, похожее на дежавю. Как будто Ярослав однажды уже чувствовал этот запах, но не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах.
Полина закинула ногу на ногу и гордо посмотрела на Риту.
— Я считаю, что убийца — Рита.
— Ну, поскольку вы с Гошей вне подозрений, а Ярослав — жертва, то я вскрываюсь. Ой, вы убили мирного! — Рита развела руками, уронив на стол карту.
— Все мы поначалу мирные, — процитировал Гоша еще одну их фразочку.
— Город засыпает. Просыпается убийца.
Кто бы ни был мафией, сейчас разумнее всего убить Ярослава. Сбить количество карт до одной. С другой стороны, это самый очевидный ход, и всем (кроме Гоши) ясно, что, если врач не в одних руках с мафией, то он этот выстрел предотвратит. Это немного снижает вероятность. Но остаться сейчас с одной картой значит оказаться в зоне постоянного риска… Лучше лишний раз использовать лекаря, чем слить его.
— Город просыпается. Полина, этой ночью убили вашего мужа.
Зря потратил одного врача.
— Странно, — Полина сбросила мирного. — На месте убийцы, я бы целилась в Ярослава.
Ох уж это “на месте убийцы”.
— А кого слила Полина в первом круге? — протянул Гоша. — Правильно, Риту.
— Я играю тоньше, — поморщилась Рита. В ее интонации скользнуло высокомерие.
(мерзкое высокомерие)
Но она действительно мыслит изящно, как будто пишет партитуру. Месть — не ее метод. Полина никогда не отличалась суицидальной тактикой игры, а Гоша сейчас не блефовал, а рассуждал. Так кто же из них?
— Согласен. Мне кажется, — Ярослав помолчал, формулируя мысль. — Мне кажется, это Полина пытается подставить Гошу, якобы подставляющего Риту.
Рита нахмурилась и зашевелила пальцами, как бы переставляя невидимые шахматные фигуры, а потом кивнула сама себе. Гоша сымитировал руками взрыв мозга и откинулся на спинку. Полина отрицательно затрясла головой.
— Тогда, может быть это Рита, подставляющая меня, якобы подставляющую Гошу, якобы подставляющего Риту? — скороговоркой выдала она. — И как так получилось, что твое имя еще ни разу не всплыло? Между прочим, на данный момент не тронули только прямого соперника Ярослава, что подозрительно, учитывая его манеру вести дела!..
— А вот это было нелогично, — стрельнула бровями Рита.
— …Но у Ярослава две карты, а у Гоши три. Поэтому предлагаю вскрыть Гошу, чтобы уровнять позиции.
— Логика убийцы, — заметил Гоша. — Тебе все равно, кого убивать, потому что ты мафия.
— И это говорит человек, предложивший “слить кого-нибудь” в первом круге! — хмыкнул Ярослав. — Умная у нас церковь, политику в спектакле мутит!
Он сам не заметил, как с языка сорвались последние слова. Как бы сильно Ярослав ни раздражался на Гошу, он всегда тщательно следил, что говорит. А сейчас забылся и случайно выпустил пар. И это оказалось так приятно, что Ярослава разобрал смех. Он вырывался из глотки толчками и походил больше на кашель. Каждый толчок отдавался пульсацией в голове, а в глазах темнело.
(как тогда)
(когда?)
Надо бы заглянуть ко врачу.
— Извините, — Ярослав прочистил горло. — В общем, я предлагаю голосовать за Полину.
На языке осталось незнакомое (незнакомое ли?) ощущение, не то чтобы привкус, а скорее что-то вроде налета. И головная боль вернулась. Тело вело себя как-то странно. Привычные реакции сместились, как после наркоза… Наркоза?
Ярослав закатал левый рукав и проверил сгиб локтя, чисто…
— А передо мной ты извиниться не хочешь? — обиженным тоном произнес Гоша.
(не хочу)
Ярослав поднял на него взгляд. Я хочу вправить тебе мозги.
— Давай оставим эту тему, — Ярослав начал закатывать второй рукав. Не хватало еще вступать с Гошей в религиозные споры! Есть вещи поважнее. Как он сюда попал? Была репетиция. Потом ярмарка. Или ярмарка была в другой день?..
Правая рука тоже чиста. Конечно же, чиста, что за бред… Просто заболел. Надо зайти в поликлинику и попить антибиотиков. В конце концов, он же не Рита, чтобы психовать на ровном месте!
Ярослав поднял голову и наткнулся на пристальный взгляд Гоши. Невольно вырвался раздраженный вздох.
— Ты хочешь, чтобы я извинился? Хорошо! Извини! Доволен?
Гоша отмалчивался.
— Ребята, а давайте про игру, а? — предложила Рита. Ярослав кивнул. Так лучше. Лучше быстрее закончить эту (проклятую) игру и разойтись по домам.
— Нет, не давайте, — Гоша насупился. — Давайте обсудим. Вам правда так сложно выказать немного уважения к моим убеждениям?
