Маргарита Блинова

Дуэты Салактионы

Автор:
Андрей Лисьев
Дуэты Салактионы
Работа №720
  • Опубликовано на Дзен

Клешня салактионского краба хрустнула от жара и развернулась на всю длину мангала. Формой клешня напоминала хвост скорпиона. Внутри каждой фаланги размером с тарелку готовилась приличная порция мяса. Пряный аромат растекался над платформой с геостанцией, над космопирсом, достигал пляжа внизу и будил аппетит. Потому Лев Макарович Сабуров - геолог и единственный обитатель планеты Салактиона-1 твердо рассчитывал, что путешественники, вышедшие размяться и осмотреть окрестности, не устоят и раскошелятся.

Макарыч посмотрел с платформы вниз. Налоговых инспекторов среди будущих клиентов, похоже, не было.

Ступени к пляжу занимала троица подростков, затянутые в темную кожу и обутые в горные ботинки. Девушку среди них Сабуров определил по запаху. Молодые не купались и обильно потели на солнце.

Смуглая старуха с клоком седых волос, торчащим из подмышки, наблюдала за внуком. Мальчик лет 12 неуверенно плавал у берега.

Пара блондинов с одинаковыми растяжками на пивных животах плюхнулись в теплое озеро, перевернулись на спины и уверенно поплыли подальше, сверкая пупками.

Пожилая мать с взрослой дочерью вполголоса обменялись репликами. Дочь вскочила на ноги и показала всем прилипший к попе песок. Макарыч сглотнул:

– Я б ее почистил…

Долгое воздержание сказывалось, и геолог разговаривал вслух сам с собой.

Дочь разбежалась и нырнула

Макарыч скосил глаза на рюкзак, валявшийся у двери в шлюз. Первыми из шаттла вышли юноша и девушка - оба с томлением в глазах. Парень швырнул рюкзак и за руку увел подругу подальше от пляжа. Сейчас молодые уединялись среди деревьев, принимаемых ими за кипарисы.

– Эх! Была-не-была, – Сабуров плюнул на большой палец и несколькими движениями бурого ногтя стер запятую в колонке цен на меню. Теперь порция «салактионского краба» стоила не 4 фунта, а 40, сок грибайи не 1,5 а 15, и плоды «хлебного дерева» 10 за 10.

Из-за мутных скал, окружавших озеро, появился белый край Салактионы-2. Макарыч вытер руки фартуком и ударил молотком по арматуре-гонгу. Публика обернулась, и геолог зычным голосом объявил:

– Дамы и господа! Прошу подниматься на платформу. Сейчас вы станете свидетелями незабываемого зрелища!

Здесь, на небольшой платформе между космопирсом и домиком станции от аромата печеного краба деться было некуда. Пока публика насыщалась – краба заказали все, Макарыч с тревогой смотрел то на остатки клешни, то на лесенку в рощу. Последние клиенты задерживались, а диск второй Салактионы вот-вот должен был заслонить полнеба. Темнело. Волнение хозяина передалось публике, что не помешало никому расплатиться.

Сабуров обошел столы, купюры он ссыпал в карман грязных шорт и, перегнувшись через перила, посмотрел в рощу. Ну!

Листья кипарисов одновременно сорвались с ветвей и обернулись тучей крошечных птиц. Теперь им предстояло 12 салактионских часов продержаться в воздухе. Влюбленная парочка могла не заметить заслонившую полнеба темную Салактиону-2, что Макарыч вполне допускал, но обезумевшие пернатые должны были напугать их. И действительно через минуту лестница заскрипела, и сначала девушка с опухшими губами, а следом и юноша выбрались на платформу.

И тут началось!

Суша Салактионы-1 - нагромождение отвесных скал, где изредка встречались плоскогорья. Флора лепилась ниже, где у подножия скал бушевал океан. Вечная облачность скрывала вечный шторм внизу. И вот сейчас мириады тонн воды, притянутые Салактионой-2, взвились вертикально вверх. Путешественники заворожено наблюдали с безопасной платформы прилив - ужасающую смесь цунами, наводнения и водопада.

Салактиона-2 заслонила небо почти целиком, остался лишь узкий серп серого неба. Пляж скрылся под водой, и платформа, казалось, повисла в воздухе. Лампочка над шлюзом моргнула, и люди зашевелились. Друг за другом путешественники поднимались по ступенькам – одна – две – три – к двери, которая с шипением раздвигалась, а затем снова закрывалась. Макарыч суетливо убирал посуду и уговаривал сам себя: не смотри! Но все равно, он отвлекался и тоскливым взглядом провожал каждого путешественника, исчезавшего за дверью. Впереди было несколько месяцев вахты, если центр не пришлет нового пилота, – в одиночестве.

Юноша крепко держал за руки девушку, влюбленные смотрели в глаза друг другу. Когда на платформе никого, кроме них не осталось, Сабуров кашлянул. Молодые не обратили на него внимания. Лампа загорелась красным и издала тревожный звуковой сигнал. Юноша расцепил пальцы и бессильно уронил руки вдоль бедер. Глубокие тени запали под скулами. «Ежик» на голове торчал жалостливо. Макарычу захотелось погладить его, как щенка. Девушка направилась к лесенке в шлюз. На ней были белые спортивные кроссовки, шортики, так что была различима складка между ягодицей и бедром. Макарыч мысленно лизнул эту складку и облизнулся на самом деле. Над шортиками темнела тонкая талия, а выше - топик, столь сложный, что Сабуров решил для себя: пожалуй, я его не расстегну. Девушка взмахнула тугим хвостиком на затылке и исчезла за дверью.

– Лев Макарович Сабуров? – строго уточнил юноша.

Вляпался! – нецензурно подумал геолог и провел ладонью по карману, где мялась выручка. Ему стало смешно. Шаттл с грохотом оторвался от платформы, обдал оставшихся мужчин теплой волной.

– Представляюсь по случаю прибытия для дальнейшего несения службы!– затараторил молодой человек, – Андрей Скут! Я – ваш новый пилот! Временный…

Юноша вздохнул.

– Поздравляю вас, Андрюша.

– С чем?

Геолог указал на шлюз. Дверь тут же открылась, и на ступеньках возникла растерянная девушка. Опоздавшая на шаттл. В руках она теребила полотенце. Девушка спустилась на платформу, приблизилась к Скуту и выразительно посмотрела ему прямо в глаза. С упреком и страданием. Но ничего не сказала. Лишь ее грудь часто вздымалась, словно девушка пробежала стометровку. Потом она обернулась к геологу и протянула руку:

–Моника Витовв.

– С двумя «ф» на конце?– переспросил Сабуров.

