Как миллиардер обанкрутился

Бог не выдаст — свинья не съест

(народная поговорка)

Пенсионеру Ладкину страшный сон привиделся. Снилось ему, будто он на каком-то корпоративном заседании присутствует. Вокруг всё чинно, особы уважаемые и знатные собрались. Всё сплошь банкиры и воротилы денежные, нефтяные магнаты и директора крупных предприятий.

Многих Ладкин узнал. Оно и верно, как их не признаешь, если тех всякое время по телевизору показывают и портреты их в журналах висят. Удивился пенсионер и говорит сам себе: «Вот ведь угораздило меня среди таких уважаемых людей оказаться».

Только сказал, вдруг откуда ни возьмись возле него старичок объявился. Чудной такой старикашка: хоть и в костюме и при галстуке, а обличьем вроде бездомного шаромыжки. Волосы у него на голове клокастые и грязные, да и бородёжка топорщится, в косицы слиплась. Усмехнулся старичок и говорит Ладкину:

— Ты шибко-то не обольщайся. Уважаемые-то они уважаемые… но, между нами будь сказано, не люди это вовсе…

Ладкин посмотрел недоверчиво и спрашивает:

— Как это не люди?!

Старичок усмехнулся и говорит:

— Эх-хе-хе, простота… Сказать тебе… уж такая это великая тайна, что и обмолвиться-то боязно. Ну да ладно, расскажу своему брату пенсионеру, коли клятвенное слово дашь, что никому не проболтаешься.

Ладкин будто бы кивнул, а старичок подбоченился и давай рассказывать:

— Ты про миллиардера Сверюжего, конечно, слышал. Знамо, в десятку самых богатеев страны входит. Сказывают, отец его при советской власти доступ к партийным деньгам имел и дружбу с нужными людьми водил. А когда неразбериха с властью в стране началась, он денежки и прибрал. На них и известный банок основал, с эдаким мудрёным названием — не то «СервисМегаТрансГруппБанк», не то «ТрансМегаГруппСервисБанк» или ещё как-то, — и много крупных предприятий по стране прикогтил через приватизацию эту. Словом, большое наследие сыночку оставил. Дескать, владай сынок в своё довольствие, ни в чём прижиму не знай. Особенно за банок держись. Верное дело: и сам всегда сытый будешь, и среди правителей на особом почёте. Знамо, правители завсегда банки ласковыми глазами обнимают. Пусть хоть всё огнём горит и люди с голода умирают, а у банкиров ни на копеечку не убудет.

Сам радетель от дел давно отошёл, а может, и сыночек так распорядился — кто знает? Тут тайна сокрытая, ну да не о том речь.

Ну и вот, значит, Сверюжий отцово дело под свою руку взял. Сам-то он образованный, конечно, и грамматишки много взял, и языками владает, опять же цифру понимает, но характер… Жаден страшно! К тому же подозрителен, никому не доверяет. Так и чудится ему в страхе всякий раз, что его норовят подсидеть, обобрать иль дураком на посмешище выставить. Что и говорить, даже семьёй не обзавёлся. То одну себе красавицу возьмёт, то другую, а жениться ни в какую не хочет. Боится, вишь, части своего состояния лишиться.

Лет пять назад переругался он со всеми своими компаньонами. Оттого и малость состояния потерял. А к этому времени под его началом сеть банков и многие крупные фирмы-гиганты были.

Друзей нет, родственников всех отвадил, чужим людям тоже не верит, а как за всем уследить? Ну и придумал тогда Сверюжий среди… зверья себе помощников поискать. Так и решил, что те, дескать, разумом не шибко обременены, отвалишь им сколько-то, они и рады-прерады. И преданнее они… Нету, вишь, в них этой подлой человечьей сути.

Слышал небось про банкира Хавронова? Оно и верно, и в телевизоре его показывают, и в газетах про него пишут. Однем словом, у всех на слуху. И ведь мало кто знает про настоящую его суть, а из кабанов он…

Известно, в нонешнее время пластическая хирургия большую силу взяла. Человечье лицо так изменить умеет, что и родная матушка не узнает. И из свинячьего рыла тоже может, какое хошь обличье изладить. А уж человечье — и вовсе проще простого. Поди каждый знает, какие у многих богатеев сытые морды? То-то и оно, и одной операции достаточно. Разве что уши укоротить да нос чуть по-другому поставить.

