Рапира

«Рапира» была старым судном. Длинная и вытянутая, трехгранная в сечении, с круглой гардой двигательных пилонов, она снискала себе вовсе не уважение, а нескончаемые потоки насмешек.

Названная в честь оружия, носимого аристократами под гражданское платье на приемах, «Рапира» постоянно получала неприятные и оскорбительные сравнения с чем-то, принадлежащим к половым признакам. Особенно, когда втыкалась при вертикальной посадке на площадку в космопорту. Судно сравнивали с чем угодно, кроме гражданской шпаги. И «кукиш фигов» было самым приятным из сравнений. Неповоротливая и хрупкая на вид, она таскала по просторам космоса различные грузы, обладая неплохим искином и надежным, пусть и устаревшим, оборудованием.

— Маяк включен, — оповестила Система, когда капитан судна сдался и прекратил попытки наладить системы управления. «Рапира» потеряла ход в самой середине пути, застыв среди осколков звезд вокруг безжизненным куском металла и пластика.

— Спасибо, — буркнул в ответ невысокий мужчина, вытирая перемазанные чем-то липким руки о свои штаны из грубой ткани. Рубаху он давно снял, повесив на спинку капитанского кресла в рубке, и теперь медленно соображал, стоит ли закурить прямо тут, сидя среди разноцветной требухи проводов, в которой он тщетно пытался разобраться и вручную отыскать неполадки. Вся Система, многократно протестировав сама себя, выдавала неизвестную ошибку и рекомендовала обратиться в центр технической помощи. Короче, разводила руками и требовала техподдержку.

— Капитан таки снова весь желает проверить груз в двенадцатый раз за последние сутки? — с нотками сарказма осведомилась система приятным голосом старого еврея.

— Капитан желает застрелиться, — с досады произнес в ответ человек. Из неприметной панели у самого пола тут же выдвинулся ящик с однозарядным пистолетом мелкого калибра. Капитан посмотрел на него так, словно вот-вот схватит и выпустит энергозаряд в скопление цветных кишок вокруг себя. Он даже протянул руку, чуть подрагивающую от предвкушения, когда ящичек с глухим чавканьем захлопнулся, едва не отрубив капитану пальцы.

Единственный человек на судне, капитан, младший техник и грузчик в одном лице, Иван Шухаревский горестно всхлипнул и заскрипел зубами.

— Сотру… — выдавил он в адрес Системы, поднимаясь и прихрамывая на ушибленную от неудачного падения в трюме ногу. Темная панель запасного контура контроля судном засветилась россыпью огоньков, сложившихся в неприличный жест, напоминавший внешний вид судна в миниатюре. Иван зарычал. Огоньки начали мигать, и на панели появилось изображение того же жеста, но в динамике. Теперь средняя линия огоньков загоралась по одному, медленно распрямляясь вверх.

Капитан взглядом налитых кровью глаз поискал что-то тяжелое, желая запустить этим в панель управления. В ответ на его взгляд, алчущий предмета справедливого возмездия и сатисфакции, Система изобразила из подсветки на панели подмигивающую рожицу с улыбкой.

Иван сделал шаг, запутался в проводах, упал и сильно ушиб колено. Из глаз брызнули искры вперемешку со слезами бессилия.

Надо же было так попасть! Застрять прямо посреди маршрута, с полным трюмом каких-то секретных ящиков, опечатанных и защищенных двойным контуром от взлома. Ни вперед, ни назад не двинуться. Вокруг даже астероида голого не болтается. А когда там еще прибудет спасательная команда! Может, в этих ящиках военные разработки, и они прогрызут плотные стальные секции, когда у них кончится время ожидания внутри? Или вообще, Система снова найдет очередную неполадку, отключит питание, и то, что туда запихали неулыбчивые крепкие мужчины, сопровождавшие груз до помещения на судно, выползет наружу с желанием пожрать и размножиться? Все истории и байки бывалых перевозчиков просто до краев были напичканы именно этими подробностями.

Из их рассказов Иван точно знал: что бы ни болталось в космосе, оно просто ждет случая, чтобы именно пожрать и размножиться. Других причин контактировать, жить или быть вообще созданным у этих странных чужаков нет и никогда не было.

Система показала на панели надпись о запуске тестирования своих цепей, разом подобрала с пола перепутанные кишки и сама разобрала их в нужной последовательности. На самом деле Иван знал, что сделать руками то, что не смог искин, это было весьма самонадеянно и бесперспективно. Но он просто не мог не делать вообще ничего. Сидеть, доедать невкусные рационы и пить литрами дешевый кофе до прибытия спасательной команды было выше его сил.

