Рождение короля

Я смотрю не так, как смотрит человек;

ибо человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце.

1 Цар 16:7

***

Плачь, плачь, Иерусалим, ибо ты лишился своего защитника!

Беда постигла Иерусалимское королевство 11 июля 1174 года от Рождества Христова. Скончался молодой, полный сил король Эймери, вернувшийся недавно из похода на неверных. Лился воск со свечей в изголовье покойного, во дворце царили смятение и скорбь. Бледное лицо вдовы - Марии Комнины, маской висело в затемнённой опочивальне, белая рука королевы сжимала крест. Умер! Ещё утром, живой, он пошутил с жёнушкой и сказал, что скоро поправится и подарит ей на Рождество пирамиды Египта. Умер! Маленькая принцесса Изабелла забилась где-то в уголок и вытирала слёзки кулачками. Она не совсем понимала происходящее, но усвоила одно: отец был - и его нет! Умер! Тряслась, плача, старшая дочь Сибилла, примчавшаяся из монастыря, где она воспитывалась под надзором бабушки Иветты.

За окном простирался Иерусалим в солнечных лучах и славе. Ожерелье скал, ощерившееся пиками, отступало перед великолепием города, его постройки золотились в вечереющем свете. Яркие тени пятнами ползли по зданиям и мостовой - очертания Святого града зыбко менялись, подобно миражу в пустыне. Голубое небо стремительно затягивали облака. Подул ветер, холодный. Он вздыбил плюмажи пальм и ветви тамарисков. Первые, печально полоща виями, горестно кивали головами, а тамариски словно стремились отстегать ветвями землю. Порыв прошёл, всё стихло.

Юноша четырнадцати лет оттирал пальцем мрамор подоконника. Чёрные изогнутые брови его были сведены, образуя суровую складку, мягкие, как лён, белокурые волосы скорбно лежали на голове, не смея, против обыкновения, растрепаться. Гордый римский нос его сочетался с острой линией подбородка, тонкие губы поджаты, длинные ресницы прикрывают глаза - мальчик смотрит перед собой. На щеках отсутствуют дорожки слёз. За спиной послышался вздох, Бодуэн обернулся:

- А, это вы, Учитель… - белый плащ висел на плечах у наследника тяжёлыми складками, словно сложенные, намокшие крылья.

- Так и знал, что ты здесь, - отец Гийом прошёл в зал, неслышно ступая кожаными туфлями. «Как ты?» - спросил его взор.

- Отец любил собирать книги, - развернувшись, юноша шагнул вглубь комнаты. Протянул руку в изящной перчатке и провёл пальцами по корешкам старинных фолиантов. - Мы много времени проводили в библиотеке, - Бодуэн прошёлся между тяжёлыми шкафами, уставленными книгами и свитками. - Из того времени, что у него было. Когда он был дома… Я читал ему вслух… Часами читал! Это было его излюбленное занятие. И моё - тоже.

Мальчик опустил голову. Отец Гийом наблюдал за ним, пытаясь уловить движение юной души.

- Учитель! Как я могу стать королём! - Бодуэн повернул лицо к архидиакону, очи его полыхнули синей молнией.

- Вы - можете, - спокойно ответил наставник.

- Как! Почему! Отец, почему ты ушёл так рано! - в голосе мальчика послышалась скорбь.

- Пути Господни неисповедимы, - глаза отца Гийома смотрели мягко и понимающе. - Ваш отец, наш король, ушёл в лучший мир, а вы…

- А я - единственный наследник! Учитель, так нельзя делать! - юноша в отчаянии всплеснул рукой, на золотом зарукавье блеснула капельками целебная бирюза. - Должен быть иной выход!

Архидиакон тирского митрополита опустился на резной табурет, обитый парчой и украшенный пышными кистями из золотой нити.

- А какой выход ты видишь, сын мой? - спросил наставник. - Кроме тебя - две сестры. Одна - совсем юна, другая - ещё не замужем.

- Бабушка Мелисанда правила тридцать лет, - нашёлся, что ответить, мальчик.

- Её разногласия с мужем, а затем с сыном едва не привели к войне. Королевство нуждается в тебе, - настойчивый голос прелата лез в уши. - Не к этому ли ты готовился всю жизнь?

- Да, но…

- Тебя это останавливает?

- Никогда! - Бодуэн яростно вскинул голову и стиснул зубы. - Никогда не остановит! - от его слов у отца Гийома свело скулу. - Если на то есть воля Божия… - принц посмотрел вдаль, в голубеющую синь.

- Она на то есть, верь мне, - улыбнулся наставник.

- Откуда вы знаете! - наследник обернулся, глаза его изумлённо распахнулись.

- Бог с тобой. Бог всегда с тобой. И ты сам слышишь Его волю. Так следуй ей.

Обречённый мальчик хотел что-то сказать, но его наставник встал и взял воспитанника за руки. Тот сделал испуганное движение, чтобы вырваться, но отец Гийом успокаивающе промолвил:

- Бодуэн… - прелат поднял руку и перекрестил наследника. - Да хранит и благословит тебя Господь наш Иисус Христос!

- Аминь, - прошептал мальчик.

Наставник ободряюще потрепал его по плечу, Бодуэн вернулся к подоконнику.

- Патриарх знает? - будущий король смотрел в окно на сгущающиеся тучи.

- Да, - слова отца Гийома упали, как капли дождя на иссохшую землю.

- И всё равно помажет меня?

- Да.

В зале потемнело. Холодный порыв ветра донёс продирающую свежесть, которая ворвалась в библиотеку и добралась до самых тёмных уголков души. Бодуэн повёл плечом. На горизонте глухо рокотали тучи, тёмная пелена надвигалась на город. Деревья жалобно вскидывали ветви и снова клонились к земле, словно плакальщицы египетских царей. Испуганные птахи вились над низенькими крышами, не зная, где приткнуться. Золотой город в одночасье потемнел, глухой раскат грома зазвучал над Башней Давида.

Природа замерла в ожидании манны. И вот косые струи дождя прорезали небо и захлестали по изголодавшейся почве Иерусалима. На улицу побежали взрослые и дети. Доставали вёдра, кувшины, плошки, и новый удар грома, грознее прежнего, не мог унять их радости. Серебристые потоки лились из опрокинутой чаши небес.

Ярость ливня ослабла. Люду на улочках Святого града стало ещё больше. Прозрачные, пьяные в своём движении струйки воды, журча, сбегали с крыши дворца. На востоке прояснялось.

- Небо плачет, - Бодуэн протянул руку и поймал в ладонь несколько капель. Они лежали на ткани перчатки маленькими бриллиантами, но в те времена ещё не гранили алмазов, и по красоте юноша сравнил бы их с гроздью звёзд.

