Кошка

«Я создал тебя для изучения устройства мира Землян. Чтобы ты узнал, как они живут, о чем мечтают, что им нравится. Чтобы ты нашел правильный путь переговоров и стал первым мостиком между ними и нами. Но у тех, кто ворвется сюда с минуты на минуту, другие планы. Захват и порабощение. Разве это то, чего я хотел?...» — Всплывают слова в голове.

Все это — серия зла, потерь и боли. Даже если все исследования уничтожены, и никто не должен был пострадать. Сколько еще жизней будет унесено?...

Руки дрожат, они испачканы кровью. Тело, еще минуту назад бывшее живым человеком, бьется в последних конвульсиях. Вокруг больше никого, и есть ли в мире кто-то еще, чувствующий себя настолько одним и оставленным всеми?

***

Поворот головы — шепот, еще поворот — пускают самолетики в окно. Сзади хихикают, спереди списывают.
За окном — осенний дождь. Учительница кривит скомканные годами губы, кричит на очередного "нахального выскочку". При этом от нее летит слюна, в возбужденном гневе она не замечает, как элита класса за первыми партами брезгливо и преувеличивая надобность этого, закрывается учебниками. Слышится смех, словно закадровый, в фильме. Или фоновой. Смеющиеся — всего лишь фон и подхалимы элиты. Обычный урок...
Парень с волосами цвета, что на грани каштана и кирпича, сидит за последней партой и тупо смотрит в учебник, потом вздыхает. Будоражит рукой и так лохматые волнистые волосы, запустив пальцы в них в районе шеи и проведя вверх, усилив беспорядок еще больше.
Пожилая мисс Даррел наконец выбивает последний аккорд — заключительную фразу, что-то типичное, вроде: "Мне жаль тебя, если ты не можешь этого понять", что вызывает новую волну тихого смеха. Учительница проходит к своему столу и раздает тетради с контрольной работой, которую писали в понедельник.
На парту Джеймса Хонора шлепается однотонная тетрадка. Раскрыв ее, он обнаруживает очередную двойку. Снова вздыхает и ворошит волосы, поворачивая голову налево и утыкаясь серыми глазами в профиль черноволосого юноши в очках. Он смотрит пристально, как тот педантично выписывает каждую букву с сосредоточенным лицом на фоне окна, занавешенного дождем…

***
Идеальный почерк, буква к букве, причем без каких-либо особенных усилий. Он поднимает голову, тряхнув длинными черными волосами и звякнув каким -то причудливым амулетом на шее. Антонио Риерра был личностью относительно известной. Известно о нем было лишь то, что он итальянец по происхождению и вундеркинд. Ну, по крайней мере, так говорили. Сам же он был довольно скрытен и тих. Тихо не делал ни единой ошибки, тихо получал одни лишь пятерки и призовые места на олимпиадах, тихо сводил с ума девчонок, может, об этом даже не ведая...
Изящно, и одновременно с тем просто поправив очки указательным пальцем, он оборачивается, успевая уловить движение, синхронное с его. Потом отмечает напряженную позу рыжего за задней партой и хмурит брови в очередной раз.
Эти двое оба были новенькими в классе, оба либо держались в стороне от всех, либо просто не стремились с кем-то сближаться, и никому не мешало пускать гнусные слухи о том, что Хонор влюблен в Риерру.
"А чего он тогда так на него пялится?". Остальные подхватывали дружным смехом...