Шухаревский взглянул на время. Корабельные склянки показывали начало четвертого утра по судовому времени. Иван потер воспаленные красные глаза и отправился к себе в каюту.

По дороге он, правда, действительно заглянул в трюм. Ровные ряды опечатанных, скрытых за размытым цветным полем защиты металлических ящиков так и стояли, друг на друге, и совершенно недвижимые. Гравитационные крепления трюма позволяли грузу оставаться в одном положении до тех пор, пока прямое попадание в этот отсек ракеты или сгустка плазмы не вывернет трюм наизнанку. На внешних стенках ящиков мерцали раздражающим зеленым светом огоньки контроля состояния.

— Конечно, чего тебе сделается, — проворчал Шухаревский. — Ты домой не торопишься, с женой не ссорился, последний рейс ей не обещал. Тебя-то угрызения совести, пополам с уязвленной гордостью, не мучают. Лежишь себе и ждешь, пока тебя достанут, сгрузят и утащат подальше.

Воспоминания о жене окончательно испортили настроение Шухаревского. Они расстались на эмоциях, на повышенных тонах, со взаимными обидами и громкими словами о разводе. Они кричали друг на друга, пытаясь побольнее задеть некогда любимого человека, добраться до нервов, заползти под кожу и содрать ее очередным ядовитым и болезненным словом. А ведь когда-то жизни друг без друга не мыслили… и вот, надо же, получилось так, что Иван ушел в последний рейс злой, не выспавшийся и раздраженный. А его жена, Анна, осталась на кухне, даже не вышла проводить. Заплаканная, с красными, опухшими от слез и бессонницы глазами, бледная и сильно исхудавшая за последние месяцы. В отражении зеркальной панели контроля у входной двери лишь на мгновение блеснуло ее бледное лицо. Высокие скулы, заостренный подбородок и прожигающие взглядом отчаяния глаза.

Иван ушел, захлопнув дверь. Скатился по лестнице, не дожидаясь лифта, и бросился в космопорт так быстро, словно взгляд жены преследовал его все это время.

А теперь… страшно и стыдно было теперь. Страшно осознать, что тот разговор может оказаться последним, а отраженное в зеркале лицо Анны — единственным воспоминанием о том, как она выглядит. А стыдно было за несдержанность. За то, что где-то в глубине души Иван знал: он не сможет выполнить данного жене обещания, и оставить дальние рейсы, перейдя только на суборбитальные перевозки. Анна даже похлопотала за него перед своим дядей, каким-то начальником орбитальной таможенной станции, чтобы Иван получил непыльную и менее опасную работу.

Но Шухаревский знал, что она полюбила его именно таким. Безрассудным, рисковым и вечно пропадающим в дальних рейсах. На что надеялась? Что он изменится, бросит все ради семьи, начнет ценить свою жизнь — считай, дрожать и опасаться за нее? Да, наверное, на это и надеялась. Все женщины надеются, что ради них мужчина оставит любимые игрушки, друзей, алкоголь или опасное хобби. И, по совести, если уж начистоту, Анна была частично права. Надо было уже подумать о детях, остепениться и подыскать непыльную должность. А что делать Ивану со своим стремлением вновь и вновь подниматься за атмосферу, оказываться наедине с язвительной и колючей Системой, пусть он придумает сам. Как и то, что ему сделать с щемящим чувством тесноты на планете, когда просторы звездного полотна и первозданной темноты видны только изредка, в прорехах низких туч над городом. Сердце Шухаревского сжалось от невозможности выбрать между любимой женщиной и любимой работой. Нет, не работой, жизнью. Свобода, ответственность, преодоление, риск и единение, охватывающие все разом каждую клеточку тела, едва Иван касался кнопки запуска. Говорят, любовь стоит того, чтобы ради нее оставить часть себя в прошлом. Принести его в жертву ради следующих поколений себе подобных. И мятежный дух Ивана Шухаревского должен был смириться. Должен был и не мог.

Пребывая в крайне расстроенных чувствах, ощущая на душе невероятную тяжесть от невозможности хоть как-то исправить прошлое и настоящее, Иван побрел к себе, желая перед сном залить внутрь немного чего-то крепкого. В критической ситуации правила запрещали такое, но кто узнает? Система? Да и черт с ней.

Зачем-то заперев дверь изнутри, хотя на судне не было ни души, кроме самого Ивана, он приказал:

— Система! Личный архив номер три.

