Румки

– Мужики, подъем! – двигаясь между двухъярусными кроватями и громко трезвоня в колокол, пытался разбудить всех дежурный. – Сегодня важный день для нашего центра, поэтому наш пастырь попросил поднять всех на полчаса раньше, – закончив свою речь, дежурный с силой застучал по медному корабельному колоколу.

– Серега, иди в сад, – послышался чей-то еще сонный голос. – Пять тридцать, ты не нормальный – так шуметь?

– Да, проваливай, – не торопясь вставать, недовольно буркнул кто-то из проснувшихся на втором ярусе.

И вся казарма общины наполнилась негодующими звуками, в какой-то момент даже перебивающими звонкое дзиньканье колокола.

За окном красовался летний рассвет, бодро щебетали птички, перелетая из стороны в сторону и наслаждаясь утреней прохладой. Кое-где на траве была еще роса, а по дорогам вот-вот начинали появляться летающие машины с еще включенными фарами. Уличный свет погас. Энергосоты, отделяющие пешеходную зону и зону зданий от дороги, для летающих машин стали чуть прозрачнее, переключившись в дневной режим. И вот так в этот летний денек большой мегаполис спокойно и размеренно прощался с уходящей ночью.

В казарму вошел сам Виктор Алексеевич, он окинул взглядом еще нежившихся в постелях соратников по общине и, тронув губы указательным пальцем, подал знак дежурному, мол, не шуми, сейчас я их подыму.

«Плюх!» – именно с таким смачным звуком полведра холодной воды было опрокинуто на сладко спящих парней.

– А-а! Гад ты! – закричали почти все одновременно, а Виктор Алексеевич одним уверенным рывком окатил из ведра оставшейся водой второй ярус кроватей, а точнее, спящих на втором ярусе.

Парни вскакивали, как ужаленные, с твердым намерением всыпать по первое число дежурному, но видя перед собой пастыря, тут же осекались и замирали с удивленно-извиняющимся видом. Мокрые, в нижнем белье, с опущенной головой – они так и стояли в любопытном ожидании, когда их пастырь заговорит.

– Вот! И все вмиг встали, как и планировали – на полчаса раньше, – с улыбкой посматривая на всех проснувшихся, заговорил Виктор Алексеевич. – А теперь вам еще и постельное белье сушить. Я же, как в воду глядел, что надо было встать пораньше, чтобы все успеть. Вот видите!

– Простите нас, Виктор Алексеевич, – почти хором протрубила басом вся казарма.

– Бог простит! Ну, что стоим? Бегом! – улыбаясь, приказал пожилой мужчина. – В девять часов едем на презентацию. И помним: этот день для нашего общества без наркотиков – решающий!

– Так точно, Виктор Алексеевич! – так же хором, но уже радостнее пробасили мужики и начали стягивать мокрые простыни с кровати.

Утро началось.

* * *

В этот день по всей стране проводились спартакиады – массовые мероприятия, связанные со спортом и здоровым образом жизни. ОБН, или дословно «Общество Без Наркотиков», была довольно-таки серьезная организация с большой и позитивной историей. Филиалы этой реабилитационной службы были распространены по всему миру и существовали уже на протяжении почти ста лет. Их идею, структуру самоуправления и план-схему социальной реабилитации применяли во многих странах мира. У них были последователи, были даже те, кто их копировал, называясь по-другому, но по сути все пользовались тем планом реабилитации, который в свое время применил на практике создатель ОБН. Все было просто, постулатом общины были три главных слова для всех: занятость, занятость, занятость. Бывшие зависимые жили общиной и помогали тем, кто попадал в беду. Их община была своего рода семьей с очень четкой и понятной иерархией власти, как в армии. Другими словами – тебя накормят, обуют и оденут, за тебя даже подумают, а твое дело – только служить, в случае общества без наркотиков главная цель зависимых людей – это трезвость, счастливая трезвая жизнь.

И они жили! И в чем-то были счастливы.