- Дождь - это благодать, - отец Гийом подошёл к окну и встал рядом с наследником. Бодуэн, зажав локтем, стянул с другой руки перчатку и дотронулся бледными тонкими пальцами до небесных слезинок. На обнажённой кисти его виднелось красноватое пятно, а мизинец был по-птичьи скрючен. От прикосновения дождинки моментально высохли, золотой луч солнца, прорвавшись сквозь пелену, озарил комнату и лица наставника и ученика. Природа засияла умытой улыбкой, ликование разлилось в воздухе. Колокола зазвонили к службе. Тучи стремительно уходили, очищая голубеющий небосвод. На карнизах, как серёжки, искрились капельки воды. Жизнь продолжалась.

- Раз так хочет Бог, я буду королём… - Бодуэн смотрел на раскинувшееся перед ним лучезарное великолепие. - Пока Он не найдёт мне замену. Да будет так! - юноша сжал в руке перчатку, как рукоять меча, а ветер невидимыми перстами коснулся его лба и взъерошил волосы, поспешно улетая. Солнечный луч, благословляя, поцеловал его в чело, а оливы радостно затрепетали, приветствуя будущего владыку.

Мальчик посмотрел на воспитателя ясными лазоревыми глазами. В них не оставалось сомнений.

- Я пойду к отцу, - кивнул юноша и, расправив плечи, прошёл через залу и скрылся в коридоре. Проводив взглядом его прямую, как тростинка, фигурку, архидиакон устремил взор к храму Гроба Господня и перекрестился. Не вовремя, ох, не вовремя скончался король!

***

Пару часов назад люди носились по коридору, сбившись с ног, теперь же… Тишина. Сумрачные стены освещались факелами. Бодуэн, погрузившись в свои мысли, шёл, словно тень, когда до его уха донеслись тоненькие всхлипы. Оглядевшись, юноша одёрнул занавесь:

- Изабелла! - ласковый голос прорезал безмолвие, царившее вокруг малышки. Сестричка забилась под столик и сидела на тяжёлом покрывале, которое она в отчаянии стянула из-под вазы. Щёчки принцессы опухли от слёз, она уже не могла ни плакать, ни кричать. Осколки разбитой вазы и мокрые цветы лежали рядом с девочкой, лужица воды одиноко поблёскивала на полу.

- Про тебя забыли… - девочка, вскинув мордочку, откликнулась на нежность брата. Она прислушивалась, страх и смятение начали сползать с личика. - Сейчас, я найду няньку… - Бодуэн повернулся, чтобы идти, но сестрёнка вдруг заревела и вцепилась в плащ существу, которое проявило к ней участие.

- Нет-нет, Белла… Сейчас, я приду… Пожалуйста… - мальчик, выдернув плащ, стал уворачиваться от её цепких ручонок. - Белла, бельчонок… - всю свою любовь к ней он вкладывал в голос.

- На ручки! - просилась девочка, хватая принца за подол кафтана.

- Нельзя, не надо, - Бодуэн отступил к стене, озираясь в поисках помощи.

- Возьми… - начала хныкать маленькая принцесса.

- Постой-ка, что тут у нас! - не давая ей расплакаться, брат хлопнул в ладоши. - Гляди! - золотистое покрывало, валявшееся у столика, зашевелилось, приподнялось и приняло форму кошечки. Изабелла, вытаращив глазёнки, восторженно смотрела на обыкновенное волшебство. Кошечка, натурально заурчав, подбежала к девочке и обняла её мягкими лапами. Стала тереться о плечи и шею.

- Мурлыка! - сестрёнка поймала кису. Покрывало легонько выскользнуло из её рук и нежно укрыло девочку.

- Теперь ты в домике, - Бодуэн развернулся и увидел в конце коридора няньку Пелагею. Ромейка спешила к королевским детям, платок у неё на шее сбился.

- Я в гнёздышке! - радостно запрыгала Изабелла.

- Да, Белочка, ты в безопасности, - согласился Бодуэн. Покрывало крепко обняло малютку и потерлось о её щечку.

- Изабелла! Госпожа моя! Звёздочка! Простите меня, нерадивую, совсем с ног сбилась, вас потеряла, искала! - причитая, нянька пронеслась мимо юноши и подхватила ребёнка на руки. Девочка, засунув кулак в рот, смотрела на Бодуэна и молчала. Пелагея, проследив её взгляд, отпрянула от мальчика в замешательстве. На чернобровом ухоженном лице няни был написан испуг.

- Впредь лучше исполняй свои обязанности, - хмуро заметил юноша.

- Ваше Величество! - служанка сообразила, что перед ней не вчерашний принц, а будущий король.

- Бог с тобой, - Бодуэн, махнув рукой, пошёл по коридору, а заколдованное покрывало, вновь обернувшись киской, стало хватать ноги и платье Пелагеи. Изабелла засмеялась.

- Шшшш, сейчас грех смеяться, - ромейка отбивалась от покрывала, держа на руках малышку. На шеях и няни, и девочки висели маленькие круглые амулеты: на синем фоне краснел зловещий символ-оберег. «Ба!» - помахала брату ладошкой Изабелла. Юноша, обернувшись, помахал ей в ответ.

***

Отец будто спал. Румянец сошёл с щёк, лицо бледное. Нос с горбинкой заострился. Светлая волнистая борода лежит покойно. Глаза закрыты. Голубые глаза, смеющиеся. Мачеха, едва зашёл наследник, сразу покинула опочивальню. Священник читал. Согласно его струящейся речи колебались огоньки свечей. Бодуэн приблизился к ложу. Снял перчатку и дотронулся до руки отца. Она не обожгла холодом. Большая ладонь, трепавшая принца по волосам, когда они неслись на конях вдоль Масличной горы. Король тогда ещё не был таким полным, но и позднее он ради Бодуэна влезал в седло. Скалистыми уступами спускалась вниз долина Иосафата, в которой будет вершиться Страшный Суд. Кедронский поток, журча струями, бежал вдоль восточной стены Иерусалима, тенистые шелковицы роняли в его воды спелые ягоды.

Бодуэн отлично помнил их вкус. Сладковатые, водянистые, плоды тутовника таяли во рту моментально, а лёгкий аромат почти сразу растворялся, не успев распознаться. Давно это было.

А в прошлом году случилась вещь выдающаяся: приехали послы от Старца Горы. Мусульманские еретики, «хашишины» - «ассасины», на франкский лад, живут на северо-востоке королевства в горах и платят огромную дань тамплиерам. Каких только слухов не бродит среди правоверных об этой секте! Хашишины и кровь пьют, и гашиш курят, и развратничают, и демонов призывают, а их Старец - колдун, коих свет не видывал! И воины они непобедимые, убийцы профессиональные: встретишься с ассасином в бою - смерть! Убьёт мечом или отравленным кинжалом, или… взглядом. Разное говорят.

