Серый человек

Я была у мамы в гостях, когда ей позвонили. Кто-то из родственников, как оказалось. Мама изменилась в лице и побледнела.

«Баба Маша умерла! – ужаснулась я, услышав «Уже в пятницу похороны?». – Как мы скажем дедушке?».

Старшей сестре дедушки бабе Маше недавно исполнилось восемьдесят пять. Жизнь идёт своим чередом, естественные события неизбежны, но ждать и бояться всегда мучительно и грустно.

– Ну как же так! Он же в прошлом месяце звонил, радовался, что дачу купил... Он же в отпуск к тёте Маше должен был приехать! – восклицала мама дрогнувшим голосом.

«Не баба Маша, – сообразила я и вздохнула с облегчением: – Ну, слава Богу! – И тут же вновь ужаснулась, захлебнувшись своим вздохом: – Что за у меня мысли?! Ведь умер кто-то из родственников!».

Мама закончила разговор. Я изнывала от любопытства.

– Дядя Кеша погиб, – сообщила мама.

Дядю Кешу я помнила плохо, последний раз видела его лет пятнадцать назад, когда бабушка с дедушкой жили в деревне, и я ездила к ним на летние каникулы. Дядя Кеша, сын бабы Маши, в то время жил с семьёй на другом конце деревни. Я не любила там бывать, потому что с той стороны к деревне подступало кладбище. Детский иррациональный глупый страх. Но и не будь этого страха, ходить в гости к дяде Кеше у меня поводов не было. Его дочка Настя старше меня на пять лет, в детстве – это огромная разница, нам не о чем было играть. Потом Настя, а следом и дядя Кеша из деревни уехали. И я никогда не вспоминала дальнюю родню.

Циничная шутка «Родственники – это группа людей, которые собираются, чтобы выпить по поводу изменения их количества» точная и справедливая. Почему-то именно эта фраза крутилась у меня в голове, пока мама сокрушалась и вздыхала.

Ехать в далёкую деревню, где я почти никого не знаю, чтобы проститься с кем-то, которого я почти не помню, у меня и мысли не было. Смерть малознакомого мне человека, пусть даже он родственник, я близко к сердцу принимать не собиралась. Мне было жаль дедушку, я переживала за него и бабу Машу, всё-таки потрясения в их возрасте плохо сказываются на здоровье. Но я искренне недоумевала, почему мама, вернувшись с похорон, никак не может отвлечься и постоянно вспоминает дядю Кешу. Я спросила об этом. Оказывается, я упустила из виду, что далёкий мне двоюродный дядька, был любимым двоюродным братом мамы, и звали его в честь моего дедушки. Мне стало стыдно, и я сочувственно слушала подробности о смерти дяди Кеши.

На самом деле погиб он ужасно. Трагедия для всей семьи. Дядя Кеша повесился. Приехал в отпуск на родину, пожил неделю у матери, а накануне отъезда, утром вышел во двор, привязал веревку к балке в хлеву и задушился. Кто-то вспомнил, что ещё с вечера вёл он себя странно, боялся чего-то, жаловался, будто ему кажется, что во дворе кто-то ходит. Но собаки не лаяли, а кроме дяди Кеши никто не видел и не слышал ничего подозрительного. Потом вспомнили, что пару лет назад дядя Кеша очень сильно пил, до белой горячки дело доходило, даже в больнице лежал. И даже после того как выписался, и казалась бы его жизнь наладилась (он переехал к дочери в соседнюю область, устроился на работу), иногда срывался и уходил в запои, невзирая на дочь, маленького внука и новую жизнь. Обычная, в общем-то, история для русского мужичка, многие пьют, многие в пьяном угаре сходят с ума, некоторые убивают себя. Это страшно, неправильно, но обыденно.

Через полгода даже мама и дедушка об алкоголике дяде Кеше и его самоубийстве больше не говорили, а я и думать забыла. Тем более мне хватало своих драм и трагедий. Я рассталась с парнем, с которым встречалась почти два года. Вернее, Егор меня бросил. Вроде бы ничего не предвещало, наши отношения были ровными, хоть и без особенной страсти, но нам было интересно и комфортно друг с другом. Мы проводили вместе выходные, ездили в отпуск, у нас были общие друзья и увлечения. Я ждала, что со дня на день Егор предложит переехать к нему. И вдруг на день рождения нашего общего приятеля они пришёл с другой девушкой и торжественно объявил, что женится. Не могу сказать, что моё сердце было разбито вдребезги, я уже вышла из того возраста, когда верят в любовь и сказки, скорее, я чувствовала себя обиженной, оскорбленной и разочарованной. Он бы мог объясниться со мной, расстались бы по-человечески. Но Егор просто малодушно исчез из моей жизни. Конечно, поступок бывшего парня занимал все мои мысли и имел для меня куда большее значение, чем давняя смерть дяди Кеши, и поэтому я была удивлена и даже испугана, увидев странный сон.

