Прятки

Кап. Кап.

Первая капля — сверкающая звезда, вторая капля — эхо ее отражения.

Кап. Кап.

Капли срываются с моих пальцев и разбиваются далеко внизу о брусчатку из цветного камня.

Кап. Кап.

Первая капля — сверкающая звезда.

— Так я и знал, — раздается за спиной возмущенный голос моего друга. — Все-таки это была ты!

Весело усмехаюсь, стряхивая с ладоней ледяную, как руки всех безнадежно влюбленных в умирающую осень, талую воду. Конечно, я. Кто же еще.

Ты, мой дорогой друг, был слишком занят.

— Даже меня не позвала, — притворно вздыхает он, присаживаясь рядом. — Умеют же некоторые совмещать развлечения, всем бы у тебя поучиться. Да еще и вот так.

Еще чуть-чуть, и он засияет от удовольствия. С него бы сталось.

— Оттепель — это чудесно, — продолжает шутливо ворчать мой друг, пытаясь устроиться поудобнее на скользкой черепице, свесив ноги. — Тут я тебя прекрасно понимаю. Но, златоглазая, право слово, не в этом мире, не в конце ноября!

Озабоченно хмурюсь:

— Что, плохо вышло?

Прохладное лето посреди умирающей осени — разве это плохо? Мне казалось, что для нее это будет отличным прощальным подарком.

Неужели ошиблась?

Моего друга, как и всегда, скрывает плотная пелена теплого, как одеяло, тумана, но я знаю: он вот-вот рассмеется. Лукавые золотые глаза выдают его с головой.

— С каких это пор прохожие в ярких резиновых сапогах и пестрых куртках — плохо? — он качает головой. — Но ты только представь, какие были бы у них лица, если бы сейчас был лютый январь!

Протягиваю руку, чтобы поймать ало-бурый кленовый лист, и едва не ныряю носом вниз с высокой крыши.

Говорю, широко улыбаясь, разглядывая так похожие на линии на ладонях прожилки:

— А ты представь, как бы обиделась на нас зима. Она бы нам такое самоуправство точно не простила.

И мы смеемся, вцепившись друг в друга, веря, что это ненадежное обещание твердой опоры поможет нам ненароком не упасть, как срывающиеся с тающих сосулек капли, ледяные, будто руки убийцы-зимы.

Кап. Кап.

Первая капля — яркий солнечный свет, вторая капля — сердце тьмы.

— Ну, что, играем дальше? — спрашивает мой друг, завороженно глядя, как люди на улице с хлопками раскрывают большие зонты, прячась от накрапывающего дождя.

Последнего дождя в этом году. Последнее ласковое «прощай» для умирающей осени.

Кап. Кап.

Первая капля — яркий солнечный свет.

Высовываю язык, пытаясь поймать дождинки ртом.

— Угу, — только и могу ответить я. — Моя очередь водить.

И, как маленький ребенок, который любит выскакивать из-за угла с громким криком «бууу!», он сталкивает меня с крыши:

— Засыпай!

Но мое тело не долетает до далеких цветных камней брусчатки. Меня подхватывают мягкие ладони дождя, и я обращаюсь в звонкие капли-искры.

Кап. Кап.

Первая капля — слеза янтаря.

***

Поезд резко дернулся в предсмертной судороге и замер, больше не шевелясь. Не самый лучший способ проснуться.

Не стоило приезжать в этот город.

Сумка в руке была легка и пуста, почти как моя голова после всего лишь получасового сна. Ноутбук, пара свитеров и белье, идеальный набор каждого беглеца, к чьей ноге прикована неподъемная гиря условно любимой работы. Условно — потому что больше ничего другого все равно не умею, а тут хотя бы можно работать удаленно, неважно, где, хоть в Аду, у черта на его загадочных куличках, главное, чтобы перевод вовремя ложился на стол начальства, ох, да заткнись ты уже, и без твоего нытья тошно.

Отличное начало дня.

Крикливая проводница с лицом обиженного ребенка собирала драгоценные наволочки и пододеяльники. Пассажиры суетливо упаковывали оставшиеся вещи. Дети затеяли новую, последнюю игру.

Я точно знаю, как звучит жизнь.