Но отец Гийом отмахивался и молвил, что люди эти - не более чем мусульманская община, которую возглавляет фанатик, чьи взгляды расходятся с мнением большинства.

- А какие это взгляды? - спрашивал Бодуэн, на что Учитель пожимал плечами:

- Никто не знает. Они очень бережно хранят свои тексты и знания.

- Но вы ведь откуда-то это узнали! - глаза наследника горели.

- Я умею слышать между слов и читать между строк. Для них самое главное - Сокрытие.

- Сокрытие чего?! - мальчик подскочил к наставнику.

- А этого никто не знает. На то оно и Сокрытие, - глаза и лицо архидиакона улыбались.

- Я бы обязательно разгадал эту тайну! - принц уселся обратно в кресло, они продолжили урок Библейской истории.

- Учитель… Царь Давид за грех с Вирсавией шесть месяцев был поражён «чёрной немочью», а потом исцелился. За что страдаю я? - Бодуэн поднял на наставника лучистые глаза.

- Пути Господни неисповедимы, дитя моё… - отец Гийом склонил голову.

- Какой грех я искупаю! Я хочу понять! - мальчик вскочил, его пронзительный голос заставил наставника опустить очи долу.

- Мужайся, сын мой, мужайся… - отец Гийом с усилием выдавливал слова из горла. - Доверься Богу.

- Если бы Бог хотел, Он бы меня уже исцелил… - горестно прошептал мальчик. - Чего Он хочет от меня?!

- Преданности и веры. Господь никогда не оставит верных своих, - сердце священника разрывалось от боли.

- Это… потому что я незаконнорождённый? - осторожно высказал свою догадку принц.

- Боже упаси вас так говорить! И тем более думать! - ужаснулся отец Гийом. - Ваш дядя, Бодуэн III, собственными руками держал вас над купелью, в честь него вы получили своё имя! И, как крёстный отец, он пообещал вам в дар королевство! - наставник прервал жаркую речь, чтобы перевести дух. - Прекраснейшее из королевств! Вы имеете полное право на трон, как и ваша сестра Сибилла.

- Она зануда, - буркнул Бодуэн, чтобы перевести тему разговора.

- Грех вам так думать, Ваше Высочество! Забудьте и выкиньте из головы! - отец Гийом гневно махнул рукой. - Ради Бога и самого себя, забудьте!

- Хорошо, забыл, - мальчик склонился над рукописью. Архидиакон подошёл и потрепал наследника по мягким волосам. Оба вскинули головы - у дворца послышался стук копыт.

В коридор выглянула украшенная премудростью тонзура отца Гийома, пониже показалась пушистая голова наследника. Они увидели мусульман, всего девять человек. Конюший принял прекрасных скакунов, гостей встретил сам сенешаль - Миль де Планси, его всегда можно было узнать издали по серебряному плащу. Сарацины держались величаво, нет, даже величественно, как тамплиеры. У многих были красные пояса с длинными пышными кистями. Едва высидев остаток урока, Бодуэн помчался в зал Совета, где король принимал дары.

Ассасины привели роскошного павлина с хвостом, подобным мириадам драгоценных камней, и щенка, угольно-чёрного, с белыми лапками и снежными крыльями.

- Симуран! - восторженно завопил принц и вторгся в сановное окружение, обрамлявшее восседающего на троне отца.

- Вернейший из стражей! - подтвердил глава посольства. - Будет служить Вам по гроб жизни.

Он передал щенка Милю де Планси, сенешаль вопросительно глянул на короля. Бодуэн стоял рядом с отцом, и Эймери перехватил умоляющий взор сына, брошенный на чудесного щенка. Король кивнул, сенешаль осторожно передал маленького симурана наследнику. Щенок чихнул и пискнул, подняв мордочку, Бодуэн бережно прижал его к себе. Сквозь тунику мальчик чувствовал биение маленького сердца, и его собственное сердце наполнилось нежностью. Так хорошо было ощущать рядом тепло живого существа.

Сарацины знали, что дарить: драгоценный меч, диадему и, самое ценное, книги. Отец Гийом с охотой их принял и препроводил в библиотеку. А Бодуэн наблюдал мастер-класс, как держаться при послах. Величественно, чуточку надменно, с лёгкой холодностию и отстранённостью. Эймери почти ничего не говорил, все движения за него выполняла свита. Король щедро одарил послов в ответ. Померанцевая вода, персидский лазурит, ливанский янтарь, меха из Европы и, конечно же, лошади. Отец отдал ассасинам превосходного жеребца серебристо-буланой масти, самого быстрого, с гривой до земли и хвостом шелковым. Бодуэн сам мечтал объездить прекраснейшего коня, но… не судьба. Всё во благо государства.

«Король должен быть щедр», - поучал отец, Бодуэн внимал его словам. И закрывал глаза на то, что царственный родитель принимал подарки от судящихся сторон и выносил приговоры, пополняющие казну. Деньги были нужны всегда. На непрекращающиеся походы.

Сарацины отбыли от двора, продолжилась обычная жизнь. У Бодуэна теперь был симуран - принц с щенком не расставался. Каждый день бродил с ним по саду, в мире, полном жизни. Ветер шелестел в ветвях. Узловатые стволы олив рисовали узор на фоне неба. Бежали облака. Глубокий вздох. Тишина вдали от суеты. Обкатанные ветром камни, твёрдая земля.

В ней сила, сила Иерусалима. Самая близкая сердцу земля, по милости Неба родная, земля Палестины, земля Христа. Бодуэн замер. По телу разливалось тепло. Он чувствовал, что слит со Святой землёй, что пьёт её, как воздух. Сердце захватило. Огромная сила и благодать, наполнившая душу, заставила содрогнуться бренное тело. Бодуэн чувствовал себя деревом - ощущал в себе его соки, был ветром - вольным всеобъемлющим, был симураном, у которого чешутся крылышки, был Святым городом, который стоит в центре мира.

Переживание захватило его всего. Воля Божия разлита во всём, Его милосердие безмерно. Как не быть счастливым, когда у тебя под ногами Святая земля, а над головой - небесный свод, осенявший Спасителя! Благодарность, собранная в ладонях, изливалась из сердца. Мальчик закрыл глаза. Симуран сидел рядом, вертя головой и топорща крылья.

По дороге проскакал гонец. Бодуэн открыл глаза и помчался ко дворцу, симуран - впереди, сверкая белыми лапками. Что-то произошло. Гонец выбежал из залы, пригнувшись. В разные стороны прыснули слуги. Бодуэн, крадясь, проскользнул в приоткрытые двери и прижался к стене. Щенок хотел тявкнуть, но мальчик жестом запретил ему. И вжал голову в плечи - со столов полетели тарелки и кубки.

