Зов моря

Автор:
Юлия Мельникова
Зов моря
Работа № 552
  • Опубликовано на Дзен

Маленькая точка виднелась посреди полей, изредка загоравшихся в темени луговыми цветами. Это был Арден. Сидя на краю утёса, он смолил сигарету. В трёх милях от горы высилась маячная башня. Солёный туман грыз обнимавший её металл. Вдалеке синели холмы. Острые молнии пиками разрезали тёмные волны, разбивая их в брызги. Рокотал гром. Море вздувалось и бурлило, как масло на сковородке. Косой дождь приминал траву и бился каплями о широкие плечи. Море бесновалось, не в силах успокоиться, Арден на утёсе — тоже. Он бросил намокшую сигарету с обрыва и закурил, достав из помятой пачки свежую. Камзол истёрся на швах и насквозь пропитался морской солью, смешавшись с запахом сигаретного дыма.

Блеск молнии озарил лицо: выцветшие от солнца ресницы, прямой нос и выдающуюся нижнюю губу. После восьмичасовой вахты на маяке вышколенная осанка бывшего капитана превратилась в дугу. Тёмные глаза в сумерках казались почти чёрными. Зрачки затопили радужки чернотой, словно ночь в его глазах ещё не успела развеяться. Ардену было меньше сорока лет, но работа маячника оставила на его лице отпечаток: разбросала по коже не рыболовные сети, а тонкие сетки морщинок у глаз и уголков рта. Арден часто щурился, заглядывая в пасть моря. Как и сейчас. Оно волновалось и облизывало подножия гор, как лохматый пёс.

Среди трещин на скалах пробивались синие ирисы — яркие мазки северной пустоши. Арден сидел на обрыве и глядел вдаль, но видел только призрачные, выплывавшие из памяти, фрегаты. Море перекусывало их пополам. Когда-то и корабль Ардена раскололся о риф, как хрупкий стеклянный сосуд. Море жадно до людских тайн: оно топило не только обломки кораблей, но и надежды, когда-то оставленные у берегов отчаявшимися людьми.

Арден долго прожил у моря, но до сих пор не мог предугадать, когда оно начнёт колотить борта кораблей о камни. Его нельзя приручить. Ни добрым словом, ни руками, как женщину. Весной вода оставалась серой, а в июне море вновь становилось голубым. Арден особо любил наблюдать за ним с площадки маяка в июле, когда вода переливалась лиловыми и красными отблесками. Так отсвечивали закаты и восходы. Осенью, особенно сейчас, вода зеленела: зацветали водоросли. Зимой же море превращалось в чёрное холодное зеркало.

Арден подставил лицо под дождь и прикрыл глаза. Тёмные влажные волосы завились и прилипли ко лбу, как спутанные нити: крупные капли стекали по загорелой коже за воротник. Даже с закрытыми глазами Арден видел свой фрегат, качающийся на волнах. Море унесло груз и десятки людей на дно. Море поглотило их, но выплюнуло Ардена на берег. Подавилось. С тех пор он стал работать маячником: каждый день заглядывал в волны и гадал, когда море сожрёт и его.

Открыв глаза, Арден бросил давно потухшую сигарету в траву и поднялся, стряхнув с колен налипшие комья грязи. Чувство тревоги клокотало в груди и белым облачком срывалось с губ. Среди утренней мглы блестела одинокая точка. Арден приложил ладонь ко лбу и вгляделся вдаль, сощурившись: то было торговое судно. Его бросало из стороны в сторону, как лёгкий мячик. Море ликовало. Даже опытный капитан не сможет подвести корабль к причалу в такой шторм. Судно разлетится в щепки, и людям повезёт, если они захлебнутся холодной водой сразу, а не проторчат в ней несколько часов. И даже Арден, работавший здесь маячником много лет, не в силах противостоять морю, вставшему на дыбы.

Арден кинул последний взгляд на приближающийся к рифу корабль и бросился по склону к маяку. Сухие коряги цеплялись за ноги. Нужно предупредить о кораблекрушении и дождаться, когда утихнет шторм, чтобы осмотреть на лодке останки корабля. Найти выживших людей он не надеялся.