— Лёш, а ты зубную пасту точно нигде не оставлял?

— Пропустите! Женщина, дайте пройти!

— Украли! Полотенце мое украли!

— Но, мам, мы же только разыгрались!

— Да, доехал, все в порядке, не волнуйся. Позвоню, как доберусь до гостиницы.

Всё. Пора идти.

Сумка в моей руке пуста и легка.

Старые часы на запястье показывали ровно восемь утра. Душный шумный вокзал остался за спиной, и это только радовало. Никогда не получалось находиться среди большого скопления народа достаточно долго: слишком громким становилось биение пульса жизни в ушах. Слишком невыносимым. Безлюдная остановка под оранжевым фонарем, открытая всем ноябрьским ветрам, казалась сейчас самым лучшим местом на свете.

Конечно же, только казалась.

Сайт с расписанием городского транспорта уверял, что нужный автобус придет только через десять минут. Придется ему поверить. Будем честны, всё могло быть гораздо хуже. Могло статься так, что мне пришлось бы терпеть этот проклятый холодный дождь ещё дольше.

Кап. Кап.

Первая капля — осколок старого зеркала, вторая капля — серая ртуть.

Тряхнула головой, прогоняя прочь дурацкое наваждение. Глупая считалка из сна, вот ведь привязалась.

Кап. Кап.

Первая капля — осколок старого зеркала.

***

Цзанг-цзанг-цзанг!

Так звучит стеклянный Хасхар.

В моих волосах путается ветер, ластится, будто большой кот, трётся о щеку — здравствуй, я скучал.

— Ну, как тебе новый дом? — шепчу я, запуская пальцы в воздушную мягкую шерсть.

"Цзанг-цзанг!" — отзываются потревоженные ветром колокольчики из цветного стекла, развешанные на ветвях деревьев.

И я смеюсь, откидываюсь назад, на спину, на теплую от лучей яркого полуденного солнца черепицу из непрозрачного зеленого стекла. Я смеюсь, потому что это так просто — подарить свой смех ветру, навсегда остаться собой и одновременно стать кем-то другим.

— Согласна, — шепчу я, ласково почесывая ветер за ухом. — Вышло на удивление хорошо.

Улицы Хасхара восхитительно шумные и людные. Они до краев полны самым лучшим вином на свете — жизнью. Идеальный дом для любого ветра.

Ветер почти мурлыкает, безмолвно рассказывает, как ему нравятся широкие пестрые человеческие одежды, как они красиво развеваются и громко хлопают, как здорово пахнут пряности, как интересно играть стеклянными колокольчиками и какое это счастье — унести с собой чей-то смех.

Цзанг-цзанг-цзанг!

Пряный стеклянный Хасхар пьян от счастья его ветров.

Вдалеке слышится урчание грома, и небо стремительно затягивается темными тучами. Гроза в этом мире скора на веселый гнев, но всегда быстро успокаивается.

Капли начавшегося дождя-забияки щелкают меня по носу, падают мне прямо в ладони.

Кап. Кап.

Первая капля — расплавленное стекло, вторая капля — серебряная монета.

***

Громко хлопнула входная дверь.

Дернулась, как от удара.

Ну, ничего себе. Это что же, я, как на остановке задремала, так в полусне проехала через половину города, встретилась с хозяйкой квартиры, отдала ей деньги за месяц и тут же получила ключи от своего нового жилья?

Ну, ничего себе.

Всю жизнь бы так. Не просыпаясь. Не участвуя в ней. Целиком исключив себя.

Краем глаза оглядела квартиру. Самая обычная однушка, ремонт в последний раз делался, наверное, еще в то время, когда эта страна носила совсем другое название, лучшего варианта за такие деньги, да еще и в центре города, не найти. Да и какая вообще разница. Все равно это временно.

В моей жизни всё — временно. Как будто в самом начале кто-то шепнул мне на ухо: "Беги!"

И с тех пор я бегу.

И не могу остановиться.

Даже выучилась с трудом, облегченно выдохнув, едва получила свой синий диплом переводчика. Тому, кому с рождения и родной язык кажется иностранным, не составит труда выучить все остальные.