(убеждениям)
Ярослав медленно выдохнул и начал тереть брови. Черт же его за язык тянул.
— К твоим убеждениям! — Полина саркастически хмыкнула, — С удовольствием, если ты выкажешь немного уважения к нашим и перестанешь вставлять свои убеждения через слово! Каждый день, одно и то же! Я не собираюсь превращать спектакль в митинг!
— Какой нафиг митинг… я тебе не о том говорю! Ты можешь меня послушать? Я тебе — актуальная шутка, ты мне — митинг! Я же не на баррикады зову!
— Да, ты просто, как попугай, повторяешь чужое мнение по предмету, в котором не разбираешься! Может, это из-за тебя все зрители разбежались?
— Вот только не надо искать виноватых, ладно? Все хороши, — сказала Рита.
(А сама-то) Верно. Им всем нужно немного остыть. Понятно, не все идет гладко, и напряжение скопилось, но все же не стоит начинать личные разборки на глазах у посторонних…
— А ты лучше всех! — парировала Полина. — Бросила нас и делаешь вид, что все по-прежнему!
Ярослав стиснул зубы.
— Я не бросала!
Да нет, бросила.
— Нет, ты бросила! Считаешь, достаточно писать сообщения в контакте и встречаться два раза в год? Думаешь, можно присылать исправленные на отвали пьесы и наплевать на нас?!
Рита обмерла. С ее лица, как маска, сползло всякое выражение. Ей (белой и пушистой) никогда не говорили такого в лицо. А стоило бы.
— Я, в отличие от вас, выбралась из этой дыры, — тихо и очень четко произнесла Рита. — Я занимаюсь делом, а не торчу в затхлом театре, в который никто не ходит! А ты сидишь, уткнувшись в свои счета, и нос боишься высунуть! — Полина покраснела, а Рита повернулась к Ярославу. — А ты вообще, помнится, в Америку собирался! (замолчи) Непризнанный режиссер, гениальный психолог (замолчи), расскажет, как вам жить и как умирать, но и пальцем не шевельнет, чтобы осуществить свою долбанную мечту!
Замолчи! Это! Не так!
Да, его цель отодвигалась все дальше в будущее! Да, он бредит ею со школы! Но… Но! Он все равно идет к ней, хоть и постепенно! Он занимается, очень много занимается, изучает язык, читает литературу, да он каждую свободную минуту посвящает этой долбанной мечте!
— Ты ничего не знаешь.
Ярослав не узнал своего голоса.
— Так расскажи! Из тебя же слова не вытянешь! — Ритин голос срывался. — Сидишь в углу, как паук, досье какие-то собираешь! (так, спокойно) Эта сцена не такая, здесь чувства не те, сценарий в топку! (успокойся) Ты мне скажи, что чувствуешь, я напишу! (вдох) А ты только увиливаешь от диалога и заворачиваешься в умные термины! (выдох) А знаете, что? — со злобным весельем выкрикнула Рита. Ее глаза горели безумным светом и невольно притягивали взгляд.
(как свечи)
(вдох)
Ярослав еще никогда не видел Риту такой. Видел рассерженной, расстроенной, подавленной, — они много пережили вместе. (выдох) Но, даже признавая за Ритой излишнюю эмоциональность, он никогда не предполагал такого хаоса под ее кожей!
— Ярослав мафия! — Рита расхохоталась.
Дыхание сбилось. Только улегшееся раздражение всколыхнулось снова. Но на этот раз Ярослав поймал его и придушил в самом зачатке.
— Почему? — бросил Гоша. Полина разглядывала ногти и строила из себя нечто среднее между обиженной святой невинностью и оскорбленной гордостью, но щеки у нее полыхали.
— А он всегда так делает. — Рита, не мигая, смотрела на Ярослава, и ее взгляд одновременно замораживал и обжигал. — Запутывает следы, даже когда опасности еще нет, и трясется в своем углу, чтобы не дай бог кто-нибудь не понял, что он задумал!
В ее глазах не было разума, только страшное веселье, хаос и (ненависть) злоба. Очень много злобы. Рита излучала ее и ей одной руководствовалась.
Ярославу стало страшно. Разве он мог не заметить в Рите такое?
Он облизнул пересохшие губы. Вдох.
— Я не мафия.
Выдох.
— Ты бездушная мафия, и ради своих махинаций ты первой грохнул собственную жену!
Грохнул собственную жену! Да как можно застрелить женщину, которую он сам выбрал! Может, он и не любил ее, но разве любовь — главное в браке? Он искренне восхищался ее рыжими волосами и серо-голубыми глазами, с ней ему всегда было уютно, и это важнее всего! Важнее всего! Разве он мог сам убить такого человека? Такого человека?!
Кулаки сжались. Потому что это не он, а она. Это (Рита) фурия с Ритиным лицом, — убийца! Вышла из себя, как сейчас, и убила его прекрасную Женю!