– Нет. С двумя «в»…

– Но, Мо, милая? Я не мог знать, что ты опоздаешь! – вскрикнул Скут.

– Знал! И не называй меня милой! – В ее голосе скользнули капризные нотки, но она быстро взяла себя в руки и коротко бросила Сабурову:

– Куда мне?

У меня появились шансы, – подумал Макарыч.

– Ничего себе! – Мо по-детски захлопала глазами, едва Макарыч включил свет в лаборатории. Сердце станции включало: кабинет, склад с оборудованием и образцами породы, кухню, которая пахла химией, кресло, захламленный стол. Стену занимал гигантский экран, на котором светилось изображение Салактионы-1, все в пометках.

Скут богатства геолога не заметил, щенячьими глазами пилот смотрел на восторженную девушку.

Сабуров вручил гостье фартук.

– Что это? – Моника повертела фартук в руках.

– Тест! – буркнул геолог, – А я приготовлю вам комнаты.

Нахмурившись, Макарыч отправился искать чистое постельное белье.

Мо осмотрела фартук, отыскала прорезь для головы, надела и захлопала себя по бокам в поисках завязок.

– А завязок нету, – геолог прошел мимо со стопкой простыней, – Ежели на узел завяжутся, кто мне его развязывать-то будет?

Из лаборатории дверь вела в холл, оттуда в санузел и две спальни. Сабуров решил перебраться жить в лабораторию.

Когда он вернулся, в задымленной кухоньке Мо кормила с рук разомлевшего пилота. Слезы стояли в глазах Скута, покорно жевавшего печенье. Помирившиеся влюбленные перемазались мукой с ног до головы.

– Ну как? Гостья тест прошла?

– Тест? Какой тест? – гормоны мешали Скуту соображать.

– Меня мама учила печь! – возвестила Мо.

Пилот кончиком пальца начал счищать муку со щеки девушки. Мордашка Мо стала еще забавнее.

– Одна сторона чуть-чуть подгорела, но ее можно не есть, – Андрей протянул Макарычу блюдо с печеньем и почему-то покраснел.

Геолог откусил печенье и осмотрел потолок.

– Пожарка отключена! А в целом да. Спасибо. Поболтаем?

Сабуров плюхнулся в кресло, вытянул босые ноги:

– Салактионские сутки вчетверо короче земных. Сам я сплю ночь через три. Да вы присаживайтесь!

Стульев в лаборатории не было, и гости беспомощно огляделись.

Макарыч хлопнул себя по лбу:

– Сгоняй, с улицы притащи.

Когда Андрюша вернулся со стульями, Макарыч неспеша пил кофе и с удовольствием разглядывал Монику и представлял ее в одном только фартуке? Мо разглядывала экран с изображением Салактионы. Скут встал между Моникой и Сабуровым:

– Не знал, что такие экраны еще существуют. Монохромные.

– Зато батареи хватает на 21 день, а в цветном режиме – только на 8 часов. У меня тут нет атомного реактора. Только солнечные панели.

– Интересно, вы на этой планете один, а где пилот? Заболел?

– Ноги сломал…

– И не скучно?

– Интеллигентному человеку никогда не скучно, – Сабуров продолжал рассматривать схему Салактионы, – Исследование образцов, анализ показателей сейсмодронов. Флора, фауна, море тут столько всего оставляет…

– Вы еще и биолог? – Скут обернулся к Макарычу.

– Да нет, что вы. Так. Съедобное – несъедобное, – Сабуров с трудом отыскал свободное место для грязной чашки на стеллаже.

– Интересно другое. Видите ли, Салактиона – двойная планета. Двойные звезды человечеству известны, но двойные планеты… С точки зрения астрофизики, это – невозможно. Два твердых небесных тела, примерно одного размера, с атмосферами, вращаются относительно друг друга, не притягиваются и не разлетаются. Так не бывает.

Молодые внимательно слушали. Тонкими пальчиками Мо трогала значки.

– Все, что мы отыскали на Салактионе полезного, – недостаточно для колонизации. Добыча в промышленных масштабах нерентабельна. Но на планете есть гибсоний, я нашел немного. Похоже, что планета его вырабатывает. Очень редкий во вселенной минерал здесь на Салактионе – возобновляемый ресурс. Сказка. Но как? Где? Откуда? Каким образом? –Макарыч потер переносицу.

– Это же формула Скруджа-Григорьевой? – Моника ткнула в экран.

Мужчины изумленно переглянулись.

– Да, – Сабуров вернулся к креслу, отыскал клавиатуру и сделал формулу крупнее.

– Не хотите рассмотреть ее как частный случай?

Сабуров взглянул на Монику со смешинкой:

– Хочу! Мы сейчас утверждаем, что эта пара получила свою премию за формулу с ошибкой?

– Нет…В формуле 4 константы…

– Уже…– Сабуров замолотил по клавиатуре, - Я с помощью компа перебрал другие значения для этих констант. Так чтобы формула не потеряла смысл.

– И?

– Без толку. Вот наиболее похожие варианты, – их геолог вывел на экран, – Моника, а вы астрофизик?

– Нет, что вы! – Девушка дурашливо захлопала ресницами.

- Переигрываете, – поморщился Макарыч. Скут нервно зашагал вдоль экрана:

– Может, найдем способ отправить Мо … с планеты?

Вопрос звучал неискренне.

– Ну, мы можем ей что-нибудь сломать и вызвать медицинский шаттл с Хэнкессы. Моника, ваша страховка такой случай покрывает?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Только транспортировку тела на родину, так я и думал.

– У меня нет страховки.

– А если вызвать наш шаттл? Вы же эвакуировали моего предшественника, – Скут почему-то обрадовался.

– Видите ли, Андрей. «Гала Гео Индастри» - не самая богатая компания. И наш контракт, он предусматривает две эвакуации за вахту. Одну я потратил на Серго, осталась последняя. Одна… На троих…У вас же во временном контракте… Эвакуация вообще не предусмотрена?

Скут отрицательно покачал головой.

– Я останусь, – Мо посмотрела в пол, – Когда следующий корабль?

Ее голос прозвучал почему-то фальшиво.

– Моя вахта кончается через 3 месяца, на орбите могут останавливаться корабли, которые следуют транзитом, как ваш. Салактиона захолустная, но – симпатичная планета. Заранее мне о кораблях не сообщают. Только накануне.

Все посмотрели на шкаф космической связи, Скут подошел к нему:

– И мощности для передачи хватает?

– Для приема. Для передачи, чтоб спасательный шаттл вызвать, например, пришлось запускать зонд в стратосферу. Но мне особо нечего передавать. Зачем лишний раз начальство беспокоить?

– И мы сможем осмотреть всю Салактиону? – Моника приготовилась хлопать в ладошки.