Приземлившись на стареньком автобусе возле центральной площади одной из школ, шумная бригада из мужчин и женщин начала потихоньку разгружаться. Кто-то настраивал гитару. Бригада из трех крепких парней ставила электронные барьеры, на которых то и дело мелькали агитационные ролики. Волонтеры и психологи обсуждали детали предстоящей акции, настраивая всех, кому предстояло выступать на публику, на позитивный мотив, уменьшая страх сцены.

Первый помощник Виктора Алексеевича, как тень, ходил с электронным дневником, делая пометки обо всем происходящем. Сам же Виктор Алексеевич – прямой тезка и праправнук создателя ОБН – уже минут двадцать о чем-то эмоционально говорил с организаторами праздника. Явно недовольный он неожиданно развернулся и пошел к своим братьям и сестрам по несчастью.

– Всем отбой, – очень грустно начал их пастырь Виктор Алексеевич. – Они боятся дождя, и программу сократили до минимума, в общем, говорю только я, и то – семь минут по протоколу.

Возгласы возмущения тут же послышались буквально ото всех прилетевших членов ОБН. Оно и понятно: к этой демонстрации своей общины готовились недели две буквально всем коллективом. И тут – на тебе, каких-то семь минут по протоколу.

– Алексеевич, может, соберем все и улетим? – предложил Семен – один из старейшин общины.

– Сам думал об этом, – нервно играя скулами, рассуждал Виктор Алексеевич, – но мы не можем просто взять и уехать. Сейчас нас финансирует государство, мы на их деньги существуем. У нас за последние полгода только один новенький реабилитант – Антон, и это чертовски нехорошо. Я даже лишним делом подумал, что мир перестал употреблять наркотики.

– Это все таблетки Рума, – неожиданно заявил тот самый новенький Антон.

– Это еще что за гадость? – удивленно посмотрел на молодого наркозависимого Виктор Алексеевич. – Я не слышал об этом виде наркотика.

– Да ладно, Алексеевич, – усмехнулся Семен. – Так это и не наркотик, – тут же добавил он.

Пожилой, коренастый мужчина с седыми густыми волосами очень серьезно посмотрел на волонтера. В его светло-синих глазах были нотки раздраженности и злости, он не любил такие ситуации, когда его – пастыря – пытаются чему-то научить те, кого, по праву, должен учить именно он.

И Семен с Антоном попеременно объяснили Виктору Алексеевичу суть этого изобретения. Таблетки Сергея Рума не были, по сути, таблетками, это были капсулы с микро-роботами, которые встраивались в системы человеческого тела и в зависимости от программного обеспечения в каждом из роботов выполняли те или иные функции. Поначалу эту технологию использовали для поиска онкологической патологии, а потом, когда удалось интегрировать мини-робота в нейронную клетку, ученые, по сути, взялись за всю патологию ЦНС. И вот так одному из изобретателей программного обеспечения пришла в голову простая идея отключить центры удовольствия при приеме наркотиков. Эффект был феноменальным, человечество получило золотые таблетки от рабства, которые в народе прозвали в честь создателя «Румками».

– Вообще никакого кайфа? – все время внимательно слушая, неожиданно спросил Виктор Алексеевич.

– Да, в ноль, – ответил Антон. – А если перебрал с зельем, то «Привет, ангелы!»

– Подожди, не пойму, – пытался докопаться до истины Виктор Алексеевич. – Пустил зелье по вене, и вообще никакой реакции?

– Плохо, тошнит, озноб, головная боль, разбитость – все, кроме кайфа, – отвечал Антон. – И самое паршивое – эти «румки» остаются с тобой на всю жизнь. Выпил, и роботы вырубают кайф от наркотиков на всю оставшуюся жизнь, – объяснял юноша. – Это чертов Марс завез нам эту заразу. Там вообще, говорят, была беда со «стелсом», так они бесплатно поставили аппараты по стиранию памяти, надеясь, что подростки перестанут кайфовать.

– Это я слышал, – сказал Виктор Алексеевич. – Проблема стирателей памяти в том, что зависимые специально стирают память о ломках, чтобы ощутить удовольствие как в первый раз.