Оповестив о кораблекрушении на акватории, которой он заведовал, Арден поднялся на площадку из маячной комнаты, где голова упиралась в дощатый потолок, и вновь зажёг огни. Ночь несколько часов назад посерела и перетекла в прохладное утро. Солнце, прикрытое призрачной дымкой туч, выкатывалось из-за горизонта, отбрасывая рыжую полосу на воду. Свет маяка рассеивался в воде. Если капитану недоставало подготовки или бесстрашия, луч маячной башни не сможет ему помочь. Самое сложное — подвести корабль к берегу.

Арден давно перестал переживать за людей, сгнивших на илистом дне. Море — качающееся кладбище людских душ.

Первое кораблекрушение на памяти Ардена засело глухой болью в груди, как воспалившаяся рана. По сей день он слышал плеск воды и крики, тонувшие в шуме волн. Люди, пользуясь береговым правом, забирали себе всё, что выплывало на землю с разбившегося корабля. Выжив на волнах, мореплавателям приходилось выживать и на берегу.

Во время второго кораблекрушения Арден пытался вытянуть фрегат усами — швартовыми концами, поданными с буксируемого судна. К третьему кораблекрушению Арден отнёсся как к пункту, который нужно внести в таблицу дневника наблюдений.

Арден не торопился: пока шторм не утихнет, им ничем не помочь. Он спустился вниз по винтовой лестнице, которая обвивала башню чугунной лентой. Взяв из лачуги парус, обёрнутый вокруг мачты, Арден перекинул его через плечо и зашагал к беснующемуся морю по тропинке, поросшей чертополохом. Местные верили, что он отпугивал духов, прятавшихся в горных хребтах. По ночам никто не совался в горы, боясь сгинуть меж камней.

В воздухе витал сладковатый запах клевера. Из-за холма тянулось подножие горы, сточенное волнами до белого камня. Мачта давила на плечо, оставляя вмятины, и Арден сжимал парус крепче. Порыв ветра пытался сбросить её с плеча. Гравий осыпался под ногами.

На берегу Арден заметил тёмные силуэты людей, толпившихся у огонька костра. Они дышали в ладони, сложенные домиком, и переминались с ноги на ногу. Никак не могли дождаться, когда обломки корабля выбросит на землю, и они разграбят всё, что можно унести в руках. А за остальным они вернутся и утащат всё в телегах. Арден собирался их прогнать, но, передумав, бросил матчу в качающуюся лодку и сел на кромке берега, куда не доставали холодные волны. Огненные всполохи облизывали чёрные ножки котелка, и запах жареной ветчины разносился на всё побережье. Разбойники стояли над огнём, как жуки, выползающие через трещины пола на свет, и настороженно косились на бывшего капитана.

Арден Кольт прослыл среди местных злым маячником, не пускавшим на башню любопытную ребятню. Кто-то считал его угрюмым колдуном и обходил лачугу у маяка за несколько вёрст, кто-то поддерживал домыслы, рассказывая в пабе небылицы, как он сворачивал куриные шеи в полночь. Арден не торопился развеять слухи, хоть и порой был не прочь свернуть шеи всем местным сплетникам.

Шторм не утихал. Море бесновалось, ударяясь волнами о холодные берега. Корабль качался на волнах. Арден видел — шторм продлится ещё несколько дней, а от фрегата останутся только щепки, и даже бандитам нечем будет поживиться.

Он просидел на берегу несколько часов, пока солнце целиком не выкатилось в небо, оставляя за собой желтоватый шлейф в облаках. Шторм не унимался.

Арден вернулся в маячную комнату, стянул мокрые сапоги и камзол. Бросил его на дощатый пол и улёгся на кровать, застланную парусиной. Ему снился белый пляж с песчаными отмелями и высокие пальмы. Он крепко спал, будто скованный коркой льда. Ему снилась ведьма с зелёными горящими глазами, оборачивающаяся в волчицу. Тонкая девушка со взглядом дикой волчицы завораживала его и увлекала за собой в сырой лес. Там просыпался первобытный страх. Сотни глаз глядели на Ардена, и страх обжигал нутро, царапая когтями кожу.

Проснулся Арден к вечеру, когда вновь нужно было заступать на вахту.

Дни шли незаметно, и каждый был похож на другой. Менялось только море. Оно выплюнуло на берег лишь деревянные щепки. И ни одного живого человека. Мёртвых Арден не видел.