Мне снилось, будто я приехала в гости к дедушке и бабушке и иду по деревенской улице от автобусной остановки мимо двухэтажного деревянного здания школы, мимо единственного магазина-универсама, мимо памятника Ленину, который больше не указывает в светлое будущее, потому что руку у вождя отпилили на металлолом. Привычный деревенский пейзаж, запахи яблок, навоза и цветов. Всё именно такое, как мне запомнилось в детстве. Только я уже не ребёнок, а сегодняшняя взрослая я. И я вспоминаю, что бабушка с дедушкой уже давно не живут в этой деревне. Я растерянно озираюсь по сторонам, не знаю, куда мне идти. И вдруг ко мне подходит парень лет тридцати, не деревенский, сразу видно: подкачанный, с хорошей причёской, в рубашке-поло и светлых джинсах. Парень кивает мне, приглашая идти за собой. И я, не раздумывая, иду, пытаясь вспомнить, где я видела его раньше. У меня хорошая память на лица, я точно его видела.

Сначала я решаю, что мы идём на кладбище, но нет, сворачиваем на Нижнюю улицу, что тянется вдоль Кладбищенской горы. И подходим к старому дому дяди Кеши. Я уже взрослая и не боюсь, что окна этого дома смотрят на кладбище. Нам открывает дверь женщина. Не тетя Таня, дяди Кешина жена, а незнакомая мне женщина лет шестидесяти. Круглолицая, в очках, волосы собраны в пучок, в цветастом платье и с платком на плечах. Эдакая советская интеллигентка.

А за столом в комнате сидит дядя Кеша. Такой, каким я его запомнила в детстве. Он всегда казался мне красивым, мне не нравились только его усы. Широкие и чёрные усы, как у Фредди Меркьюри. У дяди Кеши были тонкие черта лица, что придавало ему некое дворянское благородство, а усы его портили. Мы никогда не были дружны с дядей Кешей, мы, кажется, даже не разговаривали ни разу. Но сейчас он смотрел на меня с теплотой и какой-то невыносимой тоской.

Я осознавала, что дядя Кеша умер, его давно похоронили, но не боялась его. Просто молча ждала, что он скажет. Я была уверена, что он хочет мне что-то сказать.

Он поднялся из-за стола, но не вышел навстречу, а проговорил, глядя мне в глаза:

– Я не сам.

Я кивнула. Я поняла, о чём он говорит, и в этот момент была уверена: да, конечно же, он не мог сам себя убить.

– Я не сам, – повторил он с отчаяньем. – Не сам!

– Да, я верю. Правда, верю, – ответила я.

Мне хотелось заплакать, кажется, слёзы катились у меня по щекам. У него в глазах, тоже стояли слёзы. А женщина вдруг горько усмехнулась и покачала головой, губы у неё дрожали, словно она вот-вот разрыдается.

Я проснулась шокированная. С чего вдруг мне приснился этот сон? Дядя Кеша никогда не был для меня важен. Я о нём не думала. Ни с мамой, ни с дедушкой мы о нём не разговаривали как минимум полгода. Почему он мне приснился? Почему сейчас? И что значит это «не сам»? Ни у кого не было сомнений, что он повесился. Белая горячка, обострение шизофрении, или что-нибудь ещё в этом же духе. Но сон был такой яркий, такой реалистичный, что забыть о нём сразу же я не могла.

Конечно, как человек двадцать первого века я немедленно полезла за ответами на терзавшие меня вопросы в интернет. Но интернет сообщил мне только какую-то чушь, типа, что покойники снятся к перемене погоды, изменениям в жизни и болезням. Причём сведения были путаные и противоречивые. На одних сайтах советовали немедленно идти в церковь, на других – забыть и не обращать внимания. Идея со свечками, молитвами и прочей церковной канителью меня не привлекала. Я, может, и не отрицаю существование бога, но ни одна из современных религий меня не устраивает. К тому же по христианским канонам проблемами самоубийц церковь не занимается.

Так и не выяснив, что значит мой сон, и воспринимать ли его всерьёз, я погрузилась в обычные заботы дня, которые к вечеру вытеснили из головы дядю Кешу и метафизические вопросы.

Но ночью сон повторился. На этот раз я сразу оказалась в доме дяди Кеши, он по прежнему сидел за столом, женщина с тоской смотрела в окно, парень, который меня вчера привёл, безучастно стоял у дверей.

– Я не сам, – вновь произнёс дядя Кеша, умоляюще глядя на меня.

Я вновь со слезами на глазах сказала ему, что верю. И проснувшись, несколько минут лежала, оцепенев от ужаса. Что ты от меня хочешь, дядя Кеша? Чтобы я рассказала всем, что ты не сам? Но кто мне поверит? И как вообще я начну этот разговор? Как объясню? Даже маме этого не расскажешь, она же решит, что я либо неудачно шучу, либо не в себе. Я и себе объяснить не могу, почему во сне так верю этим словам, ведь я, как и все, приняла версию самоубийства. Да и вообще мне не было дела до психического здоровья дяди Кеши и проблем, которые привели его в петлю. И рассуждения мамы, что самоубийца бросает тень на весь род я слушала с пренебрежением, не принимая всерьёз во всю эту суеверную чушь.

Вечером я позвонила маме и, словно невзначай, завела разговор о дяде Кеше. Сделала вид, что родословной заинтересовалась, а когда к слову пришлось, спросила: верит ли мама, что дядя Кеша самоубился? Не было ли у него недругов в родной деревне? Долгов? А ещё мне неожиданно вспомнилась история про дядю Кешу рассказанная бабушкой пару лет назад.