«З-зарублю! У-уничтожу! Распущу! У-убью!» - отец размахивал мечом Защитника Гроба Господня - грозная сталь звенела, рассекая воздух. - «Я король или посмешище! Чего стоит моё слово!» - удар, и в щепы разлетелся бесценный кедровый стул. Вытащив лезвие из раскроенной спинки, монарх закрутился с мечом по зале. Щенок прижался к ногам Бодуэна и тихонько заскулил.

«Прибыл Великий магистр», - дрожащим голосом сообщил камерарий. Мимо Бодуэна в залу прошествовал гордый Одон де Сент-Аман в развевающемся плаще.

- Бес-предельщики! Смутьяны! Псы! - набросился Эймери Иерусалимский на храмовника.

- Псы Господни, - мягко поправил Великий магистр.

- Я требую правосудия! Отдай мне Готье! - раздувая ноздри, король вплотную подошёл к тамплиеру и заглянул ему в лицо.

- Брат Готье будет наказан. Он дождётся приговора Папы под надзором Ордена.

- Спокоен! Как соляной столб! - Эймери обошёл вокруг де Сент-Амана, на левом плече которого горел алый крест. - Твои люди наносят оскорбление Нашему Величеству!

Бодуэн силился понять, в чём причина столкновения, и холод сдавливал ему горло. Дурные вести витали под потолком залы.

- Мы оба знаем, что это досаднейшее недоразумение, и Готье дю Мениль… - продолжил свою линию магистр.

- Будет судим королём и баронами! - рявкнул сын Фулько Анжуйского. - Недоразумение!

Великий магистр спокойно взирал на разгневанного государя. Тёмные глаза храмовника мерцали под густыми седыми бровями, и мнилось, что де Сент-Аман - скала, неподвластная бурям и бегу времени.

- А я знаю… - крепко сжал рукоять меча Эймери. - Это ты приказал ему перебить послов!!! - он бросился на тамплиера, занеся оружие.

- Отец! - Бодуэн выбежал на середину залы. В глазах его стояла отчаянная мольба.

- Аха-ха, ты здесь, - тяжело дыша, Эймери опустил меч. - Ступай к себе, после поговорим.

Мальчик покорно удалился, бросив взгляд на де Сент-Амана. За принцем, топоча лапками, пробежал симуран.

- Молись Богу, ибо я добьюсь того, чтобы Орден Храма распустили! - вскинув руку, король дал понять, что разговор окончен.

Великий магистр, проводив взором наследника, склонил голову, в знак прощания:

- Да хранит Господь Святую землю!

- Да хранит, - король возвёл очи горе.

***

Бодуэн долбил подбородком спинку ложа, вцепившись в позолоченную древесину белыми пальцами. Византийская парча покрывала спадала переливчатым каскадом на пол. Перчатки брошены на стол. Почему люди так поступают? Почему убивают, грабят, лгут! Почему не могут вместе строить мир?!

Послов Старца Горы безжалостно перебили тамплиеры, не смотря на охранную грамоту и заверения короля. Почему! Для чего! Почему люди преступают клятвы и вредят друг другу! Или Бодуэн чего-то не знает… не понимает. Может быть, эти люди затаили зло, а храмовники своим бесчестным поступком обезопасили королевство? Они были живыми… их убили. Король держит слово. И тамплиеры держат слово. Их мусульмане просят быть поручителями. Может быть, Великий магистр вправду ничего не знал? Сорвиголов в королевстве достаточно, среди храмовников - тоже… А если знал?! И вредительствует Иерусалиму и короне! От Бодуэна многое сокрыто, и слава Богу…

Отец видел оскорбление королевской власти, а сын осознавал смерть людей. Страшную смерть, когда они считали, что находятся в безопасности. Заключай после этого договоры… Отцу очень сильно придётся извиняться перед Старцем Горы - гневить ассасинов опасно… Царство им Небесное… всем. Правым и неправым, верным и неверным… Солнце яркой полосой слепило за окном.

- Бодуэн? - отец стоял в дверном проёме. Мальчик сполз с ложа, натянул перчатки и подошёл к столику египетской работы - столешницу поддерживал изящный бог-псоглавец Анубис. Королевич зажёг благовония и надел литые металлические браслеты, которые звякнули, как оковы. От этого звука Эймери передёрнуло.

- Можно войти? - полюбопытствовал монарх.

- Нет-нет, сейчас, я выйду, - Бодуэн окурил себя благоуханным дымом, совершил крёстное знамение и подошёл к отцу.

- Упрямый! - пожурил Эймери. «Ну-ка!» - грузный король переместился в комнату и опустился на «диван» - собрание подушек на скамье. Бодуэн светло улыбнулся и сел рядом с отцом, не касаясь его.

- Неужели ты думаешь, что я бы его зарубил! - рассмеялся Эймери.

- Вы страшны в гневе, батюшка, - мотнул головой Бодуэн. - А гнев глаза слепит.

- Мне бы твою рассудительность! Каюсь, грешен, - льняные волосы падали королю на плечи, аккуратная борода отсвечивала на солнце. Черты помягчели - от былой бури не осталось и следа. Мальчик, отмахиваясь от тяжёлых мыслей, глубоко вздохнул, сцепив пальцы.

- Что, братец мой, не весел, что головушку повесил? - спросил Эймери цитатой из песни о Царевне-Лебедь. За добродушием его голоса мальчик распознал нежность.

- Отец, - Бодуэн поднял глаза. - Мы, короли Иерусалима - наследники царства Израиля, защитники Гроба Господня. В чём наша миссия, как ты видишь?

- Ох, философ! - Эймери поднёс кулаки ко рту и подул в них. - Задал ты мне задачу!

На лбу короля собрались морщины. Он хмыкнул, подумал, вздохнул.

- Иисус Христос - помазанник Божий. И мы, проходя через обряд помазания, уподобляемся Христу. На короля нисходит Святой Дух и пребывает с ним в этой жизни и в будущей. Король принимает власть от Бога и является выразителем божественной воли. Я ответил на твой вопрос? - король посмотрел на сына. Тот напряжённо слушал, уперевшись руками о скамью.