Он наблюдал за акваторией со скалы, когда заметил у берега девушку. Намокший подол платья лип к коленям и волочился за ногами. Холодная вода облизывала ступни. На миг Ардену показалось, что она приручила море. Только он знал, что это не так: стоит повернуться к нему спиной, как оно разинет пасть и вцепится скользкими руками-волнами в глотку. Тогда уже не спастись.

Девушка полоскала одежду в холодной воде. И как руки то не замёрзли?

Арден спустился вниз и стал чуть поодаль, чтобы не напугать её, и смотрел украдкой. Вздёрнутый кончик носа, глаза то ли карие, то ли тёмно-зелёные — не разглядеть.

Руки, будто продолжение волн, быстро перебирали складки тяжёлой мокрой одежды, и Арден был не в силах оторвать от них взгляда. Вода бурлила и пенилась у берегов. Солнце лучами щекотало бледную, едва ли не просвечивающуюся, кожу.

Не девушка — видение — словно вышла из моря, как Афродита. Мокрые от солёного ветра волосы, бледная кожа и гордая осанка.

Арден давно не видел красивых девушек так близко, совсем одичал. Ночью на вахте, днём отсыпался, а в редкие дни, когда он добирался до паба, чтобы пропустить кружку эля и поболтать с барменом, он видел лишь грязных вонючих рыбаков.

— Долго вы на меня пялиться будете? Это неприлично, мистер. Застыли за спиной, как призрак. Не пугайте девушку, — из мыслей вырвал вкрадчивый голосок, мешавшийся с шумом моря.

Девушка поднялась и обтёрла мокрые руки о платье. Арден подошёл ближе, чтобы не пришлось перекрикивать чаек или рокот моря. На песке остались впадины от подошв. Скоро и их смоют волны.

— Я здесь маячник... Слежу за морем, чтобы всё было в порядке. Такой сильный ветер, вот я и подумал, что вам может понадобиться помощь.

— О, спасибо, — губы, яркое пятно на бледном лице, растянулись в полуулыбке. — Я слышала, говаривают, что все маячники злые и с ними лучше не связываться.

— И вы им верите?

Холодок пробежал по спине Ардена, врезаясь иголками инея в кожу.

— Я верю своим глазам, — девушка выпрямилась и протянула руку. — Я Хейда.

— Арден, — он сжал тонкие холодные пальцы. Острые костяшки вжались в сухую ладонь, изрезанную старыми шрамами от бечевки, и Арден ощутил импульс, раскатившийся громом по всему телу. — Арден Кольт.

Нет, он не был очарован Хейдой. Не влюбился с первого взгляда и даже не захотел её поцеловать. Что-то в этом чувстве, клокотавшем в груди, было животное, неправильное. Красота Хейды пугала его. Холодная, как ледник. Арден не слышал зов моря, он сам стал морем. Солёные волны щекотали кожу изнутри, рокотали в голове, выбивая мысли. Море затихло, а солнце, маленький уголёк, угасло.

Арден не стал спрашивать, как Хейда здесь оказалась. Он никогда раньше не видел её. А Арден знал здесь каждую пролетающую чайку и каждый ирис, распустившийся в поле.

Он не стал задавать вопросов. Просто позвал Хейду в маяк, чтобы та могла отогреться и высушить одежду. Они пили невкусный чёрный чай, провалявшийся у Ардена несколько месяцев на складе. Чай горчил под языком. Они разговаривали о море, потому что ни о чём другом Арден разговаривать не умел.

— Знаете, — шепнула Хейда, отжимая подол платья, как половую тряпку. Вода закапала на пол. — Море — это не просто вода. Это другой мир. Мне всегда казалось, что там, в отражении, под гладью воды, на меня смотрят другие глаза. Не мои. Вы слышите зов моря?

— Я маячник. Мне это положено. Я слышу его каждый день, — он снисходительно улыбнулся и сухо отчеканил, проговаривая каждое слово, как отчёт в дневнике. Арден ворочал слова на языке, пробуя их на вкус.

Детская наивность Хейды казалась ему смешной. Взгляд собеседницы выдавал её: глубокий, как само море. Опасный, как море. Тёмный, как море.

— И прямо сейчас слышите?