— Ты и обо мне такого мнения? — подал голос Гоша.
Ярослав замер.
— Какого “такого”? — опасным тоном переспросила Рита. Поток злобы переключился на Гошу, и дышать сразу стало легче. Ярослав потер брови, стараясь успокоиться.
(что с тобой?)
— Сама знаешь. Ты соглашаешься со мной, да, да, это актуально, это прямо в тему пьесы! А потом обсуждаешь с ними, какой я наивный, и внушаемый, и вообще Иванушка-дурачок! Чем бы дитя не тешилось, лишь бы на премьере лишнего не сболтнуло! Так? Я тебя спрашиваю, так это?!
Его слабая эмоция отозвалась на ее сильную, вот и…
(нет, что с тобой?)
На Ярослава накатила волна головной боли, мир покачнулся. Рита была бледна, как мрамор.
— Я всегда была на твоей стороне! Я, единственная! Всегда была на твоей стороне! Ты должен быть мне благодарен!
Гоша презрительно фыркнул.
— Я тебя ненавижу!
Рита издала звериный стон и набросилась на Гошу с кулаками, повалив его на пол вместе со стулом. Полина вскрикнула. Рита царапалась, колотила вырывающегося и орущего Гошу, душила его. Ее стоны перешли в рыдания, сквозь которые иногда долетали обрывки слов. Гоша размахивал руками, но безрезультатно.
(надо их разнять)
Полина сидела и смотрела, зажав ладонью рот.
— Ненавижу тебя! Ненавижу всех вас! Ненавижу! — хрипел Гоша. Он, хоть и был большой и высокий, но никогда не отличался силой. Рита рядом с ним была как змея, нападающая на домашнего кота. Ее плечи судорожно тряслись.
(надо разнять)
(пусть дерутся)
Пусть поубивают друг друга.
Ярослав вздрогнул. Это не его мысль. Она пришла извне. Как колебания камертона перебрасываются на струну, так и волны ненависти, исходящие от Риты и Гоши, отзывались в Ярославе. Он хотел вскочить и подбежать к ним, но тело не слушалось. Так бывает в кошмарном сне, когда не можешь даже закричать, и только наблюдаешь за происходящим из глубины собственной черепной коробки.
Но это был не сон.
Это была реальность. Она была во всех рецепторах. Она вливалась в глаза и в уши, сжимала череп болью, выворачивала людей наизнанку, она пахла кровью и хотела крови, еще крови, еще и еще…
Гоша с Ритой катались по полу с рычанием и криками. Слева от них вырисовался силуэт в мантии. Он держал в руках что-то, завернутое в полу плаща. Ну конечно, здесь был еще и он! Он сделает что-нибудь. Он тут главный, он знает, что делать. Он их остановит.
Они замерли. Рита раскачивалась в неестественной, изломанной позе, и сжимала руки на Гошином горле.
— Я же вас люблю! — отчетливо вырвалось из нее.
Человек в плаще отпустил сверток, и что-то прозвенело по каменному полу.
Гоша протянул руку, но не достал.
(давай)
Человек подтолкнул предмет к нему носком сапога.
(бери и бей ее)
Нет, это не мои мысли! Я так не думаю! Я не такой человек!
Гоша сжал пальцы и, слабо замахнувшись, ударил Риту в бок.
Надо разнять их.
Она отшатнулась. Гоша ударил еще. И еще. Рита тихонько вздохнула и повалилась на пол. Гоша, задыхаясь, вскочил, и продолжил бить. Ритина белая блузка стремительно расцветала красным.
Надо разнять.
От белого не осталось и следа.
Надо разнять…
Ярослав согнулся пополам. Способность двигаться вернулась, но какой от нее теперь толк. Перед глазами все кружилось. Происходящее не поддавалось логике. При попытке выстроить цепочку причинно-следственных связей мозг выдавал ошибку. Воздух потяжелел от инородного сладко-оранжевого запаха.
Гоша без сил осел на пол и смотрел на (труп) Риту.
— Ты… мою лучшую подругу… — механически произнесла Полина.
— Скажи еще, что ты ей не завидовала! — взорвался Гоша. — Не ненавидела за беспечность! Не презирала за лицемерие! Она там песенки пишет, а мы пашем круглые сутки! Скажи, скажи, что не завидовала ее гребанному призванию!
Он закрыл лицо руками и затрясся, всхлипывая.
— Рита, вечно эта Рита! Рита, Рита, Рита, Рита! Рита!.. Это же Рита!.. Это же Рита, Рита, Рита… это же Рита… Это же… Рита… это же… наша Рита…
— По итогам собрания горожане избавились от одной участницы. Город засыпает.
Видеть эту жуткую галлюцинацию было невыносимо.
(галлюцинацию?)
Поэтому Ярослав закрыл глаза.