***

В рюкзаке что-то запищало.
- Эээ?..
Он наклонился к рюкзаку, стоящему у парты, и, пусть не сразу, нашел нужный прибор.
Глаза расширились. Ужас и паника зажглись в крови, обжигая, и распространились по телу по нитям вен. Мгновенно стало нечем дышать, двигаться было больше невозможно, пальцы вцепились в прибор и в стул. Мышцы пришли в тонус, пронизывая мучительным напряжением. На экране тревожным красным горели, сменяя друг друга надписи: "Сигнал с Объектом Л. потерян!", "Сигнал с Объектом С. потерян!"
- Ч-что!? Н-неет... — Произнес он еле слышно непослушными губами. В прочем, он уже знал, что случилось. Просто не хотел в это верить. Не мог.
"Объекты"… Ему с самого начала не нравилось это слово. Ведь они были живыми людьми. У них были мечты и надежды, боль и слезы. Имена.
Люси и Стивен. Его поддельные отец и мать. Когда-то они потеряли сына, и теперь он занял его место. В буквальном смысле, они ни о чем не знали. Их сознание было изменено так, чтобы они помогали «своему ребенку» и искренне считали, что он таковым и является. С помощью искусственно сгенерированных импульсов и процессов, созданных на основе процессов в мозгу человека, страдающего психотическим бредом, это легко было сделать.

И теперь они были мертвы.
Мертвы!... Надписи на экране означали, что их мозговая деятельность погасла. Вот что значит "сигнал потерян"!
Он сидел за партой так же тихо, стараясь незаметно вытереть рукавом воду с лица. Он мало понимал, что это такое — с ним такого еще не случалось.
Перед глазами стояли их лица. В памяти они отпечатались всегда улыбавшимися. Они действительно любили его. Он всегда чувствовал вину за это.

— Ну кто еще хочет сорвать урок!? Немедленно отключите свои пищалки! — Раздался далекий голос учительницы.

***

«Черт, как же он напрягает. Что если он все-таки что-то видел? Но если видел, то почему ничего не предпринимает? Еще двадцать минут терпеть это плетущиеся за спиной создание, надо же, соседи по домам, вот же повезло. Если он что-то знает….»
Риерра во второй раз нервно оборачивается через плечо и устало вздыхает. Этот рыжий. Идет, извечно хромой. Нет, не идет — плетется, ме-э- эдленно...Вроде невысокий, но почему-то ассоциируется со словом "долговязый". Странный тип. Хотя...типичный двоечник, что с него взять?
Антонио теребит в пальцах амулет на своей шее, пряди вороных волос перетекают со спины вперед через плечо...

***
Коричнево-рыжий цвет теряется в темноте вечера, становясь просто темным цветом. То же происходит и с серыми глазами. Человека же, идущего впереди, сумерки не меняют — черные волосы и глаза не могут стать еще темнее...
Рюкзак за спиной оттягивает плечи рыжеволосого, заставляя спину болеть, и будто тянет к земле. Хочется сесть прямо на асфальт, скинуть его и, облокотившись обо что-нибудь, сидеть.
Темный тротуар в низине, наверху, много выше над головами виднеются огни магазинов и студий, свет из окон домов. Здесь же только одинокие фонари с мигающими порой лампочками и небольшой туннель впереди...

***

Он оглядывается в последний раз и исчезает в туннеле. Тень из туннеля падает отвесная, четко-очерченная, густая, она и вовсе кажется стеной. Или какой-то занавесью, за которую Риерра зашел и скрылся по ту сторону. Но еще больше это похоже на портал, потому что всего один шаг вперед — мгновение, и его нет, никаких колыханий занавесей и шатров.
Он шарит рукой по карманам, — на пол сыпятся центовые монетки, создавая умноженное в несколько раз эхо, — и достает мобильник, чтобы использовать его как фонарик. Впереди сияет маленький квадратик света, но до него еще очень далеко, туннель велик по протяженности, и выход сейчас умещается в щели между большим и указательным пальцами. Пальцы, усыпанные царапинами, мелькают в свете телефона...

***

Он останавливается перед туннелем и даже немного пятится назад от этой тени. Что-то заставляет бояться... Но что?
Он нервно ерошит волосы снизу сзади на шее, запустив под них пальцы.
Шаг. Еще шаг и еще. Кусочки фонарей, лавочки и асфальта за спиной кажутся ненастоящими...Где -то впереди видна точка — огонек от мобильника Антонио. Джеймс оборачивается. Он уже довольно далеко от входа, но еще совсем не близок к выходу; Антонио находится где-то посередине между этими двумя границами.