— Сейчас я слышу вас, Хейда.

— Откуда вам знать, может, я и есть море?

— Или русалка, выплывшая на берег? — неумело пошутил Арден. — Раньше я вас здесь не видел.

Она молча улыбнулась. В ту же секунду подскочила из-за стола, едва не зацепив скатерть бедром, и стала кружиться, как сумасшедшая. Маленькая маячная комнатка превратилась в раскачивающуюся на волнах каюту. От крохотного светильника в комнате повис полумрак. Заворожённый Арден видел только полуразмытый профиль Хейды. Русые волосы, как вуаль, падали на лицо. Тонкое платье струилось по ногам, словно шёлк. Босые ступни оставляли мокрые следу на дощатом полу. Хейда кружилась, как призрак, видение, и Арден не мог оторвать от неё взгляда. Заворожённый он поднялся, чтобы подойти ближе к ней, но остановился. Она, как холст именитого художника, к которому нельзя прикасаться. По временам Ардену казалось, что он стоял в маячной комнатке один, и только половицы вокруг тихо поскрипывали, напевая колыбельную. На периферии зрения он улавливал размытый силуэт в тонкой одежде.

Время замерло. Теперь оно отсчитывалось скрипом половиц, на которые попадали босые ноги, как на клавиши пианино. Время отсчитывалось стуком сердца и глухим криком чаек издалека. Время отсчитывалось складками струящегося платья.

— Хотите подняться на самый верх маяка? В его сердце.

— А можно? — глаза Хейды заблестели, но остались такими же неживыми. Однажды Арден видел подобный безмятежный взгляд у утопленницы. Мёртвых уже ничего не тревожит.

— Только один раз.

Арден был уверен, маяк — одинокий старик — и сам заворожён холодной красотой Хейды. Продираемый ветрами и поросший мхом, всю жизнь он пялился глазом-линзой в небо. В утреннее, затянутое дождевыми тучами, в ночное, усыпанное колкими звёздами. Среди четырёх стен Арден наконец разглядел небо, и старик одобряюще стучал железными цепями по стенкам маяка.

Они поднимались по чугунной винтовой лестнице. Их голоса эхом отскакивали от стены к стене, как мячик, и пружинили куда-то к небу.

— Вы когда-нибудь слышали о легенде нашего маяка? Маяк "Веста" повидал всякое...

Холод воровал остатки тепла из-под камзола. Холодными ладонями касался загорелой кожи и заставлял мелко вздрагивать. Ардена трясло, словно при лихорадке. Жутко хотелось курить.

— Расскажите мне эту легенду, Арден, — Хейда поднялась на ступеньку выше и развернулась к нему лицом.

Гладкое, как восковое, лицо оказалось совсем рядом. Он чувствовал кожей дыхание. Оно, будто дуновение солёного ветра, будоражило.

— Сам я не знаю, правда это или нет, — он крепко сжал пальцы в кулак и замер, — но говорят, когда-то давным-давно здесь жил маячник с семьёй. Городка такого тогда здесь ещё не было, как сейчас, и всё своё время они проводили на маяке. Жена возделывала землю, муж следил за маяком, и так тянулись их годы, пока не родился сын.

— Что с ними случилось? — тихий голос звучал эхом в его голове.

От сильного ветра обсыпалась известка.

— С чего вы взяли, что с ними что-то случилось?

— Легенды всегда написаны кровью.

Арден не стал возражать.

— А потом, в один из самых обычных дней, маячник после ночной вахты протёр линзу, погасил свет и спустился вниз, после чего зарубил всю семью топором, останки замотал в рыбацкие сети и скинул в море. А сам утопился. Говорят, иногда в плеске волн до сих пор слышится детский плач.

Хейда не сводила тёмных глаз с лица Ардена. Ему казалось, что он чувствует, как выгоревшие ресницы щекочут обветрившуюся кожу.

— Вы верите в эту легенду, Арден?

Узкая ладонь легла на плечо.

— Я верю в то, что одиночество может свести с ума. И в то, что всегда есть две истории: одну бросают людям, как голодным собакам кость, а вторую прячут в самом укромном месте. Обычно спрятанная история и оказывается правдивой.

— Одиночество тоже свело вас с ума? Так вы сумасшедший?