Но не отменит неотвратимого желания бежать, искать, вынюхивать, бросать наполовину сделанные дела, только непонятно, куда, неизвестно, что именно, до сих пор загадка, почему. И не заглушит глупую считалку, набатом звучавшую в ушах.

Кап. Кап.

Первая капля — соленая слеза горя, вторая капля — сладкая слеза счастья.

Кап. Кап.

Первая капля — звонкая бездонная пустота.

Залезла с ногами на подоконник, деревянный, с облупившейся от времени белой краской, прислонилась лбом к холодному стеклу. Как же мне всё это надоело.

Дождь бился в окно, чертя мокрые ледяные дорожки, искажавшие почти до сказочной неузнаваемости шумную людную улицу там, за тонкой гранью моего собственного мира, молчаливого и почти мёртвого.

Не стоило приезжать в этот город.

***

Я стою, прижимаясь горячим лбом к холодному зеркальному стеклу Границы. Все миры лежат передо мной, а я никак не могу наглядеться в широко распахнутые золотые глаза своего отражения. Слишком давно его не видела.

Вот он, мой настоящий дом. Отраженные миры, граница между двумя Мирозданиями, лабиринт зеркальных наваждений и снов, царство кошек-Стражей и пестрых драконов. Родина таких, как я — вечных златоглазых странников, веселых ветров Хаоса.

— Мне пора идти, — шепчу я, ласково прикасаясь пальцами к гладкому стеклу. Оно затуманивается от моего дыхания.

Обещаю, твердо глядя самой себе в глаза:

— Я вернусь, когда мы закончим игру.

Говорю своему отражению:

— А теперь иди. Не стоит оставлять мое сердце по ту сторону Границы в одиночестве.

Разворачиваюсь и делаю шаг вперёд. Миры послушно расступаются передо мной.

И, через каждый шаг поворачиваясь на пятке, плотно закрыв ладонями глаза, я начинаю считать.

Кап. Кап.

Первая капля — старая бусина, вторая капля — растаявший воск.

***

До сих пор уверена, что чертовы колокольчики нашли меня сами.

Проснулась также, как и уснула: уткнувшись носом в холодное стекло, ладонью в горшок с геранью. В который раз поймала себя на мысли, что не стоило в поезде всю ночь сидеть и пялиться в окно, считая пробегавшие мимо огни фонарей. "Хочу осознанно пересечь границу," — так я себе сказала.

Что за бред.

Лечь бы, уснуть, провалиться, исчезнуть, лучше всего навсегда, но — даже не начатый перевод, но — близкий дэдлайн, который страшнее всех труб Судного дня. Поэтому последнее слово оставалось за кофе и энергетиками, которых в пустой квартире, конечно же, не было.

Почти как меня.

Без особого желания сунула ноги в ботинки и накинула похожее на шинель серое пальто, тяжелое, как камень на сердце, которого, конечно же, тоже не было, но вот чего именно — это уже совсем другой вопрос. Помутневшего большого зеркала в прихожей, подчиняясь странному внутреннему убеждению, тщательно избегала. Как будто я — заигравшийся в человека древний вампир, давно позабывший обо всем на свете, но все равно не желающий прекращать игру.

А что, было бы забавно.

Зонт раскрылся над головой с негромким хлопком. Капли дождя с азартом забарабанили по туго натянутой черной ткани.

Кап. Кап.

Первая капля — недосмотренный сон.

Задрожала мостовая, когда мимо простучал большой красный трамвай. Проехал автобус с надписью "экскурсия". Всегда хотела жить в каком-нибудь туристическом городе, чтобы, оставаясь хозяином, все равно чувствовать себя гостем — долгожданным и желанным. Чтобы наконец-то научиться смотреть на мир восторженными глазами, пусть и других людей.

Я живу, как слепец. Чувствую щекой ледяное дыхание ветра, ощущаю пальцами холод, слышу, как мир вокруг меня поет песню, которую мне не дано понять.

Но не вижу. Никогда не вижу по-настоящему.

Шла, с легкостью лавируя в толпе. Шла, каждый раз почти глохнув, когда мимо проносились трамваи. Шла, внимательно читая вывески и прячась от своих отражений в витринах.

Будем честны, я не знаю, как выглядит мое лицо. Я имя-то свое через раз вспоминаю.