***

Оглушительный грохот, смешанный с дребезжанием прокатывается по туннелю со стороны выхода, на секунду заслонив чем -то, меняющим форму, проем. Оно двигается так быстро, что Хонор не успевает ничего понять, только инстинктивно броситься на пол и следом подавить стон от сильной боли, которая так некстати.
Он смыкает руки над головой, согнув их в локтях. Пальцы переплетены, они сжимаются до боли.
Крик. Крик, еще более оглушительный грохот поверх него отталкиваются от стен, множась, множась, и почти физически ударяя по барабанным перепонкам. Тело трясет от страха. Тело трясет…

В голове крик Антонио эхом расходится на еще два – мужской и женский, слишком явно, слишком по-настоящему, слишком рядом, и слишком сильно что-то сжимается в груди.
Грохот становится тише, он удаляется, дробилка снова затмевает собой проход, как луна солнце при солнечном затмении. Выждав минут пятнадцать, рыжий вскакивает и бежит вперед широкими прыжками. Стук его ботинок гулко подхватывает эхо. Он хватает что - то, что в темноте похоже только на груду непонятного тряпья и хлама, забрасывает это к себе на спину и бежит к свету.
***
Сваливает Риерру на траву. Тот хрипит, медленно поворачивает запрокинутую голову, раскрывает рот, как рыба. По нему будто прошлись каким -нибудь прибором с окончанием "-молка". Одежда пропитывается темной кровью, тело будто изрезано быстро вращающимися лезвиями — это лишь клочки кожи, перемежающиеся с порезанными, вырезанными длинными пустотами, в которых видно мясо.

Никто не заслуживает такой мучительной смерти. Риерра знает об этом, как никто другой.
- Нет...Это…не я…не я…убил ту кошку…Не я…Ты же…ничего не видел..,Хонор?....
Джеймс смотрит на него с жалостью. Бред... Предсмертный бред.
Он достает из рюкзака какой-то странный механизм, похожий на большую и толстую рисовальную кисть. Рыжий проводит ее "ворсом" по всему периметру головы итальянца, который на самом деле был всего лишь гением... Убирает прибор обратно, резко отворачивается, чтобы больше не смотреть и бросается прочь без оглядки. К дому.

***

Он бежит, не чуя ног, брызги грязи летят в лицо и пачкают одежду, но он не замечает этого.
Добежав до дома, дрожащими руками, роняя ключи, открывает дверь и забегает внутрь, даже не закрывая.

Внутри царит тишина, и он кидается сразу к лестнице, боясь случайно боковым зрением зацепить тела.
Взбежав на второй этаж, начинает носиться по комнате, хватая немногочисленные вещи и кидая их в сумку. Закинув ее на плечо, вылетает из дома, наспех заперев дверь. Пробегая по холму, являющемуся огромным пустырем, который возвышался над той дорожкой, где все случилось, он увидел мигающие огни полиции и Скорой внизу. Это только подстегнуло его.
Когда пустырь уже заканчивался, и впереди виднелась тропинка на центральную улицу, его повело в сторону, и под весом рюкзака и сумки он едва не упал, но успел запустить руку под волосы сзади на шее и выровняться.

***

— Я создал тебя для изучения устройства мира Землян. Чтобы ты узнал, как они живут, о чем мечтают, что им нравится. Чтобы ты нашел правильный путь переговоров и стал первым мостиком между ними и нами. Но у тех, кто ворвется сюда с минуты на минуту, другие планы. Захват и порабощение. Разве это то, чего я хотел?...

Как жаль, я даже не успел все отладить… Не устраненные дефекты нервных окончаний — возможны приступы внезапной боли. Проблемы с координацией… Прости меня. Я не хотел, чтобы все так получилось. Из-за моей воли теперь ты вынужден страдать. — Ученый гладит свое создание по голове, лохматя волосы самого редкого цвета из всех, присущих людям. После опускает руку ниже, остановив ее на шее сзади. – Не сломай стабилизатор, это твой единственный способ справляться с последним.