(конечно, галлюцинацию)
А еще потому что устал. Смертельно устал. Жаль, нельзя абстрагироваться от этого жуткого запаха… Что это?.. Где-то уже такое было… где-то, когда-то, в прошлой жизни, на другой планете и с другим человеком…
Город просыпается.
Ярослав подскочил на месте. В голове было пусто, как с похмелья. Нужно сосредоточиться и восстановить события с самого начала… А что было сначала? Он откинул занавес и вошел… куда-то вошел… занавес. Он пошел за кулисы. Почему? Потому что Гоша психанул и, заявив Полине, что не будет играть, если ему не разрешат его “левые” шуточки, ушел со сцены… Актеры!
И Полина, конечно, хороша. В первый раз, что ли, с Гошей работает? Это он сейчас такой смелый. А как выйдет играть спектакль, слово в слово по сценарию пойдет…
Этой ночью убили дочь Полины.
Полина вздрогнула. В ее глазах мелькнуло непонимание, недоверие, отрицание… Она взяла карту и целую минуту смотрела на нее, не отрываясь.
Ярослав помнил ее девочку. Когда Полина в последний раз приводила ее с собой на работу, ей было пять. Умный ребенок.
Был.
— За что ты так со мной?
(это не я!)
Но Полина не на него смотрела.
— Это не я, — сказал Гоша.
И Ярослав ему поверил. Он много раз видел, как Гоша блефует. И сейчас он говорил искренне.
— Нет, это ты. Потому что ты эгоист. Если что-то не по-твоему, то все, катастрофа! Нет, если Гоше взбрело в голову сыпать со сцены политическими лозунгами, то ничто его не остановит! Особенно какие-то там окружающие! “У меня нет денег скидываться на день рождения режиссера” — говорит Гоша, а на следующий день покупает айфон 6, потому что айфон 5 устарел!
Полина сорвалась на крик. Так непохоже на нее. Ярослав слышал, как она кричит, два раза в жизни. Первый, когда рабочие чуть не уронили на головы актерам огромную декорацию. А второй, когда она защищала (кого-то) дочь (нет, кого?..) от бездомной собаки. Голова заныла.
Реальность моргнула.
На долю секунды пространство сжалось — и снова вернуло форму.
— Ты требуешь от нас, чтобы мы считались с твоими желаниями, но сам не знаешь, чего хочешь! — Полина выплевывала слова, помогая себе всем телом. — Сегодня ты убежденный консерватор, завтра — революционер, послезавтра — анархист! Каждый раз тебе пьесу переписывать? Да пошел ты!
Полина ударила по столу, так что карты подлетели. Она тяжело дышала и не могла успокоиться. Она источала злость, и Ярослав чувствовал, как ее настроение передается ему. По воздуху, по радио, по невидимой ниточке… (камертон) Знакомое чувство. Что-то такое с ним уже было, что-то столь же необъяснимое, пугающее, запретное и желанное…
Череп резко сдавило болью, Ярослав чуть не вскрикнул.
— Я не виноват, что ты боишься всего нового! Сидишь, уткнувшись в свои счета, и нос боишься высунуть!
(чьи это слова?)
Да чьи бы ни были, это чистая правда!
— Кто тебе такое сказал? Никогда не поверю, что сам дошел! Ты же только и умеешь, что вживаться в чужие роли, потому что у самого дыра вместо личности!
Не дыра, а инфантильное сознание…
Нет, серьезно. Кто так говорил?
(это Р…
Снова пришла боль, и нужное слово ускользнуло, как кусок мыла из рук. В глазах потемнело. Хотя, может быть, это не в глазах, а в комнате, а где-то посредине горело два (оранжевых) огонька, а где-то в глубине мрака колыхался тяжелый неживой воздух…
— Я знаю, кто убийца! — откуда-то издалека донесся голос Полины. — И хочу избавиться от участника!
Ярослав сосредоточился на происходящем, и картинка перед глазами перестала рябить.
В таком случае предоставьте неоспоримые доказательства его вины.
— Я следователь и я заявляю, что убийца не Ярослав!
Это логично, так логично! Значит, они могут сейчас раскрыть Гошу, и закончить игру, и выиграть, и, черт возьми, дать ему по заслугам! За все его ломания, за каждую убитую нервную клетку, за каждую капризную гримасу!
— Ты не комиссар! — (соврал) Гоша. — Я комиссар!
Ярослав, вы согласны?
Гоша дрожал, и его глаза покраснели. Он точно врет. У него нет карты следователя, значит, он убийца.
(но он не убийца!)
Но это логично! У него три карты, мотив, он врет и боится! Он чувствует, что его сейчас разоблачат и отчаянно пытается спастись! Это логично!
— Ярослав?
(что с тобой?)
Боль. Боль мешает соображать. Она не идет изнутри, она принадлежит другому измерению или даже другому человеку. Она давит, как плоскогубцы на грецкий орех…
Соберись! Это очень важно. Что важно, почему важно? Не знаю! Это важно! Нельзя просто так отсеивать участника! Почему просто так? Интуиция — иррациональная глупость, только логика заслуживает доверия! У Полины комиссар. Она проверила меня. Других вариантов просто нет.