– Мо…хватит прикидываться дурочкой… – Макарыч устало посмотрел перед собой, – Вам не идет.

Моника промолчала.

– Станция расположена на высоте 4 километров, ниже 3500 Салактиона ядовита. Там начинаются тропические леса, если так можно называть жалкие кустики, прилепившиеся к скалам. Но растения вырабатывают жержий. Это – местный продукт фотосинтеза, он тяжелее кислорода, потому наверх не поднимается. Но для дыхания человека смертелен.

Сабуров оглядел собеседников:

– В рюкзаке Андрея наверняка есть персональный шлем для дыхания. И у меня есть. А у вас, Моника, багаж состоит из чужого полотенца?

Девушка кивнула.

– Значит – забудьте. Может быть, если пилот позволит, – Сабуров скептически посмотрел на Скута, – мы сможем брать вас на борт флаера. Тот герметичен. Но не более.

– Ой, а одежда у вас есть какая-нибудь?

– Вашего размера? Вряд ли.

– Я умею шить! Меня в школе учили!

– Вы пока отдыхайте, а я вам, Моника, сейчас что-нибудь подберу.

Скут звонко зацепился рюкзаком за стеллаж.

– Ой, – испугался пилот, прижал рюкзак к груди и юркнул в спальню.

– А он загадочный, вы давно знакомы?

– Нет. Недавно. На корабле познакомились. – Мо тоже ушла.

Сабуров проводил ее попку взглядом, посмотрел на формулу, застывшую на мониторе:

– Если эта формула не правильно описывает гравитационное поведение обеих Салактион, значит геологическая модель планеты неверная. И гибсоний я ищу не там!

**

Два коротких дня с перерывом на обед консервами Андрей потратил на обслуживание флаера. Геолог не ухаживал за аппаратом, и, оставшись без хозяина, «летунок» местами заржавел. Скута удивил турбовинтовой мотор, хотя данная модель обязательно оснащалась стандартным плазменным двигателем. «Плазма» позволяла покидать пределы атмосферы – Скут прикинул, что можно добраться даже до Салактионы-2. Но в ответ на его недоумение Сабуров обозвал пилота слабаком и предложил почитать учебник по пилотированию винтовых флаеров. Занятая шитьем Мо ни разу не заглянула к нему в сарай, ангаром это убогое сооружение назвать Скут не решался. А вот он к ней забегал трижды и с трепетом смотрел, как девушка ловко перешивает майки, укорачивает шорты. Андрюша даже пару раз поцеловал израненные иглой пальчики! Моника смотрела на него с нежностью и отшучивалась от предложения помочь. Даже воды не попросила!

- Ей интереснее с этим старым козлом! Формулы, константы… – вслух выругался Скут. – А я что? Простой пилот. Взлет – посадка. Анабиоз. Прекратится когда-нибудь это чертово журчание!

Андрей вскочил с койки, выглянул в лабораторию. Сабуров храпел так, что свет от непогашенного экрана дрожал. Скут с неприязнью посмотрел на рыхлое ассиметричное брюхо геолога, вышел наружу и увидел первый за трое суток рассвет.

Платформа плотом плыла в розовом тумане. А вместо флага на перилах сохли трусики Мо.

Андрей уселся на край и опустил ноги в облачную реку. Уходящая Салактиона-2 утягивала воду, вот что за журчание мешало пилоту спать! Но туман не позволял увидеть отлив. Густое марево струилось и создавало иллюзию безбрежной реки.

Скут принялся чертить кончиками пальцев узоры на туманной поверхности, которые тут же растворялись. Осмотрел пальцы в надежде увидеть следы, но руки оставались чистыми. Туман как туман. Облака как облака. Потом пилот застучал пальцами по розовому покрывалу, как по клавиатуре:

- Вот оно! К черту эту Монику! – Скут сбегал в спальню, и вернулся со свертком. Развернул ткань. Извлеченный саксофон отливал розовым, как и все вокруг. Пилот осмотрелся. Окружающий мир отличался только оттенками. Розовое небо, река розового тумана стала чуть ниже, даже металлическая решетка платформы – розовая.

Андрей сунул в уши наушники, электронный саксофон тут же переключился на беззвучный режим, включил запись и сосредоточенно уставился на Хэнкессу. Именно эта ближайшая к Салактионам колонизированная планета отражала солнечный свет и окрашивала все вокруг в розовое.

Пилот робко дотронулся до клавиш и вдохнул в саксофон первый аккорд. Потом закрыл глаза и не увидел и не услышал, как рассвет менял ландшафт вокруг. Даже сонный Сабуров, пришедший помочиться с платформы, не помешал Андрею.

Потом проснулась Мо, с любопытством обошла юношу, бесцеремонно уселась рядом – никакой реакции. Тогда девушка выдернула из уха пилота один наушник и вставила себе, прислушалась:

– Ух, ты!

Андрей посмотрел на девушку с благодарностью, но так, словно видел ее впервые.

Повторно они встретились у кофейника. Мо была в перешитой футболке с длинными рукавами на голое тело. Но никто из мужчин не обратил внимания на отсутствие белья под майкой. Скут следил за каплями, наполнявшими чашку. Сабуров дремал в кресле с кофе, после ночных исследований он выглядел помятым.

– И что ты пишешь? – шепнула Моника. При этом она вздохнула чуть больше, чем нужно.

– Симфонию, – неуверенно ответил Андрей. Торчащих сосочков подружки пилот не заметил.

И Скут рассердился:

– Я никогда не даю слушать свои работы, пока они мне самому не начнут нравиться. Обычно не даю…

Макарыч с шумом покинул кресло:

– Андрюша, а вы этой дудкой серьезно увлекаетесь?

Скут задохнулся от гнева, сухо ответил:

– Сакс не дудочка! На исполнении должностных обязанностей это не скажется. Обещаю.

– Андрюша! Пишет! Симфонию! – С восхищением Мо посмотрела на пилота снизу вверх.

– И?

– Что и? – Скут набычился.

– Толк то есть?

– Какой толк?

–Денежный ? – Сабуров издевался.

– Вы считаете, что искусство существует только ради денег?

Геолог пожал плечами и посмотрел на Мо, которая в этот момент наливала себе воду:

– Ради восторгов поклонниц?

– Это – большая форма, не могу сказать, вот окончу, будет видно.

– А мне кажется, Лев Макарович прав, – Мо со смешинкой глянула поверх стакана на Скута, – Зачем биться над симфонией начинающему композитору, если можно сочинить гениальный шедевр на 6 аккордов?