Прости, еще раз. Мне есть, за что снова просить прощение. Я уничтожил ключи к тебе, я не мог иначе, это слишком большая цена. Но я правда люблю тебя, так что…Беги. Просто беги, мой мальчик!

***
Черные вороны со страшными глазами, сотканными из мутных бутылочных стеклышек, сидели на надгробных камнях. На разные голоса скрипели незакрытые калитки кладбища, отъезжая туда-сюда. Вороны смятенно закаркали, встревоженные ветром, поднятым бегущим человеком, отшвыривающим мешающие на пути калитки рукой и стремящимся в глубину ночного, никем не посещаемого, в это время уж точно, кладбища. 

Он сел под огромным искореженным дубом с жуткими вырезанными ножом надписями: "Дай мне руку, и я заберу тебя с собой", "В холоде мрака нет обид", "Я скучаю. Призрак", "Над могилами небо красное..." и многими другими. Их не было видно сразу, они прятались под корой и за сучьями, но если искать их, то они начинали выскакивать одна за другой. Он водил по их шершавым краям пальцами, обходя дерево по кругу уже десятый раз. Рюкзак и сумка были свалены у подножия дуба.

Наконец он снова сел, посмотрев в небо. Темно-серое, с огромной желтой луной и красноватыми краями облаков.

- И правда… красное.

Он подтянул к себе согнутые колени и начал копаться в рюкзаке. Достал тот самый прибор и несколько раз приставил к своей голове, следуя очередности кода.

Мысли Риерры... Прибор запускается, посылая импульсы, генерирующие точно такие же электрические и химические сигналы. Он откидывает голову, осторожно, чтобы не сломать стабилизатор, и…

"Хонор, ты...ты видел…как я…ту кошку…за школой…Они говорили, что у меня патологическая жестокость, но нет, это не правда! Она так…кричала…Так чудно кричала!... "

Кошка бьется в руках, царапая их, а он бьет ее головой о бетон. Черные волосы падают на лицо, уже не такое красивое и серьезное, измененное подобно демону овладевшим им состоянием.

Джеймс приходит в себя, обнаружив, что бьет камень о землю.

«Все, все, это Антонио, это не я, это не мои мысли! Все. Я облокотился о дерево. Это камень в моей руке.» — Отшвырнул камень. — «Вон могила, вон там шесть рядом...»

Джеймс выдыхает, возвращая себя, и убирает прибор обратно в рюкзак, думая о том, как много смог построить Отец на импульсах человеческого мозга, и какая между процессами в нем и работой всех этих приборов большая связь. Только что он успокоился так, как успокаивают себя люди, страдающие от панических атак…

«Антонио… Так вот ты каким был. Вот почему ты был так скрытен. Я так и знал, что так будет, они почти выследили меня, ошиблись лишь немного. Мы были одноклассниками и жили окно к окну, но ты выделялся своими умственными способностями, и они решили, что ты — это я, априори полагая, что люди — примитивные создания, не способные сравниться с ними, а сами даже не подумали о том, что наши знания могут быть в принципе разными.»

— Прости… — Он закрывает глаза.

Ветер треплет волосы, покрывает мурашками кожу, пробираясь под одежду.

— Ты был здесь совсем не при чем. Как и Люси, и Стивен. Только Отец, что хотел блага, а потом просто умер, оставив решение всего на кого-то другого. На того, кто вынужден будет его найти… На меня.

Шаги стихают в темноте, когда старое кладбище остается далеко за спиной, вместе с дубом, калитками и воронами, вместе с надписями и душами умерших, расступающимися перед еще живой, но не уверенной в том, что она не хотела бы уйти с ними. Где-то на коре одинокого дерева остается надпись, написанная таким же одиноким мальчиком.