- Но мир несовершенен, - продолжил отец, стремясь развеять его горькую думу. - И мы не идеальны. Ты сам это только что видел. Король желает блага, но псы тамплиеры!… - Эймери показал кулачище. - Мы сохраняем и приумножаем то, что даровал Господь нашим героическим предкам - наше Королевство, Иерусалим. И первейшая цель… - голос его осёкся. Бодуэн испуганно глянул на отца и прочитал на родном лице боль. Повисло молчание. Эймери протянул руку и потрепал мальчика по волосам. Бодуэн по-кошачьи пригнулся, прячась от руки, но ниже подушек деваться было некуда. Отец посмеялся и напутственно продолжил:

- Прежде всего, король - защитник и хранитель веры. Он - столп, о который в годину испытаний обопрётся народ. Король - предводитель на пиру и в битве. Он - рука, которая объединяет баронов и горожан, крестоносцев и пуленов, сирийцев и армян, христиан и мусульман. Все - под Богом, и во главе государства - король, наместник Христа.

Они немного помолчали, размышляя о своём.

- Дурной из меня рассказчик! - Эймери приобнял мальчика. - Вот брат мой, твой крёстный отец, всё бы ладно рассказал, ещё бы заслушались! - король посерьёзнел. Бодуэн чувствовал у себя на плече его широкую руку. - Не равняйся на меня. Будь лучшим. Живи и правь с Христом в сердце.

- Батюшка, вы так говорите, будто я стану королём, - мальчик посмотрел на отца проникновенными глазами, в которых затаилась боль.

- Чего таить, возможен и такой исход. Если к тому времени твоя сестра не нарожает мне внуков! - рассмеялся Эймери. Бодуэн подхватил его веселье:

- Тогда её сперва надо замуж выдать!

- За кого предлагаешь! - хлопнул ладонью по колену отец.

- За Эсташа из Кафрана! - выпалил первое попавшееся имя Бодуэн и почувствовал, что его сейчас разорвёт от смеха.

- Одобряю! Но староват! И хромоват. Глаза рыбьи. Пусть лучше Балиан из Рамлы - молодой, красивый! Вот пара-то будет!

- Подождём годика два, пока она из монастыря выберется! - лавина хохота захлестнула обоих, Эймери обнял сына. Солнце светило в окно, заливая комнату благодатными потоками, к небесам взлетали их голоса: густой и запинающийся, и звонкий, будто льющийся.

***

На пальце у отца блестел рубиновый перстень. Бодуэн снял его и зажал в ладони. Эймери говаривал, что этот камень помогал ему вести за собой людей и сдерживать ярость. Отец не был бы против, если бы перстень перешёл к Бодуэну. Он не против, мальчик знал. Примерил - подошёл только на большой палец. «Ничего, ещё дорасту», - едва дотронувшись до отца, принц вышел прочь. Они даже не попрощались. Король заснул, выпив лекарство, и не проснулся. Вот так просто. В коридоре встретились византийские послы. Их песьи и кошачьи лица выражали скорбь и соболезнования. В другое время Бодуэн пронёсся бы мимо этих сфинксов, но пора строить политику. Наследник остановился и милостиво заговорил с ромеями.

- Скажите, насколько оправданы слухи, что вашего доблестного короля Эймери отравили альвы? - зеленоглазый грек улыбался тонкими губами.

- Эти слухи не имеют под собой оснований, - Бодуэн повёл плечом. - Наш отец был болен по возвращении из похода, две болезни сразу оказали губительное влияние на его организм.

Ромеи переглянулись. «Когда состоится коронация, Ваше Высочество?» - бестактный вопрос стегнул плетью. «После похорон!» - хотелось съязвить, но мальчик сдержался и кивнул:

- Мы вас известим.

Сохраняя величественную осанку, он покинул послов. Уши наследника усладил шёпот за спиной:

«Как думаешь, с этим мальчишкой наш император завоюет Египет?» - «Без сомнения!» - хищнические взгляды ромеев сопроводили фигурку в белом плаще.

Зал Высокого Совета. Бодуэн сидит на стуле рядом с пустым троном. За спиной - дядя Раймунд и сенешаль Миль де Планси. Бароны неистовствуют. «Отравили!» - «Измена!» - «Долой альва!» Лицо Миля сохраняло бесстрастное выражение. Длинные белые волосы уложены в красивую прическу, открывающую высокий лоб. Заострённые уши, изучающий прищур миндалевидных голубых глаз с кошачьим зрачком - сенешаль не скрывал своей расы, чем снискал уважение среди рыцарей и простого люда. Эймери верил ему, как самому себе.

«Тихо!» - гаркнул Раймунд. Говорил Бодуэн. Негромко. Напомнил, что лекарство королю дал лекарь-франк, подчинившись приказу монарха. Что другие врачи - араб и сириец - были против.

- Упрям всегда был, прости Господи, - перекрестился Рено Сидонский.

Перешли к обсуждению вопроса о коронации. Бодуэн кинул взгляд на отца Гийома. Учитель, будучи канцлером, вёл протокол заседания, сидя за дубовым столом. Пышное страусовое перо скрывало его чело, когда архидиакон склонялся над рукописью. Поймав взор наследника, отец Гийом кивнул. Так надо. Да будет так. Бодуэн опустил глаза и увидел на махровом ковре весёлого золотого льва. Он скакал по зелёному полю, изогнув кудрявый расцветший хвост, грива ложилась вокруг шеи густыми завитками. Льву легко скакать и прыгать, он не принимает на себя королевство, будучи… проклятым.

Бароны советовали провести коронацию как можно скорее, чтобы новый государь мог смело бить соседей, как только те попробуют высунуться. «Нужно всем показать, что мы по-прежнему сильны!» - стукнул кулаком о стол Боэмунд де Ибелин. - «Предлагаю сразу же совершить набег до Дамаска!» Его младший брат, Балиан из Рамлы, ободряюще поглядывал на принца. Балиан - славный парень. Добрый и открытый. Густые чёрные волосы лихо откинуты за лоб. Его любят за отвагу и щедрость, с народом он на равных.

Бодуэну хотелось выдержать траур хотя бы неделю - решили короновать через три дня. «Мы вас поддержим, все!» - густой бас Онфруа де Торона раскатился под сводами залы. - «Да здравствует король!»

Бодуэн протестующе вскинул руку: «Рано!…»

***

Траурный кортеж тянулся к храму Гроба Господня. Вздохи, всхлипы - земля погрузилась в скорбь. Облака тащились, иногда открывая солнце. Стояло белесое марево. Пот струился под платками и тюрбанами. Грустно всхрапывали лошади. Бодуэн шёл, погрузившись в состояние, близкое к смерти. Дорога, ведущая к месту последнего упокоения, казалась безумно длинной. Это он лежал во гробе вместе с отцом, внутри было пусто и в то же время спокойно. Божественный спектакль начался.