Свет в каюте стал приглушенным, очертания скудной обстановки смазались, и в самом темном углу появилось голографическое изображение, наливаясь цветами и яркостью с каждой секундой, пока встроенные в помещение камеры перестраивались на трансляцию с отдельного контура кристаллов.

Лицо Анны было бледным. Щеки горели неестественным румянцем. Бледная кожа, большие темные глаза, лукавая улыбка, острый нос, голые плечи, темные тени под ключицами, тонкие пальцы, сжимающие листок бумаги с брачным свидетельством. Яркое платье, резким пятном на фоне блеклости пейзажа позади. Тонкая цепочка на шее, серебряная звездочка на ней — подарок Ивана на свадьбу.

Шухаревский откинулся на спинку кресла, сжимая в пальцах бокал из небьющегося стекла, в котором плескалась мутноватая коричневая жидкость. Запасы кустарно произведенного коньяка редко истощались до полного отсутствия.

— Привет, — сказал он одними губами. — А я скучал.

Женщина, словно услышав его, немного покружилась в танце, раскинув руки. В глазах у нее бились искры смеха, они блестели радостным предвкушением новой жизни. Анна улыбалась, но ничего не говорила.

Иван помнил день, когда они поженились. Тогда их снимали для семейного архива, и Шухаревский твердо решил как можно скорее обзавестись личным оборудованием для трехмерной съемки. Остальное, должное следовать после бурной радости от вступления в брак, он, разумеется, вырезал. Личное должно оставаться личным. Пусть это всего лишь поцелуи.

Анна игриво улыбнулась и поманила пальцем Ивана.

— Почту за честь, — отсалютовал он стаканом голографическому изображению Анны, повторив те самые слова, сказанные много лет назад, когда он просил ее сняться на память.

Через несколько минут картинка размылась и пропала. Иван приказал Системе повторить запись. Потом еще и еще раз. А очнулся только под утро, от тревожного сигнала зудящей во всем теле головной боли и раздражающего писка зуммера Системы.

Новый день принес новые проблемы.

— Что значит, утеряно тринадцать процентов мощности? — упорно разжевывая горькую таблетку от головной боли, склеившую зубы и першащую в горле, спросил он, жмурясь от яркого света.

— Самотестирование перед очередным запуском показало, что повреждения кристаллов составляют пять процентов. По сравнению с данными за прошедшие сутки, потеря составляет ровно тринадцать процентов. Судя по динамике происходящих внутри кристаллов скрытых процессов, процентная кривая потерь будет расти в ближайшие часы.

— Почему ты меня раньше не оповестила? И каких, сдохни ты враскорячку, процессов?! — раздраженно рявкнул Иван, стараясь не поворачивать хмельную голову слишком резко.

— Я же говорю: скрытых, — повторила Система таким тоном, словно объясняла глупому ребенку элементарные вещи. — То есть, не поддающихся классификации и анализу, капитан, — снисходительно добавила она. Иван рыкнул вторично.

— Советую вам больше не принимать горячительных напитков и иных стимуляторов второго и третьего класса опасности, капитан Шухаревский, — неодобрительно сказала Система в ответ на невнятную матерную тираду Ивана. — Моя задача всячески уберегать вас от попыток самоликвидации, членовредительства и опасной, в критических ситуациях, апатии. Телеметрия вашего организма вызывает опасения.

— Я русский! Я сам у кого хочешь, что хочешь вызвать могу! Хоть диарею, хоть икоту! — прикрикнул на Систему Иван.

— Капитан Шухаревский, — перед Иваном появилось сотканное из невидимых глазу лучей изображение старого врача в старомодном пенсне, — я вынуждено задействую принудительные методы интоксикации, если вы продолжите демонстрировать мне неадекватное и деморализующее поведение. В прошлый раз вы утверждали, что вы поляк. Потом вы пытались убедить меня в том, что у вас, как у поляка, обязаны быть еврейские корни. В меня не заложены никакие антисемитские или прочие расовые предрассудки, но такая частая смена самоидентификации не может не настораживать. Предлагаемые методы профилактики включают в себя литровую клизму, снотворное и мышечные релаксанты.

— Одновременно? — внезапно осипшим от удивления голосом спросил Иван. Проецируемое в видимый спектр изображение доктора пожало плечами. Иван коротко кивнул, и Система тут же предстала перед ним в ином обличии. Теперь это была женщина средних лет в форме таможенной службы.

— Моя задача уведомить вас, капитан, что в трюме зафиксировано изменение температуры.