– Да именно так и было, я жил какое-то время на Марсе, – рассказывал Антон. – Потом их бюрократы, когда поняли эту тему, кислород мигом перекрыли. И тут появились «румки». Сначала все говорили, что это мини-версия стирателя памяти, ну, типа, для удобства, а когда народ, любящий кайф, все понял, было реально поздно, – с какой-то грустью в голосе заметил Антон. – «Румки» убивают чувство кайфа от наркотиков, и тут уже без вариантов.

– Санек, – обратился к своему первому помощнику Виктор Алексеевич. – Достань мне эти таблетки Рума, – серьезно приказал он.

– Хорошо, пастырь, – словно солдат, отрапортовал Александр, тут же сделав пометку в электронном дневнике.

– Ну, я пошел, – похлопав Антона по плечу и улыбаясь, прошептал пастырь. – Вечером пошепчемся подробнее об этих «Румках», – по-доброму, словно любящий отец, дополнил он.

– Конечно, Виктор Алексеевич, – радостный, что его отметил сам пастырь, ответил Антон.

И праздник, посвященный дню работника физической культуры, начался. Семь отведенных минут пролетели, как один миг. И вся бригада ОБН, немного раздосадованная все-таки пошедшим проливным ливнем, полетела домой.

Вечером, когда уставшая бригада активистов открыла дверь дома, тут же почти все участники акции расплылись в довольной улыбке, вдыхая аппетитные запахи ужина.

– Васильевич – молодец, – по-отцовски заметил Виктор Алексеевич, разуваясь возле порога. – Запахи – слюнки текут, хоть не разувайся, а сразу на кухню беги.

После этих слов почти все постояльцы общины принялись то хвалить, то угадывать чем же таким аппетитным решил попотчевать их Егор Васильевич, оставленный в этот ответственный день за старшего на кухне.

Ужин был простой и сытный: отварная баранина с нарезанным овощным салатом – на второе, наваристая шурпа – на первое, а на десерт был молочный пудинг с кусочками печенья. Голодные и немного раздосадованные члены общины с большим удовольствием съели все приготовленное, чем лишний раз порадовали старшего по кухне. Виктор Алексеевич, как всегда, после совместного ужина пожелал всем приятного часа отдыха и уединился в своем кабинете, чтоб поразмышлять о сегодняшней информации о «румках».

– Малой, ну сделай нам чайку покрепче, – по-дружески попросил Антона Семен. – Надо баранинку чифирком отполировать, и считай, что жизни на сегодня удалась.

– Ха, – усмехнулся двадцатипятилетний мужчина, и с радостью взяв пачку рассыпного чая, пошел на кухню за кипятком. – Не вопрос, сейчас мигом сделаю, – добавил он.

Шестьдесят минут отдыха после ужина были традицией общины. Каждый проводил отведенное время по-своему: кто-то молился, другие читали, смотрели фильмы, слушали музыку, а некоторые за крепким чаем травили байки о прошлой жизни.

– А ты знал, что Алексеевич тоже из бывших? – после очередного глотка шепотом спросил у новенького Семен.

– Да ладно?! – удивился Антон. – Пил или кололся?

– Сам говорит, что пил, – очень серьезно ответил Семен. – Но он очень хорошо тему о наркотиках знает, так что, может, и пробовал по молодости, – рассказывал старейшина общины. – Он, знаешь, как завязал?

– Как?

– Не знаю, правда ли, – усмехнулся Семен и тут же продолжил: – Но, как говорится, за что купил. Он с Вадиком, друг его был, царство ему небесное, после недельного запоя на страшном похмелье пошли до бабки. Та из-под полы продавала самогон. Ну, вот идут в потемках. Раннее-ранее утро. Чуть рассветает. Понятное дело, что бабка еще спит. Они сначала тихо, потом уже громче стали в звонок у входа звонить. Тогда еще роботы в прислуге не у всех были, это сейчас выйдет к тебе кусок железа, все, что надо расспросит и хрен пустит, – пошутил Семен. – Так вот, стучали они, звонили, а все в ноль. Ну, спит старая, и тут Вадик решил перепрыгнуть через ограду, ну, мол, в окошко постучать, так же надежнее будет. А самого трусит, голова гудит, но дури с похмелья много, и он мигом через калитку – прыг, да и псу на хвост, тот от боли давай Вадика кусать. Не знаю как, от испуга, наверно, тот открыл калитку и дал что есть сил деру, а пес – за ним. Вот тут-то Алексеевич глянул на пса и побледнел, да по заборчику так на корточки спустился. Собака вся синяя-синяя была.