(только если не…)
Что не так, что не так, что не так? Мотив очевидный. Комиссар указал не на того. Мафия целилась в Полину. У Гоши три карты, и одна из них — убийца.
Или нет?
Тиски сжались снова, и Ярослав обхватил голову руками.
(ты какой-то никакой)
— Кто это сказал?
— Ярослав!
Голос Полины отлили из металла. Она была не такая, какой должна была быть. Она была как голодная цепная собака, почуявшая чужака.
Это логично, а логично значит правильно.
— Хорошо, я согласен…
Он спустил Полину с цепи. Ее руки дрожали. Ярослав заметил это только сейчас, когда она взяла со стола узкое (то самое) лезвие, все в бурых пятнах. Полина встала, пошатнувшись. Закрыла глаза, прошептала что-то, облизнула губы.
— Ты убийца.
Гоша побледнел. Его зрачки расширились, губы беззвучно произнесли “нет”. Гоша, который не мог выбрать между пиццой и суши, Гоша, который копил на новый макбук, Гоша, который верил в Бога.
Собрание постановило отсеять участника!
— Стой, погоди, — голову пронзила боль. Ярослав схватился за стол, чтобы не упасть. Все накрыла темнота с двумя оранжевыми огоньками.
(ты какой-то…
Зрение вернулось. Только осталось два следа на сетчатке. Полина стояла перед Гошей, а он не двигался с места и не смотрел на нее. Как будто и в правду был убийцей.
(но он не был)
Никто не был.
— Я ненавижу тебя.
(я же вас люблю)
Реальность пахнет сладостью и кровью.
— Ты убил мою Риту, — сказала Полина.
Боль. Полина ведет за руку маленькую девочку в белом платье, только это не девочка, Боль, это не девочка, а Боль маленькая худая умная стеснительная Боль, боль, боль! искренняя, а платье не белое Боль, боль, боль, а не белое, а Боль, не белое, а Рита не девочка, а платье не блузка, Боль, не белое, а красное!
Больно, как же больно!
Рита лежала на полу, и ее блузка стала красной.
По воздуху прокатываются волны злости и жажды.
Полина держит лезвие у Гошиного горла, и ее пальцы дрожат от возбуждения.
Гоша смотрит куда-то мимо, мимо Полины, мимо Ярослава, и что-то видит там, за спиной Ярослава. Там темнота и запах крови, но не только. Есть еще что-то. Что-то, сдавливающее Ярославу виски костлявыми пальцами и не дающее повернуть голову.
На него и смотрел Гоша. Смотрел и ничего не делал. Почему, почему ты ничего не делаешь?! Оттолкни ее, она слабая девушка! Она не в себе! Ты помереть хочешь?! Ты что, за Ритой хочешь?
Брызнула кровь.
Город засыпает.
Нет, нет, нет, нет! нет! Нет!
Нет, не засыпает!
Полина облокотилась на стол. Воздух сгустился. Что-то коснулось век Ярослава и потянуло их вниз. Я не хочу видеть труп лучшего друга. Лучше закрыть глаза и представить, что его нет. И Риты на полу нет. И Полины с окровавленным кинжалом.
Если закрыть глаза, голова перестанет болеть.
Только это не так.
Все наоборот. Боли нет. Трупы есть.
Ошибаешься. Нет ничего, кроме боли.
И поэтому нужно открыть глаза. Но они не открываются. Темно. Только две свечи (два глаза) маячат сквозь веки. Реальность летит в тартарары. Какая реальность? Та, в которой двух твоих лучших друзей нет. Нет, не так! Двое моих лучших друзей мертвы! Ты их убил! Что ты делаешь со мной? Я так устал… Я не хочу засыпать! Я смертельно устал… Я не хочу забывать! Я не хочу ни о чем думать… Я не забуду! Я хочу спать… Не забуду, не забуду, не забуду! Сдохну, но не забуду!
(не забуду чего?)
Город просыпается.
Ярослав открыл глаза.
Этой ночью убийца не указывал на жертву.
Сначала Ярославу показалось, что вокруг непроглядно темно, но потом, как изображение на пленке, сквозь черный фон проступили очертания стола, карт на столе, люстры, Полины, сидящей напротив. Тело затекло.
— Как ты это сделал? — спросила Полина.
— Что?
Ярослав хотел переменить позу, но не смог. Руки не двигались. Почему руки не двигаются?
Потому что связаны.
Потому что они играют в мафию. За спиной прячется жуткий гипнотизер в мантии. Двое из трех его лучших друзей… Третья сидит напротив. У нее одна карта, и это комиссар. Она только что… Гошу…
(убила)
Разве такое могло быть на самом деле? Разве так вообще бывает? Разве реальность не должна сопротивляться таким вопиющим нарушениям всех законов физики и логики?