***

Я иду по тонкой, туго натянутой нити, неощутимой и неосязаемой границе между мирами. Я иду, приплясывая, скачу на одной ноге, пою во весь голос — пусть все миры знают, какое у меня хорошее настроение. Путается в моих волосах ветер, с наслаждением играя с зелеными косичками. Оплетают ноги полы моего вышитого оранжевого балахона, звенят бубенчики на загнутых носах алых туфель.

Я смеюсь. И ветер смеется вместе со мной.

***

Поежилась от налетевшего холодного ветра и поплотнее закуталась в тёплый шарф.

Недовольно поморщилась. Уже на ходу засыпаю.

Когда это я на набережную забрести успела, хотела бы я знать.

Полосатые палатки с сувенирами выглядели жалкими под моросящим дождем. Развернулась, чтобы уйти и найти уже наконец-то продуктовый магазин, но...

"Цзанг-цзанг-цзанг!" — пели на ветру стеклянные колокольчики.

Завороженно уставилась на них, не в силах поверить самой себе и реальности заодно. Те самые, черт возьми. Совершенно такие же, даже узоры повторялись точь-в-точь. Совсем как во сне, глупом, дурацком сне, первом в моей несуразной жизни.

— Что-то выбрали? — приветливо заулыбалась смешная кудрявая толстуха в пестрой телогрейке, вставая с колченогого табурета.

О, нет. Даже не думай покупать их.

— Да, — словно со стороны донесся до меня мой собственный голос.

Вообще-то, у тебя не так уж и много денег.

Ой, да делай, что хочешь.

— Вон те два, пожалуйста, — улыбнулась я, осторожно, краем губ, пробуя непривычную улыбку на вкус.

Но у нее не было вкуса. Был только звон стеклянных цветных колокольчиков в моем бездонном кармане, бесполезных, бессмысленных, но оттого более прекрасных.

И я шла, размахивая руками, осторожно улыбаясь прохожим своей новой непривычной улыбкой.

Цзанг-цзанг-цзанг!

Стучали по серой брусчатке мои ботинки. Разлеталась во все стороны вода, стоило мне только сделать шаг.

Кап. Кап.

Первая капля — позавчерашний день, вторая капля — ненаступившее утро.

В душе поднималась надежда, что, быть может, у нас с этим городом еще получится подружиться. Какая, к чёрту, разница, как прошла наша первая встреча. Это же почти ничего не значило.

Особенно тогда, когда в моем бездонном кармане звенели стеклянные колокольчики из сна, а ноги сами собой уводили меня прочь от старой квартиры, где в засаде затаились перевод и дэдлайн, самые страшные хищники на свете. Черт с ними. Черт со всем этим миром, особенно сейчас, когда я впервые могла ощущать запах дождя.

Шла, внимательно разглядывая таблички с названиями. Шла наугад, наудачу, еще не веря, но уже пытаясь поверить.

Чему?

Во что?

Понятия не имела.

Дождь продолжал идти. Ветер вырывал из рук зонт. Стучали по серой брусчатке мои ботинки.

***

— На что спорим? — азартно спрашиваю я, потирая ладони.

Мой друг, как и всегда, с ног до головы закутанный в тёплый туман, задумчиво щурит золотые глаза. Оценивает шансы на победу.

Далеко внизу, под нами, удобно сидящими в пассажирской корзине летающего кита, фрегат Звездного флота вот-вот должен был настигнуть шхуну контрабандистов.

— Билет на карусели, — наконец говорит мой друг.

Подозрительно вскидываю брови:

— С драконами?

Он притворно возмущается:

— Конечно, с драконами. За кого ты меня принимаешь?

Важно киваю. Мол, ладно, договорились, по рукам.

— Готовь монеты, — довольно усмехаюсь я. — Ещё никто не смог поймать "Воображаемую ласточку" Огнеборода.

***

Нахмурилась, отрывая взгляд от земли и оглядываясь по сторонам.

Это что, музыка?

Надоедливая, сладкая, как сироп, вязнущая на зубах, как завалявшаяся в кармане ириска из далекого прошлого. Самая лучшая на свете.

Знакомая до боли в груди.