– Да ладно, – усмехнулся Антон.

– А я тебе говорю: голова, хвост, шкура, да вся синяя. Алексеевич аж дар речи потерял и креститься начал, – выразительно жестикулировал Семен.

– Правду говорит, – неожиданно добавил сам Виктор Алексеевич, став невольным свидетелем диалога.

– Ой, Виктор Алексеевич, я вас не заметил, – тут же начал оправдываться рассказчик. – Простите, что я тут разговорился.

– Да, что ты за правду-то извиняешься? – похлопав его по плечу, сказал пастырь.

– Так это вам привиделось? Ну, собака синяя, – пытался докопаться до истины Антон.

– Поначалу я подумал: ну все, допился, горячка пришла, ан нет, собака и вправду синяя была, – улыбаясь, отвечал Виктор Алексеевич. – Бабкин внук накануне на нее ведро краски опрокинул, когда забор красил. А мы вот с перепоя попались. Вадик тот вообще после того случая заикаться начал. А я пить завязал, – говорил пастырь. – Конечно, потом выяснилось, что и как, собаку поймали, но страху натерпелись. Не шутка ли, думал, все, умом тронулся. Так что вот так, у каждого свой первый шаг на пути к трезвости.

– Интересная история, – подметил Антон, допив свой чай.

Потом началось вечернее собрание, на котором пастырь говорил об итогах минувшего дня, тут же обсуждались планы на завтрашний день. Все, как и всегда после часа тишины и уединения. В ОБН берегли и трепетно охраняли свои традиции, несмотря на перипетии жизненных неурядиц, которые то и дело норовили случаться.

Вот так этот день и закончился.

* * *

Это произошло во вторник, может быть, потому что когда-то, почти пятьдесят лет назад, именно во вторник Виктор Алексеевич и бросил пить, а может быть, просто потому, что именно во вторник пришли заказанные с Марса ненавистные всеми наркоманами «румки». Так что именно во второй день недели пастырь общества без наркотиков, говоря немного сленговым термином, сорвался.

Но давайте все по порядку.

Утро было обычным, все занимались своими обязанностями: дежурный по кухне готовил борщ, новичков учили домашнему хозяйству, как правильно чистить клетки с кроликами, когда и чем кормить. В токарных и слесарных мастерских те, кто умел, делали сувенирные статуэтки. По правде, самый простенький робот первого поколения мог бы заменить половину членов общины в ведении домашнего хозяйства, но этот момент в общине был принципиальным. Роботы были только в охране, а во всем остальном – старый добрый и благородный человеческий труд.

День потихоньку переваливал за полдень, и старшему помощнику пришло уведомление, что груз с Марса доставлен. Решив, что эта посылка приоритетнее повседневных занятий общины, помощник Александр в тот же миг отправился в город. По приезду он сразу же доложил о выполнении задания своему начальнику и пастырю Виктору Алексеевичу.

– Да, забавно, – разглядывая черную капсулу с эмблемой марсианской фармацевтической компании, рассуждал Виктор Алексеевич, – Я тут справки навел об этой штуковине. Оказывается, Сергей Рум умер еще пятьдесят лет назад на Земле, его любовница Александра Ким с дневниками ученого улетела на Марс. Там ей сразу дали гражданство и все такое, и вот уже она спустя годы якобы изобрела технологию стирания памяти по чертежам Рума, внедрив в медицину микророботов.

– Алексеевич, а у них сейчас, по-моему, президент тоже баба, – подметил Александр.