Вернее, пару лет назад мне было плевать, что это про дядю Кешу, просто запомнилась романтическая история про парня и девушку, которые трепетно дружили с первого класса. Все их женихом и невестой считали, родители готовились породниться, но парочка внезапно поссорилась накануне того, как парень в армию ушёл. А пока он служил, девчонка замуж за другого выскочила. Парень вернулся и тоже собрался жениться, а девчонка от мужа ушла и явилась на свадьбу к прежнему возлюбленному в белом платье, сказала: «Я его невеста», плакала, прощения просила. Но парень был гордый – не простил, женился на другой. Обиженная девушка уехала из деревни, недалеко, правда, в райцентр, там вновь замуж вышла. Бабушка рассказывала, что ездил к ней дядя Кеша потом, помирились они. И слухи по деревне ходили, что, несмотря на то, что жена ему дочку родила, и жили они вроде бы дружно, та прежняя любовь его не отпускала, и мучились две семьи, делая вид, что всё прекрасно.

Вот я и поинтересовалась у мамы, мог ли дядя Кеша заехать к своей бывшей возлюбленной, и мог ли её муж, наконец, совсем потерять терпение и избавиться от вечного соперника так, чтобы все решили, будто это самоубийство?

Мама ответила, что я перечитала детективов, а моя фантазия такая же нездоровая как у бабушки. Никаких врагов, долгов и пламенных любовей у дяди Кеши не было, а сгубила его «водка-глотка». Мама даже отправила мне фото из «Одноклассников» – довольное семейство героини той трагической любовной истории, в нынешнем дородной бабищи: сама бабища, её простак-муж и куча внуков разных возрастов. Конечно, дядька с фото не похож на хитроумного убийцу. А любовные романы на стороне, наверняка, эту пару не интересуют уже лет двадцать как.

– Кстати, Настин Андрейка, до сих пор от Кешиной смерти не оправился, всё твердит, что не мог дедушка так поступить, мол, вы всё врете, – сообщила мама, когда я уже хотела попрощаться и положить трубку.

Детектив во мне погиб, так и не родившись, а вот испуганная мистикой девочка дрожала всё сильнее. Неужели не только я видела странные сны, а ещё мальчик Андрей, который мне троюродный племянник, кажется, и которого я никогда не видела? Да и всё, что знала о нём мама, что это мальчик восьми лет. Так что вряд ли он сумеет мне помочь.

Да и какая помощь мне нужна? Что я должна сделать? Что ждёт от меня дядя Кеша? И почему во сне явился мне, а не собственной дочери?

Ночью я боялась заснуть, боялась вновь увидеть этот сон, сидела за компьютером, убивая время, надеясь, что мозг устанет и, когда отключится, никаких сновидений мне не покажет. Чтобы отвлечься от мыслей о дяде Кеше, я сёрфила по Фейсбуку, смотрела фотографии коллег, бывших одноклассников, однокурсников. И покрылась холодным потом, увидев на одной из фоток, парня из моего сна. Того самого, что проводил меня к дяде Кеше. Его фотография была в альбоме Юльки Петровской, с которой мы после окончания института не виделись. И не переписывались никогда, даже фотки друг другу не лайкали, просто числились в друзьях. Мы и в институте общались на уровне «привет-пока». Но я вспомнила этого парня. Юлькин муж. Она вышла замуж курсе на третьем, он иногда приходил встречать её возле института.

Но нельзя же написать в Фейсбуке: «Юля, почему мне снится твой муж? Он вообще жив?».

Судьба Юльки меня никогда не интересовала, но каким-то чудом в моей памяти сохранился номер школы, в которой она училась, Юлька как-то упоминала, что школа эта располагается во дворе их дома.

Я нашла адрес школы и на следующий день после работы поехала в тот двор. Присела на лавочке возле школы, ругая себя и свои сны. Зачем я сюда приехала? Что хочу узнать? Какое отношение имеет Юлькин муж к дяде Кеше?

Как начать разговор с бывшей однокурсницей, и помнит ли она меня, я не знала. Как не знала, живёт ли она до сих пор в этом доме, в этом районе или переехала к мужу.

Юлька не переехала. Она мало изменилась за эти несколько лет, такая же худощавая, суетливая, разве что выглядела измученной и усталой. Юлька шла по двору и вела за руку девочку лет пяти, очень на неё похожую, такую же вертлявую и востроносую.

Никогда не умела заводить непринуждённые беседы с малознакомыми людьми. Но пришлось преодолеть себя.

– Юля! Привет! Как дела? – с радостным энтузиазмом, бросилась я ей навстречу. – А я смотрю ты, не ты… Какая славная малышка! – я как можно доброжелательнее улыбнулась ребёнку.

Девочка смотрела насуплено. Говорят, дети чувствую фальшь.

Юля натянуто улыбнулась, кажется, она меня узнала, а может просто делала вид, что узнала, чтобы не обидеть.

– Привет! Вот из садика идём, – неловко ответила она и вежливо поинтересовалась: – Как ты?

– Нормально, – отмахнулась я и начала заготовленную речь: – Представляешь, недавно наш курс вспоминала, фотки смотрела. Ты же самая первая из наших девчонок замуж выскочила... Саша, кажется, твоего мужа зовут? – бросила я наугад.

Заготовленные фразы звучат ужасно натянуто, но мне надо было узнать!