Люди, тени, пятна. Всё рябило и двигалось, сливаясь в звуках песнопений. Наступила минута прощания. Не верилось. Бодуэн медленно встал на колени перед гробом. Роста не хватало, поэтому ему подставили скамеечку. Отсутствующим взглядом мальчик посмотрел на лицо отца и представил его живым. Господи! Он недавно был жив! Сердце придавило наковальней, в горле запершило. Воскресив в душе его живой образ, Бодуэн припал к отцовской груди. «Прощай», - давясь рыданиями, шептал мальчик. - «Прощай, покойся с миром. Твоё королевство в надёжных руках. Спасибо тебе за всё! Люблю тебя!…» - подняв голову, он посмотрел в лицо Эймери. Боль утихла, стало радостно и спокойно.

- Папа, - позвал Бодуэн ласково, как в самом далёком детстве, когда отец брал его на руки и подбрасывал в воздух. Сердце юноши улыбнулось. Он взял дорогого человека за кисть, наклонился и прошептал на ухо:

- Я стану лучшим королём, обещаю.

Выпрямился, встал с колен. Бодуэну показалось, что отец улыбнулся. Юноша отступил назад и посмотрел наверх. Душа отца устремилась к Богу, в Воскресение. Умиление сродни пасхальному охватило сердце. Слепящим светом в центре ротонды Анастасиса сияло око Божие - отверстие в небо, столб лучей из него падал, прорезая шахматный пол. По преданию, он проникал до центра Земли. В потоках света Бодуэну показались лики ангелов. Лёгкое дуновение взъерошило волосы за ухом, голос прошелестел: «Ты не один…»

Принц обернулся - к нему подошёл отец Гийом. Бодуэн кивнул и устремил взоры к свету. Он слышал колокольный звон.

***

Был вечер, и была ночь. Ночь бодрствования. Шаги отдаются эхом и уплывают под своды. Захлопнулись, лязгнув, врата. Один. Мимо, как видения, плывут столпы Елены. Отблески золота. Замершие в вазах цветы. Ни одной свечи. Тёмные барельефы. Фрески. Из окон льётся лунный свет - растекается пятнами по полу. Дальше вглубь. Приделы, приделы, сменяющиеся чередой… Воздух сгущался, хотелось раздвигать его руками. Пополз холод, могильный. Во храме покоятся все короли, начиная со смиренного Готфрида, Рыцаря Лебедя. Свежий саркофаг отца молочно белел у стены. Свободное место подле него - для Бодуэна. Мысли о смерти тысячью стрел вонзились в сердце.

- Если Ты хочешь, Господи, я умру… - посвящаемый шёл, сцепив руки в молитве - одинокий, во мраке. - Ты учил, Святый, бодрствуйте! Но Апостолы спали, когда алкал Ты, и теперь я молю о Чаше… Если есть на то Воля Твоя, пусть минет меня Чаша сия, Боже, молю, Исцели меня! - он уже кричал вслух. - Господи, прошу, яви Милость Свою, снизойди до меня, исцели меня, грешного, ибо не знаю, за что стражду! Подними меня из тлена, озари Светом Своим! Помоги исполнить Волю Твою, какой бы она ни была! Господи!

На то ли Воля Твоя, чтобы встал я во главе королевства великого? В этом ли Твой Промысел? Укажи, чего Ты хочешь от меня! - от надрыва заболело горло. Впереди серебрилась Кувуклия, над ней перламутром переливался световой столб. «Господи, Господи!» - читая молитвы, Бодуэн приблизился к святыне. - «Исполни меня разумения поступать по сердцу согласно Воле Твоей во веки веков, аминь».

Фантастической паутиной поблёскивали резные врата - он вступил в придел Ангела. Нахлынули мысли: «Отступить! Сейчас!» - гордость львом прыгнула на юношу. Короткое раздумье. Над головой светят язычки неугасимых лампад. Тёмный силуэт камня, на котором восседал архангел, возвестивший жёнам-мироносицам о чуде. Отверзнутая дверь, в черноту. Бодуэн опустился на колени и пополз. - «Я червь земной, Отче! Господи Иисусе Христе, отрекаюсь от всего земного, от всего, что знал и умел, от всего, чем владел! Отдаю себя на Волю Твою, отныне и во веки веков! Каюсь, каюсь, каюсь!»

В пещерке, слева, белела плита Святого Гроба. Над ней золотым узором горели лампады. Бодуэну разрывало грудь от боли - он слишком глубоко дышал. Припал к бледному хладному мрамору. - «Господи Иисусе Христе, Ты источник Жизни вечной, напои меня, напитай меня, спаси меня, на Тебя уповаю!»

Тяжесть пропала. Бодуэн поднял голову.

Всё кончено. Он - в ладонях Судьбы. Лежит у Гроба Спасителя. Время перестало течь. Сквозь мглу прорезался свет. Небесный свет. Слова не нужны. ОН здесь, Бог - здесь.

***

Наутро 15 июля 1174 года от Рождества Христова Иерусалим празднично гомонил. Жители вставали досветла, чтобы успеть подготовиться к важнейшему событию. Дамы принаряжались, мужчины соперничали с ними в богатстве нарядов. Постоялые дворы бурлили от избытка гостей, желавших взглянуть на коронацию. Город стряхнул с себя скорбь и открылся новой жизни. Мир возрождался.

Свежесть утра сгоняла любую дремоту. Ясный небосвод раскинул над Иерусалимом свои крылья. Деревья радостно качались под порывами весёлого ветра. И стар, и млад высыпали на улицы.

«Идут! Идут!» - возвестил малолетний ракшас, убежав с середины дороги. По людскому морю пробежали волны. Разноцветием красок играли праздничные ковры, вывешенные на окнах домов - их пышные кисти из золочёных нитей развевал ветер. Впереди шёл, опираясь на страннический посох, принц. По правую руку от него суровый коннетабль Онфруа де Торон нёс королевское знамя гонфалон - сияющее белизной квадратное полотно с пятью золотыми крестами. Слева маршал - высокий орк с иссиня-чёрными волосами, вёл белоснежного коня под роскошным седлом. Жеребец высоко поднимал ноги и пританцовывал, косясь фиалковым глазом на юного хозяина. «Почему пешком, почему пешком?» - беспрестанно спрашивал конь. «Так надо», - отвечал Бодуэн, едва поворачивая голову. - «Потерпи».