Пилот посмотрел на девушку глазами побитой собаки. Мо повернулась лицом к Андрею и боком к Сабурову, грудь четко обозначилась под футболкой:

– Вот смотрите, кто-нибудь в наше время помнит авторов земных рождественских песенок? А ведь они принесли авторам состояния! И кормят их наследников до сих пор!

– Вы хотите оставить от моей симфонии шесть аккордов? – Скут чуть не заплакал, даже перешел «на Вы» с Моникой.

– Но пусть это будут 6 гениальных аккордов! Только представьте, что твоя… мелодия будет играть при открытии миллионов лифтов по всей вселенной! Например…

– И приносить полпенни за 1000 проигрышей! Сможете купить Салактиону. Или даже обе.

Скут недоверчиво посмотрел на Сабурова, потом на Мо.

**

Андрей крутанул штурвал, и легкий флаер выполнил безупречную «бочку».

– Ого! – только после возгласа Мо Скут вспомнил, что девушка не пристегнута, а стоит между парой сидений и двигательным отсеком.

– Прошу прощения, увлекся, – он покосился на бледного геолога, убедился, что флаер скользит в атмосфере Салактионы ровно, и откинулся в кресле:

– Какие будут указания, шеф? Машинка работает безупречно. Послушная. Обещаю быть сдержанным.

Сабуров уже справился с волнением:

– Попробуем опуститься пониже.

Геолог вывел на экран навигатора часть знакомой схемы планеты, ткнул пальцем в пустую область:

–Давай сюда. Слепым полетам обучен? – И, не дожидаясь ответа пилота, скомандовал девушке, – Меняемся!

По-медвежьи тяжело геолог выбрался к боковому окну – легкий корпус флаера покачнулся в воздухе, но Скут удержал его на курсе. Из-под правого окошка торчал ствол. Сабуров пропел что-то боевое и начал по одиночке выстреливать сейсмодроны, целясь между мутных скал. Вокруг клубились облака, и проследить полет дронов до конца не удавалось.

– Неужели вы так хорошо видите? – восхитилась Моника.

Облачность вдоль стены стала гуще.

– Дроны – роботы. Приблизившись к скале, они самостоятельно сканируют грунты и находят, куда присосаться.

Моника облизнулась. Макарыч прекратил стрельбу и посмотрел на пухлые губы девушки.

– Але! – Напомнил о себе Скут, – Долго еще? Видимость ухудшается.

Все посмотрели в лобовое стекло – по курсу флаера стали появляться массивные отдельные глыбы. Теперь пилоту приходилось маневрировать между скалами и берегом.

Макарыч вернулся к работе.

– Осталась три дюжины дронов, рискнем потратить все? Сейчас берег уйдет вправо.

– Где наша не пропадала?! – Скут заложил вираж, и лобовое стекло покрылось брызгами.

– Ой, мамочки, – натянуто воскликнула Моника.

– Идем на бреющем, а с этой стороны острова зыбь. У нас же остров, Макарыч? – фамильярно уточнил Андрей.

Геолог в ответ скомандовал:

– Минут 10 болтаемся здесь, надо позволить дронам хорошенько вгрызться, и ложимся на обратный курс.

– Есть, командир! – Скут нажал на кнопку и винты флаера повернулись вверх, превратив его в вертолет.

– Заодно радар проверим, – Сабуров увидел, что флаер утонул в тумане, – Сколько тут тружусь – не могу к таким полетам привыкнуть.

– Мы сейчас не летим, а висим, – Андрей запустил диагностику приборов.

Возвращавшиеся дроны стучали по борту, как будто кто-то кидался в флаер камнями. Сейчас роботы напоминали не стрелы, а пауков, раздувшихся от породы. Впившись в борт, они, дробно перебирая лапками, сами забирались в грузовой контейнер. Флаер вздрагивал, как от щекотки.

– Хорошая машинка, – похвалил «летунка» Скут, когда стук прекратился, принял вправо в открытое море и обратил внимание на радар. Экран показывал, что флаер летит в стену.

– Что это?

Ему никто не успел ответить, потому что флаер выскочил из тумана, и все увидели гигантскую стену воды, несущуюся на встречу.

Макарыч потупил глаза:

– Извиняйте, задержались маленько. Прилив.

Скут дернул штурвал на себя так, словно собирался его вырвать из панели управления:

– Давай-давай-давай!

Мо закрыла глаза руками, а мужчины, не отрываясь, смотрели на растущую перед флаером волну. Над гребнем мелькнуло солнце, и всем показалось, что Скут справился.

Флаер приподнялся над гребнем, но зацепился днищем, подняв тучу брызг. На лобовое стекло не попало ни капли, но вода попала на оба винта и на двигатель в корме.

Скут крепко держал штурвал, а флаер продолжал набирать высоту.

Сабуров развеселился:

– Перед вами белый карлик Гиза - солнце нашей планеты…

– Эй! – прервал Скут экскурсовода, – Элероны… Намокли…

Пилот отключил форсаж, и двигатель нехорошо кашлянул.

– Опаньки, – тихо сказал Сабуров, и каждый прильнул к ближайшему окну.

Флаер подымался уже не так стремительно, и океан, притягиваемый Салактионой-2, догонял их, словно собираясь прижать к планете-соседке, напиравшей из-за горизонта.

Вертикальный мир Салактионы, освещенный Гизой, был виден как на ладони. Воздух над морем оставался чистым. Границы между сушей и водой не было, там клубился густой туман, из которого торчали исполинские скалы. Тем не менее, туман не имел ничего общего с испарением воды. Это был жержий. И чем выше поднималась волна, тем яростнее клубился жержий, отказываясь уступать давлению воды. Вода и газ боролись между собой, жержий словно цеплялся за скалы.

– Борьба стихий, – прокомментировал Сабуров.

– И чья возьмет? – хрипло уточнил Скут.

– Никакая флора не справится с космическим тяготением. С силой «второй». Жержий распределится тонкой пленкой по поверхности, а потом растворится. А когда вторая Салактиона, – Сабуров позволил себе уточнение, – уйдет на другую стороны первой, океан отхлынет, растения окажутся на солнце и сгенерируют новую порцию жержия. Круговорот. Собственно жержий и делает воду плотнее земной.

– Он же ядовит, – напомнила Мо.

– В чистом виде ядовит, и то только для дыхания, а растворенный в воде – нет. А в утреннем тумане он практически отсутствует, хотя и туман несколько гуще земного.

В этот момент двигатель обрезало, и наступила тишина. Корпус флаера завибрировал.

– Оба встали за креслами! Симметрично относительно оси флаера. Быстро!

Моника выполнила команду первой, Сабуров пристроился к ней сзади, брюхом он прижался к девчачьей пояснице, а спиной к стенке моторного отсека.

– Я – не симметричный, – шепотом пошутил Макарыч, но корпус флаера перестал вибрировать.