– Серёжа, – машинально поправила Юля.

– Точно! Сергеевна, значит? – я подмигнула девочке. Она по-прежнему не улыбалась. – Студенческие браки самые счастливые, – продолжала я.

На самом деле я без понятия какая статистика, может быть наоборот, но надо было сказать что-нибудь позитивно-нейтральное.

Юля нахмурилась и, помедлив, всё же ответила:

– Серёжа умер два года назад.

– Ох, прости! – довольно искренне выдохнула я. – Соболезную. Что случилось?

Грубо! Нарушает все правила хорошего тона! Я сгорала со стыда, но мне нужно было узнать!

– Несчастный случай, – коротко сказала Юля и отвела глаза. Никогда не умела читать по лицам, но поняла, что она врёт.

Никогда раньше не вела себя так нахально и беспардонно. Но ведь почему-то я говорила дядя Кеше во сне «верю», я должна выяснись, что происходит!

– Он покончил с собой?

– Что? – Юля побледнела. Конечно, ей хотелось послать меня, но её сдерживали нормы приличия. Она была растеряна. Ещё бы! Если она меня вспомнила, то скромная, тактичная девочка-отличница вряд ли была похожа на эту меня, что пристала к ней с навязчивым и совершенно неуместным любопытством.

– Повесился? – продолжала я, уговаривая себя, что даже если Юлька сейчас меня пошлёт, ничего страшного, столько лет не общались и дальше общаться не будем. Ну подумаешь, удалит из друзей на Фейсбуке.

– Серёжа выбросился с балкона, – тихо проговорила она.

Я невольно посмотрела на типовую пятиэтажку, понимая, что нужно сказать какие-то вежливые слова сочувствия, как-то оправдать своё любопытство, но не могла выдавить ни слова. Юля, слабо улыбнулась, кивнула и пошла в сторону своего подъезда.

– Пока, – произнесла я ей вслед.

Нам не о чем было говорить. Нам можно было прекратить всяческое общение. Я узнала то, что хотела, хотя и понятия не имела, что делать с этим знанием.

– Папа не сам, – вдруг проговорила девочка, обернувшись и серьёзно глядя мне в глаза, пока её мать доставала домофонный ключ. – Не сам.

– Света, прекрати! – испуганно воскликнула Юлька и, подхватив ребёнка на руки, поспешно скрылась в подъезде.

У меня похолодели руки и ноги. Мне было страшно. Солнечный осенний день. Множество людей на улице. Всё такое обычное, привычное. А мне страшно, словно я зашла в тёмный чулан в заброшенном доме и за мной захлопнулась дверь. Что вы хотите от меня, дядя Кеша и незнакомый мне Серёжа?

Ночью я опять не спала и боялась, боялась увидеть дядю Кешу, боялась узнать что-то, чего знать не следует, боялась, что могу уснуть и не проснуться. Мало ли какая сила чего от меня хочет? В бога-то я, может, особенно и не верила, а мистика меня всегда страшила. Привидения, барабашки, кромешная темнота, странные звуки в пустой комнате. Когда жизнь позволяла мне верить, что ничего сверхъестественного не существует, что мир прост и логичен, что всё можно объяснить, я вполне довольна и смела. Но то, что мёртвый дядька-самоубийца и его мёртвые товарищи по несчастью могут пробраться в мой сон меня пугало. Безумно пугало!

Если бы я знала, где найти настоящего экстрасенса или бабку-знахарку, я бы, не задумываясь, пошла к ним с моим страхом. Но у меня не было ни единого знакомого с подобной профессией. Общаться с шарлатанами или сумасшедшими по объявлению не хотелось, я опасалась, что они ещё больше меня запутают и напугают.

Полночи я изучала в интернете всё, что связано с самоубийствами: как относятся к нему в разных религиях, какие психологически отклонения толкают людей на суицид, виды, способы, причины… Ничего дельного я не выяснила. Я и так знала, что самоубийство – это самый страшный грех во всех религиях, и сурово порицается всеми и вся. Но почему милостивый и справедливый Господь так суров, внятного ответа, я так и не получила. Зато ознакомилась с трудами Камю, он наоборот, самоубийц хвалил, мол, это способ борьбы с абсурдом мира.

Но вряд ли дядя Кеша и Юлькин муж были поклонниками Альберта Камю. И вряд ли их самоубийства носили ритуальный характер.

Почитала я и психологические исследования, но ученые настолько заумно объясняют мотивы человеческих поступков, что я мало что поняла. Стресс, депрессия, отчаянье, алкоголь, наркотики. Кстати, почему самоубийство осознанное и то, которое совершают, упившись вусмерть или под кайфом – равны? Человек же не контролирует себя. Или это как убийство при особо тяжких обстоятельствах, типа, пьянство – грех, а самоубийство пьяного – грех двойной.

Я запуталась окончательно. К тому же, дядя Кеша, когда умер, не был пьян. Мама с дедушкой об этом говорили. Он, конечно, выпивал, но накануне, а в то утро, он трезвый и бодрый разговаривал с бабой Машей. Поцеловал мать в щёку, сказал: «Сейчас вернусь», ушёл и повесился. Так что же произошло?