— Настолько, насколько мне позволяет это моя работа, — он выдержал долгий взгляд и улыбнулся.

— Их сгубила любовь, Арден. Любовь, знаете ли, хуже войны. На войне хотя бы есть шанс выжить. В любви — нет. Вот вы женаты?

— Когда-то был. Моя жена не смогла жить здесь. Соль разъедала кожу, а туман нагонял тоску. От шума волн у неё часто случалась мигрень.

— У вас есть дети?

— Есть. Пайпер. Я давно их не видел.

Слишком давно. Их образы размывались в памяти, как рассыпчатый песок волнами. В груди почти не болело: только изредка покалывало, словно в сердце тыкали ржавой булавкой. Застаревшая ржавчина разъедала всё вокруг, даже память.

Дальше они шли молча, и только тихий стук подошвы о чугунные ступеньки разбивал тишину.

Хейда и Арден стояли на смотровой площадке плечом к плечу, согреваясь теплом друг друга, и любовались серым небом вместе с одиноким маяком. Время не продолжило ход — начало обратный отсчёт.

Они стояли как две тени, до которых никому не было дела.

Когда стало темнеть, Арден проводил Хейду. Она забрала котомку с высохшей одеждой и переступила порог. Арден чуял: они больше никогда не увидятся. У маячников вообще должно быть хорошее чутьё, как у ищеек. Хрупкая встреча, утекающая сквозь пальцы, вцепилась в горло. Перекрыла кислород. Он не забудет странную девушку Хейду с то ли карими, то ли тёмно-зелёными глазами.

Он заступил на вахту, и всё было как обычно, только тревога царапала грудь, разламывая клетку из рёбер. Арден смотрел на тусклый луч, рассеивающийся в волнах, и курил сигарету за сигаретой. Сон загребал к себе в объятия звериными лапами, но Арден боролся с ним. В ушах привычно рокотало море, только теперь оно не шумело волнами — звало к себе.

Утром вахта закончилась, и бывший капитан, расколотый, как бутылка об илистое дно, рухнул на койку и забылся сном. Под утро сны всегда были тонкими, как истрепавшиеся нити, спутавшиеся между собой. Не ухватить, не запомнить. Только тронь — рассыплются прахом, что не соберёшь.

Зов моря становился настойчивее: он перешёптывался с гальками на берегу, звал. Затягивал в сети. Иногда в шуме волн Ардену мерещилось: «Прыгай. Плыви ко мне. На дно. Прыгай».

Дни тянулись медленно, словно расплавленный воск, пока не раздался робкий стук в дверь. Арден приоткрыл её и встал на пороге, подперев плечом дверной косяк. Луч света, сочившийся через щель, едва озарял худую фигуру. Это была Хейда.

С тех пор они стали проводить время вместе, пока закат не разбрызгивал кровавые капли по небу. С заходом солнца Арден уходил на вахту.

Хейда и Арден, связанные невидимой нитью, больше не расставились. Арден впервые поцеловал её у обрыва скалы, на том месте, где он наблюдал, как море сжирало корабль.

Хейда читала Ардену книги, пока он заполнял дневник изменений моря. Они завтракали вместе, но Хейда почему-то всегда отказывалась от завтрака. Может, она не любила консервированную фасоль и ломти белого хлеба? Рано утром, когда Арден с Хейдой прогуливались по побережью, проходившие мимо зеваки странно поглядывали на них. Удивлялись, что Арден, злой маячник, теперь не один?

Они шагали вдоль вытянутой кромки моря: Арден не замечал, что на песке отпечатывались только его следы. Их тут же смывало море.

Зов моря шумел в ушах, окутывая маяк тонкой невидимой сеткой. Зазывал. Море уже поймало Ардена, оставалось лишь сделать последний рывок, чтобы пойманная жертва не вырвалась из когтей. Арден спал и видел, как потемневшее море утягивало его на дно. Во сне лёгкие обжигало водой, а с губ едва ли срывался вдох.

Он просыпался в поту, но рука Хейды нежно гладила его по волосам, как ребёнка, и Арден забывал все кошмары. Их губы соприкасались. Ардену по временам казалось, что он чувствовал, как на зубах скрипела соль моря.