Микроскопическими движениями штурвала Андрей поворачивал флаер к пятнышку платформы, светящейся в безбрежном океане посадочными огнями.

– Брякнемся? – Макарыч шепнул в ушко Монике, та отмахнулась плечиком. В паху геолога нечто шевельнулось.

– Не дергаться! – рявкнул Скут и слегка подался вперед, – Планируем!

В собранной фигуре Скута ничто больше не напоминало о вспыльчивости и возбудимости. Андрей стал частью машины. Каждой клеткой своего тела.

– Давай, миленькая, – прошептал он флаеру, и громко, чтобы заглушить свист в крыльях, обратился к геологу, – Можно сбросить дроны, тогда…

– Нет! – отрезал Сабуров.

– Тогда на полшага правее.

Скут выровнял флаер, вода приближалась, из-за задранного носа никто не видел станции. Казалось, что падение неизбежно. Моника взвизгнула. Андрей крепче стиснул штурвал. Слева мелькнул край спасительной платформы, днище флаера ударилось об воду, поднялась туча брызг.

– Фсе! На правый борт!

Сабуров рухнул в угол, Мо упала сверху, флаер задрал левое крыло. Скут распахнул пилотскую дверцу и тут же, бросив штурвал, высунулся наружу.

Задранное левое крыло оказалось над платформой, и бравый пилот ловко ухватился левой рукой за лесенку, притормаживая легкий флаер правой. «Летунок» ударился носом о платформу и остановился.

После швартовки Скут отдыхал, свесив ноги с платформы. Сабуров ругался, в темноте выгружал сейсмодроны.

Переодевшаяся в майку-балахон Моника вышла на платформу, села рядом, бедро к бедру, от чего пилот просиял. Девушка обеими руками взяла его руку и поцеловала в ладонь.

– Ты спас нас сегодня!

– Ты спас нас сегодня! – эхом ответил Сабуров, появляясь на платформе.

– Глаза боятся – руки делают! – скромно отозвался счастливый Скут и шепотом выдохнул на ухо Монике:

– Моя!

– И как успехи? – Моника, как была в фартуке, прильнула к экрану, где крупным планом красовалась формула Скруджа-Григорьевой, – Вы подобрали новую пару для пси и газовой погрешности?

Сабуров потер седые виски.

– Не подбор, это – функция! Остальные две константы я трогать не стал, они справедливы и для этого типа планет, но смотрите!

Он нажал комбинацию клавиш на клавиатуре, и на экране возникла пара планет. Первую Салактиону можно было узнать по мелкой сетке геологических маркеров. Внутри планеты переливалась голубая масса – ради наглядности Макарыч включил цвет.

– Да ладно, ваш гибсоний вот так прямо и клубится? – Мо обернулась к Скуту, ища поддержки.

Уставший после переборки двигателя пилот не слушал их и тупо смотрел в стакан:

– Как можно запивать жаренную рыбу красным?

– Ну конечно вы правы, Мо, – Макарыч кокетливо опустил глаза, – Но обязательно некая масса участвует в круговороте Салактион, и мне удобно считать, что это – гибсоний.

Мо молчала.

– Ну, конечно, работа еще не окончена, все-же я не астрофизик, а геолог, – с каждым словом Лев Макарыч смущался все больше…

– Функция Сабурова для двойных планет согласно теореме Скруджа-Григорьевой! – торжественным голосом перебила Моника.

Геолог выпрямился, прошелся по лаборатории, как по сцене, обошел мусорку с рыбными костями, и расправил несуществующую бабочку. Скут прыснул в стакан, но ни девушка, ни ученый не шутили.

– А если серьезно, –Макарыч остановился перед сидящей в его кресле Моникой, – включение в модель Гизы означает, что на Салактионе должна быть зима!

Геолог ткнул пальцем в пол:

– Зима вот здесь, на этой самой станции. А зимы нет!

Мо вскочила с кресла, и, ничуть не смущаясь присутствия Скута, обняла геолога за брюхо и поцеловала в щеку.

– Вы – гений Лев Макарович! Самые выдающиеся открытия всегда происходят на стыке наук! В вашем случае на стыке астрофизики и геологии!

Девушка лицом отпрянула от геолога, но продолжала обнимать его за несуществующую талию.

– Главное – не останавливайтесь!

Скут неслышно сплюнул в пустой стакан – на него не обратили внимания.

– Мы не будем останавливаться! Коллега! – Сабуров взял девушку за руку и, задумавшись, повел ее к креслу, словно кавалер даму после танца.

– Мы! – Подчеркнула Мо и звонко засмеялась.

Скут решил было сплюнуть второй раз, но увы… И отправился спать…

Под бормотание ученых в лаборатории пилот быстро уснул и проспал, как планировал ночь-день-ночь.

За окном розовело. Скут достал саксофон, пробрался в темноте мимо выключенного экрана на улицу.

Андрей занял прежнее место на платформе и собрался безжалостно искромсать симфонию.

Над горизонтом со стороны, противоположной той, куда ушла «вторая», вставала Гиза. Черные скалы, обрамлявшие озеро, стали видны целиком. Но озеро и пляж все еще скрывались под тонким покрывалом тумана. Солнечные лучи коснулись скал и окрасили их в фиолетовый цвет. Скут прекратил слушать записи.

Гиза приподнялась чуть выше и скалы стали синими, на них заиграли зеленые тени. Андрей крепко сжал веки. Открыл глаза – теперь скалы были ярко-зелеными. Он коснулся клавиш сакса. Камни пожелтели – Андрей начал импровизацию, налились оранжевым оттенком – он включил запись. Волшебные рассветы Салактионы, 9 цветов радуги – вот что имел в виду путеводитель!

На минуту скалы стали кроваво-красными, чтобы тут же порозоветь размягчиться и стать одного оттенка с уже истончающимся туманом над озером. Это было мгновение, когда и небо, и скалы и туман были одного цвета – розового.

Скут сморгнул увиденное им чудо. Скалы побелели, туман растворился, небо стало голубым…. Андрей играл! И… вот оно! Скалы Салактионы стали прозрачными. Кристально прозрачными. В течение дня они мутнели, видимо, мозолили глаз обыденностью, напоминали старое стекло. Но вот сейчас на рассвете они казались изваянными скульптуром. Чудо!

Андрей прослушал запись:

– Я написал хорошую вещь! Короткую!

Скут тихо обошел домик геостанции, выбрался на узкий карниз под окном спальни девушки и включил звук на саксофоне.

Пилот прекрасной мелодией приветствовал рассвет на Салактионе и свою возлюбленную.

За окном не раздалось ни звука. Раздосадованный Скут снова обошел домик, заглянул в дверь.