Заснув лишь под утро и подремав без сновидений, я, как сомнамбула, поплелась на работу. К счастью, срочных дел не имелось, и я могла просто сидеть, бездумно уткнувшись в монитор. В полудрёме я вновь читала очередную безумную статью про тётку, которую преследовали бесы, уговаривая выпить уксусной кислоты. Написано было жутковато, но путано, то она говорила, что инопланетяне её хотели извести, то дьявол искушал.

– Чем это ты занимаешься на рабочем месте? – раздалось у меня над ухом.

Сердце ушло в пятки скорее от неожиданности, чем от страха. Во-первых, голос был мужским, а мой шеф – женщина, во-вторых, на такие идиотские шутки способен только Макс.

Макс меня бесил невероятно. Тридцатилетий неопрятный толстяк, с сальными длинными волосами. Ведёт себя как подросток, одевается в нелепые футболки с псевдозабавными надписями. Туповатый, но гиперактивный. Вечно не смешно, но много шутил и лез везде, где его присутствие не требовалось. Кажется, весь офис испытывал к нему чувство лёгкой неприязни, и все старались держать на расстоянии, что вовсе не мешало Максу цепляться то к одному, то к другому коллеге.

– Самоубийство? – восхищенно присвистнул он, почти носом уткнувшись в экран моего компьютера. Парфюм у него тоже был отвратительный. – Так всё достало?

Я молча закрыла вкладу и загрузила рабочую программу. Если с Максом не вести беседу, он быстрее уйдёт доставать кого-нибудь другого.

Но Макс был намерен поболтать со мной и уселся напротив, придвинув соседнее кресло.

– А я рассказывал, что моя бабушка – самоубийца?

Макс любил делиться историями из своей жизни, из жизни своих родственников, соседей и прочих никому не интересных людей. Некоторые его вежливо слушали, некоторые сбегали сразу.

Но в этот раз я заинтересовалась.

– Почему она покончила с собой?

– Не знаю, я маленький был, не вникал.

Очередная история без начала, конца и событий, рассказанная лишь затем, чтобы в очередной раз прозвучало «А вот я…».

Но Макс, задумчиво продолжил:

– Мне лет семь было. В школу только пошёл. Меня в тот день бабушка должна была после уроков забирать, а она не пришла, я сам домой вернулся, а она в большой комнате висит. А люстра на полу валяется. Я раскричался, конечно, соседи прибежали, родители приехали. Меня куда-то к знакомым отправили, и бабушку я с тех пор не видел. Скучал ужасно. И странное дело, я всем говорил, что убили бабушку, хотя сам ведь повешенной её нашёл. Но так уверен был, что убили... – Макс вновь улыбнулся привычной дурашливой улыбкой. – Так что самоубиваться надумаешь, смотри, чтобы детей рядом не было, а то знаешь ли, стресс на всю жизнь.

Я хотела посоветовать ему заткнуться, как обычно, съязвить, но вместо этого серьёзно спросила:

– А почему ты думал, что её убили? И кто?

– Не помню, я ж мелкий был, придумал себе чего-нибудь, – пожал плечами Макс. – Да и кому её было убивать? Да ещё вместо люстры вешать в старой хрущёвке... Но почему-то лет до пятнадцати я думал, что она не сама.

Макс замолчал, уставившись куда-то в пустоту, мне вновь стало жутко. Ну не бывает так, чтобы средь бела дня, в офисе прозвучало это безумное «не сама»! Или Макс опоил меня какими-то психотропными, и это он виноват в моих безумных снах? Бред!

– А твоя бабушка носила очки? – не послушными губами спросила я. – И платье в мелкий цветочек? И платок… С кистями, синий.

– Ты что, экстрасенс? – почти с восторгом спросил Макс. – Серьёзно? Ты видишь?! Блин! Столько лет вместе работали!.. Она реально в очках ходила, и была в тот день в сиреневом платье с цветочками, и платок на полу валялся синий, я запомнил. До сих пор перед глазами. Брр!.. Слушай, а ты на будущее предсказание делаешь? Меня до начальника отдела повысят? А лотерею?.. Лотерею ты угадываешь?

Хорошо быть Максом, всё он легко переживает, легко отвлекается, и всё ему кажется смешным. Меня же колотило от страха. Ну не может быть так, чтобы паранормальные способности проснулись просто ни с того, ни с сего! Четвёртый десяток на носу, ничего раньше не предвещало… Я даже снов вещих не видела никогда, и интуиция у меня слабая.

От Макса я отделалась с трудом и, конечно, завтра, или даже сегодня к вечеру по офису поползут слухи, что я практикующая ведьма. Но это не главная моя проблема, посудачат и забудут, а вот что делать с дядей Кешей? Почему я ему сказала, что верю? Почему я, действительно, ему верю?

«Это нервы, недосыпание! А, возможно, я всё ещё переживаю стресс из-за Егора, и мой мозг так пытается меня отвлечь», – успокаивала я себя. А по дороге домой зашла в аптеку.

Оказывается, некоторые виды снотворного можно купить без рецепта, чем я и не преминула воспользоваться. Вроде бы лекарственный сон должен быть без сновидений.