Карусель, господи, карусель посреди серой от дождя пешеходной улицы! Яркая, сияющая огнями, оглушающая простенькой, бесконечно повторяющейся мелодией. Невозможная, как колокольчики в моем кармане.

И с драконами вместо лошадок.

Не в силах унять дрожь в пальцах, опустила руку в другой карман. Но даже не вздрогнула, когда в сжатом кулаке хрустнула какая-то бумажка. Не вздрогнула, когда хмурый парень в ярко-зеленой куртке оторвал от билета контрольный талон и вновь вернул его мне.

И даже не растянула в вечность разделявшие меня с каруселью, обещанной мне во сне, десять шагов.

Кап. Кап.

Первая капля — пламя свечи, вторая капля — детский смех.

Срывались с чешуйчатых драконьих морд и улетали вертикально вверх, куда-то к не видимым пока звёздам, капли воды.

Кап. Кап.

Первая капля — пламя свечи.

И всё, что мне оставалось — это крепче держаться за рога своего дракона, смотреть, задрав голову вверх, как сливались в цветные полосы огни фонарей, и улыбаться своей новой осторожной улыбкой, с каждой секундой все шире и шире.

И даже когда я, не чуя под собой земли, на подгибающихся ногах шла дальше, мир продолжал кружиться вокруг меня, а улыбка на губах оставалась такой же широкой. Всегда бы так.

Ни черта не понимала. И как же это было восхитительно.

Подняв лицо к серому небу, я впервые замечала высокие окна домов, лепнину, колонны, статуи, зеленую яркую черепицу. Опустив глаза вниз, впервые видела такие же серые ленты рек и скользившие под ажурными мостами речные трамвайчики.

И я шла, почти забыв о том, кто я, о том, что в старой холодной квартире меня ждала моя жизнь вечного беглеца. Беглеца от самой жизни.

Змей всегда кусает собственный хвост. Этот закон я не в силах изменить.

Постепенно ускоряла шаг. Едва боролась с желанием раскинуть руки в стороны и побежать, надеясь, что вот тут-то мне и удастся удрать от вкрадчивого шелеста змеиной чешуи.

Который всегда со мной.

Все ближе и ближе.

На кофейню "Уроборос" наткнулась совершенно случайно. Застыла посреди тротуара, с трудом борясь с желанием протереть кулаками глаза, но от пристального взгляда вывеска с Великим змеем никуда не исчезла.

Черт возьми, так вообще бывает, нет?

А если бывает, то кого нужно просить продолжать в том же духе?

Едва справляясь с иррациональным ужасом, с необъяснимым предвкушением чего-то чудесного и радостного, взялась за холодную латунную ручку.

Будь, что будет.

Тяжелая деревянная дверь отворилась с деликатным скрипом.

Джаз, запах кофе и пряностей, кресла-мешки, оранжевые пледы и фонари на столиках. Мне это точно не мерещится? Эта красота действительно есть?

— Добрый день, — приветливо улыбнулась мне девушка-бариста за барной стойкой.

Кивнула, не в состоянии произнести и слова.

Небрежным жестом она смахнула со лба разноцветную челку.

— Вам кофе, я угадала? Эспрессо романо, горький и кислый, как забытое воспоминание?

Я рассмеялась от неожиданности.

— Угадали, ну надо же.

Бариста подмигнула мне:

— Я всегда угадываю, — она покосилась на часы в виде огромной рыбы. — Ваши воспоминания будут в вашем полном распоряжении через семь минут. Подождете их?

Покачала головой, не переставая удивляться. Невероятное место.

Столик выбрала в самом углу, специально сев спиной к окну, чтобы ненароком не встретиться глазами со своим отражением. Почти потонула в тёплых объятиях кресла-мешка и оранжевого пледа, уютных, как в детстве, как объятия шерстяного одеяла, в которое каждого из нас зимой кутала мама, чтобы на санках отвезти в сад.

И, всё-таки не выдержав, уснула.

***

— Твой кофе, златоглазая, — говорит Роза, ставя передо мной глиняную кружку с танцующими котами. И улыбается.

Когда Роза улыбается, в трактире начинают плясать солнечные зайчики, даже если за окном тучи. Когда Роза улыбается, время замедляет свой бег, чтобы подольше полюбоваться ее улыбкой. Когда Роза улыбается, я понимаю: любая беда мне по плечу.

