Загляни в мои глаза

Глава первая

Сегодня забрали ещё одного. Эта назойливая мысль не даёт мне заснуть. Словно муха, упорно жужжащая и летающая вокруг банки с вареньем, она не отпускает моё внимание ни на секунду, и я прокручиваю в голове эту новость снова и снова. Показали лишь короткие, трёхсекундные кадры задержания молодой женщины, но её красное от сопротивления и душераздирающего крика лицо стоит перед моими глазами. Чёрные спутанные волосы разметались, а жёлтое выцветшее платье порвалось на рукаве. Кажется, её голос звенит у меня в ушах, хотя крутили без звука, и лишь короткая сухая заметка «бежала» внизу экрана: «Новый зараженный был пойман на улице Соломоновки».

Открываю глаза, лишь бы не видеть эту картину. Я переворачиваюсь на другой бок и смотрю прямо в стену. Кто живёт за ней? Счастливая семья, не знающая забот и тревог? Наверное, дети утром устало поднимаются с кровати, жалуясь на раннее время, неохотно собираются в школу, где их ждут друзья, учёба, а родители, запрыгнув в автомобиль, едут на привычную работу. И всё у них обыденно, возможно, даже скучно, но я всё бы отдала, чтобы оказаться на их месте. Иметь обычную жизнь и знать, что завтра открыв глаза, ничего не изменится. Настенные неоновые часы высвечивают 3 часа ночи. Я всматриваюсь в темноту и прислушиваюсь к тихому шороху шин по дороге за окном. С громким визгом пролетает мотоциклист. Когда моя жизнь стала такой тревожной? Я точно помню тот момент, когда учёные сделали «великое» открытие. Все газеты пестрели заголовками: «Открыта новая болезнь». Яркие, «кричащие» плакаты висели на каждом шагу. «Вам знакомо чувство безудержной паники? У вас возникают тревожные мысли? Проверьтесь на признаки эпидемии в ближайшей точке медицинской помощи». И люди шли. Тысячи людей выстраивались в очереди перед медпунктами. Показывали заразившихся людей, с покрасневшими глазами, жалобно умоляющих отпустить их, а через минуту кричащих и молотящих руками по стенам. Это стало манией. Все только и говорили, что о новой эпидемии, заразившей всю планету, но никто не знал причины. Люди панически боялись. Как бывает часто с едва раскрытой болезнью, она стала крайне актуальна. Ей стали придавать большое значение, все самые лучшие умы мира съезжались на симпозиумы, размышляли, искали причину. И нашли. «Учащённое дыхание, холодный пот, онемение конечностей – все эти признаки указывают на то, что вы подвержены эпидемии паники – «панимии».В момент приступа люди способны совершать непостижимые уму вещи – спрыгнуть с двадцатого этажа, выбежать на дорогу под машины, броситься с обрыва в поток бушующей воды и даже убить другого человека… В чём причина таких неосознанных поступков? В чрезмерной выработке адреналина виноват«саккадический ген». Заражены были дети, женщины, мужчины, казалось, у них не было ничего общего. После тщательного анализа статистики и биометрии заразившихся, учёные выявили один общий признак. Он проявляется в голубой, серой и зелёной окраске радужки». Вот тогда всё и началось. Людей с этими признаками назвали «носители смерти». Почему только тысячелетиями раньше этот ген не проявлялся? Это до сих пор остаётся загадкой. Ученые сделали вывод, что из-за комбинации генов родителей он передался и кареглазым, но их удавалось «излечить», а остальных предали «великой очистке». Так её назвали, но, на самом деле, это было массовое убийство. Смерть не исключили, ей просто дали другое название. Люди пытались спрятаться. Помню ту зловещую пустоту на улице и горький привкус страха. Все прятались по домам, намертво задёрнув шторы и заперев двери на все замки, словно жалкие зверьки от безысходности. Общество разделилось на тех, кому разрешено жить, а кому нет. Сперва собирались митинги против массового истребления, но всех протестующих тоже подвергли «великой очистке» прямо на площади. По телевизору перестали показывать развлекательные программы, только новости тихо шуршали монотонными голосами дикторов. За первую неделю во всех магазинах моего города были скуплены темные линзы, но всё было зря. Новые аппараты легко опознавали настоящий цвет радужки. К каждому, кто был занесён в базу, кто проходил обследование и у него был обнаружен ген, приходили спокойные серьезные люди, расспрашивали, задавали вопросы, а потом те исчезали. Куда? Я не знаю, а те, кто знает, об этом стараются не распространяться. Некоторым удалось скрыться, тогда придумали новое средство: «лекарство от смерти», обязательная прививка-инъекция, которая убивала только «носителей смерти»…

– Доброе утро! Время подъёма 6 часов. Температура за окном выше 20 градусов, на море штиль…, – монотонно говорит будильник. Я устало приоткрываю один глаз, давая ему возможность отследить этот незначительный жест. Просканировав моё лицо и заметив «открывшиеся» глаза, будильник замолкает. Наконец-то. Хотя сам факт того, что мне удалось заснуть, удивляет. В последнее время это бывает редко. «Ты больна. Причина твоей бессонницы – «панимия». Я резко просыпаюсь от этих мыслей. Словно кто-то их мне сказал, а не я сама. Они слишком «чужие». Когда только начали пропадать люди, мама говорила: «Это не болезнь. Это психическое расстройство. Просто люди слишком восприимчивы ко всему, что говорят и что происходит в мире. Глупость и непонимание губит миллионы». Я глубоко вздыхаю, успокаивая себя. Невозможно заразиться тем, чего нет.

Высокое зеркало в ванной в течение трех секунд сканирует мое заспанное и уставшее лицо.

– Выявлены проблемы: синие круги под глазами, блеклый цвет лица, трещина на нижней губе, лохматые волосы. Рекомендации: учёные установили, что минимальные часы сна – 6 часов. Недосып ведёт к усталости, а внешне проявляется тусклым цветом кожи и «мешками» под глазами. Убрать след недосыпа можно холодным льдом или охлаждающим кремом, после, напитав кожу «алавитовым» кремом, известным своим свойством быстро восстанавливать клетки. Трещины и царапины желательно обрабатывать «стопанабимом». Желаете применить прослушанные рекомендации?

– Да,– устало отдаю команду я, сдерживая зевок.