Но ничего подобного. Я едва головой подушки коснулась, как оказалась в пугающем меня деревенском доме дяди Кеши. И на меня уставились четыре пары печальных глаз. К присутствующим прибавился ещё один человек. Женька. Мой одноклассник Женька Косулин. Он мне очень нравился в выпускном классе. И я ему нравилась. Мы гуляли, пару раз целовались, но ничего серьёзного у нас не получилось. Я никогда не считала, что он моя первая любовь. Закончив школу, я поступила в институт, а Женька не добрал баллов даже до техникума и пошёл в ПТУ. Пару месяцев мы ещё созванивались, а через полгода как-то само собой вышло, что перестали общаться. А вскоре я узнала, что Женька бросился под машину. Поговаривали, что он связался с наркоманами, сам стал употреблять. Мне было его жаль, но о его смерти я узнала месяца через два после похорон. Ещё один самоубийца, который «не сам»?

Но Женька вдруг покачал головой.

– Нет, я сам, – и грустно улыбнулся.

Проснулась я в липком холодном поту. Сердце колотилось в горле. За окном медленно светало.

Всё-таки права пословица про гром и крестное знамение. Презрев свой агностицизм с лёгкой степенью атеизма, я поспешно оделась и пошла в церковь. Будь поблизости мечеть, синагога или хижина друида я бы пошла туда. Но ближайшим сакральным заведением оказалась небольшая православная церквушка.

Сердце по-прежнему стучало так, как будто собиралось проломить грудную клетку. Мысли путались, пытаясь дать происходящему хоть какое-то логическое объяснение. Может быть, это совесть меня мучает, что я не была на похоронах дяди Кеши и Женьки, не поддержала Юльку в сложный период жизни и плохо отношусь к Максу? Может быть, мне надо испечь блинов и сходить на кладбище? Съездить на могилу к дяде Кеше… Вдруг языческие обряды самые верные?

Церковь была уже открыта. Я не любила бывать в православных храмах, мне никогда не нравился душный полумрак и запах воска вперемешку с ладаном. Но сейчас мне нужен был хоть кто-нибудь сведущий во всех этих, далёких от реальной нормальной жизни, вопросах.

– Мне нужно поговорить со священником, как я могу его найти? – обратилась я к строгой женщине в платке, которая продавала свечи и иконки.

Женщина окинула меня критическим взглядом. Я почувствовала себя неловко и смутилась. У них же сотни правил: как стоять, как говорить, как одеваться.

Несколько человек со знанием дела крестились у икон. Гулкая тишина давила на меня.

– Наверное, то, что я в джинсах плохо или, что у меня яркая футболка, – пробормотала я.

Выскакивая из дома, я одевалась наспех, почти не глядя. А ещё у меня дрожали руки, во рту пересохло, губы покрылись корочкой.

Видимо, у женщины мой потерянный вид вызвал жалость.

– С непокрытой головой не принято, но вот возьми платок, – сказала она, протянув мне косынку. – Подожди, сейчас позову отца Михаила.

Отцом Михаилом оказался мужчина лет сорока с аккуратной бородой и добрыми глазами. Из-под рясы у него проглядывали начищенные до блеска туфли. Он терпеливо выслушал мой рассказ, но, кажется, не поверил. Хотя смотрел с жалостью. Как на ребёнка, который рассказывает про бабайку.

– Не стоит заострять внимание на снах, – ласково улыбаясь, проговорил он. – Сон – это свойство мозга, не более. Не надо искать во снах чего-то мистического. Мистическое – всегда от бесов. Утром нужно умыться, произнести молитву и забыть дурной сон.

– Так что же мне делать с дядей? – спросила я, всё ещё надеясь, что этот благообразный мужчина разрешит мою проблему. – Может, свечку поставить? Молен заказать?

– О самоубийцах в церкви не молятся, – строго ответил отец Михаил. – И свечи не зажигают. Но вы можете помолиться дома, милостыню раздать… Молитву я вам продиктую, если хотите. – Он окинул меня внимательным взглядом. – Но вы, как я вижу, человек не воцерковлённый. Может быть, вам психолога лучше посетить?

Доброжелательный батюшка намекал мне, что с моими снами и страхами следует отправиться к психиатру, а он умывает руки. Явно не поверил ни одному моему слову, да если и поверил, у них один ответ – бесы. Молись, крестись и постись.

Я вышла из церкви в таком же подавленном и тревожном состоянии, как и была. На паперти собирались нищие.

– Храни господи, – выжидательно улыбнулась мне женщина, довольно приличного вида. Рядом с ней стояла девочка лет пяти, почему-то чумазая.

Я прошла мимо. Идея с милостыней мне не нравится, я плачу налоги и считаю, что это мой вклад в благотворительность.

Я почти дошла до ворот, как вдруг кто-то схватил меня за руку. Я с недоумением уставилась на чумазую девочку.

– Таня, а ну иди сюда! – строго окликнула её мать.

Но девочка крепко держала меня за руку и смотрела мне в лицо, запрокинув голову.

– Серый человек выбрал тебя, – вдруг проговорила она.

– Что? – недоуменно спросила я и сердито обернулась к старшей попрошайке. – Вы что, тех, кто вам денег не даёт, запугиваете?

– Простите, – женщина подскочила и оттащила от меня девочку. – Ребёнок. Что с неё взять? – виновато продолжила она. – Игру какую-нибудь себе придумала. Не подали, ну и господь с вами, значит, возможности нет. Идите с богом.