Я с благодарностью киваю. Кружка мягко греет мои ладони.

Сегодня в "Мятном ветре", трактире на перекрестке всех межмировых дорог, настоящий аншлаг. Празднуют удачный набег пираты, сдвинув вместе четыре стола. Внимательно следят за ними два офицера Звездного флота, зашедшие сюда выпить в перерыв имбирный лимонад. Сидят на подоконниках, болтая ногами, студенты из Воздушной академии. Поют под потолком случайно залетевшие в трактир синие птицы. Говорят, они приносят удачу.

Пляшут солнечные зайчики, рожденные улыбкой Розы.

***

— Ваш кофе, — сказала бариста, коснувшись моего плеча.

Шелестела на краю сознания змеиная чешуя. Все громче и громче.

Осоловело хлопнула глазами, стряхивая с себя остатки сна.

— Я удвоила порцию, — она сочувственно улыбнулась. — Давайте, вам пора просыпаться.

Все ближе и ближе. Не спрятаться, не убежать, не позвать на помощь.

— Ага, — только и смогла выдавить из себя я, сжимая в руках горячую глиняную кружку.

Конечно же, с танцующими котами.

Ну, Уроборос, вечно возвращающийся к началу первозмей, что ты можешь предложить мне?

Горячий кофе обжигал язык и горло, не давая почувствовать вкус.

Если я все-таки сошла с ума, то остается только возмущаться, почему этого не случилось раньше.

Сейчас был конец ноября, дождливый и промозглый, жизнерадостный, как белое брюхо дохлой рыбы, но многие владельцы магазинов уже украсили витрины сверкающими гирляндами. И я шла, приплясывая среди невидимых нитей их света.

И вспоминала.

Вспоминала, как однажды мой друг позвал меня вырезать вместе с ним снежинки из зеркальной ткани Мироздания, а потом, невидимыми, развешивать их на елках. Вспоминала, что иногда мои руки покрываются синими перьями, что никто не зовет меня по имени — у меня его нет, оно сбежало от меня давным-давно, что, будем честны, только к лучшему. Вспоминала дежурства в межмировых портах и шутливые перепалки с контрабандистами чудес. Вспоминала, что пол в трактире Розы, Розы Ветров, одушевленного артефакта Истинного пути, выложен осколками цветных зеркал. Вспоминала, с какой легкостью я скользила среди Отраженных миров, вспоминала чудесное ощущение того, что я наконец-то вернулась домой. Вспоминала улыбку моего сердца и дрожь золотых нитей, идущих от груди к груди, сквозь Границу, сквозь два Мироздания.

Но при этом слишком хорошо помнила: эти воспоминания принадлежали моим снам, обрывочным и осколочным. И от этого привкус эспрессо романо, горького и кислого, становился лишь сильнее и ярче.

Почти невыносимым.

Криво ухмыльнулась. У безумия оказались свои недостатки.

Давай, поиграла в чужую выдуманную жизнь, и хватит. Иди домой. Работа сама себя не сделает. Давай, переставляй ноги, правая, левая, правая, левая, и не смей жаловаться на боль, на пустоту там, где у всех находится сердце. Многие так живут. Не драматизируй.

По-прежнему пел свою песню дождь.

Кап. Кап.

Первая капля — лезвие ножа, вторая капля — удар кулаком.

Шелестела змеиная чешуя.

Не шла. Переставляла ноги. Оболочка, кукла, обман. Мои галлюцинации гораздо реальнее того, что я звала своей жизнью. В одном моем вдохе, сделанном во сне, было куда больше смысла, чем в каждом прожитом дне.

Кап. Кап.

Первая капля — лезвие ножа.

В подъезде, выкрашенном голубой облупившейся краской, пахло мокрой пылью. Всегда думала, что именно таков запах времени.

И теперь время пришло ко мне.

Поднялась на последний этаж бегом, даже не запыхавшись. Как будто боялась опоздать.

Не как будто.

Правда, боялась.

Долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Дрожали руки. Нужно было сделать одну вещь, крайне срочно. Простенький тест для моего личного мира.

Наконец дверь распахнулась.

Вошла, старательно отворачиваясь от зеркала. В последний раз.