Маленькие механизмы в потолке и стенах начинают едва слышно жужжать. Моё лицо опрыскивают ледяной водой, после чего прикладывают горячее полотенце и намазывают кожу кремом, приятно пахнущим персиками. Он начинает больно щипать, словно на открытую рану наливают йод, а затем наступает онемение. Зеркало вновь сканирует меня, но остаётся молчаливым. Кожа приобрела красивый ровный цвет с едва заметным румянцем на щеках. Трещинка на губе от постоянного прикусывания прошла, сменившись ровной мягкой кожей пухлых губ. Да, косметологи знают своё дело. Посмотрев на меня, и не подумаешь о бессонной ночи. Я улыбаюсь своему отражению белыми ровными зубами. Целых пять лет носить брекеты! Это тебе не жук чихнул. Но результат стоит мучений.

Пузатый чемодан стоит прямо посреди комнаты. Словно упрямый и требовательный гость, он смотрит на меня, выпятив своё брюхо. Я ловко достаю мягкий голубой свитер крупной вязки и потёртые джинсы. Дядя купил их мне на последнем показе мод какого-то известного дизайнера. Одевшись, чувствую себя намного увереннее. Остался самое важное, то без чего я не могу выйти даже в фойе гостиницы. Аккуратно отклеиваю подошву своих любимых ботинок. Под ней нахожу маленький квадратик, нажимаю, и мне в руку падают два шарика, по размеру не больше горошины. Я быстро глотаю их и с удовольствием наблюдаю, как мой настоящий цвет глаз – голубой – сменяется карим. Такие таблетки стали продаваться пару лет назад на нелегальном рынке и стоят очень дорого, но мне повезло, ведь я могу их купить.

– К вам посетитель. Дверь откроется через три, две,– монотонно оповещают стены,– одну секунду.

На то, чтобы закрыть отсек и приклеить подошву обратно у меня уходит не больше секунды. В комнату заходит приятного вида молодой человек в униформе прислуги.

– Самолёт отбывает через 20 минут. Позвольте ваши чемоданы?– безупречно вежливо и почтительно говорит он. Интересно, что бы он сказал, увидев, чем я занималась пару секунд назад?

Я отхожу в сторону, позволяя забрать чемодан. Сегодня я наконец-то лечу к дяде Паше. Он хороший, и к тому же мой единственный родственник. С шести лет я живу у него. У дяди своя фирма по производству косметики, поэтому он постоянно занят. Пожалуй, это и к лучшему. Дядя Паша оплачивает мне перелёты, покупает одежду, даёт денег… но он обычный. Сейчас вернее сказать – у него непримечательная внешность, но редакторы многих журналов так не считают. У нас с ними слишком разные стандарты обычности. Они ловят каждое его слово, бесконечно фотографируют, записывают, берут интервью… Я не люблю читать статьи в газетах – они всегда неправдоподобные и в них полно выдумки – но с одним согласна: ума дяде Паше не занимать. Я безумно благодарна ему, он мой самый близкий человек, но я никогда не смогу рассказать ему, почему всегда ношу одни и те же ботинки; почему никогда не выхожу из комнаты по утрам; и никогда не смогу ответить на его главный вопрос: почему в детстве жила в Тайге? Не уверена, что он поймёт. Людей слишком запугали «панимией». Боятся уже не болезни, а самой мысли о ней. Мама говорила, что люди нуждаются во врагах – «носители смерти» подходят на эту роль как нельзя лучше…

Я стою посреди огромного холла, вокруг меня люди, спешащие по своим делам – кто на гидропоезд, кто на рейс самолёта или трубу «мой город». Множество экранов – на стенах, потолке и даже встроенные в пол – сообщают о новых изобретениях, приглашают зайти в магазины. Я машинально поправляю сумку на плече, проходя мимо полицейских. Высокая девушка-манекен возле ресторана улыбается, рекламируя коктейль «Бодрость». Пару лет назад правительство решило, что электропромоутеры намного дешевле, чем нанимать студенток. А вот магазин одежды «Beric», где отключена гравитация, и одежда висит прямо в воздухе на сенсорных лучах… Мерцающие стрелки указывают направление в «ДвадцатиТеатр». Даже не верится, что час назад я ходила по песчаному берегу Чёрного моря, но кожа всё ещё солёная. Мне нравится это ощущение, словно море оставило напоминание о себе на мне.

Я резко останавливаюсь, едва завернув за угол. Длинная очередь столпилась у входа на парковку. Бригада медиков в белых халатах светит в глаза, проверяют зрачки и радужку. Разные приборы, чемоданы с красным крестом вызывают неприятные щекочущие ощущения у меня в груди. Два огромных мужчины-охранника в чёрных костюмах стоят по сторонам от очереди. Раз в месяц в каждом городе проводят плановую проверку, выявляя «носителей смерти», но у нас она должна была быть ещё не скоро… Вдруг раздаются крики и визг. Люди отбегают отхудого парня лет двадцати в ярко-жёлтом свитере и чёрных джинсах. Они закрывают лица, словно пытаясь не вдыхать тот воздух, которым дышал он, женщины опасливо прижимают к себе детей. Девочки лет 12 нервно шепчутся рядом со мной и тоже прикрывают нос. Я следую их примеру, чтобы не выделяться, в голове стучит: «Прости. Я не могу тебе помочь». Молодой человек едва делает шаг, пытаясь убежать, но охранники резко хватают его за руки и заламывают их назад. Врачи начинают суетиться, доставать длинные шприцы, смешивать какие-то жидкости из длинных баночек и колбочек. От волнения у меня перехватывает дыхание и потеют ладони. Парень перестаёт дёргаться и низко опускает голову, смирившись со своим положением. Доктор в толстых очках и длинном халате поднимает рукав на свитере «носителя смерти». Даже через целый холл я замечаю, как острая игла протыкает нежную кожу на предплечье, а ярко-зелёная жидкость в цилиндре шприца медленно убывает. Жмурюсь от неприятного ощущения. Словно меня, как и его, проткнули иголкой. На биологии рассказывали, что лекарство против «носителей смерти» замораживает кровь, обездвиживает мышцы, чтобы больной не мог бежать или заразить людей вокруг себя. Парень поднимает голову, и я вижу его зелёные глаза. Он смотрит прямо на меня. Белоснежные зубы сияют на его лице в безумной улыбке. Я пытаюсь отвернуться, но тело не слушается меня. Кажется, мы смотрим друг на друга целую вечность. Врачи начинаю оборачиваться, когда парень громко смеётся и кричит:

– Я прожил настоящую жизнь, полную эмоций! В отличие от вас! – он снова смотрит на меня, и его губы едва шевелятся, что-то шепчут… Через пару секунд, длившихся вечность, тело парня обмякает, глаза закатываются. Охранники волокут его в комнату, скрытую в стене. Контур двери ярко загорается голубым, но вскоре снова становится незаметным. Столпившиеся люди облегчённо вздыхают, смеются, пожимают руки докторам. Конечно, они считают, что их спасли от смерти. А у меня в голове крутится лишь одно слово: «УБИЙЦЫ!». Красной пеленой оно застилает мне взор. Холодные пальцы пробираются через ребра, сжимают сердце, сначала легонько, словно примериваясь, затем в полную силу. Дыхание становится прерывистым. Резко разворачиваюсь на пятках и захожу в аптеку на углу. Небольшая очередь из двух человек оборачивается на моё судорожно дыхание. Хватаюсь за бок и начинаю дышать через рот, делая вид, что бежала. Через пару секунд они отворачиваются, не заметив ничего подозрительного, а я ныряю в просвет между полками. Ищу конфетки из можжевельника. Они всегда успокаивают меня, напоминают о маме. Бесчисленные цветные баночки, обещающие подарить красоту, здоровье, бодрость. В углу нахожу неприметно стоящую пачку конфет «Можжественно». Вскрываю пачку, шурша бумагой, и закидываю в рот несколько «успокоительных» сразу. Приятный пряный вкус наполняет рот, запах свежескошенной травы и смолы обволакивает меня. Ощущение, что я дома.

Не спеша подхожу к опустевшей кассе.

– Голод одолел? – кивая на открытую пачку, спрашивает кассир. Он открыто улыбается мне, но я невольно внутренне съёживаюсь, чувствую опасность.

– Да. Страшно захотелось есть, вот и не удержалась, – улыбаясь в ответ, говорю я. «Вежливо поддерживай беседу, веди себя естественно», – шепчет мне чувство самосохранения. Я протягиваю руку, и кассир, поднеся сканер, оплачивает товар с моего счета. Сто лет назад люди решили, что паспорт, кредитка, ключи и прочие необходимые вещи слишком часто теряются. После многочисленных тестирований изобрели чип, заменяющий всё это. При рождении каждому ребёнку вживляют такое устройство. Оно считывает импульсы, посылаемые телом, и превращает их в магнитные, выдавая ту информацию о владельце, которая требуется.

– Извините, – окликает меня кассир у выхода. – В вашей информации написано, что вы проходили обследование на выявление «панимии» 8 лет назад. Сегодня день проверки граждан. Я обязан проводить вас в медпункт, – виновато говорит он.

– Я бы с радостью, но очень спешу. Меня ждут в городе, – делая маленькие шаги, пячусь к выходу. Страх уже начинает шевелиться у меня в груди. Я не готова к обследованию. Только не сегодня. Таблетки окрашивают мою радужку, но они слишком светлые из-за недосыпа. Чтобы обмануть аппарат, нужно съесть ещё две.

– Это не займёт много вашего времени, – настаивает мужчина. «Отстань! Просто отпусти меня.» Руки становятся влажными и холодными от волнения.

– Да, но…,– наступаю на чью-то ногу и оборачиваюсь, собираясь извиняться. От неожиданности делаю шаг назад и, споткнувшись, едва не падаю, столкнувшись нос к носу с медиком в толстых очках. Ноги начинают дрожать, во рту становится сухо. Именно он убил того парня. Мозг ищет спасительный выход, рассматривает все варианты. Кажется, сердце стучит прямо в горле. Брови врача удивлённо взлетаю вверх, превращая лоб в сморщенную гофрированную бумагу. Его лицо испещрено мелкими морщинками, под глазами тяжёлые синие «мешки». Он стар, и его старость отвратительна мне. Я знаю, что у него нет ничего общего с милыми старичками, которые сидят на лавочке и восхищаются каждым днём.

– Добрый день, – прерывая молчание, говорю я.

– Добрый. Захотелось полакомиться сладким? – подозрительно переводя взгляд с моих пальцев, судорожно сжимающих пачку, на лицо, приторно-учтивым голосом спрашивает убийца.

– Стало плохо, замутило. С кем не бывает после полёта? – едва контролируя себя, говорю я неожиданно севшим голосом.

– Рад, что вам стало легче. Извиняюсь, что забыл представиться. Игорь Степанович Солодков, – протягивая руку, он подходит ближе. Я улыбаюсь дрожащими губами и пожимаю её, тонкую и влажную.

– Игорь Степанович!– задыхаясь от восторга и шока, выдыхает кассир, медленно приближаясь к нам. – Не верю своим глазам! Я поклонник ваших исследовательских работ и общественной деятельности. То, что вы делаете для общества – бесценно! Спасаете сотни жизней! – захлебываясь словами, тараторит он.

– Не стоит, это моя работа, – его голос звучит непринужденно и спокойно. Лицемер! – В чём причина задержки?– оборачиваясь ко мне, спрашивает врач.

– Эта девушка проходила обследование 8 лет назад. Я предлагал ей пройти в медпункт, но она говорит, что торопится, – почти шепчет очумевший кассир. Он продолжает кивать головой и улыбаться, не сводя глаз с Солодкова.

– Не отказывайтесь, юная леди. Это не займет много времени, – подводя меня к незаметной двери, словно заведенный, твердит доктор. По пятам за нами идут два высоких, словно шкафы, громилы–охранника. У меня нет выбора. Если побегу – схватят. Сердце глухими ударами отдаётся в груди. Меня охватывает дрожь. Крепко сжимаю руки в кулаки, чтобы они перестали трястись. Острые ногти впиваются в кожу.

Врач заводит меня в маленький, неуютный кабинет. Указывает мне на высокий стул посередине, возле стеклянного столика, а сам остаётся стоять. Вентилятор надрывается, остужая горячий воздух в комнате. Я разглядываю рисунки на стенах, пытаясь унять дрожь в коленках. Солнечная система. Наша планета ярким пятнышком выделяется среди других. Темные шторы закрывают свет, оставляя кабинет в полумраке. Несмотря на прохладу, руки потеют от волнения. Я незаметно вытираю их об джинсы. Слоган «БУДУЩЕЕ ЗА НАМИ» украшает почти всю левую стену.