Вот и Хавронова скоренько в человека перевернули. Такой вот, получается, оборотень стал. Ходить тоже научили по-человечески, а как же. Чтобы не на четырёх копытах выхаживать, а только — на двух задних. С руками, правда, заминка случилась. Тут, вишь, медицина ещё не дошла, чтобы заместо копыт человеческие кисти приладить. Хотя и есть, конечно, умельцы среди хирургов, но всё равно мороки много. Однако нашли выход. Такие хитроумные перчатки придумали, что их от человеческих рук не отличишь. Пальцы, само собой, не двигаются, ну да и потреба в этом не ахти какая. Это рабочему человеку без рук — никуда, а управленцу они без надобности. Главное, чтобы пасть разевал и командовал сноровисто.

И впрямь не прогадал Сверюжий. Денег Хавронову, сколь надо, отвалил и даже разрешил ему своим именем банок назвать. По нраву ему пришлось, как Хавронов дела повёл. По всей стране то один банок поставит, то другой. Слышал небось про «ХавронБанок»?

Ага, во многих крупных городах есть. В нашем этот банок ранешно совсем под другим названием стоял, а теперь вот — «ХавронБанок». Про то, как Хавронов им владать стал, сказать не умею. Однако не такая уж это хитрая загадка. Где прикупит, а где и обманом завладеет. Есть у Сверюжего тайные покровители, есть… У Хавронова с деньгами прижиму нет, да и сам расторопный оказался. Оно ведь с искону известно: свинье только рыло просунуть, а там и вся залезет.

Ну и вот, увидел Сверюжий, как у кабанчика ловко дело пошло, и решил на свиней ставку сделать. Стал, значит, из них Уважаемых людей лепить и в мир пускать. Да и то сказать, с волками не очень-то получилось. И Двоерылка и другие волки всё норовят на Заграницу работать. В родной стране бывают — раз, два, и обчёлся. Дворцы, яхты, острова, вишь, себе там накупили да на курортах развлекаются. Ладно бы только это, а то всё хитрят да выгадывают, как бы так выручку утаить. Не хуже людей. На разные уловки пускаются. Иной раз пришлют Сверюжему в головной банк сколько-то денег, а там мало вовсе. И всё жалятся: дескать, дела плохо идут, в ВТО не запускают, другие страны по рукам и ногам связали, продыху не дают. Брёх, конечно. Какие там трудности, коли у них капиталы за какие-то годы баснословно наросли. Однем словом, сколько волка не корми, а он всё за бугор смотрит.

Вот и взялся Сверюжий кабанчиков разводить. И до того у него дело лихо заладилось, что вовсе малое время прошло и во многих крупных банках — свои люди… Да и в разных фирмах-гигантах свиньи засели. В каких, спрашиваешь? Лучше спроси, где их нет. Не смотри, что который и на тулово стройный и лицом пригож. Это над Хавроновым недолго пластические хирурги колдовали, оттого тот и свинья свиньёй. Другим куда больше свезло. И не мудрено: со временем Сверюжий со всего мира лучших докторов приманил. Ну, те и рады-прерады стараться, всю свою врачебную науку достали и весь свой талант явили.

Так вот, всё, значит, ладненько пошло, как по маслу. Сверюжий довольнёхонький ходит, перед другими богатеями хвалится: дескать, кому свинья, а мне семья. А тут вдруг нежданно-негаданно беда приспела: финансовый кризис подкараулил, — старик с деланной грустью покачал головой и добавил: — Вот они, брат пенсионер, теперича здеся, в главном банке Сверюжего, и собрались. Решают чего-то…

Выслушал Ладкин и рассмеялся:

— Ну ты даёшь! Во брехать-то!

Старик даже обиделся:

— Да ты сам посмотри! Ишь, горазд на скорую руку!

Оглянулся Ладкин и впрямь ему неладное что-то почудилось. Уж больно лица умные и холённые…

Уважаемые люди в креслах широких сидят, друг с другом степенно разговаривают. И сразу у них рассорка малая вышла. Хавронов с Хряковым на банкира Белосвина напустились. Так и заголосили в два горла:

— Почему в твоих банках процент по кредитам меньше, чем у нас?!

Тот ухмыляется:

— Это бизнес, ничего личного.

— У этих тупорылых идиотов, людей, надо всё выжимать! Всё до копеечки! — разгорячился Хавронов.