Она даже перекрестила меня. А девчонка, кривлялась и гримасничая, повторяла:

– Серый человек. От него не спрячешься. Серый человек придёт.

Вот только новых пугающих событий мне не хватало! Но может, это какая-нибудь модная современная страшилка? В пору моего детства был «гроб на колесиках», а сейчас «серый человек»?

Я поспешно зашагала от церковной ограды, но пока не перешла на другую сторону улицы, мне слышался писклявый голосок девчонки, кричащей: «Серый человек».

Дурацкая игра? Или девочка знает обо мне что-то такое, чего не вижу я сама? Ведь дети: внук дяди Кеши, Юлькина дочка, Макс, когда был маленьким, все дети были уверены, что их родные не убивали себя. Почему? Может быть, дети видят что-то, чего не замечают взрослые? Чувствуют, как я в своих снах… Может, во мне всё-таки проснулись экстрасенсорные способности?

Казалась, мозг, который не понимал, что происходит, готов был взорваться. Действительно, не пора ли пойти к психиатру, пока не поздно?

Я вернулась домой, поставила вариться кофе. Ни есть, ни пить не хотелось, но голова болела, а привычные утренние действия успокаивали. Поразмыслив, я пришла к выводу, что совет священника разумный – не надо зацикливаться на снах, а от того, что я схожу к психологу, хуже не будет.

Я включила компьютер, чтобы найти в интернете адрес какой-нибудь клиники психологической помощи и полезла в шкаф за папкой с документами, наверняка, медицинский полис потребуется. А когда обернулась обратно к столу, уронила найденную папку. По комнате разлетелись бумаги и фотографии с прошлого отпуска, про которые я совсем забыла. Я их распечатала и хотела сделать альбом, чтобы подарить Егору. А когда мы расстались, спрятала с глаз долой, выбросить рука не поднялась.

Думать о старых фото было гораздо легче, чем о человеке, что сидел за моим столом, за моим компьютером. Человеке, которого ещё минуту назад не было в комнате. Даже если он прятался в квартире, он не мог незаметно пройти мимо меня, я стояла лицом к двери в комнату. И балконная дверь не скрипела.

Человек повернулся. Выглядел он совершено обычно. Человеком. Встретишь такого на улице, и через мгновение забудешь. Невзрачный, самой заурядной внешности. Сложно выделить какие-то особые черты. Даже цвет волос непонятный. И весь он какой-то …никакой. Серый. Серый человек. Но человек ли?

От страха меня словно парализовало, я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Голос меня не слушался, я даже моргать разучилась.

Такого не бывает! Не бывает! Не бывает! Мне всё кажется. Я просто сошла с ума! Кто он? А если бы он выглядел как тот, кто он есть на самом деле, у меня бы сразу остановилось сердце?

– Выгляжу человеком, значит, человек, – внезапно улыбнулся он тонкими губами. – А серым, чёрным или белым ты меня видишь – неважно. Как неважно образ я или подобие.

Я пыталась выдавить из себя банальное: «Что происходит?» или «Что вам нужно?». Но язык меня не слушался.

– Я пришёл за тобой, – ответил Серый человек на мой невысказанный вопрос.

«Смерть», – обречённо решила я.

Значит, так выглядит смерть. Но почему это происходит со мной? Почему так? Я в полной мере осознавала, что такое отчаянье и страх. Я не хотела умирать. Я не знала, как это происходит, но отчаянно не хотела. Хотела, чтобы он ушёл, чтобы всё это мне казалось. Хотела открыть глаза и увидеть, что я в психбольнице, в грязной палате на восемь человек, пускаю слюни на застиранную наволочку. Но в нормальном, в моём мире, где нет смерти, которая приходит в квартиру и усаживается на твой стул.

– Или я уже умерла? – думаю я или говорю вслух, я не знала.

– Нет, ты жива. И я не совсем смерть. Я просто забираю тех, кто кажется мне подходящим, – спокойно объяснил он.

– Зачем? – я всё-таки спросила это вслух непослушными губами.

– Тебе ведь неинтересно, ты просто хочешь потянуть время, – усмехнулся он. – Но зря. Я не собираюсь забирать тебя без твоего согласия.

– Я не согласна! – радостно воскликнула я, мой голос дрожал и срывался.

– Но и уходить просто так я не собираюсь. Я предлагаю тебе выбор. Тебе повезло, ты можешь выбрать, за некоторых этот выбор делают другие, и я не веду с ними бесед.

Я молчала, каждой клеточкой ощущая леденящий ужас. Не веря в происходящее, но осознавая, что оно реально. Что это не сон и не галлюцинации, что Серый человек действительно не уйдёт просто так и не исчезнет. Креститься? Читать молитву? Звать на помощь?

– Нет смысла. У меня, если говорить вашими терминами, особое разрешение. Те, кого я выбрал, принадлежат мне и только мне. И никто тебе не поможет, это только наш разговор. Меня видят лишь те, за кем я пришёл.

– И дети… – вспомнила я вдруг.

– А кто верит детям? Но да, некоторые дети меня чувствуют. И те, к кому я собираюсь прийти, тоже чувствуют, но не могут понять, что происходит. Ты потянулась к тому, кто может ответить. Только сны искажают мир. Он тебе не смог бы ничего рассказать. Никто бы не смог.