Посреди лаборатории на узкой кушетке, обнявшись, безмятежно спали Макарыч и Мо…

**
– Это не то, что ты подумал! Постой! Ну, остановись, пожалуйста! – Моника нагнала Скута в роще «кипарисов». Андрей остановился, повернулся к девушке и положил перед ней саксофон.

– Просто я замерзла! А у тебя было заперто! – не смотря на бег, она ничуть не запыхалась.

– Просто! – первым желанием пилота было прыгнуть на саксофон и растоптать его.

– У нас ничего не было! – майка с широким вырезом сползла с плеча девушки, запоздалый блик рассвета отразился на гладкой коже розовым.

– Врешь!

Между деревьев с видом сытого кота неспешно возник Сабуров в одних шортах.

– Почти! – Мо с вызовом дернула обнаженным плечом в сторону Макарыча.

- Почти? Кажется? – Скут перепрыгнул через невиноватый саксофон и кинулся к геологу.

Сабуров прикрыл ладошками волосатые соски:

– Ты чего?

Скут запнулся в трех шагах от геолога и чуть не задохнулся от ярости:

– Ты!.. Она..! Моя! Мы с ней..! А ты!

– Полегче! – Макарыч отступил на шаг.

– Я ей симфонию посвятил!

– Мы слышали… Симпатичная… Это была симфония?

– Мы?! – Скут бросился к Сабурову, но тот с неожиданной прытью отпрыгнул за дерево.

– Эй!

– Ты старый козел! Тебе все равно с кем! Я же вижу! – пилот гонялся за геологом вокруг дерева, – Любую юбку готов! Слюнями забрызгать!

Макарыч следил за дыханием:

– А Мо твоя мелодия понравилась!

– Мо!? К черту вас! – Андрей прибавил скорости и споткнулся о корень.

– Прекратите! – строго велела Моника.

– Я думал… Я надеялся… Мы… – Скут всхлипнул и поднялся с земли. – Такое чувство испоганили! Сатир!

Он снова бросился за Сабуровым, они сделали еще 2 круга.

– Немедленно прекратите!

На девушку никто не обращал внимания. Скут остановился, подпрыгнул и, повиснув на нижней ветке, принялся с рычанием отламывать ее.

– Сатир? – Макарыч обиделся, – Тогда ты – салага! Жалкий сопляк! Ахи-вздохи-обнимашки! Что ты знаешь о женщинах? Думаешь, ей песенки твои нужны?

На Скута обрушилась стая салактионских колибри, вставших на защиту своего дерева.

– Кобель! Формулы...уравнения…? – Рычал пилот, отмахиваясь от птиц обеими руками, ветку ему отломить не удалось.

– Ну, перестаньте! Пожалуйста! – Моника заплакала. Мужчин это не тронуло.

Пилот сделал обманный финт и настиг геолога, стукнул кулаком по шее. Сабуров обернулся и неожиданно сделал шаг навстречу Скуту. Андрей попытался встать в правильную стойку, но сократившееся расстояние не позволило. Макарыч обхватил худощавого пилота в охапку, сильно прижал к себе:

– Старый козел говоришь? Да меня на вас обоих хватит! – зашипел геолог.

Скут попытался укусить противника, не удалось, тогда он плюнул Макарычу в лицо. Тот попытался утереться, ослабил хватку, но Андрей вырываться не стал, а дернулся всем телом. Макарыч на ногах не устоял, они упали и покатились по земле.

– Она – ангел, моя муза! – слезливо сипел Скут. Он был сильнее, но Сабуров тяжелее.

– И чего? Ну трахнешь ты ее, и что потом? Ангелы не какают, музу не трахают…– продекламировал Макарыч стишок своей юности.

Скут в ответ дернулся, оказался сверху и замахнулся кулаком. Сабуров пинком в пах перебросил соперника через свою голову. Схватка утомила их, и с земли противники поднялись не сразу, а с коленок. Андрей утер разбитый нос тыльной стороной ладони и стал в стойку.

– Андрюша, допустим, вы меня сейчас победите. И что? – Лев Макарыч распахнул объятия, демонстрируя грязный живот, – Я просто упаду на вас своими ста килограммами, и как вы из-под меня выберетесь?

Скут, молча, по-кошачьи сделал шажок вперед.

– А мне падать нельзя… – по-стариковски заключил Сабуров и прижал правую ладонь чуть ниже груди.

Скут выпрямился, его боевой пыл куда-то пропал.

– Сердце – слева! – заметил он геологу.

– Это – не сердце. Ребро. Вот, можете потрогать, – Макарыч завел руки за спину.

– У вас сломано ребро? – Не поверил пилот.

– Не сломано, оно просто отвалилось. От грудины. Трогайте не бойтесь, это не больно – здесь нет нервных окончаний.

Юноша осторожно нащупал на животе геолога твердый отросток:

– И чего?

– А ничего! В моем возрасте хрящевые ткани не восстанавливаются. Вот и болтается.

– Но можно же что-то сделать?

– Скобу поставить. В стационаре. А у меня денег нет. И потом контракт надо добить. Все потом. Так что вы поосторожнее драться.

– Ладно, – Скут нахмурился, наклонился, оперся о содранные колени.

– Девушку мы, похоже, обидели. Где она кстати?

– Моника-а-а! – позвал Андрей.

Они доковыляли до места начала схватки. Майка Моники болталась на ветке. Макарыч потер переносицу.

– Интересно. Она полностью разделась, чтобы привлечь наше внимание, а мы…

– Ее не заметили… – закончил фразу Скут.

Моники нигде не было.

Они обыскали станцию, флаер, осмотрели пустой шлюз… Сабуров за плечо повернул к себе пилота:

– Собираемся, Андрюша, и очень быстро. Шлем, полное альпинистское снаряжение, аптечка. Мо ушла вниз. Нам нужно успеть догнать ее.

Геолог чувствовал себя уверенно среди зеленых зарослей. Макарыч перепоручил рюкзак со снаряжением Андрею, шел налегке и заранее определял места, где требовалась альпинистская сноровка для спуска на следующую плоскую ступеньку среди скал. Мужчинам было жарко. Жержиевый туман становился плотнее, видимость ухудшалась.

Сабуров извлек из рюкзака тепловизор. Приборчик захрюкал, демонстрируя невидимых мелких животных и прятавшихся молчащих птиц. Силуэта девушки не было нигде.

Геолог задумался, и вдруг боком протиснулся между стволов. Скут последовал за ним и споткнулся о Макарыча.

Обнаженная Моника стояла на четвереньках посреди поляны на широком плоском и гладком валуне. Геолог швырнул жалобно пискнувший тепловизор и дотронулся до плеча девушки.

