Сторонний наблюдатель

Предсказуемо промозглый вечер сменил неприветливый сырой день октября, который применительно к данной местности только условно можно было считать осенним месяцем. По всем погодным признакам это было скорее начало зимы. Весь день валил мокрый комковатый снег, нервируя водителей и вызывая раздражение пешеходов. Где-то, в иных широтах, первый снег, возможно, и создаёт романтические настроения, но только не здесь, на Крайнем Севере, где он является просто досадным атрибутом местности, оккупирующим территорию на большую часть года.

К вечеру заметно похолодало, снегопад прекратился, и теперь о нём напоминали только кучи грязно-белого месива, бесцеремонно отброшенного снегоуборочной техникой с проезжей части на обочину. Когда запоздавший троллейбус подкатил к остановке, Эрик Брашум с удовольствием запрыгнул в него. Не то, чтобы ему особо досаждали холод или сырость — подобные вещи он просто не воспринимал в силу своих природных качеств — однако с годами, проведёнными на чужой территории, он поневоле приобрёл некоторые привычки, свойственные местному населению, в том числе искать тёплое и светлое убежище в ненастную пору.

Салон троллейбуса в данный момент представлял собой именно такой тёплый и светлый мирный оазис посреди вечернего мрака вступающего в преддверие полярной ночи города. Вместе с Эриком в троллейбус сели всего несколько человек, так что он мог беспрепятственно занять своё любимое место на высоком спаренном сиденье в конце салона. Отсюда хорошо было видно и слышно всё, что происходит, а наблюдение за горожанами относилось не только, и не столько к числу хобби Эрика, сколько входило в его служебные обязанности.

Тысячи лет непосредственного общения с этими странными организмами так и не дал ответа на вопрос: «Почему ветвь живых существ, изначально задуманная как тупиковая, так до сих пор и не закончила своё существование?» Какие великие цивилизации — Атлантида, Гиперборея, Аркадия и прочие — приходили в упадок, разрушались до основания, исчезали бесследно, засыпанные песками времён и поглощённые океанами бытия! Каждый раз Наблюдатели удовлетворённо потирали руки и садились писать отчёты о завершении тысячелетнего опыта. Но не успевали они, образно выражаясь, поставить точку в своих отчётах, как то в одном месте, то в другом, словно птица Феникс (или метастазы смертельной болезни — какое сравнение кому больше по душе) на пепелищах стёртых с лица Земли империй начинали проклёвываться новые ростки тупиковой ветви.

Вылуплялись из скорлупы забвения, поднимались на хилые ножки, цепко хватались своими обречёнными ручонками за жизнь и, как ни в чём не бывало, начинали осваиваться в окружающем мире. Хрупкокостные, мягкотелые, эмоционально нестабильные, беспомощные не только перед всеми мыслимыми и немыслимыми болезнями, катаклизмами и стихиями, но и собственным разрушительным разумом, одним словом, нежизнеспособные. Но вопреки всем прогнозам, они не только восстанавливали знания и навыки, утраченные во время глобальных катастроф, но умудрялись сделать шаг вперёд по пути цивилизации!

В начале времён было даже смешно наблюдать за их попытками выстоять во враждебном мире, такими нелепыми и бесперспективными казались потуги существ, обречённых на вымирание. К примеру, вместо того чтобы освоить трансформацию, дающую возможность защитить тело в любой погодной среде, по мере необходимости превращая кожный покров в перья, мех или чешую, они, смешно сказать, выдумали создание внешних покровов, выражаясь местными понятиями, одежды. Дорого, трудоёмко, непрактично, в конечном счёте, неразумно, — однако в их случае почему-то сработало!

А эта их полная неспособность к целесообразным мутациям? Вместо того чтоб по мере необходимости трансформировать руки в крылья, ноги в рыбьи хвосты, они начали изобретать различную технику. Гибли при этом сотнями, тысячами особей, но упрямо шли по разрушительному пути, доверяя жизнь безмозглой технике, вместо того, чтоб оттачивать свои собственные навыки воздухо- и водоплавания.

Наблюдая за бессмысленными действиями людей, правительство Хризалиса с неохотой дало разрешение на мягкое вмешательство в виде действующей подсказки. Ну и куда, спрашивается, впоследствии делись русалки, оборотни, вампиры, предложенные человечеству в качестве прообразов возможных метаморфоз?! Люди и не подумали перенимать их способности перевоплощения в мгновение ока. В конце концов, прогрессивные образцы были или уничтожены, или ассимилировались с местными особями до полной утраты своих способностей.