Система коротко отдала честь и пропала из видимого спектра. Иван бросился вниз, едва не свернув себе шею на повороте, когда поскользнулся на обрывке кабеля, валявшемся под ногами. Едва он пробежал мимо, как высунувшийся из неприметной дырки в стене у самого пола робот-утилизатор мигом подобрал кусок кабеля и уничтожил его, превратив в серую пыль, которую тут же подмел и ссыпал остатки себе в раскрывшуюся пасть.

Когда Иван добрался до трюма, в котором рядами стояли металлические ящики с ценным грузом, на нем было столько синяков, сколько не было даже после хорошей драки в космобаре. А сравнить Шухаревскому было с чем. Однообразные и не слишком умные хохмы в адрес формы его судна от портовых работников иногда доводили до драк. От хохмачей и шутов мелкого пошиба не отставали, с редким изяществом образованных личностей, и немногочисленные заезжие капитаны, штурманы и техники, волею судьбы оказывавшиеся в одном заведении с Иваном.

«Чье это там достоинство так гордо стоит на дальней площадке?» — вопрошал очередной капитан, улыбаясь и приветливо кивая знакомым при входе в бар. Взрыв хохота и одобрительные посвисты давали понять, что думали об этом все. Просто не всем хотелось повторять глупые шутки дважды или трижды. Удар у Шухаревского был поставлен хорошо. Приезжие или изрядно поднабравшиеся об этом либо не знали, либо успевали забыть.

«А это, как его, такое вот, ну когда владелец компенсирует свои недостатки подручными средствами!» — поддерживали шутника из зала. Новый взрыв смеха, и Иван только ниже опускал голову над стаканом с выпивкой. Первым лезть в драку он не любил. Глупо это, да и только подтверждает правоту идиотов. Через пару минут, когда всем наскучивали безответные попытки провоцировать Шухаревского, про него и его «Рапиру» забывали, переходя к своим делам. Иногда, правда, так легко отделаться не получалось. После таких драк Иван ночевал на судне, искренне ненавидя его, себя и злую долю, подкинувшую ему именно такое наследство от далекого родственника, скончавшегося много лет назад. Увы, теперь «Рапира» была единственным средством к существованию и способом выплатить долги за обучение в Космической академии. К тому же, пусть судно и было с виду вполне посредственным, а его двигатели и системы управления безнадежно устарели, но на корабле до сих пор стоял полноценный искин, еще не снятый с техподдержки в компании-производителе. Тут не каждый новый кораблик мог таким похвастаться. Потому «Рапиру» ненавидели все, от капитанов с сотней рабочих ртов, вынужденного штата, способного справляться с задачами управления судном, до грузчиков и недалеких официантов.

— Ну? В чем тут дело? — требовательно произнес Иван, пинком помогая медленно расходящимся дверям трюма расползтись в стороны побыстрее. Двери спазматически дернулись, механизмы заискрили, и на голову капитану Шухаревскому посыпались искры с потолка. Он ругнулся и быстро похлопал себя по макушке, морщась от мерзкого запаха паленых волос. Система, принявшая вид молодого техника в сером рабочем комбинезоне, прошлась по проходу и молча указала на консоль диагностики, рядом с камерой груза. На ней высвечивался, подчеркнутый красным пунктиром в нескольких местах, график температур. При погрузке Ивану были даны четкие инструкции: поддерживать строго определенную температуру в трюме, особо следя, чтобы контейнеры не перегревались в полете.

И вот с этим как раз была проблема.

— Система, самодиагностика завершена? — спросил капитан Шухаревский, пытаясь что-то понять в графиках и схемах на панели управления. — Ты можешь что-то сделать, чтобы выровнять температуру в хранилище?

Рядом с Иваном возникло подрагивающее изображение полноватого грузного мужчины в военной форме. Голограмма подкрутила пышные седые усы и глубоким басом гаркнула:

— Стороннее вмешательство в контроль системы при перевозке категорически запрещено!

Иван аж икнул от испуга, когда Система рявкнула на него голосом того самого сопровождающего, который прибыл на борт при погрузке. Судно Шухаревского отличалось повышенной вместимостью, при относительно равной другим судам того же класса скорости передвижения. Потому «Рапиру» фрахтовали нечасто, но контракты всегда были выгодными и позволяли спокойно дожидаться следующего крупного заказа без подвешивания грызунов в холодильной камере. Анна, правда, всегда кривилась, когда Иван мягко просил ее не тратить сразу все деньги на кучу покупок. Пару раз она даже заводила разговор про поездки куда-то вместе. Ей хотелось посмотреть другие планеты. Или хотя бы выбраться на орбитальные курортные базы с полной имитацией пляжей и океанических изысков. Ивану быть пассажиром всю дорогу было скучно. Он привык сидеть в первых рядах, и становиться скучающим отдыхающим не хотел. Жена не спорила, но и не радовалась отказу. Он предлагал ей поехать одной, но она почему-то отказывалась.