– Не президент, а И.О. (исполняющий обязанности), у них там свои особенности в системе рабства народа, – поправил его Виктор Алексеевич. – И да, она уже лет пять правит Марсом, эта самая Ким, твоя тезка.

– Тогда понятен такой скачок науки, – усмехнулся помощник.

– Знаешь, – разглядывая капсулу, очень серьезно проговорил пастырь. – Я никогда не думал, что доживу до этого дня, когда буду держать в руке золотую таблетку от рабства.

– От них мрут толпами в агонии передозировки, – тут же поправил его помощник.

– Мрут те, кто и не хотел лишаться кайфа, а тот, кто хотел, с помощью этих «румок» выбрал счастливую жизнь, и эти парни будут зубами вгрызаться в эту пилюлю.

– Ну, не знаю, пастырь, – говорил Сашка. – Это же получается, что мы теперь не нужны, кого мы будем реабилитировать, если всех вылечат.

– Получается, что и не нужны, – одним махом кинув пилюлю в рот и проглотив ее, ответил Виктор Алексеевич, потом чуть слышно добавил: – Тащи сюда коньяк из сейфа.

Ощущения были ужасные: голова кружилась, подташнивало, язык заплетался, все признаки опьянения были на лицо, при этом эмоциональный фон полностью был выключен. Не было и намека на эйфорию от выпитого алкоголя.

Виктор Алексеевич еще и еще подливал себе коньяка, но кроме ухудшения общего состояния не наблюдалось никаких изменений. Потом его вырвало, и примерно на половине бутылки наступило отравление. Всю ночь дежурный врач ОБН выводил из алкогольной интоксикации своего пастыря.

И уже утром изнеможенный и уставший Виктор Алексеевич закрыл глаза и чуть слышно прошептал перед сном: «Черт бы побрал эти «румки», они действительно работают!».

* * *

Слова старшего помощника Александра стали пророческими, не сразу конечно, но капсулы с микророботами помогли решить проблему с зависимостью от наркотиков. Исчез главный компонент, ради которого пытливый человеческий разум искал все новые и новые виды психотропных веществ, люди перестали получать эйфорию – тот самый кайф после употребления вещества. А кому нужен героин, который не дает радости жизни и не делает цвета жизни более яркими? Ответ очевиден.

Виктор Алексеевич не боялся применять «румки» в процессе реабилитации, так как прекрасно понимал, что этот рычаг воздействия даже, так сказать, не железобетонный, он сделан из титана, и уже после таблеток Рума вариантов покайфовать у зависимого не было.

Вот так и пришел тот день, когда пожилой потрепанный жизнью пастырь остался почти один в огромном некогда бурлящем всевозможными эмоциями доме. Лечить и реабилитировать было некого, благодаря судебной системе принудительного вживления капсул Рума, наркомания как явление ушла в глубокое подполье, а потом и вовсе исчезла.

– Антон, все забываю спросить, – однажды за ужином первым заговорил Виктор Алексеевич. – Ты же, получается, к нам попал уже с «румками» в голове?

– Да, пастырь, – доедая суп, ответил послушник.

– Почему тогда ты не уходишь? – очень серьезно, даже перестав кушать, спросил Виктор Алексеевич. – Ты же, по сути, независим от наркотика?

– Вы – моя семья, – тоже перестав есть, ответил Антон. – Я, по правде, после того, как понял, что такое «румки», хотел передоз сделать, умереть и все. Ну, какой смысл без кайфа жить?

– Что остановило? – вмешался в диалог Семен.

– Страх, – немного смущаясь, ответил Антон. – Смерть под кайфом – это одно, а когда на своей шкуре чувствуешь яд, который тебя медленно убивает – на это не всякий сможет решиться, – говорил Антон. – Я хотел умереть и боялся этого одновременно, поэтому и пришел к вам с вопросом, как дальше жить. И только тут, варясь в этом обществе, я потихоньку переосмыслил все, я прожил ваши слова о том, какой кайф просыпаться утром трезвым, а не суетиться, чтобы найти новую дозу. Я научился заново бояться, любить, смеяться и даже грустить, и мало того, я научился получать удовольствие от этих эмоций.