— Правильно говоришь, — одобрительно хрюкнул Хряков. И тут же, важно подбоченившись, речь заготовленную пустил: — Господа, этот кризис нам на руку. Надо пользоваться. Предлагаю повысить кредитную ставку одновременно во всех банках до пятидесяти девяти процентов.

Вокруг все одобрительно загалдели, один лишь Хавронов недовольно хмыкнул и ехидно закеркал:

— Добренькие вы, господа, а я считаю, что и семьдесят мало будет.

А Белосвин опять покривился и своё мнение явил.

— Вы, господа, как хотите, а я своё дело знаю. Мне Заграница платит. Я на сельское хозяйство работаю… Мне ясно сказали: чем больше фермеров разоришь, тем больше денег получишь. А у меня фермеры и от двадцати пяти процентов в петлю лезут. Так что повышайте, как хотите, а мне побольше хозяйств приманить надо. У вас — своё, у меня — своё.

Тут и других банкиров на откровения потянуло, взялись они рассказывать, какие перед ними задачи стоят... Хвалятся и о своей выгоде толкуют. И совсем уж у них деловой разговор пошёл.

Волки в сторонке стайкой толпошатся и тоже о своём шушукают. Понурые и свислые такие стоят. Всё горюют да старые цены на нефть и на металлы вспоминают. Двоерылка промеж них больше всех разгорячился. Руками машет, и даже прослезился. Всё рассказывает, сколь много он богачества потерял.

Старик опять с разговором к пенсионеру Ладкину подступился. Усмехнулся в бороду и говорит:

— Оно и верно, не мудрено усомниться. Хоть на Двоерылку глянь! Сейчас вот красавец писаный, видный и холёный, а помнится, с ним хирурги изрядно повозились. Уж помаялись так помаялись! Что и говорить, из волка человека сделать!

Вот послушай, как старались. Наперво голову и шею ему специальной химией обработали, чтобы волос не рос. Нет, там, где причёске быть, оставили, конечно. Хотя, может, и зря. Всё равно, почитай, налысо стрижётся. Мода сейчас, вишь, на разбойничьи рожи пошла, да и самому, видно, по нраву таким-то ходить. Рыло укоротили, конечно, и во всём другом сходство с человеческим лицом изладили. Тогда не то двадцать, а то и все тридцать операций сделать пришлось.

Хвост ему отхватили, конечно. Сам подумай: куда ему с волчьим-то среди человеков толкаться? Во-во, это вот Хавронову и другим банкирам, свинячьей сути, хвосты пооставляли. Однако тут и сравнивать нечего. У них-то хвосты, что твои верёвочки, их в любом разе притаить можно, а волчий — куда спрячешь? Вот и оттяпали под самый корешок. И правильно сделали. Потом и сам, верно, спасибо сказал. Известно, волк, он — молодой, здоровый… Газеты почитаешь, то одна у него в любовницах ходит, то другая, и всё красавицы писаные. Видно, не знают, что за человек…

Однем словом, внакладе не остался. Да и то сказать, Двоерылку Сверюжий ещё волчонком взял. Стал ему, так сказать, и за отца и за матерь. Потому и многое ему позволяет… Сейчас Двоерылка заводами да рудниками по цветному металлу владает.

Ну да пёс с ним. Скажу тебе, Сверюжий своего «человека» даже в правительство посадил…

Вдруг в залу какой-то важный вельможа зашёл.

— Гляди, — зашептал старик, — это сам Сверюжий, основатель, так сказать, династии. Ну, или популяции…

Посмотрел на него Ладкин и впрямь не признал. По телевизору Хрякова, Хавронова и Двоерылку видел, других тоже узнал, а Сверюжий вовсе не знакомый какой-то.

Как только тот вошёл, все сразу напрындились, а Хавронов поднялся и навстречу поплыл. Подошёл он к Сверюжему, папочку перед ним раскрыл и давай, слюнявя негнущиеся пальцы, перед ним листки перекидывать.

— Вот я тут подсчитал, — сказывал он, — какой урон мне кризис нанёс. Тут у меня всё изложено…

Сверюжий посуровел, досадно ему стало, что у него деньги просят. Он-то всех своих покрученников собрал, чтобы, наоборот, собрать с них сколько-то, выжать последние капли, а тут такой поворот случился.

Вдруг Двоерылка подскочил, глянул в документы и враз скривился.