— Ха! Так я тебе и поверила! — прервал размышления Эрика зычный голос кондуктора троллейбуса, женщины лет то ли сорока, то ли пятидесяти в зависимости от уровня освещённости салона и времени суток.

Брашум инстинктивно проверил наличие проездного билета в кармане.

— Щас, разогналась, — презрительно сообщила кондуктор кому-то невидимому в телефон. — Ты меня в рожу, а я тебя прости?! А вот нехай тебя твой дружок-алкаш Васька и кормит обедами, и шмотки твои стирает.

Эрик расслабился. Женщина разговаривала по телефону с невидимым собеседником. Тема разговора была настолько увлекательна, что она даже не обратила внимания на новую партию пассажиров, обосновавшихся в салоне. Коллектив троллейбуса пополнили мальчик лет десяти, занявший переднее место, и молодой мужчина, облюбовавший одиночное место перед Эриком.

Мобильные телефоны — это была ещё одна уступка правительства Хризалиса, предположительно дававшая возможность изучить внутренний мир человечества. Надо сказать, особи приняли изобретение с удовольствием. Трепались везде — на улицах, в транспорте, в кафе — обо всём личном, интимном и даже запретном, так, словно находились в звуконепроницаемом помещении. Чужие уши их нисколько не смущали. Правда к пониманию аборигенов подобные наблюдения и подслушивания так и не приблизили.

Эрик Брашум прислушался. Голос кондуктора звучал уже более миролюбиво, даже тепло.

— Борщ в холодильнике, а котлеты на плите. И не забудь купить картошки и проверить домашнее задание у Генки, — закончила она разговор. — Я сегодня допоздна буду пахать — Танька просила подменить её на пару часиков.

С победным видом женщина оглядела салон и, прерывисто вздохнув, принялась обилечивать вновь прибывших пассажиров.

Очевидное нарушение Закона Невмешательства, запрошенное Советом Наблюдателей и санкционированное правительством Хризалиса, в очередной раз оказалось бесполезным. Природа беспрецедентной живучести тупиковой ветви так и оставалась неразгаданной. Впрочем, Эрик иногда ловил себя на мысли, что он в последнюю сотню земных лет даже не пытается что-то там разгадать, а просто живёт среди этих забавных существ. В целях самосохранения не забывая отослать в Центр очередной отчёт, по большей части, высосанный из пальца, как принято здесь говорить, и демонстрирующий бурную деятельность.

На самом деле, Брашум уже давно начал задумываться, так ли уж непоколебимы стволы деревьев научных знаний, листьями которых их пичкали в Университетах Хризалиса и на курсах повышения квалификации. Собственно говоря, такие мысли приходили в голову Эрика после каждого предсказуемого краха очередной цивилизации и неожиданного её возрождения пусть и в другом обличье. Такое поведение подопечных как-то плохо вязалось с понятием «тупик». Делиться своими рассуждениями с Советом Наблюдателей он не спешил, справедливо полагая, что подобная свежесть взглядов может привести его самого в тупиковое положение.

Подал голос очередной телефон. Мальчик, сидевший на переднем сиденье в обнимку с большой спортивной сумкой, по-видимому, дремал, убаюканный мерным движением и ровным гулом троллейбуса. Звонок его разбудил. Ребёнок не спеша расстегнул куртку и выудил из внутреннего кармана истерично трезвонящий аппарат.

— Да, мам, это я, — подтвердил мальчик, выслушав вопрос звонившего. — Уже еду. Куда еду?

Мальчик, ни на секунду не задумываясь, спокойно и немного устало тут же сообщил:

— В Москву.

По-видимому, его собеседник резко повысил уровень звука своего голоса, так как мальчик отодвинул телефон от уха, вздохнул и ответил:

— Мам, ну что ты в самом деле, успокойся, я пошутил, какая Москва! Конечно, домой еду, сижу в троллейбусе, скоро буду. Да, пока, да, и я тебя тоже. Нет, не встречай. Ну, не выдумывай, мам! Пока.