— Ладно, сам справлюсь, — сказал Иван и решительно полез в консоль с универсальной отверткой из ремкомплекта. Едва крышка консоли была откинута, как удар током отшвырнул Ивана на несколько шагов назад. Проморгавшись и пригладив вставшие дыбом волосы, Иван потряс головой, с уверенностью ожидая, что из ушей высыплются сплавившиеся комочки мозгов.

— Тебе мама никогда не говорила, что пихать руки в незнакомые консоли нельзя? — раздался рядом детский голосок. Иван пару раз тупо сморгнул, но видение не исчезло. Система приняла вид маленькой девочки лет шести, в веселом платье и с двумя светлыми хвостиками волос за ушами. Девочка упоенно пыталась запихнуть в рот огромный леденец на палочке, и одновременно с этим указывала на Ивана пальчиком.

— Я должна оберегать членов экипажа и пассажиров от опасных и угрожающих жизни и здоровью поступков, — произнесла девочка серьезно. — И потому я настоятельно советую вам, капитан, отправиться в другое место с этого борта, если вы желаете дальше вредить свои члены.

— Нельзя так говорить! — вырвалось у Ивана.

— Отвертками в замкнутый контур под напряжением и без кодов доступа лазить тоже нельзя, — девочка показала Ивану язык. Шухаревский протер глаза от изумления. — Я переключу мощность с охладителей внутренних помещений на трюм. Подтяну резервы и постараюсь выяснить причину неполадки, — уже серьезно продолжила Система. — Но в каютах будет жарко.

Шухаревский кивнул и молча вышел прочь, слушая, как Система ругается на глупых людей тонким девчоночьим голоском.

Эта запись была сделана случайно. Иван как раз принес новое оборудование, запустив его в тестовом режиме, и, как водится, забыл предупредить жену о новинке.

Анна сидела у окна. Прямая спина, устремленный вдаль взгляд, утонченная печаль на лице, сложенные на коленях руки. Простое длинное платье светлого цвета, желтоватый оттенок кожи, летняя пастораль за окном рядом. Экран имитировал вид на цветущий сад и речку неподалеку. Магнитные поля заставляли легкие занавеси колебаться, словно от случайного ветерка.

Жизнь в индустриальном квартале диктовала свои правила. На головы жителей лились химические дожди, конденсирующиеся после аварий на заводах у окраин города. Небо вечно пряталось под облаками смога, а лучи мощных фонарей на улице не разгоняли, а лишь усиливали туманную мглу загрязненного воздуха.

Иван смотрел на Анну, сидевшую к нему в профиль. Темные глаза были полны печали, губы поджаты, чуть дрожат, словно женщина вот-вот заплачет. Она не сводила взгляда с какой-то точки на экране окна, словно полностью отдалась ей и уже мысленно перенеслась туда, оставив тело на стуле рядом.

Иван знал, что произойдет через несколько минут. Он войдет домой, застанет жену за этим немудреным занятием, и не заметит ничего странного. Пока Шухаревский еще не появился в кадре, счастливый и возбужденный от получения нового дальнего рейса с полными трюмами груза, камеры и сенсоры фиксировали каждую мелочь, которые Иван теперь мог рассмотреть детально. Только здесь, оставшись один на один с собой, судном и космосом, он сумел их заметить.

Вот Анна медленно повернула голову на звук зуммера открывшейся двери квартиры. Вот она искривила губы в легком раздражении. Утонченная трагичность и мечтательная задумчивость сменились ничего не выражающей маской бледности на лице. Живые, печальные и смотрящие в окно с надеждой глаза Анны остекленели. Расслабленное выражение потрескалось и осыпалось невидимыми осколками разбитой мечты. На лице женщины появилась маска терпения и вежливой заинтересованности. Иван приказал остановить запись. Он всматривался в лицо женщины, которую привык считать своей женой. Лицо было незнакомым, чужим, омертвевшим. Ему не хватало того задора и нежности, какие были у него до момента возвращения Шухаревского в тот день.