— Ну ты и свинья! — вскипел он. — Зачем тебе столько?

Хавронов враз всю степенность растерял да как завизжит поросём:

— Не твоё собачье дело!

И уже драке быть, да Сверюжий замахал руками и запел миролюбиво:

— Не ссорьтесь, господа, я сам решу, кому сколько денег нужно.

Хавронов покраснел, как раскаленная плита, на место уселся, а сам успокоиться не может. И уж грозится:

— Я своих денег всё равно не отдам, — сквозь зубы шипел он. — Сколько мне положено — будьте уж любезны!

— Ну, зачем вы так, Борис Борисыч?! — скривился Белосвин. — Мы для того здесь и собрались, чтобы никто в обиде не остался. Сами…

— Мне всё равно, — перебил Хавронов, — обидится кто или не обидится, а я свою долю должен получить! — и вдруг вовсе на визг сорвался: — Дайте мне мои деньги!

— Ишь ты какой молодец! — просунулся другой банкир (тоже он из свиней). — Тебе, значит надо, а мне не надо?! Я тоже без своих денег не уйду!

Что тут началось! Каждый со своей ятребой полез. Бумагами трясут, лица злобой перекошены, гляди разорвут друг друга в клочья.

Так бы и беде быть, но тут вовремя Сверюжий слово взял. Такую речь дивную толкнул, что у всех ажно дыханье спёрло.

— Господа, мы тут все свои, — торжественно возгласил он, — поэтому отбросим ложный стыд и будем говорить начистоту. Кризис — это, конечно, печально, но наша страна и не такие невзгоды переносила. Выдержит и на этот раз. А нам рисковать нельзя, у всех у нас обязательства… Мы — элита, цвет нации, творцы истории, вершители человеческих судеб, избранные свыше! Поэтому главное — сохранить нас, всю нашу крепкую семью. И я уже придумал, как нужно весь этот кризис использовать.

Сверюжий замолчал, повёл взором, вглядываясь в знакомые рыла, а те пасти раззявили и слушают, затаив дыхание.

Скажу тебе, своё богатство Сверюжий никому не показывает. Сам же частенько в банковское хранилище заглядывает. Здесь у него золотые слитки штабелями лежат и драгоценности всякие аккуратно рассортированы. А тут что-то на него нашло, то ли надумал успокоить своих подопечных, то ли просто прихвастнуть.

— Я решил сделать вам подарок, — важно сказал он. — Сейчас мы все вместе пройдём в моё тайное хранилище, и вы сами увидите, как мы богаты.

Уважаемые люди зашумели, радостно обнимая Сверюжего глазами, закивали сытыми рылами, захрюкали с доволи. А Двоерылка даже прослезился от счастья.

— Батюшки святы! — вскрикнул он. — До чего же у нас отец мудрый! До чего же в его делах мудрость великая и глубота непостижимая!

Прошли гости в залу огромную, а она вся сплошь корзинами плетёными и сундуками тяжёлыми заставлена. Корзины и сундуки доверху золотыми украсами наполнены. Вовсе не такие уж драгоценности великие, так и видно, что у простого народа взято. Оно и верно, всё-то колечки обручальные да серёжки простенькие, лёгонькие и без камушков. Цепочки тоненькие-тоненькие, с крестиками маленькими. И зубы золотые тоже здесь… И ещё кусочки золота-металла, одни — отпилены от какого-то украшения, а другие — так и видно, что клещами либо кусачками отхвачены.

— Это мы со всей страны собираем, — прояснил Сверюжий. — Потом весь этот ворох переплавляем в золотые слитки, и они уже идут на наше благо.

— Скажи на милость, какие запасы! — подивился Подсвинкин. — Это ж надо, какая у нас страна богатая! Неисчерпаемая…

— Это что! — с гордостью возгласил Сверюжий. — Сейчас и не то увидите!

Повел гостей дальше. Двоерылка улучшил момент, и когда все отворотились, запустил перстню в одну из корзин. Нагрёб себе полные карманы золотых украшений и дальше за всеми припустился.

От Сверюжего это, правда, не потаилось, но он сразу торопко отвернулся, делая вид, как обычно, будто ничегошеньки не приметил, а сам чуть улыбнулся и подумал с гордостью: «Молодец, наша школа! Ничего, сторицей вернёт…»

В самую главную кладову прошли, Сверюжий и говорит:

— Тут у меня всё слиточное золото лежит, — и по-хозяйски очертил перед

собой полукружье.