Солодков шумит дверцами шкафчика у большого железного стола, стоящего в дальнем углу. Наконец, он выуживает маленькое устройство, не больше ладони. Его шаги отдаются гулом у меня в груди.

– Успокойтесь. Будет не больно, – пододвигая кувшин с водой ко мне, тихо говорит врач, настраивая аппарат. Он умело нажимает маленькие кнопочки, а тот в ответ приветливо жужжит и пикает.

Я глубоко вздыхаю, почувствовав недостаток воздуха в лёгких. Дрожащей рукой наливаю себе воды в стакан, расплёскивая половину на стеклянный стол. Врач морщится и что-то шепчет, не поднимая глаз.

– Техника подводит. Аккумулятор сел, – разочаровано убирая машинку в карман халата, сообщает он. Я молча киваю, не в силах ничего ответить. – Но не волнуйтесь. Я осмотрю вас и без устройства. Признаки болезни, как говорится, всегда видны на лицо.

– Какие у вас необычные глаза. Светло-карие?.. – вдруг говорит он и, сощурившись, близоруко приглядывается. Я перестаю дышать. – Наверное, показалось… – тихо бормочет доктор и, наконец, отодвигается. – Признаков болезни нет, хотя я бы советовал пройти обследование.

– Извините, я спешу, – вставая со стула, на негнущихся ногах подхожу к двери.

– Не смею больше задерживать. Удачного дня.

Стараясь выглядеть непринуждённо, разворачиваюсь и иду к выходу из аптеки. Кассир на прощание машет мне рукой и улыбается, но мне сейчас не до таких мелочей. Стараюсь контролировать свои шаги, чтобы не начать бежать.

Глава четвёртая.

На прохладной автопарковке пахнет бензином и резиной. Незаметные вентиляторы гудят, охлаждая нагретые двигатели и капоты. Маленькие светодиоды на полу, в стенах, даже на потоке превращают парковку в длинный туннель космического корабля. Я ежусь от перепада температуры и бегу к своей машине. Вот она – фантастическая блестящая красотка, разгоняется за три секунды до двухсот километров в час, автоматическая коробка передач. Мечта! Это дядина старая машина, но он купил себе новую, а эту отдал мне. Запрыгиваю в прохладный кожаный салон и расслабляюсь в кресле. Приборная панель приветственно загорается, почуяв хозяйку. С тихим шорохом заводится мотор, едва я кладу руки на руль. Электромагнитные импульсы, исходящие из чипа в моей голове, размером с клетку крови, уже считали мои мысли и отдали приказы машине, еще перед тем, как я успела их четко сформулировать.

Глубоко вздохнув, достаю из сумки «Солнцетез». Включив синхронизацию, переношу управление с чипа на руке на «Солнцетез». Недавно мы проходили по «технологиям веков», что раньше его называли планшетом, но затем усовершенствовали, убрав батарею, плату, жесткий диск и многое другое. Благодаря подключению к системе, гаджету не нужна подзарядка. Он получает её через радиоволны. «Солнцетез» представляет собой тонкое «думающее» стекло, принимающее любую форму. Обычно я ношу его, как браслет, но в самолёте пришлось снять. На заставке – синяя птица с распахнутыми крыльями, против ветра несущаяся вдаль. Ввожу в поисковую строку «Здание планирования». Дядя говорил, что сегодня он работает там. «Саламандрово-10» – сообщает приятный голос из динамиков, и машина медленно трогается с места.

Восьмидесятая трасса была закрыта после того, как автомобили один за другим начали слетать с дороги в морские глубины из-за потери управления. Раньше она была местом, где часто соревновались гонщики и другие любители драйва, но для жителей ближайших к ней домов она всё ещё открыта. Или для тех, у кого есть пропуск ко всем частям города. Вообще после того, как наладили дешёвое подводное движение, машины стали скорее роскошью, нежели необходимостью. Я выдерживаю поворот и резко прибавляю скорость на прямой. Три-четыре машины маячат на горизонте, придерживаясь ограничительных знаков. Двигатель ревёт, когда вылетаю на скорости двести километров в час на мост. Блики от воды бьют в глаза, и я затемняю лобовое стекло. Адреналин зажигает кровь, словно топливо, и сам бесследно сгорает в крови, превратившейся в моторное масло. Настроение резко подымается, сердце падает в пятки, желудок сводит, меня вдавливает в кресло – чистый восторг. Сердце замирает, когда в метре от меня проносится стена туннеля. Главное – вовремя выровнять руль. Машину заносит на скорости, но я упрямо жму на газ. Ещё чуть-чуть! Резко выкручиваю руль. Трасса заканчивается, плавно переходя в автостраду. На панели высвечивается предупреждение об ограничении скорости. С сожалением отпускаю педаль газа. Я встраиваюсь в поток машин и включаю радио. «Ученые из Шанхая разработали новый ген, способный ускорять мыслительные процессы, но возникла проблема: мозг быстро устаёт и начинает работать в «аварийном режиме». Первый подопытный после введения гена прожил два дня, после чего его мозг отключился. Учёные продолжают работать…» Дорога мягко шуршит под колёсами, усыпляя бдительность. Главное здание резко выныривает из-за поворота. В каком бы веке его ни строили, вы всегда узнаете о его назначении по официальному стилю и шику, присущему всем важным зданиям города. Инсталляция солнечной системы расположена на крыше. Огромные шары размером с машину висят в воздухе, но, приглядевшись, можно заметить силовое поле, удерживающее планеты. Если посмотреть сбоку, оно преломляется, мерцает на солнце. Земля кажется такой маленькой по сравнению с остальными, но для меня она всегда выделялась ярким пятном. Много голубого, намного меньше зелёного. На каждом этаже здания балконы в виде наросших сосулек. Синие зеркальные окна отражают слепящий солнечный свет. Серебристые стены переливаются, то уходят вглубь здания, то выпирают на фоне остальной ровной поверхности. Они словно жидкий металл принимают любую форму, текут, не останавливая свой ход.