Мальчик спрятал телефон и снова прикрыл глаза. Эрик продолжил прерванные размышления. В последнее время, лет 200 — 300 уже, его стала раздражать двойственность законов родного Хризалиса. С одной стороны официальное разрешение так называемого «мягкого вмешательства», с другой абсолютный и строго караемый запрет любого вмешательства, даже целесообразного и разумного, со стороны наблюдателей в жизнь аборигенов. Брашум уже имел два взыскания за подобные противозаконные действия.

Однажды он устроил расстройство желудка слишком агрессивному и неадекватному политику, продажность, лживость и жёлчность которого удваивались его неимоверной глупостью, и который собирался сделать как всегда лживое, к тому же недопустимо оскорбительное заявление в адрес президента другой страны. Благодаря своевременному вмешательству Эрика этот политик во время заседания не мог думать ни о чём больше, как только о состоянии своего желудка. Мера, хотя и казалась на первый взгляд примитивной, однако оказалась весьма действенной.

Возможный политический скандал, способный привести к конфликту с непредсказуемыми последствиями, был предотвращён. Поскольку события происходили на территории, курируемой Эриком, вмешательство не осталось незамеченным Советом Наблюдателей. Однако так как прямых доказательств его причастности не обнаружилось, удалось отделаться строгим, но весьма туманным предупреждением и напоминанием о запрете на любые вмешательства в жизнь наблюдаемых организмов.

Эрик нарушил запрет во второй раз, вмешавшись в жизнь аборигенов, когда спас тонущего ребёнка. Поскольку событие было весьма наглядным, отвертеться от него не получилось. И всё же при разбирательстве удалось убедить Совет Наблюдателей, что спасти детёныша он был вынужден, чтобы не разоблачить себя. В то время Брашум играл роль соседа матери по санаторию, причём неоднократно до этого демонстрировавшего умение отлично плавать.

В своей объяснительной Эрик не стал упоминать, что спасённому «малышу» уже исполнилось 18 лет, а в море, терзаемое семибалльным штормом, парень бросился сдуру, пытаясь произвести впечатление на девушку, в которую был безответно влюблён. Брашум счёл лишним детализацию, которая могла повлечь нежелательные последствия — запрет на дальнейшую деятельность и отзыв на Хризалис — для него самого. Эрик и на этот раз отделался очередным выговором с последним предупреждением и переводом на периферию.

Троллейбус катился по своему маршруту, впуская и выпуская людей. Возле магазина «Евроросс» коллектив пассажиров пополнился старушкой с двумя продуктовыми пакетами, супружеской парой с младенцем в коляске и двумя школьницами, приблизительно одинакового возраста с мальчиком-спортсменом, занимавшим переднее сидение. Девочки тут же уткнулись в смартфон и принялись оживлённо что-то обсуждать, не забывая при этом с показательно равнодушным видом постреливать глазками в сторону мальчика.

У молодого человека, сидящего перед Эриком, зазвонил телефон. Он посмотрел на экран и досадливо поморщился. Несколько секунд помедлил, но так как телефон и не думал униматься, ответил на вызов, тяжко при этом вздохнув.

— Привет, Танюша, — ответил он преувеличенно бодрым голосом. — Да, это я, Вадим. Где Серёга? Какой Серёга? Ах, да, твой, конечно. А что его дома нет? Идёт, наверное, скоро будет. Да я знаю, что от офиса до вашего дома два шага шагать. Ну… так он на работе задержался, надо срочно кое-какие бумаги для шефа подготовить. Что? Нет на работе? Надо же, а я думал, что он там остался, я-то раньше ушёл. Что? Вахтёр? Серёга раньше всех ушёл?

Какое-то время молодой человек молча слушал собеседника, всем своим видом показывая, как он его достал со своими необоснованными претензиями, наконец, обиженно возразил:

— Не обобщай, Танюша, я вообще-то сижу в троллейбусе, домой еду, к жене и детям, а твоему Серёге я не начальник, он передо мной не...

Собеседник, а судя по обращению «Танюша», собеседница, по-видимому, отключила свой телефон, не дослушав возражения до конца. Молодой человек какое-то время внимательно рассматривал экран, затем, нахмурил лоб и набрал какой-то номер. Ответили сразу.

— Серёга, что за дела? — раздражённо поинтересовался мужчина. — Я тебе что, Мюнхгаузен, чтоб байки сочинять твоим бабам? Чего-чего, а ничего, только спалился ты, твоя только что звонила, допрашивала с пристрастием.