Спина ворвавшегося домой Ивана на секунду перекрыла обзор ближайшей камеры, потом было видно, что Анна уже поднялась навстречу, позволила поцеловать себя в губы, но ответным поцелуем не наградила. Она мягко высвободилась из объятий мужа, упоенно вещавшего о предстоящей работе. По лицу Анны промелькнула тень, затем она сменилась отчаянием, и на ее место снова пришла вежливая отрешенность.

Иван смотрел, не отрываясь. Прокручивал эту запись раз за разом и каждую минуту поражался все больше. Как он мог не замечать таких перемен? Или просто маски были сняты, а она всегда была такой? Но на первых записях, которые он делал с согласия Анны, она была такой счастливой. Или тоже играла? Она любила его, он знал это точно. Но вот когда успела так разочароваться, что уходить было поздно, а оставаться невыносимо, он не понял. Она любила его, а он любил ее. И еще свою работу. Свою Систему и космос, и даже старую «Рапиру». Иван тосковал по жене в рейсах, и тосковал по рейсам рядом с женой. Должен ли он был выбрать что-то одно, если оба выбора были заведомо неудачными? Да и как выбрать? Говорят, если любить двоих одинаково сильно, значит не любить никого.

Но Шухаревский не мог без Анны и не мог с нею. Не мог без Системы, но… но смог бы, будь Анна рядом. И это было невозможно.

— Кого я пытаюсь обмануть? — спросил он сам себя утром следующего дня. — Пока у меня есть «Рапира», я не смогу полностью принадлежать Анне. Не могу я с ней. И без нее не могу.

— Капитан, — голос Системы был серьезен и необычно собран, — датчики зафиксировали приближение неизвестных судов среднего класса. Два корабля, идут прямым курсом к нам.

— Отлично! — Иван выпутался из влажных простыней. Ночью было так жарко, что он понял, как сильно недооценил предупреждение Системы о некоторых неудобствах. — Идут на сигнал маяка?

— Не совсем, — Система замолчала.

— Система? — настороженно спросил Иван.

— Данные последнего анализа дают понять, что стандартный аварийный маяк судна был переоборудован в транслятор сигнала бедствия с указанием координат на всех частотах, — доложила Система, все еще не спешащая показываться Ивану на глаза. — И это узкоканальный, направленный для единственного приемного устройства луч информации, — добавила она, когда Шухаревский уже открыл рот, чтобы спросить, что, собственно не так в этой формулировке.

— К нам летят не спасатели, не пограничники и даже не дальние суда сопровождения и патруля? — догадался Иван.

— К нам приближаются два объекта, которые прибыли на вызов нашего маяка, ожидая его в заданной точке. И еще, — Система снова замолчала на некоторое время, — капитан, вам следует знать, что оружейные порты выведены из строя. Трюм опечатан в следствие неподдающегося диагностике процесса, происходящего внутри контейнеров с грузом.

Шухаревский едва не сел мимо койки, так и не натянув брюки.

Они появились на дальней границе зоны фиксации внешних датчиков. Молчаливые, не отвечающие на стандартные запросы и попытки связи, два корвета начали расходиться в стороны, желая зайти с флангов стоящему на приколе судну Ивана. Системы опознавания идентифицировали суда, как пропавшие без вести, некогда принадлежавшие почтовой службе корабли. Теперь Система вывела на экран полустертое изображение конверта и изображенного на ней сургучного оттиска «Собственность Федерации». Сургуч был, разумеется, просто хорошо прорисованным изображением оного, приподнимавшемся на голосъемке в трехмерную модель кодов и опознавательных данных. Теперь печать и конверт казались застиранными, поверх них уже красовался новенький герб пиратского сообщества. Традиционные череп и кости тут заменяли шпага и пистолет, скрещенные на фоне мертвой головы.

— Система? — неотрывно следя за приближающимися судами, позвал Иван. Рядом появился некто, на кого Шухаревскому не хотелось смотреть ни разу. Он знал, что судовая Система приняла облик его жены. Как только вытащила из проекторных записей…

— Запасные кристаллы функционируют на сорок процентов. Зараженные кристаллы уничтожены или находятся в стадии нефункционирующих областей моей системы, — голосом его жены начала доклад Система. — Две трети нежилых помещений переведены в стадию консервации, последняя треть не отвечает на прямые приказы. Жилые модули временно обесточены, запас питьевой воды составляет прожиточный минимум на одного человека в течении трех дней. Рециркулятор воздушной смеси временно не функционирует…