— Не волнуйся, Арден. Всё будет хорошо. Боль уйдёт, — шептала Хейда, перебирая вьющиеся волосы на затылке.

Арден и Хейда сплетались, как верёвки в канате, как крепкий морской узел кнот. Целовались, не размыкая плотно сжатых губ. Извивались как змеи. Шипели. Кусались. Оставляли отметины на теле. Боль заставляла чувствовать себя живым, а не ржавой частью маяка. К вечеру все следы на коже пропадали, словно их и не было вовсе.

Арден наконец стал счастливым. По-настоящему живым. Счастье длилось миг, в котором он замер. Застыл во времени.

Однажды он один прогуливался по берегу, пока не заметил, как рыбаки тянут сетку, опутанную чёрными сгнившими водорослями. Мутная вода в сером тумане казалась чёрной жижей. Рыбаки стояли по колено в солёной воде и переругивались. Наверное, делили улов.

Из любопытства Арден направился к ним. Под сеткой, изрезанное тенями ниток, лежало тело. Мелкая рыбёшка, запутавшаяся в сети, била хвостом о берег. К посиневшей коже тела налип песок. Платье разорвалось и потемнело. Тело вздулось, забугрилось синюшными волдырями. Взбухло, как напитанная водой губка. В волосах запутались водоросли, как атласные ленты. И было бы трудно сказать, чьё это тело, качающееся на волнах несколько недель, но Арден видел мутные глаза, устремившие неподвижный взгляд в небо, то ли карие, то ли тёмно-зелёные.

Ржавая игла вонзилась в сердце. Арден бросился к маяку. Тот встретил своего хозяина холодом. Хейды нигде не было. Подбегая к маяку, он уже знал это. Хейды нет и никогда не было. Пока Арден упивался днями, проведёнными с призраком, настоящая Хейда давно гнила на дне моря. Поговаривали, что утопленницы становились русалками. Они не покрывались чешуей и не отращивали хвостов, но чувствовали одиночество и тянули таких на дно. Хейду забрало море, а Хейда — Ардена. Она пришла с того света, чтобы разорвать его одиночество и увести под толщу воды за собой. Вот почему люди так странно смотрели на них, когда они гуляли по берегу: не было никакой Хейды. Пока Арден наслаждался любовью, рыбы щипали омертвевшую кожу Хейды.

Хейды не было в маяке. Только пол остался усеянным мокрыми следами босых ног.

Сердце дало трещину, как старая линза в маяке. Зов моря гремел в ушах. Он шептал голосом Хейды и звал-звал-звал. Зудел под кожей.

Спустя годы ходили легенды, что обезумевший маячник бросился в воду. Никто не знал, как он утонул. Одни говорили, что безумец заплыл в сердцевину моря и шагнул за борт, другие сплетничали, что маячник плыл в лодке, чтобы помочь рыбакам с запутавшейся сетью, но волна накрыла его и разбила лодку в щепки. Всегда было две истории: одну прятали под замком, а вторую рассказывали в пабе под пиво и дрянную музыку. Правдивую историю знал только Арден, но море запечатало его рот солью.

Никто точно не знал, как погиб злой маячник. Известно было одно — он покоился на илистом дне, а его тело изъедала морская соль. Старый пузатый маяк треснул, раскололся и раскрошился в пыль. Море увело его за собой.

Зов моря никогда не утихнет и вечно будет биться в мёртвом сердце, заключённом в клетке из старых костей. Море больше не бесновалось. Заснуло, как насытившийся зверь, и свернулось калачиком у берегов. Арден и Хейда замерли в холодных объятиях навечно, и в них Арден обрёл покой.

Говорили, в тот день, когда сердце маячника остановилось, маяк попрощался с ним: мигнул треснувшей линзой в серое небо и навсегда потух.

Волны поглотили две души и разомкнули ледяные объятия. Море не сжирало бедных людей, лишь давало им вечный дом. Море милосердно.