Пассажиры с деланным безразличием прислушивались к разговору. Перед их глазами разворачивалась если не трагедия, то уж точно драма, достойная пера Шекспира. Эрик также слушал внимательно, в очередной раз удивляясь, как эти существа умудряются так усложнять своё существование. Матери сокращают себе жизнь безумной и зачастую беспочвенной тревогой за своих детёнышей. Взрослые люди связывают себя обязательствами, которые не намерены выполнять и которые чаще всего приносят обеим сторонам одни лишь страдания.

— Да сказал я ей, сказал! Только она решила лично проинспектировать твоё место работы. Вахтёр тебя и заложил по полной, — продолжал между тем молодой человек, не обращая внимания на повышенный интерес пассажиров к своей персоне. — Легенду, Казанова ты хренов, надо было продумывать тщательнее, а теперь соображай сам, как выпутаться, я руки умываю.

Молодой человек отключил телефон, с видом человека, выполнившего свой долг, спрятал телефон в карман куртки и снова уставился в окно. Пассажиры расслабились и от чужой драмы вновь вернулись к своим собственным мыслям, радостным и печальным, тем более что на следующей остановке мужчина вышел, так что интригующего продолжения точно не ожидалось.

Эрик рассеяно посмотрел по сторонам. Что нового он узнал сегодня о местной форме жизни? Ничего, о чём бы стоило докладывать наверх. Оставалось выйти на конечной остановке, зайти в супермаркет, пополнить запас салатов (может, наконец, завезли свежий «Фриллис»?) и отправляться в обратный путь, сочинять доклад.

Мирным планам Эрика сегодня не суждено было сбыться. Троллейбус, внезапно развив неприличную для него скорость, стремительно помчался вниз по скользкому склону. Не успел Брашум осознать и оценить степень опасности происходящего, как машина, вильнув вправо и врезавшись при этом в фонарный столб на обочине, резко остановилась. Удар немного смягчила большая куча грязного снега, наваленного вокруг столба, однако подобные незапланированные манёвры оказались довольно ощутимыми и болезненными для пассажиров.

Девчушек со смартфоном, как пылинки, бросило на противоположное сиденье, расположенное спинкой по ходу троллейбуса и лицом к салону, что несколько смягчило неожиданный удар. Одна из девочек теперь, сидя на полу и тихо постанывая, растеряно оглядывалась по сторонам и при этом потирала плечо с болезненным выражением лица. Вторая девочка, расположившись на полу рядом с подругой, забыв о возможных своих травмах, судорожно жала кнопки смартфона, проверяя его целостность.

Мальчику-спортсмену на переднем сиденье повезло меньше. При резкой остановке он ударился лбом о железный стояк-поручень, и теперь тонкая струйка крови стекала у него по лбу, между изумлённых глаз прямо на нос. Если бы не большая сумка со спортивным обмундированием на коленях, смягчившая удар, травма могла оказаться гораздо серьёзнее.

Внезапно пассажиры увидели, как из водительской кабинки потянулась чёрная струйка дыма. В салоне удушающее запахло горящей резиной. Кондуктор, которую резкий толчок сбросил с её места в проход троллейбуса, охая, поднялась на ноги и, прихрамывая, поковыляла к кабинке водителя с воплем: «Ты что творишь, гад!»

— Помогите, ой помогите, что же это такое! — заглянув в стекло и подёргав ручку дверцы, тут же истошно закричала она, обращая расширенные от ужаса глаза к пассажирам.

Дым между тем продолжал выползать из всех дверей водительской кабины, распространяясь по салону. Женщина с пакетами закашляла. Сумки с провизией, стоявшие у неё на коленях, смягчили удар, однако они не могли спасти от едкого дыма, проникающего в дыхательные пути. Молодые родители возле детской коляски на мгновенье окаменели. Мамочка очнулась первой, тут же быстро задраила коляску с младенцем противодождевой накидкой, стащила с шеи шарф и, смочив его водой, оказавшейся в кармашке коляски, обмотала им лицо. Отец ребёнка, выйдя из оцепенения, сбросил куртку, быстро обернул нею коляску, создавая временный заслон для всепроникающего дыма, и прижал к лицу поданный женой носовой платок, смоченный водой. Затем подбежал к закрытым дверям троллейбуса и попытался их открыть, со всей силы ударив плечом.