– Холодная…

Скут сунулся лицом к лицу Мо. Глаза девушки были открыты, но стекло шлема пилота осталось чистым – дыхания не было.

– Понесешь?

Скут сбросил с плеч рюкзак. Тело Мо окоченело настолько, что не изменило положения даже, когда Андрей взвалил ее на плечо. Подъем оказался непростой задачей, а следовало спешить, потому что неумолимая Салактиона-2 скоро должна была скоро утопить все вокруг в приливе. Сабуров суетился вокруг Скута, помогал. Они поднимались, кряхтели, сопели. Второе дыхание у пилота открылось в роще «кипарисов», он даже сумел подобрать саксофон, прежде чем бросился к лесенке на платформу.

– Ой! – вскрикнул Сабуров и отстал.

Скут вынес Монику и спустил с плеча. Обнаженное тело так и осталось на четвереньках, как стояло на лесной полянке.

– Что ой? – Андрей стащил шлем с потной головы и свесился с платформы. Геолог истуканом стоял посреди рощи.

Снизу раздался шум воды. Сабуров очнулся и опрометью бросился к платформе.

Вдвоем тело девушки внесли в лабораторию и поставили посреди комнаты, как поставили бы стол. Макарыч стащил с себя шлем и опустился на четвереньки перед ней лицом к лицу.

– Моника! Ты слышишь меня?

Лаборатория наполнилась запахом потных мужских тел. Сабуров брезгливо поморщился, поднялся на ноги:

– Ваш диагноз, доктор?

– Издеваетесь? – Вопросом на вопрос ответил пилот, но собеседник смотрел на него совершенно серьезно.

– Она мертва уже часа два как. – Андрей пожевал губами, чтобы не заплакать.

– И ничего вас не смущает?

– Трупное окоченение. В моей практике, – пилот запнулся, – Тела так коченели только на морозе. А здесь тепло. Не может быть так. А вас что смущает?

– Глаза! Она не моргает, но правое глазное яблоко подвижно. Она провожает нас взглядом.

– Не может быть!

Макарыч жестом указал Скуту место на полу. Геолог говорил правду.

– Моника, любимая! – запричитал Андрей, – Ты слышишь меня? Моргни!

Мо не отвечала и не моргала, но следила за ними.

Макарыч шумно почесал подмышку:

–Для меня случайно не было почты?

В ответ пилот хлопнул себя по лбу.

Сабуров повертел конверт в руках, разглядел внутри таблетку голосового сообщения, выложил все на стол, налил себе бокал красного, уселся в кресле, сделал первый глоток и только потом нажал кнопку.

– Здравствуй папа!

Макарыч поперхнулся вином и смущенно взглянул на пилота.

– Хотя ты справедливо ожидаешь разноса от «Гео Галы» за срыв программы исследований, спешу тебя успокоить. Боссы учли обстоятельства того, что случилось на Салактионе, потому оргвыводов не будет. Пока. Я не знаю, когда они найдут тебе нового пилота, потому лови необычный подарок… Моника – не просто секс-андроид! Это – новое поколение с физиологией, почти идентичной человеческой! Ее искусственный интеллект… короче, сам почитаешь инструкцию, я ее глянул мельком. Надеюсь, она не просто скрасит тебе долгие недели одиночества, а станет настоящей напарницей. Вдохновит тебя на научные подвиги!.. Потому что о твоих эротических похождениях на Хэнкессе ходят легенды.

Невидимый собеседник сделал паузу, чтобы Макарыч успел покраснеть.

– От себя добавлю, что у Моники процессор помощнее той рухляди, которой «Гала Гео» снабдила тебя для изучения Салактионы. Вообщем, читай инструкцию, там есть все… в том числе, как настроить робота на себя… С днем рождения, папа!

– Вот, засранец, не забыл, – Сабуров залпом допил бокал и развернул цветной буклет. Тот раскрылся длинной гармошкой до самого пола.

– Моника, секс-робот 16 класса, модель «Муза». Андрюша, а знаете, что означает ее фамилия? Витовв?

Юноша не ответил.

– Визуальность, интеллект, тактильность, прошу прощения, оральность…

Скут вспомнил губы Моники:

– А «ВВ»?

– Вызов и вознаграждение.

– Получишь вознаграждение, если ответишь на вызов, – уточнил пилот.

Макарыч надавил на затылок Мо. Открылась панель сенсорного управления, вывалился тонкий провод, конец которого геолог воткнул в розетку.

Скута передернуло от вида любимой девушки с пультом управления на затылке. Он отвернулся:

– Я влюбился в секс-куклу…

- Смотрите, я нашел видеокарту! – Макарыч направился к компьютеру.

На экране появилось изображение валуна с рунами.

- Это ж тот самый камень, на котором мы нашли ее! Он же был гладкий!

Они увидели песок, белый как на пляже, а вместо уродливых заросших зеленью скал поляну обрамляли гладкие серые колонны.

- Где это она? Антураж не наш!– геолог продолжал сыпать вопросами.

Из-за колонн появились люди в церемониальной одежде. Синхронно приблизились к Монике со всех сторон с доброжелательностью на лицах.

- Рост! – Скут вскочил. – Они маленькие!

Изображение прервалось. Мужчины переглянулись. Мо все также неподвижно стояла на четвереньках посреди лаборатории. Андрей оббежал вокруг нее:

- Это – контакт! Моника нашла местную цивилизацию!

- Но мы то их не видим! – Сабуров укусил себя за палец и повторил, - Антураж не наш…

Ужинали на воздухе. Макарыч приготовил на мангале черепаху, выловленную утром. Земноводное напоминало моллюска с тремя ножками, одна из которых служила головой. Панцирь от температуры стал тонок и поддавался обычному ножу.

Макарыч сел в кресло, разлил вино по бокалам:

– Заряжена полностью, но не просыпается. Как ее запустить не понимаю.

Скут сидел на верхней ступеньке, сделал глоток, поставил бокал рядом:

– Моника – робот 16 уровня, зачем? Военные роботы не превышают 9-го. Я всегда думал, они быстрее, сильнее, эффективнее человека. Что мешает им нас подмять под себя?

– Нет мотива, юноша. Тот самый вопрос «зачем?» Пояснить? – Сабуров наклонился в кресле, не дожидаясь ответа, скомкал салфетку на полу, – Вот эта сфера – личность человека. Внутри клубятся мотивы. Извлеченные из подсознания мотивы при достижении поверхности сферы становятся желаниями.

– Я это проходил в школе, – буркнул Скут, – Эго.

Макарыч принялся водить пальцем по «модели Эго»:

– Общество рисует узоры на поверхности сферы, правила и ограничения, согласно которым человек живет. Условия.