– Дядя Кеша. Это ты его убил? Их всех…

– Я забрал их, – поправил Серый человек.

– Что будет со мной?

– Если ты не сделаешь выбор, ты сейчас выпьешь снотворное, всю пачку, что вчера купила. Потом пойдёшь на кухню, сбросишь турку на пол, включишь все конфорки и ляжешь на диван, чтобы заснуть и не проснуться. У тебя в компьютере найдут письмо, где ты в самых мрачных красках расписываешь, как тебе больно от того, что Егор женится не на тебе. Фотографии на полу дополнят картину. Из истории браузера узнают о твоём интересе к самоубийству. Камю у тебя, кажется, даже в закладках сохранён.

Он говорил буднично и равнодушно. Такой обыкновенный немного усталый человек. Но то, что он говорил, стояло у меня перед глазами, и я знала, что так и будет, если он захочет.

– Но я не хочу умирать! Это письмо психологически тренинг. Я просто не удалила! Мне плевать на Егора! Пусть женится на ком хочет. У меня всё хорошо, и без него будет всё хорошо! Мне рано умирать! Оставь меня в покое!

– Хорошо, – покладисто согласился Серый человек, и я захлебнулась своим криком. Неужели так просто он встанет и уйдёт?

– Уйду. Только ты скажешь мне, кого забрать вместо тебя.

Я молчала, не понимая, что он хочет.

– Чтобы ты осталась жить дальше, столько, сколько длится ваша обычная жизнь, может быть, лет восемьдесят, может быть, до какой-нибудь глупой аварии через неделю, я должен вместо тебя сегодня взять кого-нибудь, на кого ты укажешь, – доброжелательно объяснил он.

Я в ужасе подумала о маме, о дедушке. И хотела заплакать, но поняла, что уже давно плачу.

– Не обязательно тех, кого ты любишь. Кого хочешь, – проговорил он, тоном стюардессы предлагающей на выбор мясо или рыбу.

– Хоть случайного прохожего?

Я выглянула в окно. Детская площадка, мамочка с коляской, какой-то парень подтягивается на турнике. Девочка-подросток разговаривает по телефону у подъезда.

Он встал и тоже посмотрел в окно.

– Ну если тебе не жалко кого-то из них…

Просто укажу ему на кого угодно, он оставит меня и уйдёт? В чём подвох? Должен же быть подвох!

– Зачем всюду искать подвохи? Воспринимай это как шанс поквитаться с кем-нибудь, к примеру, – ласково улыбнулся он.

Мой взгляд невольно упал на фотографии на полу. Мы с Егором, довольные и беззаботные, стоим на набережной. Я была такой счастливой. Зачем он всё испортил? Он даже не подумал, что мне может быть больно. Вдруг если бы он был рядом, Серый человек не пришёл бы за мной? Это он виноват!

Серый человек улыбнулся.

– Предсказуемый выбор. Значит, я могу забрать его? Он умрёт, а ты будешь жить, зная, что он умер за тебя.

– Мне что-нибудь за это будет? Ад? Егор явится призраком?

– Это сама решишь, когда выберешь себе религию.

Я была обескуражена его ответом. А Серый человек направился к двери. Удивительно, появился ниоткуда, а выйти собирается через дверь.

– А дядя Кеша? Он тоже выбирал? – вдруг спросила я.

– Нет. Обиженная женщина почти всегда выбирает мужчину, как бы давно это обида ни была ей нанесена.

Перед глазами встало лицо толстой женщины с фотографии.

Серый человек улыбнулся. И ответил на следующий мой вопрос.

– Серёжу друг выбрал, он был расстроен, что у друга жизнь лучше сложилась: и любовь, и работа хорошая. Он даже не раздумывал, когда я пришёл. Ларису выбрала невестка, она хорошо относилась к свекрови, но в тот день они повздорили. А Женька…

Моё сердце пропустило несколько ударов.

– Женька подумал о тебе, кстати, – улыбнулся Серый человек. – Но не назвал. Никого не назвал, сказал, что сам пойдёт со мной. Газ не забудь выключить, если жить собираешься, а то кофе убежал, огонь погас.

Я на деревянных ногах пошла и перекрыла вентиль полностью на всю плиту, а когда вернулась в комнату, уже никого не было. Меня трясло, кружилась голова, слёзы душили, я села на пол среди разбросанных бумаг и фотографий и разрыдалась. Бездумно. Думать о чём-либо я не могла, ужас всё ещё сковывал и тело, и мысли. Но я жива! Ничего не случилось. Всё хорошо.

Я не заметила, как заснула. Без снов, спокойно и крепко. Не знаю, сколько я спала, но разбудил меня телефонный звонок. Звонил друг Егора. И я сразу поняла, что он хочет сообщить мне, потому что даже на секунду не засомневалась, что Серый человек мне снился.

Егор вскрыл себе вены. В ванной. Девчачья смерть, сказал его друг.

Как будто смерть имеет пол. Ведь Серый человек не смерть.

Егор обожал историю Древнего Рима, вспомнила я. А ещё он любил лавандовую пену для ванн. И Егора больше нет. И мне он даже не приснится.

Я заплакала. Но кого я оплакивала? Егора, дядю Кешу, Женьку, или себя?

Самоубийц в церквях не отпевают, зато отпевают убийц.