Аккуратно паркуюсь перед зданием и бегу к сенсорным дверям. Когда я была маленькой и приходила сюда с дядей, то часто в них врезалась. Ну, это ещё пустяки, бывает, они током бьют, так что волосы дыбом встают, или обжигают, как огонь… Но после того, как дядя Паша добавил мой индикационный номер в базу основного управления, сенсоры с большого расстояния улавливают мой чип и принимают за сотрудника. Не раз бывало, что простые прохожие решали посмотреть, что внутри и со скоростью врезались в сенсор. Установлены даже серьёзные травмы, когда обгоревшие люди падали от болевого шока. Конечно, есть действительно серьёзные бумаги, но они спрятаны в сейфах, которые в свою очередь в других сейфах из жидкого непробиваемого металла. Неприятный холод пробирается под кожу, когда я прохожу через сенсор. Странное чувство, что во мне копошатся маленькие холодные ручки, вызывает мурашки по всему телу. Брр, никогда не привыкну к этому ощущению! В холле все стены и окна – зелёные. Свет отбрасывает цветные пятна на людей, превращая их в странных существ. Вот странный мужчина, круглый как бочка, стал жабой в сером костюме, разве что бородавок не хватает. Возле ресепшена девушка с длинным носом очень похожа на гуся с длинной шеей. А я всегда догадывалась, что это здание – инопланетный корабль.

Со всех ног бегу к ярким белым кругам на полу – лифтам. Разбежавшись, прыгаю на тот, что ближе ко мне. Поверхность, словно желе, пружинит подо мной и медленно поднимается вверх. Ноги утопают в теплом материале, плотно удерживающем пассажира. В прохладную погоду он становится теплым, а в жару прохладным, подстраиваясь по температуру тела человека. Медленно пролетают этажи. Цвет стен, мебели, и даже освещения каждый раз меняется. Вот депрессивные фиолетовые телепузики что-то бормочут, а прямо над ними, этажом выше, розовые свинки хрюкают на компьютеры… Воображение рисует смешные картины, одна смешнее другой. Лифт останавливается на двухсотом этаже. Ноги легко отлипают от необычной поверхности. Этот этаж мне нравится больше всего, потому что в нём нет однотонного цвета. Стены успокаивающего бежевого цвета, а картины – разноцветные. Мама рассказывала, что раньше картин было много, но потом их стали сжигать, потому что на них изображены необычные люди, явления. Ученые сказали, что это вредно для психики, и устроили массовое сожжение. Но некоторые всё же уцелели. Сейчас картины не рисуют, потому что искусство требует эмоций, а у людей они исчезли вместе с геном. «Но кого это волнует, правда?»– с горечью замечает внутренний голос. Милые голубые диванчики из желеобразной консистенции яркими пятнами разбросаны по этажу. С разбегу прыгаю на ближайший, и тут же утопаю в нём. Ощущение, что я погрузилась в чистую, прохладную воду. Считается, что это должно снять напряжение работников, как после холодного душа. Выпускаю пузырьки изо рта и они замирают в воздухе. Опустившись до низа, отталкиваюсь руками от пола и выпрыгиваю наружу. Быстро ощупываю свою одежду, скорее по привычке. Сухая. Тихое позвякивание колокольчиков, означающие приближение лифта, привлекает моё внимание, и я поворачиваюсь. Боковым зрением замечаю чёрно-белую фотографию, изображающую статую. Не в силах противостоять притяжению, подхожу ближе. Статуя ангела, расправившего крылья, кажется живой. Жду, что она поднимет руку и выйдет из фотографии ко мне. Но больше всего меня привлекает взгляд. Всегда верила в поговорку « Глаза – зеркало души ».

– Как странно, что тебе нравится именно эта фотография. Обычно люди проходят мимо,– тихо встав за мной, говорит дядя. Заглядевшись, не заметила, как он подошёл. Дядя Паша всегда ценил искусство. Мама говорила: «он умеет видеть, а не просто смотреть».

– Чем же необычна эта фотография?

– Эта статуя находится на кладбище Святой Анны. Говорят, что глаза проявились на фото. Возможно, это и есть доказательство существования духовного мира, – тихо шепчет он, скорее себе, чем мне и отходит в сторону.

– Софья! – из-за полуоткрытой двери, появившейся прямо в воздухе, зовет он.

Протягиваю руку к двери, и она водоворотом затягивает меня в комнату. Серые стены, черные кожаные диваны у стен, сенсорный длинный стол, 20 стульев и огромное панорамное окно. Каждый раз, когда я бываю в этом кабинете, он меняется, но всегда остаётся неизменно скучным и чопорным. Дядя что-то печатает на панели-столе, передвигая иконки сенсора одну за другой.

- У вас новые двери?

- Это не двери, а точечные телепорты, установленные по всему зданию. Наши пиротехники с третьего этажа пробуют новую модель,– не отвлекаясь, монотонно говорит дядя.

- Ну и как? Успешно?

- Ни одной пропажи! Я смутно помню, что когда они тестировали первую модель, пропало около 10-ти человек. Но это было давно, ещё до изобретения лазерного расщепления.

По тону понимаю, что разговор на эту тему закончен. Вообще он не очень любит разговаривать, постоянно занят работай. Меня привлекает вид ВТО. Изобретатели называют его «Видовое Телепортивное Окно». Специальный джойстик, прикрепленный к стене, ловит мысленные импульсы человека и меняет картинку. Это реальные места со всех уголков света, стоит шагнуть – и попадаешь туда, куда хочешь, но лишь на час. Ограничители поставлены, чтобы защитить нас от «потери реальности». Случалось, люди забывали о времени и терялись в мире голограмм. Или дети представляли себе бурю на корабле, а затем тонули в Тихом океане. Я подхожу ближе и вижу, как на экране собираются темные тучи, закрывая солнце. Сильный ветер охапками срывает листья с деревьев, поднимает ввысь, кружит в неистовом прощальном танце. Грозовые тучи быстро плывут по небу. На улице становится темно, так, что непонятно, день сейчас или ночь. Косая молния освещает комнату холодным светом. Безудержный ветер раскачивает верхушки многолетних деревьев. Справа виден густой лес, а за ним большое, чистое озеро. Даже отсюда я вижу, как последние солнечные лучи отражаются от его поверхности, перед тем как свинцовые тучи закрывают их. Взбудораженная стайка птиц летит к деревьям, пытаясь скрыться в кронах.