Другие работы:
0
05:58
987
10:12
Очень красиво написан рассказ. Такое «вкусное» повествование, что даже сюжет не важен. Плюсую.
Гость
21:12
Здравствуйте! Не совсем удачные сравнения. первое предложение «Маленькая точка виднелась посреди полей, изредка загоравшихся в темени луговыми цветами». Мне не понятно.
Нет последовательности. Сначала описывается как «Море бесновалось, не в силах успокоиться», а потом опять сравнение которое этому не соответствует «Оно волновалось и облизывало подножия гор, как лохматый пёс». Так какое оно все таки было?
Нужно доработать пару первых абзацев. В основном рассказ неплохой, прочувствован автором.
История одиночества, обреченности и тоски. Чувства расписаны хорошо. Моя оценка — шесть.
09:23
Ваша история задела все мои эмоции. Я написала в отзыве, напишу и здесь — я получила не только интеллектуальное, но и эстетическое удовольствие от вашей истории. Кроме того мне нравится особое настроение этого текста, сквозящее от начала до конца, которое вам, автор, удалось удержать до самого финала. Прекрасно. Спасибо.
00:35
+2
Текст избыточен. Написан только ради красивости. Смысла же кот наплакал. Обычная история о призраках. Очень простая. К чему эти триста сравнений моря с разными предметами и явлениями? Если это попытка создать атмосферу, то тогда надо делать это продуманней, выстраивать цепочку ассоциаций, вести по ней читателя, а не пихать десяток сравнений в абзац, сдабривая всё тучей прилагательных.
Это не красиво. Это громоздко.
20:35
Этот рассказ – еще одна страшилка, но с претензией на художественность. В тексте есть красивые описания, сравнения. Но их слишком много. Почти в каждом абзаце – море, и не по одному разу. Это утомляет. На мой взгляд, это речевая ошибка — тавтология.
И еще вопрос, ради чего смотритель маяка отказался от своей семьи, а не последовал за нею, если его самого эта работа скорее тяготит? Где логика?
С точки зрения сюжета, зачем была сцена со сном, в котором девушка-волчица?
Основной посыл – одиночество сводит с ума, но новизны нет, «красивость» тоже сомнительна.
21:39
посреди полей, изредка загоравшихся в темени луговыми цветами в чьем темени?
В трёх милях от горы высилась маячная башня. Солёный туман грыз обнимавший её металл. что за металл обнимал маячную башню?
Маленькая точка виднелась посреди полей, изредка загоравшихся в темени луговыми цветами. Это был Арден. Сидя на краю утёса, он смолил сигарету. В трёх милях от горы высилась маячная башня. Солёный туман грыз обнимавший её металл. Вдалеке синели холмы. Острые молнии пиками разрезали тёмные волны, разбивая их в брызги. Рокотал гром. кто вообще понимает, про что это?
Косой дождь приминал траву и бился каплями о широкие плечи. курил в дождь?
Камзол истёрся на швах и насквозь пропитался морской солью, смешавшись с запахом сигаретного дыма. как камзол может смешаться с запахом дыма?
После восьмичасовой вахты на маяке вышколенная осанка бывшего капитана превратилась в дугу. так он на маяке был или на утесе в трех милях от маяка?
Тёмные глаза в сумерках казались почти чёрными. какие сумерки, если дождь льет?
Арден сидел на обрыве до этого он был на утесе
оно топило не только обломки кораблей топило корабли. обломки как раз выбрасывает на берег
Арден долго прожил у моря, но до сих пор не мог предугадать так он капитаном был или жил моря?
запутанный и до тошноты слащавый текст
Даже с закрытыми глазами Арден видел свой фрегат, качающийся на волнах. Море унесло груз и десятки людей на дно. а с каких пор фрегат стал грузовым?
Сухие коряги цеплялись за ноги. льет дождь, а коряги сухие?
как он в дождь увидел корабль?
Оповестив о кораблекрушении как? кого?
Взяв из лачуги парус, обёрнутый вокруг мачты, Арден перекинул его через плечо если парус на мачте, то перекинул ЕЕ
поросшей чертополохом. Местные верили, что он отпугивал духов, прятавшихся в горных хребтах. смысл опять ускользает. откуда он отпугивал духов? если прятались в хребтах? (лучше бы рыбных)
Мачта давила на плечо, оставляя вмятины, и Арден сжимал парус крепче. мачту, а не парус
в общем, автор сам себя высек витиеватым языком, как та вдова городничего
бессмысленно и беспощадно
С уважением
Придираст, хайпожор и теребонькатель ЧСВ
В. Костромин

Загрузка...
Alisabet Argent

Достойные внимания