Шухаревский слушал молча, глядя на то, как к его «Рапире» двигаются два судна пиратов. Система перечислила свои потери, признала свою несостоятельность в возможном излечении неизвестного вируса, поразившего ее схемы и цепи, ободрила капитана тем, что контролирует маневровые двигатели и так же контролирует главный движок. О том, что главный двигатель не работает, Система тоже упомянула со свойственной ей скрупулезностью и дотошностью электронных мозгов. Шухаревский дождался окончания новостей, тупо перевел взгляд на консоль управления перед собой и ткнул в нее пальцем, указывая на новый, неизвестный ему значок, появившийся недавно. Бледное в начале изображение тонкой шпаги теперь налилось серебром и золотом, слепя взгляд.

— Система, что это?

— Сигнал исходит из трюма, — немедленно откликнулась Система. — Контроль над ними был перехвачен, и у меня нет возможности для диагностики происходящего. Судя по транслируемым данным в моих цепях, это оружие. Для его активации достаточно идентифицировать себя, как капитана судна, и приложить палец для подтверждения.

Шухаревский колебался. То, что произошло на его судне, не поддавалось никаким логическим обоснованиям. Но Иван прекрасно понимал риск своей профессии, где-то подсознательно всегда ожидая подвоха со стороны молчаливых и неулыбчивых людей в безликой форме военных или силовиков. Он всегда ожидал, что однажды его подставят, сотрут или просто пожертвуют им, случись что-то нехорошее. И вот оно случилось.

«Добраться бы до ваших подпрограмм, — подумал он, имея в виду контейнеры с неизвестным грузом, — пошариться там и узнать, что за дерьмо вы мне тут напихали».

— Капитан… — подала голос Система.

— Почему именно она? — тихо спросил Иван. — Почему Анна, Система?

— Мне показалось логичным и разумным предоставить вам образ того человека, который внушает вам доверие, надежду и радость, — честно отозвалась Система. Иван мельком глянул в отражение голографической женщины в темном экранчике перед собой.

— Ну, тогда давай за надежду, — сказал он, и палец с силой вдавился в новую иконку на консоли. Судно тряхнуло. Потом еще раз и еще. Система пожаротушения показала активность в трюме и почти сразу загорелась значками на левом и правом бортах. Двигательные пилоны начали прогрев, маневровые подали все усиливающуюся тягу и начали продув систем перед запуском.

Шухаревский уже не слушал Систему. Она пыталась сказать ему о появлении третьего судна. Крейсер «Верный», до сих пор носящий на борту гордое имя и знак принадлежности к Федерации, появился из ниоткуда. Нуль-переход просто выплюнул судно прямо по курсу «Рапиры», и Иван порадовался тому, что не имел возможности попытаться удрать. Даже если бы он проскочил новейшее военное судно, вслед ему понеслось бы столько ракет и лучей, что даже обломков бы потом не собрали. Шухаревский чувствовал бесшабашную эйфорию. Легкость и свобода бурлили в нем, как у мальчишки, впервые получившего в руки настоящую шпагу. Ему хотелось похвастаться перед друзьями, размахивать ею в разные стороны, бросаться громкими кличами и благородно спасать юных дам от лесных разбойников. Впрочем, в глубине души Иван был действительно счастлив. Он спасал ту, что стояла рядом. Не совсем так, разумеется, но он верил, что делает все ради нее. Однако, если уж быть совсем честным, Шухаревский вряд ли ответил бы, борется он ради Системы или ради Анны. Но сейчас ему было достаточно видеть, ради чего, ради кого и почему он принял решение. На экранах появилось изображение его судна. Теперь оно было сплошь покрыто неизвестным материалом, чья толщина не составляла больше нескольких микрон. Корабль действительно стал похож на изящную камзольную шпагу, с ярким пятном выхлопа из обода двигательных пилонов позади. Словно огненная рукоять оружия, сверкающего в космической пустоте. Крейсер уже готовился выпустить залп, когда «Рапира», подвергая капитана нечеловеческим перегрузкам, рванула вперед, скользя по безвоздушному пространству, как льдинка по талой поверхности снега. Вся энергия и запас вычислительной мощности искина ушли на адаптацию нового покрытия судна. Трехгранная режущая кромка, образовавшаяся на носу корабля, легко насадила тяжелый крейсер на острие носа «Рапиры», и она прошла сквозь него почти целиком, когда вслед судну ударил сдвоенный залп двух корветов пиратского флота.