– Да, в Шотландии сейчас время дождей, – привлекая моё внимание, говорит дядя, заметив мой интерес.– В молодости я там часто бывал. Чудесное место! Чистейшие озёра, свежий воздух, даже в городе, каменные замки, сохранившиеся с древних времён, а утром на восходе… Пожалуй моё любимое место на Земле. Если хочешь, могу купить тебе билет на эти выходные. Съездишь, посмотришь.

– Нет. Я сегодня только прилетела, хочу побыть в городе, – и снова повисает тишина. Главное положительно качество дяди – ненавязчивость. С ним не нужно говорить на пустые темы, чтобы просто заполнить тишину. Уютное молчание нас обоих устраивает.

Тихо звякает сообщение. Я оборачиваюсь на дядю. Он хмурит брови и сжимает губы в узкую линию, когда читает его.

– Извини, мне придётся уйти ненадолго. Подожди здесь, – исчезая в портале, говорит он. Некоторые его черты напоминают мне маму. Та же нервная улыбка, морщинка между бровей, которая появляется при волнении… Мои мысли уносятся в далёкое детство, когда мы жили на окраине города. Это было до эпидемии. Закрываю глаза и представляю наш большой двухэтажный дом. Скрипучие половицы, длинная винтовая лестница, большой зелёный сад… ВТО улавливает мои мысли. Передо мной оказывается длинный светлый коридор. Делаю шаг, и портал затягивает меня. Всё, как в детстве. Тихо поскрипывают половицы под ногами, пахнет пылью и книгами. В старых высоких окнах от пола до потолка видно широкое желтое поле. Ощущение, что я иду по темному тоннелю, но вдвойне приятней после тьмы увидеть свет. Одинокая дверь, покрытая белой краской, ярким пятном маячит впереди. Через сколы и трещины просачивается свет. В ней чувствуется течение времени. Словно древняя старушка, она стоит на последнем издыхании. Поворачиваю дверную ручку, и передо мной на километры расстилается пшеничное поле. Перешагиваю порог. Чувство, что попала в «Хроники Нарнии». Моя любимая сказка про волшебство и мечты. Тёплый запах обволакивает меня. Может, именно так пахнет солнце? Колосья впитывали в себя мягкие лучи, и теперь я ощущаю их. Впереди только яркий свет, но он не слепит, а мягко струится, словно из самой земли. У меня захватывает дух от простора. Здесь – моё убежище, где нет тайн и законов.

– Соня, – окликает меня, внезапно появившись в кабинете, дядя. Его фигурка маленькая из далека, быстро приближается. И вот я уже стою рядом с ним, оставив пшеничное поле позади. Смятение и серьёзное выражение лица подымает во мне сполохи волнения.– Мне нужно будет слетать на Аркутур. Там пройдёт важная конференция о новой косметике из Марсианской пыли. Говорят, у неё есть уникальные свойства: питает кожу, заполняет морщины, повышает эластичность… Меня не будет неделю. Если возникнут проблемы, звони на межгалактическую сеть.

Закончив, он некоторое время смотрит на меня своими карими глазами, но ничего не говорит. По лицу видно, что его мысли витают далеко отсюда. Я киваю, показывая, что поняла и медленно иду к порталу, неспешно вырисовывающемуся у меня на пути. В комнате резко становится прохладно и до меня долетают холодные брызги, но когда оборачиваюсь, дяди в комнате уже нет. На ВТО вижу маленькую по сравнению с лесом фигурку, замеревшую под Шотландским дождём.

Глава пятая.

Толстая наноманолитная дверь на крышу дома неприступна и непробиваема. Этот материал изобрели пару лет назад учёные Бутанов и Маханов. На химии мира нам рассказывали, что раньше они – обычные юноши из забытого уголка России – работали на атомном реакторе, где и выявили новый сплав. Его состав до конца до сих пор не изучен. В нём есть нанотубулен с графеном и что-то ещё, не поддающееся точной характеристике, благодаря чему материал нагревается до 8000 градусов за минуту и до 500 за секунду при соприкосновении с другим любым материалом. Никто не может объяснить из-за чего это происходит. Одни говорят, что виной всему сверх быстрая «радиактивность», не улавливаемая приборами. Другие твердят, что этот материал слишком сложного состава, чтобы сказать что-то точно о нём. В народе наноманолит называют «драконьим варевом». Известно, что его добывают на Солнце в расплавленном состоянии, но поставка на Землю засекречена. Сбывают на чёрном рынке под разными названиями. Учёные только думают над точным применением материала. Дядя Паша рассказывал, что в маленькой концентрации его можно использовать в лечебных целях, хотя это очень опасно. Человеческий организм может не принять его. Даже если бы это и было возможно, то загвоздка в том, что многим про «драконье варево» просто неизвестно. Остаётся загадкой, как он появился на атомном реакторе. Когда его только обнаружили, погибло несколько человек, пытающиеся унести его в лабораторию без специальных приборов. Об их участи не сложно догадаться: они сгорели заживо. В первые секунды от моментального разогрева у человека наступает болевой шок, и он не ощущает огромной температуры раскалённого материала, а когда осознаёт, становится поздно. Но Маханов нашёл решение: установил систему внутри наноманолита, которая нейтрализует «воспламеняемость» на пару секунд при совпадении кода, заложенного программой, с кодом на пропуске. Бутанов изобрёл материал, из которого делается пропуск, так как слишком опасно прикладывать руку или загружать код в человека. Неизвестно реакция материала. «Драконье варево» предостерегает от взломщиков и спасает жизни законопослушным гражданам. Кому хочется лишиться руки или даже умереть от «металлического огня»?

Глава шестая.

Я прикладываю карточку к двери. Тихий писк отражается от стен, усиливаясь в несколько раз, и замок с громким щелчком открывается. Выбираюсь на свежий морозный воздух, кажущийся теплым после затяжной зимы, и глубоко вдыхаю. Дверь захлопывается. Наступает тишина. Ветер перебирает мои волосы, откидывая их с лица. Острые пики небоскрёбов сияют на солнце, зелёные парки на крышах домов яркими пятнами выделяются на фоне металла и стекла. Смотрю туда, где обрывается город и начинается длинная дорога, убегающая вдаль. Пушистыми волнами её обрамляете темно-зелёный лес. Что скрывается там? Новые приключения, испытания? Меня привлекает неизвестность.