– Это все замечательно, сын мой, – с силой выдавив из себя улыбку, сказал пастырь и тут же очень грустно продолжил: – Но, боюсь, мы вынуждены будем скоро закрыться. Денег на реабилитацию уже как третий месяц никто не выделяет, все, что у меня было – все потрачено. Дом уже в залоге. Нам просто нечем будет платить по счетам, мой дорогой Антон, – со слезами на глазах говорил Виктор Алексеевич. – Все кончено! – очень тихо прошептал он и спешно стал расстегивать пуговицу сорочки, словно задыхаясь от дико распирающей боли в душе.

В тот вечер на восемьдесят девятом году своей жизни Виктор Алексеевич умер. Это был обширный инфаркт. Запущенная форма. Как потом говорили врачи, он сутки жил с ишемией сердца без какой-либо медицинской помощи, и если бы пастырь обратился в больницу, то трагедии можно было бы избежать. К моменту приезда врачей его мозг был уже мертв, так что реанимационные мероприятия не стали проводить, медики просто констатировали время смерти. После похорон кредиторы выставили имущество Виктора Алексеевича на продажу, тем самым поставив точку в истории существования «Общества Без Наркотиков».

* * *

Пять лет спустя

– Мужики, подъем! – двигаясь между двухъярусными кроватями и громко трезвоня в колокол, пытался разбудить всех дежурный. – Сегодня важный день для нашего центра, поэтому наш пастырь попросил поднять всех на полчаса раньше, – закончив свою речь, дежурный с силой застучал по медному корабельному колоколу.

– Семен, иди в сад, – послышался чей-то еще сонный голос. – Пять тридцать, ты ненормальный – так шуметь?

– Да, проваливай, – не торопясь вставать, недовольно буркнул кто-то из проснувшихся на втором ярусе.

И вся казарма общины наполнилась негодующими звуками, в какой-то момент даже перебивающими звонкое дзиньканье колокола.

В казарму вошел сам Антон Егорович – молодой амбициозный лидер общества живущих после зависимости. Он окинул взглядом еще нежившихся в постелях соратников по общине и, тронув губы указательным пальцем, подал знак дежурному, мол, не шуми, сейчас я их подыму.

«Плюх!» – именно с таким смачным звуком полведра холодной воды было опрокинуто на сладко спящих парней.

– А-а! Гад ты! – закричали почти все одновременно, а Антон Егорович одним уверенным рывком окатил из ведра оставшейся водой второй ярус кроватей, а точнее, спящих на втором ярусе.

Парни вскакивали, как ужаленные, с твердым намерением всыпать по первое число дежурному, но видя перед собой пастыря, тут же осекались и замирали с удивленно-извиняющимся видом. Мокрые, в нижнем белье, с опущенной головой – они так и стояли в любопытном ожидании, когда их пастырь заговорит.

– Вот! Как и планировали – на полчаса раньше, – с улыбкой посматривая на всех проснувшихся, заговорил Антон Егорович.

– Простите нас, Антон Егорович, – почти хором протрубила басом вся казарма.

– Как любил говорить мой учитель, Бог простит! Ну, что стоим? Бегом! – улыбаясь, приказал мужчина. – В девять часов едем на презентацию нашей модели жизни для тех, кто разучился получать эмоции от жизни. И помним: этот день для нашего общества живущих после зависимости очень важный!

– Так точно, Антон Егорович! – так же хором, но уже радостнее пробасили мужики и начали стягивать мокрые простыни с кровати.

Утро началось.

За окном красовался летний рассвет, бодро щебетали птички, перелетая из стороны в сторону и наслаждаясь утреней прохладой. Кое-где на траве была еще роса, а по дорогам вот-вот начинали появляться летающие машины с еще включенными фарами. Уличный свет погас. Энергосоты, отделяющие пешеходную зону и зону зданий от дороги, для летающих машин стали чуть прозрачнее, переключившись в дневной режим. И вот так в этот летний денек большой мегаполис спокойно и размеренно прощался с уходящей ночью.