Эрик, мысленно упрекнув себя за допущенное чрезмерно быстрое перемещение, уже стоял возле кабины водителя. Отодвинув не прекращавшую стенать и вопить несмотря на душивший её кашель женщину-кондуктора и заглянув внутрь, он увидел, что водитель лежит лицом вниз на панели управления, из-под которой валит дым, выползая в пассажирский салон и уверенно заполняя его смертельным ядом.

Только на мгновенье в сознании Эрика мелькнула мысль о последнем предупреждении Совета и возможных для него последствиях. Сбросив одежду, он почувствовал приятное щекотание по бокам увеличившегося в объёме тела. Это стремительно вырастали две новые пары мощных конечностей вдобавок к двум, уже имевшихся у него, когда он пребывал в облике человека. Зрение, обретя дополнительные органы, стало острее, обострённая до нечеловеческих возможностей интуиция подсказала, что в салоне троллейбуса уже витает запах смерти.

Не раздумывая больше ни секунды, Эрик переместился к детям, подхватил их своими конечностями и ринулся к двери, которую при ударе, очевидно, заклинило, и о которую сейчас в отчаянии бился в безнадежной попытке её открыть отец младенца. Легко отодвинув мужчину, Эрик свободными конечностями буквально разорвал стальную преграду и, аккуратно выбросив мальчика и девочек в кучу снега, вернулся в салон.

Доли секунды понадобились Брашуму, чтобы понять: водителю троллейбуса уже никто не сможет помочь. Обернувшись к пожилой женщине с пакетами, он облегчённо вздохнул, увидев, как молодые родители вместе с коляской самостоятельно выбрались из задымлённого салона. С оставшейся пассажиркой пришлось повозиться. Задыхаясь и непрерывно кашляя, она, тем не менее, и теряя сознание, продолжала намертво цепляться за поручни переднего сиденья, глазами, полными ужаса наблюдая за чудовищем, пытавшимся её от них оторвать. Пришлось доставить пассажирку на свежий воздух вместе со столь дорогими её сердцу поручнями, не забыв при этом сумки с провизией.

«Сегодня в Романове-на-Мурмане произошло трагическое событие, — взволнованно сообщил в вечерних новостях диктор. — У водителя троллейбуса номер четыре прямо во время работы случился инфаркт. Троллейбус в это время как раз находился на спуске от Семёновского озера. В последние минуты, уже теряя сознание, водитель сумел затормозить и свернуть на обочину. Резкое столкновение со световой опорой привело к заклиниванию дверей, а также к замыканию, вызвавшему пожар в кабине водителя и последовавшему за ним задымлению салона. Молодой человек, находившийся со своей семьёй в троллейбусе, чудом сумел открыть дверь и тем самым спас находившихся в нём пассажиров. Отдавая дань скромности героя, надо упомянуть, что он наотрез отказывается признать свои заслуги, но, как сказали прибывшие на место происшествия спасатели, такое поведение мужчины объясняется стрессовой ситуацией и частичной потерей памяти. Также все спасённые пассажиры в один голос утверждают, что выбраться из троллейбуса им помогла гигантская гусеница малинового цвета в жёлтых и зелёных пятнах. Психологи объяснили подобные видения массовой галлюцинацией, возникшей из-за отравления ядовитым газом».

После диктора выступил городской глава, пообещавший оказать всемерную помощь семье трагически погибшего водителя, а также наградить героя, молодого мужчину, спасшего пассажиров из задымленного салона. И диктор, и глава умолчали, что к удивлению спасателей одна из пассажирок, пожилая женщина, была обнаружена в сугробе, крепко держащейся обеими руками за вырванные с мясом стальные поручни сиденья. Было невозможно объяснить, как женщина её возраста смогла вырвать поручни, от которых с трудом удалось оторвать её пальцы, вместе с ними выбраться из салона и вынести к тому же два больших, немного помятых, пакета с провизией, стоящих возле неё.

Непонятный широкий след, тянущийся вдоль обочины от места происшествия к ближайшему скверу, после некоторых колебаний признали следом от снегоуборочной техники.

Примечания

для любознательного читателя

eruca (лат) — гусеница

bruchum(лат) — гусеница

chrysalis(англ) — кокон