Представьте: на столе стоит кружка. Она может быть большой или маленькой, металлической или стеклянной… Даже не видя, мы можем мысленно нарисовать её в мельчайших подробностях, покрутить перед собой, разукрасить в красный, сделать золотой или серебряной. Это кружка находится в пределе нашего сознания. Изучив её, мы теряем к ней интерес. Нам больше нравится смотреть на огонь, океан, в далёкий космос – они кажутся недоступными, бесконечными. Дядя рассказывал, что раньше космос не был так хорошо изучен, многие мечтали стать космонавтами, летать в ракетах и быть первопроходцами на неизведанных планетах. Сейчас океан изведан лишь на 60 процентов, а остальные 40 так и остаются в тайне. Что там находится? Пару десятилетий назад учёные начали активно изучать самую глубокую на тот момент впадину в океане – Марианскую. Однажды мы там были на экскурсии с классом. Темнота и холод. Кажется, эта чёрная, бесконечная бездна проглотит тебя, и ты никогда не сможешь выбраться. Даже свет от морепогруза рассеивается дальше трёх метров, но и в такой кромешной темноте есть жизнь. Большие желеобразные прозрачные рыбы, светятся из-за вещества содержащегося в их «чешуе», огромные двухметровые черви, пытающиеся обмотать своим телом наш транспорт( хорошо, что он находится в высокопрочной трубе проложенной до самого дна), морские звёзды размером с гидромашину, осьминоги-мутанты. Там нет преград в цепочке питания. Казалось-бы маленькая рыбка, съедает существо намного больше себя самой, так широко открывается её зубастая пасть. Учёные изучали некоторые виды. Они выживают без воды и начинают мутировать сразу после того, как испаряется последняя капля воды с их «кожи». Дальше 8 тысяч метров мы не погружались, из-за того, что глубже появляются пугающие животные, обладающие необыкновенными способностями (говорят, что одно существо перенеслось прямо в кабину морепогруза, где превратилось в человекоподобного и забрало разум пассажиров), на глубине 10 тысяч метров проживают разумные существа, но про них запрещают рассказывать. Возраст, с которого разрешено опускаться на дно, закреплён законом: двадцать лет, если прошёл курсы, тридцать – для неподготовленных. Погружаясь туда, люди всегда рискуют, но это и привлекает. Страх, смешанный с наслаждением, завораживает, а холод на дне почти останавливает сердце. Каждый раз, опускаясь всё глубже и глубже, человек проживает маленькую смерть, пока его сердцебиение не остановится совсем.

Солнцетез вибрирует на моей руке. Высвечивается сообщение:

«Срочно жду тебя на автопарковке».

Отправитель неизвестен. Но мой номер заблокирован для остальных пользователей. Сообщение может быть отправлено только с устройства, внесённого в мою базу, но тогда номер должен был легко определиться. Кто мог взломать мой солнцетез? Спускаться опасно, но интерес уже подталкивает меня к двери. Перед тем как открыть дверь прислушиваюсь, хотя понимаю, что это бесполезно. Даже если бы там стояла целая армия, то я бы все равно ничего не услышала. Сердце выскакивает из груди. Что я делаю? Безопаснее остаться здесь и позвонить дяде? Но…

Я забегаю в лифт. Он плавно начинает опускаться на парковку. Резко нажимаю на кнопку остановки. Вспышкой мелькает мысль: именно у лифта меня и будут ждать. Створки бесшумно закрываются, когда я выбегаю в коридор. Стараясь не шуметь, опускаюсь по ступенькам. Не сразу замечаю сгорбившегося человека возле моей машины. Что-то в его движениях, походке кажется знакомым. Я точно где-то его видела. Человек на секунду поворачивается в мою сторону, но этого времени хватает, чтобы узнать его: Слодков. Медленно, опираясь на стену пячусь назад. Все что я слышу – бешено бьющееся сердце. Моя нога зависает над ступенькой, когда раздаётся голос:

– Я знал, что ты придёшь, – из проёма не спеша выходит доктор. Чувство самосохранения действует быстрее, чем мозг. Ступеньки мелькают под ногами, но, как в самом страшном сне, кажется, что я бегу слишком медленно. До двери в квартиру остаётся всего пару пролётов, пару секунд – и я в безопасности за толстой дверью. На всей скорости я буквально сталкиваюсь с врачом. Лёгкая ненавязчивая улыбка мелкьает на его лице. Резко разорачиваюсь и бегу вниз. Трудно дышать. Я спускаюсь на пролёт, где меня уже поджидает вторая копия доктора. Я в ловушке.

Глава седьмая

– Не бойся меня. Я такой же как ты,– поднимая руки ладонями ко мне спокойно говорит доктор.

– Очень в этом сомневаюсь,– сквозь зубы цежу я. Мой мозг отчаянно ищет выход, но не находит его. Сколько у меня времени, до того как подоспеет бригада и меня схватят. Горькая мысль приходит в голову: дядя даже не узнает, что со мной. Все люди, которых схватили, навсегда исчезают. Они словно призраки – растворяются в воздухе.

– Ты мне не веришь. Понимаю. Но не делай поспешных выводов. Я тебе расскажу, чем я занимаюсь, а ты сама примешь взвешенное, взрослое решение,– доктор делает значительную, паузу перед тем как продолжить,– Для всех я врач. Спаситель. Герой.

– Какое тщеславие,– перебиваю его я.

– Я продолжу. Но никто не знает, что происходит с зараженными. На самом деле они не заражены вовсе. Точнее заражены, но вовсе не выдуманным геном. Я проводил исследования. Саккадический ген никак не влияет на поведение человека. Ты была совсем маленькой, когда проходила «великая зачистка». Людям вводили инъекции, направленные на удаление гена. Но в шприцах тогда было совсем не лекарство. Мутационный вирус, пожирающий человека изнутри. Он не мог распространяться через кровь и погибал через пару часов в организме. Но за это время успевали пострадать все органы человека. За год погибли тысячи людей – это общеизвестный факт. Однако среди них были и кареглазые.

– Но зачем? Для чего массово истреблять людей?