«Система… Да что она может знать о человеческих чувствах. Машинерия бездушная», —подумал Иван. Взрыв уничтожил треть судна Шухаревского, крупные части корабля повредили один из корветов, и тот, утратив ход, плавно качнулся на один борт, когда взрывом у него содрало броню со всего левого борта. Второе судно, спешно разворачиваясь и пытаясь маневрировать между обломками двух судов, отделалось несколькими вспышками по краю, выплеском кристаллов замерзшего воздуха и шлейфом мусора, обломков и мертвецов, вынесенных в космос взрывом.

Невысокий мужчина с неприметным лицом, одетый в неброский костюм, подошел к адмиралу Зарлицкому и вежливо кивнул. Адмирал перевел взгляд с какой-то точки на потолке приемной губернатора планеты на невзрачного мужчину и вопросительно выгнул бровь.

— Испытания прошли успешно, я полагаю? — задал он вопрос.

— Да, адмирал, — тихо ответил его собеседник. Пока губернатор продолжал вдохновенную речь о том, как важно поддерживать хорошие отношения с соседними колониями и выстраивать политику в соответствии с мирными договоренностями о приграничных зонах конфликта, недавно осмелившихся не пустить на свои территории представителей правящих структур, адмирал Зарлицкий и его собеседник продолжили тихий разговор:

— Помните генерала Блума? — Спросил невзрачный мужчина. — Да, да, того самого, что сдал без боя новейший крейсер банде пиратов из приграничных зон конфликта. Его еще потом передавали нашей стороне в обмен на их пленных, но мы решили, что он нам нужен не так сильно, как им их люди.

— Разумеется, господин Шварц, — кивнул адмирал. — Отлично помню этого труса и предателя, заявившего, что не собирается рисковать своими людьми ради куска железа. Как и отлично помню, что нам уже нечего было отдавать горстке разбойников и пиратов. Увы, правосудие в нашей зоне не терпит переговоров с террористами.

— У вас прекрасная память, — вежливо улыбнулся начальник внутренней службы безопасности. — Так вот. Грузовое судно, числящееся в каталогах под длинным номером, не стану вас им утруждать, перевозившее испытательные образцы, полностью справилось со своей задачей. Разумеется, капитан подписал все бумаги о добровольном решении пожертвовать собой и своим имуществом. Его семье выплачена полагающаяся в таких случаях компенсация…

— Шварц, ради всего святого, — скривился адмирал, — увольте меня от подробностей. Как зарекомендовало себя наше новое оружие?

— Конечно, адмирал, как вам будет угодно. Контейнеры были вскрыты в означенный срок с помощью встроенных часовых механизмов, материя полностью оправдала надежды и соответствует теоретическим выкладкам и характеристикам, полученным нашими учеными в лаборатории, где она разрабатывалась. Крейсер «Верный», тот самый, что был так бездарно сдан пиратам генералом Блумом, уничтожен. Как и два сопровождавших его корвета.

— Были какие-то сложности в подходе к системам судна-испытателя? — одними губами спросил адмирал. Его собеседник пожал плечами.

— Пришлось встроить вирус в систему судна, в означенный срок он перестроил аварийный маяк на трансляцию сигнала на частоте пиратов. Сама система искина, увы, была уничтожена в ходе испытаний, но я имею точные данные о ее полном содействии. Капитану была предоставлена вся необходимая информация, он был поставлен в известность о возможных последствиях принятия тех или иных решений относительно активации испытательного образца. Системные вмешательства носили рекомендательный характер. Разумеется, все решает человек, и без желания капитана наше оружие невозможно было бы задействовать. Ограничения на вмешательство искина и его встроенные запреты о ненанесении вреда человеку были соблюдены полностью.

Зарлицкий улыбнулся, снова вслушиваясь в речь губернатора. Шварц, поняв, что уже не нужен, неслышно скользнул прочь.

— К сожалению, как не прискорбно было бы об этом сообщать, но наши попытки урегулировать приграничные конфликты мирным путем не увенчались успехом! — С изрядной долей горечи в голосе громко вещал губернатор. — Ожидаемая нами миссия представителей колониальных переговорщиков пропала где-то на полпути от означенной точки встречи. Представители зон эскалации уже выдвинули обвинения в нашу сторону, посмев считать нас виновными в гибели их судов, обломки которых они нашли в двух неделях пути до нашей планеты. Мы, не в силах стерпеть такой откровенной провокации и лжи, выносим свое решение о начале полномасштабных боевых действий!

Зарлицкий зааплодировал, поддерживая решение губернатора. Война все спишет. А в этом он знал толк.