Следом шествовали родственники и придворные. Дядя Раймунд выделялся среди всех своей статью - даже сейчас он шёл с гордо поднятой головой, за плечами вился чёрный плащ. Практически все бароны королевства собрались сегодня здесь, чтобы провозгласить нового короля. Весомое исключение составлял дядюшка Жослен, которого только выкупили из плена в Алеппо - он ещё пребывал в пути. Матушкин брат. Матушка. Приехала на похороны и привезла с собой архиепископа Цезарейского Ираклия. Отвратительный тип. От него веет пороком. А лицо - слащавое до тошнотворности. Матушке он нравится. Она слушает его взахлёб и хохочет, не стесняясь. Рено Сидонский встретил жену холодно - выражение его лица отвечало мыслям принца: «Лучше бы вы не приезжали, госпожа, вашему сыну было бы легче». Бодуэну хотелось обернуться и взглянуть на мать. Опустив очи земле, принц сосредоточился на том, для чего он здесь. Мимо протёк Патриарший пруд, обсаженный миндальными деревьями. Ветви их были усеяны продолговатыми бархатными плодами - скоро собирать урожай. Вокруг - люди. Сотни, тысячи глаз. Ощупывают, пытаются проникнуть под кожу. Совсем скоро Бодуэн станет их королём, приняв на себя всю полноту ответственности. Сколько языков, сколько рас… Подняв взор, юноша впитывал в себя то, что видел. Богатое армянское семейство со слугами-гоблинами. Медведь-русич, остановившийся в монастыре Святого Саввы - это о нём рассказывал писарь. Кентавры-византийцы в праздничных хитонах и попонах. Шестилапый ракшас-мусульманин, рядом - низкий ростом иудей… Глаза быстро устали смотреть на это великолепие - слишком ярко слепило солнце.

Процессия повернула к храму Воскресения. Перед вратами ожидал патриарх и прелаты в роскошных ризах. Справа Святой Крест осенял благодатью собравшихся. Святое Копьё, пронзившее плоть Христа, торжественно и неумолимо сияло слева. Рядом с Копьём ожидал сенешаль. Это Бодуэна ведут на Голгофу и коронуют терновым венцом. Что будет? Будет то, что угодно Богу.

Патриарх вышел вперёд и подал Бодуэну свиток с тяжёлой сургучной печатью. Мальчик отыскал глазами отца Гийома - Учитель стоял позади патриарха среди других клириков. Ободрил взглядом. Бодуэн принял свиток, патриарх повёл речь о том, что Церковь обращается к нему и вверяет Бодуэну свои привилегии.

Кажется, патриарх закончил. Нет ещё. Небо синее, солнце печёт. Полощутся флаги. Хочется чихнуть. Интересно, как там симуран? Его должны были привести к храму Господню. Слуга закрыл дверь или нет? Патриарх кончил.

Глотнув воздуху, Бодуэн держал ответную речь. «Обещаю», - голос юноши рассыпался на тысячи ладов по площади. - «Обещаю», - повторил он и поклялся соблюдать и охранять права Церкви.

Неотвратимость всё ближе. Прямо перед собой Бодуэн увидел испуганное лицо Амори де Неля. Патриарх несколько мгновений колебался, потом, не касаясь принца, подарил ему поцелуй мира. Наследник сделал аналогичный жест, оба повернулись к народу. В сановной толпе Бодуэн узрел бледную маску - застывшее лицо своей матери. Огнистые брови стоят домиком, набелилась так, что не отличается от мертвеца. Зачем! Губы что-то шепчут. У мальчика захолонуло сердце. «Ей больно. Она страдает», - пронеслось в душе. Бодуэн отвёл взгляд - мачеха, Мария Комнина. Добрая и участливая женщина, предупредительная по мере сил. Искренняя. На сердце потеплело. Рядом Пелагея держит наряженную Изабеллу - ей-Богу, куколка заморская, вся в ленточках. Помахать бы ей рукой, да не надо. Сибилла. Поднялась моментальная обида. Дура, трусиха, гордячка. Бодуэн стиснул зубы. Рядом с ненаглядной старшей сестрой - Балиан из Рамлы. В её глазах страх, в его - воодушевление. Конечно, он не знает. А Рено Сидонский знает - лицо отчима сурово, но в глубине очей - теплота. Бабушка, бабушка Иветта! Старая игуменья, сухонькая, словно светилась изнутри и улыбалась Бодуэну. Дядя Раймунд непроницаем. Бароны… Бароны! Они ничего не знают! Отец Гийом, скажите им! Нет-нет, не это скажите!…

Архидиакон, добрый наставник, безжалостно вскинул руку и зычно крикнул:

- Любо ли вам это, бароны королевства, отзовитесь своими голосами!

- Любо! Любо! Желаем видеть Бодуэна королём над нами! - послышались возгласы.

- Любо ли вам это, славные горожане и торговцы! - продолжал отец Гийом, воздев руки. Алые рукава его одеяния вздымались, как крылья окровавленной птицы.

- Любо! Любо! - загалдел торговый люд.

- Любо ли вам, крестьяне-землепашцы и пастухи?

- Любо! - завыли с окраин площади.

- Любо ли вам, граждане Иерусалима, видеть Бодуэна Аншуаве, сына Эймери, королём над вами?!

- Любо! - загремела площадь.

Точка невозврата пройдена. Движением руки патриарх пригласил Бодуэна войти в храм. Началось богослужение.

Поверх багряницы на юношу накинули чёрно-белые одежды диакона, два епископа подхватили его и повели под руки. Пол качался и скользил. У принца отняли волю - он не был властен над происходящим, ритуалом руководил Бог. Курились благовония, под сводами творилась фантасмагория света. Какое море людей! Возникли Великие магистры тамплиеров и госпитальеров со свитой из самых достойных. Бодуэну хотелось увидеть среди них лица друзей, но рябь перед глазами позволяла разглядеть лишь цветовые пятна. Его уже волокут. Где ноги! Ах да, ноги на месте - просто забыли, что им нужно двигаться. Одна, другая - вот, молодцы! Вы ещё понадобитесь своему хозяину… Алтарь. Перед Кувуклией. Бодуэн распростёрся ниц, крестообразно раскинув руки. Прижался пылающим лбом к холодному полу. Пели «Te Deum laudamus». «Боже, надеюсь, ты знаешь, что делаешь», - молился юноша, взывая к Вселенскому Милосердию. Увидел краем глаза расшитую золотом обувь патриарха. Нужно вставать. Бодуэн поднялся, будто не сам. Поднялся, чтобы встать на колени на расшитую райскими цветами подушечку.

Вот оно. Патриарх взял с алтаря сосуд со священным елеем и провозгласил: «Коронует тебя Господь короной славы», - юноша обмер, его пробила дрожь. - «… И да сделает тебя королём, помазанным милостью Святого Духа», - Амори де Нель помазал наследнику голову. Бодуэн закрыл глаза. - «… как помазывает Он только священников, королей, пророков и мучеников…» - отдалось в сердце. - «коим вера заменяет власть», - помазал лицо. Голос патриарха дрожал, - «и чьё милосердие справедливо», - быстрым движением помазал руки. Священный елей обжёг холодом, - «коим обещана награда милости Божией…» На последних словах бархатный тембр Амори де Неля обрёл уверенность и силу. - «Аминь».