Глянуть, и впрямь много золота тут. Слитки штабелями на стеллажах лежат, рядками до потолка выложены. От жёлтого так и рябит в глазах. И только гости слитки увидали, так разом и ополоумели, озверели всё равно. Хавронов враз на четыре копыта упал, завизжал, словно резаный, и галопом к стеллажам бросился. Да и со всех Уважаемых людей будто все крепи слетели. Как кинутся на золото! И в яростном исступлении Сверюжего с ног свалили. Тот и увернуться не успел, как под многие копыта попал. Еле-еле на ноги поднялся, корчится от боли и от увиденного словно ошалел. Кричит, пытаясь образумить своих покрученников. Куда там! Никто его и не слышит. Оборотни давят друг друга, копытами брыкаются, ревут. У всех вдруг откуда-то мешки в руках объявились, в них остервенело слитки уталкивают, и всё норовят из-под носа друг у друга ухватить. Так разъярились, что уже драка между Хлевокорытиным и Подсвинкиным разгорелась.

— Это моё золото! Куда прёшь! — закричал Хлевокорытин да как огреет тем слитком Подсвинкина по голове! Саданул так саданул! Такой удар случился, что в любом разе верная гибель. А Подсвинкин… будто и не почуял, завизжал только:

— Я своё не отдам! — отскочил в сторону и тут же сам изловчился и метнул в обидчика булыжник золотой.

Прямёхонько в лоб угодил. Слиток будто от брони какой на многие метры отлетел, а Хлевокорытин разве что поморщился. Схватились они друг с другом, визжат по-поросячьи, лягаются. Ох и пошла потеха!

Увидел всё это пенсионер Ладкин и впрямь уверился, что перед ним не люди. Хотел было старику об этом сказать, глянул по сторонам, а того и след простыл.

Двоерылка самый первый все свои сто мешков нагрёб. Оглянулся торопко по сторонам, прикидывая, как бы ловчее награбленное из хранилища вынести, и тут же у него решение созрело. Вырвал он доску из стеллажа, подбежал к окну и, нисколь не мешкая, все стёкла выхлестнул.

Сверюжий к разбитому окну подскочил, завертелся ошалело и опять чуть не плачет.

— Я же тебя вырастил! Я тебя в люди пустил!

Двоерылка будто его и не видит, решётку выломал, высунулся из окна и своих туловохранителей кликнул. Те подбежали скоренько и машину под окна поставили. Повертел Двоерылка доской в руках. Хотел было её отбросить, а потом подумал, подумал… и огрел Сверюжего по голове. Тот и упал как подкошенный. Ну а Двоерылка, надрываясь, все мешки через эту «банковскую прореху» переправил. Потом и сам вскочил на подоконник да и был таков.

И где его теперь искать?..

Другие оборотни увидели, как Двоерылка ловко придумал, и тоже давай все стёкла в окнах высаживать.

От звона битого стекла Сверюжий очнулся, поднял голову и простонал:

— Охрана! Помогите! Остановитесь, я вас всех на мясокомбинат отправлю! Вы нарушаете закон!

А оборотни только про закон услышали, давай промеж собой над своим хозяином сгогатывать и дурным смехом давиться, ещё лише разъярились и вовсе ни одного целого окна не оставили.

Охранники прибежали, видят: вовсе плох хозяин, на последнем издыхании. Ну и стали помогать оборотням остатние слитки по мешкам укладывать. Так-то ни одного слитка и не осталось.

Оно и верно, у оборотней только одна отмашка:

— Мы на это людское быдло не нанимались, — так вот последнее и забрали.

Потом все дружно мешки с золотом скинули из окон, сами свои холёные тела из кладовы выпрастали, по машинам расселись и укатили восвояси.

Ну а охранники им вслед платочками махали.

— Господа, мы надеемся на вашу порядочность! — высунувшись из разбитых окон, вслед кричали они. — Не забудьте про отчисления. Наш процент, господа! Как договорились!

После этого кошмара пенсионер Ладкин чуть умом не повернулся. Еле утра дождался и сразу в банк побежал. Там все свои скромные деньги со счёта выбрал и домой снёс. Так жене и сказал:

— Дома сохранней будет, а то всё свиньи растащат.