Сердце колотилось бешено. Мир трясся, как натянутый на раму кусок ткани.
— Ты убил мою семью, — сказала Полина.
Она во власти гипноза. Она считает, что потеряла любимого мужа и любимую дочку по имени (господи, какая ирония!) Рита. Она уверена, что убийца — Ярослав.
(убийца!)
Кажется, это называется паника.
Она и его тоже (…
Нельзя, нельзя. Нельзя поддаваться страху, страх мешает думать. Ярослав знает, что реально, а что нет. На самом деле существует только темная комната с двумя наркотическими свечками. Их загипнотизировали, подменили одну жизнь другой, разозлили и заставили друг друга убивать. Нет, нас никто не заставлял.
Ложь! Я знаю свои мысли! Ты голос в моей голове, тебя нет! Все, что ты можешь — воздействовать на мои эмоции, мешать думать, насылать головную боль и сонный паралич!
(сонный паралич)
(паралич)
Нет никакой веревки.
— Нет никакой веревки, — повторил Ярослав. Он сосредоточился на руках и заставил себя игнорировать саднящую кожу и затекшие мышцы. Вот пальцы. Ладони. Запястья. Локти. Плечи. Просто двигай ими, как тебе хочется, ты имеешь на это право.
Путы врезались аж до кости, Ярослав вскрикнул.
Он расхохотался.
Почему не сработало? Почему Он ржет? Он же совершил недопустимую ошибку, буквально сам указал Ярославу на выход!
(если только это его работа)
А ведь у Полины на кофте, кажется, был пояс..!
Нет, серьезно?!
— Ты связала мне руки?!
Полина отшатнулась, хотя и так сидела через стол.
— И, похоже, не зря, — дрожащим голосом ответила она. Она боялась. Она! его! боялась! Она думала, что он слетел с катушек и убил кучу народу!
Кстати, в руках у нее был окровавленный кинжал.
Ярослав расхохотался. Полина наблюдала, как он трясется, и крепче прижимала к себе лезвие.
— Как ты это сделал? — повторила она. — Я следователь, и я тебя проверила! Как ты меня обманул?
В ее речи так забавно сплетались игра и жизнь. Две несовместимые логики в одном флаконе, какая красота!
— Я не обманывал, — Ярослав широко улыбнулся.
— Не ври! — Полина ударила руками по столу. — Ты убийца, ты убил их, ты разрушил мою жизнь! Ты… — ее искаженное лицо озарилось мыслью. — Ты использовал на себе лекаря.
— Я не мафия.
Так говорит паника, а не здравый смысл.
Здравый смысл кричит, надрывается, что пояс тканевый и с трудом, но тянется. Ярослав осторожно крутанул запястьями.
— Ты использовал на себе лекаря, и отменил воздействие следователя, — повторила Полина. До этого она злилась, потому что происходящее не вписывалось в правила ее мира, а теперь все встало на свои места, и она больше не чувствовала себя неловко. — Все ясно.
Полина встала.
Точно так же она вставала перед тем, как убить Гошу.
— Нет, погоди, стой! — Ярослав заерзал на стуле. — У тебя одна карта, так?
Полина кивнула.
— У тебя одна карта, у меня две, — думать было больно, так больно! — А игровых карт сколько?
Полина посмотрела на свою карту, на карты Ярослава, на вскрытые — мирные — карты Гоши и Риты.
— Четыре.
Слава богу!
— А у нас с тобой на двоих всего три! Где четвертая?
— В колоде.
— Да нет же! — Ярослав чуть не взвыл от боли и отчаяния, но сдержался. Нельзя пугать Полину еще больше. Потому что тогда она… — У меня врач и любовница!
— Не верю.
— Посмотри!
Участники не могут смотреть чужие карты.
— Это против правил.
— Да плевать на правила! — Ярослав яростно дернул руками, пояс затрещал. Полина выставила перед собой кинжал. — Хочешь, я сам покажу? Развяжи мне руки, и я покажу.
Полина покачала головой. Острие лезвия смотрело Ярославу в грудь, и это было почти физически больно.
— Послушай, — мягко сказал он, острожно растягивая поддающийся пояс. — Есть люди, которые мухлюют, обманывают. И они всегда одерживают верх над теми, кто играет по правилам. — Полина уязвленно выдохнула. — Я не хочу сказать ничего плохого! Я хочу сказать, что нас с тобой обманули и мы имеем право ответить тем же!
Полина задумалась. Сильная логика не может удержаться от решения поставленного вопроса, каким бы гипнозом ее ни окрутили. Ей нужны очевидные причинно-следственные связи, чтобы функционировать.
Пояс соскользнул с запястья, и Ярослав подхватил его, чтобы не упал.
— Что хуже, если по правилам? Поглядеть карту или убить человека?
Полина прикусила губу и внимательно посмотрела на две карты, лежащие на столе рубашкой вверх. Подняла руку и опустила.