– Это я и собираюсь выяснить и доказать, что цвет глаз – не порок. Всех «заражённых» я свожу на базу, где они продолжают свободно жить. Там уже более 500 человек. Таких как ты и я. Я почти закончил исследования, но для окончательной уверенности мне не хватает одного. Тебя. Ты уникальная. Твои глаза настолько светлые, что по всем современным базам ты должна быть подвержена гену на все 100 процентов. Я следил за тобой с тех пор, как ты поступила к дяде. Твоё поведение спокойное, не опасное. Люди внушали себе, что они опасны и поэтому становились действительно опасными для общества. Самовнушение управляло ими, не ген. От людей требуют нормальности, но сами продолжают им внушать, что они психи. Это внушали и мне. Пока я не осознал – я здоров. Поменял внешность и имя, изменил цвет глаз, как это делаешь ты уже давно, – врач заискивающе смотрит на меня. Так пристально, словно пытается прочитать мысли,– Поехали со мной, я покажу тебе базу, ты убедишься.

– Где гарантии, что вы не лжете?– невольно отступаю назад.

– Никаких. Только доказательства. Ты сможешь вернуться обратно в любой момент. Твой солнцетез будет работать. Ты всегда сможешь позвонить и попросить о помощи.

– Этого слишком мало, чтобы я поверила вам. Какая-то ещё информация?

– Там тебя ждет твоя мама. Ты ведь давно её искала. Разве ты не мечтала о встрече?

Сердце предательски колет в груди. Я уже знаю о своём решении.

Глава восьмая

Песчинки больно режут глаза, и я прикрываюсь рукой, оставив маленькую щелку между пальцев. Жёлтая бескрайняя пустыня окружает на сотни тысяч километров. Ноги проваливаются в рассыпчатый песок, он обжигает даже через толстую подошву обуви. Солнце бьёт в глаза, выступают слёзы. Низко опускаю голову, спасаясь от палящих лучей и исподлобья осматриваюсь. Что-то блестит на солнце. Невдалеке виднеются железные постройки, похожие на старые кабины от самолётов. Словно птицы-монстры, устав летать, они приземлились на необитаемую землю. Кажется, что металл горит на свету. Собрав последние силы, бегу к ним. Ноги увязают в песке, тянут назад. Жарко. Трудно дышать. Воздух сухой, словно полный песчинок. Снимаю кофту и накрываю голову. Становится легче. Хочется пить, во рту сухо и болит горло, шевелить языком невозможно. Ноги горят, руки горят, я горю, но продолжаю идти. Постройки кажутся так близко и далеко одновременно. Чем дольше иду, тем дальше они становятся. Солодков медленно идёт рядом. Он объяснил, что вокруг здания купол, не позволяющий переместиться ближе. Я спотыкаюсь и падаю на горячий песок. Больно, он обжигает разгорячённую кожу. Встаю на нетвердых ногах и иду дальше. Кто-то выбегает из «железного-монстра» и бежит к нам. Врач поднимает обе руки и машет. Теперь я вижу тонкий слой защитного стекла, окутывающий здания. Оно начинает преломляться и опускаться вниз. К нам уже бежит несколько людей. На всех надеты белые защитные балахоны, закрывающие нос и рот. Сильные руки подхватывают меня и почти что тащат в здание. Я еле поспеваю перебирать ногами. Усталость берёт верх.

Дверь сделана из прочного красного стекла. Проходя мимо замечаю, что она толщиной с мою ладонь, то есть сантиметров 5, ни меньше. Дверь отбрасывает красные блики на пол. Прохладный свежий воздух приятно обдувает лицо. Здание намного больше внутри, чем кажется снаружи. На потолке ярко мерцают звёзды. Они выглядят настолько реальными. На иссиня-чёрном фоне с редкими проблесками яркой синевы звёзды, словно фонари, освещают всё вокруг мягким голубоватым светом. Шаги утопают в мягком материале похожем на траву. Тоненькие искусственные «травинки» тянутся к ботинкам. Звёздное небо сменяется красными лучами восходящего солнца и пушистыми белыми облаками. Как красиво! У меня перехватывает дыхание. В коридоре нет окон, но кажется, что солнечный свет пробивается даже сквозь стены, которые вскоре совсем пропадают. Все звуки заглушает шелест водопада. Он неспешно перетекает из одного маленького круглого озера в другое. Маленькие розовые цветочки окружают водопад, тянутся по камням, оплетают невысокие деревья. Цвет воды настолько голубой, что я невольно тянусь проверить настоящая ли она. У берега большие плоские камни нагрелись от солнца. В здании чисто и свежо. Тихий кашель вырывает меня из мыслей. Я совсем забыла, что не одна.

– Я покажу тебя палаты, а потом…

– Нет. Сначала хочу увидеть маму, – резко перебиваю доктора.

– Она уже здесь.

Из коридора бежит невысокая, хрупкая женщина. Я узнаю её веселые глаза сразу. Волосы намного короче, чем я помню, но они такие же блестящие и волнистые. Руки мягкие и нежные, когда она обнимает меня. Я словно в трансе. Такое бывает, когда увидишь призрака. Это со мной и сейчас. Я так давно мечтала её увидеть, так хотела, но время сделало своё – оно превратило её в воспоминание, кажущиеся нереальным.

– Мам? – слабым голосом спрашиваю я. Родной запах окутывает каждую частичку тела, проникает в кровь, пока не доходи до сердца и души. Слёзы начинают жечь глаза. Все воспоминания проносятся передо мной, все невыплаканные слёзы накапливаются и льются из глаз. Я словно была железным сосудом – прочным, но с царапинами и трещинами. Абсолютно пустым. Все эмоции проходили мимо. Наконец-то нашёлся тот человек, который всегда умел меня склеить.

– Мам,– крепко обнимаю я тёплое, живое тело, вдыхаю запах и не могу надышаться. Пытаюсь запечатлеть в памяти каждый момент. Вдруг она растворится и будет так, словно её и не было. Слёзы перерастают в истерику. Мы молча плачем вдвоем, крепко обнявшись.

Глава девятая

Мы целый день проговорили с мамой, словно пытаясь заполнить каждую секунду, которую мы были не вместе. Все эти годы я скучала, но не понимала насколько сильно, пока не увидела её. Иногда в голове мелькает мысль, что я сплю, а все то сон. Но даже если так, то я не хочу просыпаться.

Доктор показал мне палаты, где лечат уставших и обессиленных людей. Так непривычно видеть зелёные, голубые, серые глаза у всех. Утром я привычно потянулась к таблетке, но на полпути остановила себя, поняв, что не нужно себя прятать.

Спустя месяц. Завтра мы: Солодков и я, выступаем на конференции. Наконец-то исследования будут раскрыты. Всё изменится. Всё уже изменилось.