– Супер-Эго, – кивнул Андрей.

– У искусственного интеллекта нет мотивов и нет подсознания. То есть, если личность Мо – сфера, то она пуста, и робот действует согласно написанной кем-то программе. Я могу вспомнить только 3 случая, когда ученые баловались мотивацией и личностью искусственного интеллекта.

– Планета Дрюма, – вспомнил пилот.

– Дюрма, – поправил Макарыч, – Тамошние ученые стимулировали наркотическое опьянение у искусственного разума. Создали ему рецепторы удовольствия и мотивировали удовлетворять их. А так как любой робот питается энергией, искусственный интеллект Дюрмы мгновенно рассчитал кривую угасания удовольствия, определил, сколько ресурсов ему для этого понадобится, и обесточил планету. Потом закрылся от человечества и с тех пор пребывает в нирване.

– А боевые роботы? – Скут вернулся к началу беседы.

– Столкновение искусственного интеллекта и человека невозможно, потому что собственное существование для робота не является ценностью. Он не будет бороться за свою жизнь, потому что мотива жить у искусственного интеллекта – нет. Категории «ценность» и «стоимость». Робот может посчитать стоимость своего существования, но это – не ценность. У него нет мотивов.

– Стоимость, - Скут произнес слово растягивая буквы, - Поэтому нас не заменили роботами здесь?

- Конечно! – хмыкнул Макарыч, - Представь! «Гала Гео» вбухает кучу денег в супер-робота, а тот ничего не найдет! Ужас! А, если мы облажаемся, нам можно не заплатить. Плюс участие 16го искусственного интеллекта в системе космической связи увеличит стоимость исследований планеты на порядок. А если поломка? Ремонтная операция обойдется еще плюс порядок. Не имеет смысла! Проще послать человека и дешевые роботы-помощники.

- Интересно, Моника могла сочинить симфонию за меня?

– Это 2е направление развития искусственного интеллекта. Тоже тупиковое.

– И?

– Из всего многообразия мира математически идеальный робот-творец предпочитает шахматы. И создает миры под стать себе, черно-белые, математически выверенные и скучные.

Скут выпил еще, а Макарыч продолжил лекцию:

– Самый совершенный искусственный интеллект, созданный человечеством, выбрал такую модель поведения. Между прочим, на Хэнкессе. Он впал в спячку и активировал режим экономии ресурсов. Компьютер находится в режиме вечного ожидания.

– Ожидания чего?

– Интересной задачи. Нестандартной задачи. Это тупик развития. Человечество оказалось слишком простым для искусственного разума, и самый умный робот помогает человеку на доли процента своих возможностей. Больше человеку не нужно. Потому развитие искусственного интеллекта прекратилось. Зачем?

– А Моника?

– А муза – не стандартная задача. Даже, для робота. Научиться манипулировать нами. Вдохновлять и подсказывать.

– А вашу теорему могла за вас доказать?

– Построить функцию, – поправил собеседника Сабуров, чуть помедлил с ответом,– Вряд ли. Все-таки ей тоже нужны данные. Как и нам. Вдохновлять и подсказывать. Сходите, Андрей, гляньте еще раз, как там у нее с зарядкой?

Скут вернулся с саксофоном в руках:

– 100%, – не просыпается.

Подошел к перилам, включил саксофон на максимум громкости и заиграл.

Динамики наружного оповещения захрипели и выдали мелодию симфонического оркестра, которая заглушила сакс. Андрей прекратил играть.

– Симфония ла-мажор Эльдиния, опус 14, – произнес незнакомый голос из динамиков.

– Это мой – комп, – прошептал Макарыч, вскочил рядом с Андреем и уставился на здание геостанции, словно увидел его впервые.

Пилот заиграл 2ю часть симфонии, но динамики снова взревели:

– Трек из фильма «Долина забвения» 36 год планета М64КР.

Скут покраснел.

– А вы – плагиатор, батенька. Забавное у вас соревнование.

Пилот зло посмотрел на Сабурова так, что геолог отошел в сторону. И Андрей заиграл мелодию, навеянную рассветом. Комп молчал.

На пороге станции появилась Моника, извлекла из мусорки у входа соломинку для питья, взмахнула ею как дирижерской палочкой, кивнула и скомандовала:

– Еще раз! И медленнее!

Скут подчинился.

Макарыч слушал их с довольной физиономией.

Скут отыграл кульминацию и, когда музыка стихла, радостно взглянул на Сабурова.

–Андрюша, вы – умница, – похвалил тот.

– Еще! Без меня! – Моника отшвырнула соломинку и подошла к пустующему креслу геолога.

Андрей заиграл снова. Через несколько секунд девушка облокотилась о спинку кресла обеими руками, при этом она слегка наклонилась и выпятила попку. Так, как будто ей мешала грудь.

И Мо запела. Ее голос был необыкновенен. Она исполнила партию на неизвестном языке и замолчала только тогда, когда наступил момент шедевра Андрея.

– Вот это да! – Макарыч аплодировал.

Скут подхватил Монику за руку, и они церемонно откланялись, дуэтом.

– Как это вы, Моника? Что это за голос? – Андрея распирало любопытство.

– Сопрано в сопровождении детского хора, – с гордостью объяснила Моника, и без паузы объявила, – Цивилизация, которую я нашла, живет не здесь. Ее мир – другое измерение. Доступное мне и недоступное вам. Людям. Это я про антураж.

Мужчины молчали.

– В этом измерении я секс-кукла, а в том измерении я – богиня. Забавная метаморфоза, не правда ли? Моя программа не предусматривает организацию контакта с иными расами, – сейчас робот говорила с интонацией дошкольницы, – Только теперь я вынуждена стать посредником между вашими мирами. А вы были правы, Лев Макарович, у меня нет такого мотива.

– Но задача интересная!? – Сабуров понял, что Моника слышала их разговор.

Девушка кивнула:

– Быть посредником означает обладать властью над обеими сторонами. Вспомните древнюю историю. Люди стреляют друг в друга из лука. Лук – посредник. Лук стреляет на 100 шагов. 12 веков подряд! Посредник определяет возможности людей.

– А если просто доложить куда следует? Есть же регламенты! Прилетят специалисты по контактам! – Скут бережно вытер сакс рубахой.

– Не получится, ни вам доложить, ни им прилететь, – Мо перешла на зловещий шепот, – Я – против!

+2
19:00
879
15:36
-1
Сосочки. Секс кукла. Которая является Богиней в другом измерении. Старый извращенец геолог. Молодой пилот, к тому же не по годам одаренный. Извините, но это можно назвать одним словом, которое не пройдёт цензуру.
Загрузка...
Светлана Ледовская

Достойные внимания