Участники, нарушившие правила, будут дисквалифицированы.
Даже интересно, что ты имеешь в виду под дисквалификацией!
Полина снова подняла руку, все ее внимание было приковано к картам.
Нужно сделать это быстро, иначе местное божество нашлет мор и болевой шок…
Сейчас.
Ярослав набрал полные легкие воздуха, схватил Полину за руку и подсек ногу. Они полетели на пол. Лезвие она держала крепко.
— Ты лжец! Лжец и убийца! — кричала она, вырываясь. — Ты всегда врешь, всегда и всем!
Нет, не вру. Я не говорю всей правды.
Кинжал царапнул Ярославу подбородок, и это оказалось неожиданно больно. Даже не физически, а как-то намного, намного хуже, чем просто физически…
В следующее мгновение Ярослав обнаружил, что лежит на спине, и изо всех сил сжимает в ладони лезвие, упирающееся ему в грудь.
А по лезвию катится кровь, его кровь.
— Хорошо, лжец, — выдавил он. — Я всем вру, хорошо. Но я не убийца.
— Не верю.
— Зачем мне вас убивать? Я же вру, чтобы не ссориться с вами, потому что я не хочу с вами ссориться! потому что я вас люблю, идиоты!
Слова вышли, и вместо них грудь заполнилась воздухом.
Резкая боль в ладони ослабла. Неужели…?
Полина занесла кинжал над головой. Ярослав с ужасом смотрел, как медленно поднимается лезвие. Она действительно хочет меня убить.
Ярослав закричал и пихнул ее в бок.
Она потеряла равновесие, и он перехватил кинжал.
И ударил наотмашь.
Очередное красное пятно. Сколько их уже было за сегодня. Тяжесть в голове. Тяжелое дыхание. Тяжелое дыхание Полины. И ее глаза, в которых отражаются его лицо и боль. Кажется, она стонет. Кажется, у нее кровь из раны.
Ярослав разжал руки. Ее ладони упали с рукояти вместе с его.
Он только что всадил Полине нож в грудь.
Ярослав вскочил на ноги и оперся о стол. Она лежит на полу и истекает кровью из раны, которую нанес он.
Я ее убил.
Нет! Не я, а ты!
К горлу подкатила тошнота. Тело тряслось как в лихорадке. Он не верил. Он не мог убить человека. Какой бы сволочью он ни был, он не мог взаправду убить человека.
Дрожащей рукой он нашарил руку Полины. Не глядя, — о боже, только бы не увидеть, — он нашел ее запястье.
Пульса нет.
Нет пульса.
Она мертва.
Ярослав закрыл лицо окровавленными руками.
Не волнуйся, ты последуешь за ней.
— Что, и меня убьешь? — Ярослав рассмеялся. — Как предсказуемо!
А ты сможешь жить с их кровью на руках?
Ярослав отнял руки от лица и пристально поглядел на два пореза поперек ладоней.
— Это моя кровь, а не их.
Он захохотал.
В одном Он был прав. Разве можно жить в мире, где нет их четверых? Никто бы из них не согласился.
Скорее бы уже все закончилось.
— Возьми кинжал, — прямо из темноты на Ярослава шагнул человек в плаще.
Превозмогая тошноту и апатию, Ярослав взялся за рукоять и потянул на себя. Этот отвратительный звук, с которым лезвие покинуло тело…
— Я должен убить себя сам? — из горла выскочил не то смешок, не то всхлип.
— Ты мертв.
Ярослав криво усмехнулся. Действительно, они вчетвером умерли уже тогда, вместе с Ритой. Когда Он выронил из мантии нож и вложил его в руку Гоше. А Ярославу просто довелось остаться последним мыслящим трупом.
— Зачем тебе… все это? Почему ты нас просто не убил?
Человек молчал и ждал. Глаза у него были оранжевые. Как пламя.
— Хорошо, не отвечай. Ответь хотя бы на это… Кто ты?
— Я убийца.
Ярослав медленно кивнул и приставил острие к сердцу, куда уже целилась Полина. Странно, но часть его сознания запротестовала, даже несмотря на все произошедшее за последние пару часов…
Что ты еще хочешь от меня? Я потерял всех своих близких людей. Я устал, оставь меня в покое.
(почему он нас просто не убил?)
Я не хочу больше думать.
Нет, но почему ты просто не взял этот гребаный нож и не убил нас?
(потому что…)
Может ли быть..?
Ярослав открыл глаза. Перед ним стоял Убийца и ждал. Он был такого же роста и такой же комплекции. И его глаза не были оранжевыми. Оранжевым было пламя. И свечей было не четыре, а две.
— Ты готов?
(потому что я не умею просто)
— Готов.
Ярослав вздохнул, сжал рукоять
(как жить без них?)
и воткнул лезвие между огней.
Зеркало разбилось.
Холодно.
В глаза бьет белый свет. Лень поднимать веки.