Бодуэну показалось, что он на мгновение лишился чувств. Наверное, так оно и было. «Свят!» - воскликнул патриарх. «Свят! Свят! Свят!» - подхватили бароны и народ. Помазанник открыл глаза. Тело горело огнём, преображаясь, единственное желание - стать пламенем свечи и взмыть в небо - теснилось в груди. Народ пел гимны, славя короля. Архиепископ Цезареи и Галилеи Ираклий поднёс на алой подушечке кольцо. Патриарх надел перстень на палец королю со словами: «Прими кольцо, зримый знак святой веры. Твёрдого правления. Крепнущей власти…» Миль де Планси подошёл, держа в руках меч Готфрида Бульонского. «Прими сей меч», - торжественный глас патриарха возносился к куполу ротонды Воскресения. - «Господь благословляет тебя обращать в бегство преступников…» - сенешаль, преклонив колено, опоясал короля мечом Защитника Гроба Господня.

«Аминь», - отзывался Бодуэн на коронационные формулы. Тяжёлый рыцарский пояс стянул тело. Настал черёд… короны. Патриарх принял венец из рук дяди Раймунда и воздел его над алтарём, читая молитвы. «Господи, Господи! Да совершается воля Твоя!» - Бодуэн хватал ртом воздух. Ему не хватало места. Он был слишком широк для пространства перед алтарём, он был больше храма, он был Святой землёй, он был размером со Вселенную. Где-то в глубине души бил колокол судьбы. Судьбы, которую Бодуэн принимал, сложив ладони и преклонив колена.

«Пусть благословение наше…» - патриарх держал корону над головой помазанника, - «всегда собирает для тебя плоды чести, пусть с короной пребывает твоё правление во веки веков», - золотой обруч с инкрустированными хрусталём лепестками лёг на белокурые волосы. - «Будь долговечен, прими правление в светском мире!»

«Достоин! Достоин! Достоин! Слава!» - взорвалось пространство собора. Агнесса де Куртенэ прижала ладонь ко рту и заплакала. «Прими скипетр, знак королевского могущества, жезл прямого правления…» - наставлял патриарх, скипетр в руку Бодуэна вложил сенешаль, - «правь благочестиво, защищай, направляй на путь истинный, будь прям, как уложенная дорога…» - сердце Бодуэна было распахнуто Богу, он видел пьянящий свет Иерусалима. Его коснулось дыхание счастья. «Будь решителен. Соблюдай закон и не передавай бразды правления врагам. Уничтожь высокомерных, но утешь смиренных…» - необъятное ликование охватило душу. - «Потому помазал тебя Господь на правление твоё елеем радости», - сердце Бодуэна воспарило на крыльях, - «как помазан был прежде Господь наш Иисус Христос».

Бароны поднесли королю золотое яблоко, символизирующее земли королевства. «Да здравствует король! Да здравствует король во веки веков! Да здравствует король над нами!» - пространство безвременья разорвалось победными возгласами. Месса продолжилась.

Перед Причастием Бодуэн снял корону, после принятия Святых Даров его освободили от диаконских одежд и накинули на плечи лазурный плащ с сияющей пряжкой. Вновь вручили все регалии. Патриарх взял из рук коннетабля королевское знамя и передал его Бодуэну. Сжав древко, юноша окинул взглядом баронов. Конечно, никто кроме славного Онфруа не мог занимать эту должность. Король улыбнулся и вернул стяг де Торону, тем самым подтвердив его назначение на пост коннетабля. Седой воин почтительно склонил голову, его глаза благодарно улыбались. Бодуэн, счастливый, поискал глазами отца Гийома. Учитель еле заметно кивнул.

Месса закончилась. Под торжественные звуки органа король в окружении родственников и баронов вышел из храма. На площади ожидала толпа ещё более пёстрая и многочисленная. Великое множество взоров впились в фигуру короля, ожидая, что он скажет. Голова закружилась от свежего воздуха. Солнце целовало лицо и ладони. Небо голубело бесконечностью. Корона непривычно давила, потаённые шипы, в напоминание Тернового венца, покалывали голову. Сердце гулко билось о рёбра. Сенешаль принял скипетр и яблоко, подвели белого королевского коня. Бодуэн лихо вскочил в седло, не касаясь стремян. Маршал Жерар де Пужи отпустил повод и с благоговением отбежал. Юноше показалось, что в глазах орка блеснули слёзы - это уже третья коронация на его веку. Махнув длинной гривой, жеребец встал на дыбы: «Наконец-то! Да здравствует король!» «Теперь твоя очередь», - похлопал коня по плечу Бодуэн. Изысканно гарцуя, благородный скакун вынес помазанника вперёд. Мелодичный звон - благословенная сталь блеснула на солнце - король обнажил меч Защитника Гроба Господня.

«Слушай, Иерусалим, и услышь!» - устремив взгляд на средокрестие меча, Бодуэн произносил клятву своих предков. Мир замер, проникаясь словами нового короля. - «Клянусь! Защищать от любых посягательств обычаи, законы и вольности королевства! Клянусь! Защищать Гроб Господень от любой скверны, будет исходить она от человека или иного существа. Клянусь! Защищать обиженных, вдов и сирот! Клянусь! Накормить и напоить алчущих, дать кров нуждающимся! Клянусь! Хранить и оберегать веру нашу в Господа Иисуса Христа во веки веков! Аминь». Взмах меча - указует на юг, взмах - на запад, взмах - на север, на восток - салют храму Воскресения. Королевский конь, перебирая ногами, звонко заржал. «Слава! Слава! Слава!» - прокатилось по площади. Убрав меч в ножны, Бодуэн пустил скакуна в галоп и остановил его перед тамплиерами, охраняющими Святое Копьё. «Да хранит Господь Святую землю!» - поднял руку король. «Да хранит!» - отозвался Великий магистр. Их взгляды встретились: тёмно-серые изучающие глаза храмовника смотрели исподлобья, синие очи короля взирали спокойно и торжественно. Одон де Сент-Аман дал знак - тамплиеры расступились, давая дорогу к Копью. Святыню держал стройный комтур Ордена Храма с чистым светлым лицом.

Бодуэн IV Иерусалимский принял из рук комтура Святое Копьё и отсалютовал им Святому городу. «Наш Вождь», - проговорил Рено Сидонский. «Мой сын…» - рыдала Агнесса. Руки мужа держали её, оберегая от падения на землю. Немногие из присутствующих знали, что Смерть уже избрала их короля и поцеловала в лоб, благословляя на крёстный путь длиною в жизнь.

«Да здравствует король! Да здравствует король! Да здравствует король!» - провозгласил Иерусалим.