Хватит, черт побери. Это действительно глупо.

— Кап. Кап, — отчетливо произнесла я. — Первая капля — старое обещание, вторая капля — клятва чести. Кап. Кап. Я иду искать.

И обернулась.

Не закричала. Не испугалась. Только, глядя в золотые глаза укутавшегося в туман существа, прятавшегося в зеркале, ткнула пальцем ему в грудь.

Самодовольно улыбаясь, сказала:

— Нашла!

Мой друг громко рассмеялся, прислонившись лбом к стеклу по ту сторону зеркала.

— Всего за день! — восхищенно покачал он головой. — Никак не могу понять, как ты это делаешь, а, златоглазая?

Равнодушно пожала плечами.

— Давай, просыпайся, — улыбнулся мой друг. — Я жду тебя и жажду реванша.

И пропал, выйдя через отраженную дверь. В зеркале осталась только стена за моей спиной. И больше ничего. Меня не было там.

И почему-то это казалось мне чертовски важным.

Так и села на пол прихожей — обутая в тяжелые ботинки, одетая в похожее на шинель серое пальто.

"Давай, просыпайся".

Легко сказать.

Такие, как я, вечные златоглазые странники, в своих снах видят по тысяче жизней по ту сторону зеркальной Границы, каждая из которых — настоящая. Смерть для нас лишь способ проснуться. Перейти на привычный уровень реальности.

Мы с моим другом давно придумали эту игру. Один прячется, второй водит, ищет первого в своем сне. И только что я победила.

Есть только один способ закончить ее.

Заслонила лицо руками и горько, зло расхохоталась. Как просто. Как все, черт возьми, просто!

Туже и туже смыкались вокруг змеиные кольца, перекрывая доступ к воздуху.

Вот только что случится на самом деле?

На крыше одного из миров проснется веселый златоглазый ветер Хаоса?

Или в старой, насквозь пропахшей временем квартире покончит жизнь самоубийством сумасшедшая переводчица?

Вдох. Выдох.

Дыши. И думай. Выбирать все равно тебе, и только тебе.

Пораженная внезапной мыслью, бросилась к так и не разобранной дорожной сумке. Пестрые свитера полетели в сторону, оставленные без внимания. Не они мне были нужны. Вовсе не они.

Но найденный паспорт оказался простым блокнотом с пустыми листами в клеточку.

Но открытый ноутбук обернулся коробкой из-под конфет.

Оглушительно громко, невероятно близко шелестела змеиная чешуя.

Дыши. Думай. Выбирай.

Но я твердо знала: выбор слишком очевиден. Какая разница, будет ли все это реальностью, или только предсмертным бредом распадающегося сознания, если каждый вдох обретет свой особый смысл?

Какая, черт возьми, вообще разница?!

Змей всегда кусает собственный хвост. Я бегу от самой себя, которая бежит от самой себя, которая…

Хватит.

Кап. Кап.

Предпоследняя капля — эхо отражения, последняя капля — сверкающая звезда.

Стекала с моих пальцев кровь, капая на грязный линолеум.

Кап. Кап.

Последняя капля — сверкающая звезда.

***

Резко распахиваю глаза. Делаю первый вдох, медленно, как всякий, кто заново учится ходить.

Кап. Кап.

Стекает с моих пальцев талая вода.

Как долго я слышу стук этих капель? Как долго в моей голове крутится эта навязчивая считалка?

Кап. Кап.

Талая вода слишком теплая, чтобы быть просто водой.

Могу ли я сказать наверняка, что ни одна из моих смертей не была настоящей? Могу ли я твердо сказать себе, что точно проснулась?

Змей всегда кусает собственный хвост. Я упала с крыши, чтобы уснуть. Я умерла, чтобы проснуться. Бесконечное возвращение назад, бесконечные попытки бежать, вперед и вперед, дальше и дальше.

Кап. Кап.

В какой момент змеиные кольца станут настолько тугими, что я задохнусь?

Кап. Кап.

Глаза способны лгать.

Кап. Кап.

Нам не дано узнать, как выглядит истина.

Кап. Кап.

Слишком теплая талая вода срывается с моих пальцев, бьется в венах, стучит в ушах.

Кап. Кап.

Какая капля окажется последней?