Кажется, еще немного, и Рита заорет:
— Подъем, подъем!
И придется проснуться.
Хочу спустить ноги на пол, но понимаю, что сплю не на кровати, (а в кресле) а на надувном матрасе. Рядом продирает глаза Гоша, что-то недовольно бормоча. Как будто это не он на пару с Ритой кричал, что нельзя проспать последний рассвет лета.
— Подъем, подъем, подъем! — Рита колотит Гошу по спине, и он перетекает в сидячее положение. В дверях появляется Полина.
— Пошли, — говорит она, — не то усну.
Рита перешагивает через Гошу и распахивает дверь. Влетает ледяной ветер.
— Дуба-ак! — ноет Гоша.
Мы выползаем. Рита ловко карабкается по приставной лестнице на крышу, за ней лезет Полина, потом Гоша и я. Крыша у Ритиной дачи ледяная. И грохочет при каждом шаге.
— Где восток? — интересуется Полина. Рита машет рукой, указывая направление.
— Сейчас начнется, — говорит она.
Я усаживаюсь на на крышу и кладу подбородок на кулак.
(что я здесь забыл?)
Гоша приземляется рядом и широко зевает. Девчонки стоят.
— Ничего не начинается, — комментирую я.
— Сейчас, — Рита проверяет время на телефоне.
И вот небо светлеет.
И встает солнце — прямо за полосой леса на горизонте. Гоша аплодирует с каменным лицом, разворачивается и идет к лестнице.
— Эй! Ты же сам хотел посмотреть восход! — обижается Рита.
— Я посмотрел, — заявляет Гоша, но возвращается к нам.
Мы сидим рядком и ждем, когда солнце выйдет из-за деревьев. Меня клонит в сон, (но засыпать нельзя) но я глубоко вдыхаю холодный воздух и держусь.
Первый солнечный луч кажется раскаленным.
Полина улыбается ему и жмурится.
— Я открою кофейню, — заявляет Гоша.
— Что, прости?
Мы поворачиваемся к нему.
— Ну, в том доме напротив церкви. Полину возьму менеджером. Ярослав, вернешься из Америки и будешь читать научно-популярные лекции. Рита, раз в месяц будешь играть. Пианино в кофейне, это же так классно!
Мы молчим. Солнце поднимается все выше.
— А называться будет “Земля обето…”
— Нет! Нет, пожалуйста, только без этого!
— Ты хоть представляешь себе, как обычно называют кофейни?
— Гоша, а давай название мы придумаем?
Солнце бьет в глаза.
Я заслоняюсь онемевшей, почти каменной рукой, и с нее на лицо сыпется снег. Я вздрагиваю и просыпаюсь окончательно.
Я сижу на балконе, в пепельнице куча окурков. На пледе очередная прожженная дырка. В раскрытое окно летит первый ноябрьский снег. Встаю со звуком разламывающегося дерева.
Я вышел ночью покурить.
Возвращаюсь в живительное тепло кухни.
Потому что не мог уснуть.
Сбрасываю закостеневший плед.
Потому что мне приснился кошмар.
Взгляд падает на забинтованные руки.
Да нет, не кошмар.
Накатывают воспоминания, и я крепко зажмуриваюсь, как будто это поможет прогнать страшные кадры. Но память так просто не отступает.
Надо позвонить кому-нибудь. Убедиться, что мы вчера напились, или накурились, или… меня устроит любое объяснение.
Рука тянется к телефону, но я останавливаю ее усилием воли.
Я очнулся в шатре один. На улице их тоже не было. Логика подсказывала, что они уже ушли, потому что тоже увидели какую-нибудь жуткую дрянь и теперь приходят в себя.
(их нет)
Вот, что говорила интуиция. Есть только ты.
От греха подальше засовываю руки в карманы, но не могу отвести от телефона глаз. Пока ящик закрыт, в нем может быть что угодно. Я очень хочу знать, что в ящике, но одновременно не хочу его открывать. Потому что понимаю, даже если кто-то возьмет трубку, это будет другой человек. Незнакомый мне человек, существующий в реальности абсолютно независимо от меня.
Мы годами игнорировали это, но все мы изменились. Да, мы понимали друг друга как никто другой, и наша дружба пьянила легко и без похмелья. Но вино оказалось дешевым и начало скисать. А мы и не заметили, как заросли изнутри плесенью.
Мы давно разошлись, но продолжаем изо всех сил держаться за руки. Какая глупость.
Хватит уже уничтожать друг друга.
(нас нет)
Свою руку я разжимаю.
Легко критиковать, когда есть что критиковать, есть ошибки, провалы. Здесь я таких особо не вижу.
Сравнивать с другими рассказами тяжело, потому как они разные. Как сравнить котлету с пирожным?.. Слава Б-гу, не мне оценивать эту группу.
И да, слишком много «мафии», те, кто играл — оценят, остальным будет тяжело.
Три МЫ в одной строчке.
непонятица сплошная