Эббиадор, сын властителя Ишивора

- Эбби, прошу тебя, давай остановимся! – девушка умоляюще вцепилась в его руку. – Мы бежим, не оглядываясь, уже бог знает сколько!

- Никто не просил тебя навязываться в мою компанию, - голос не выражал ни недовольства, ни упрека – только бесконечную усталость.

- Посмотри, какой чудесный мирок!.. – не унималась девушка, почти совсем еще ребенок. – Погоня давно осталась где-то далеко позади, давай передохнем хоть немного. Твой отец не станет искать нас здесь…

- Во-первых, он ищет не нас, а меня, Лаура, - светло-карие, почти прозрачные глаза глядели на нее сочувственно, но холодно, словно бы он знал, что должен испытывать именно это чувство, но вызвать его в себе не мог, как ни старался. – Во-вторых, отец будет искать меня везде, где бы я ни появился. Я… мой дар… слишком важен для него. Но вообще ты права, это бессмысленно… Он найдет меня, куда бы я ни убежал.

И они начали спускаться в бездну незнакомой жизни. Ближе, еще ближе… Вскоре она затмила собой все вокруг; Путь остался где-то далеко позади, словно и не было этого бесконечного бега сквозь пространство.

Они сидели в сквере, прямо на траве, рядом с какой-то незнакомой площадью, усыпанной людьми и фонтанами. Лаура наслаждалась ласковым теплом, растекавшимся от слепящих лучей далекой, незнакомой звезды, незаметно наблюдая за своим спутником из-под полуопущенных век.

Его золотистые локоны чуть растрепались; тускло поблескивая в ярком свете дня, густая копна обрамляла тонкое и бледное аристократическое лицо: изогнутые вечно удивленной дугой светлые брови, вздернутый нос, высокие скулы, раскосые глаза… самые прекрасные глаза в мире! Во всем мирах.

Он внезапно вспыхнул.

- Ужасный мир. Серый, как подвальная крыса.

- Но почему, Эбби?.. Разве тебе здесь не нравится? Посмотри, как чудесно вокруг!.. Все такое яркое, необычное… И небо у них голубое…

- Люди! – мальчишка прервал ее излияния. – Люди, Лаура. Ты же знаешь, я вижу… иначе.

- Люди?.. – она удивленно оглянулась. – По-моему, вполне себе милые. Спешат, улыбаются, отдыхают. Дети играют. Старики прогуливаются. Почти совсем как у нас.

- Пустые. Они пустые, Лаура! Ты… не видишь. Каждый второй – только лишь оболочка, под которой ничего. А впрочем, может здесь мне самое место.

- Не говори так, Эбби! – почти со слезами прошептала девушка.

- Разве это неправда? – тускло заметил ее собеседник. – Я лишь оболочка. Пустая, наполненная глупыми сожалениями и невозможными надеждами оболочка. Под этим телом нет ничего. Если бы я на секунду мог одолжить тебе свой дар, ты бы увидела… К сожалению, взглянуть на самого себя я не могу, да это и не нужно. Разве я не понимаю?.. Ты зря ушла со мной, Лаура. Я ничего не смогу тебе дать.

- Но разве я могла… могла отпустить тебя? Совсем одного!

- Ты – не могла. Я знаю. Вижу, - согласился он, печально улыбнувшись, и легко коснулся ее щеки. – Но такому, как я, и вправду лучше быть одному.

- Разве это не ужасно? – вздрогнула девушка, точно от холода.

- Только не для меня. Я ведь ничего не чувствую, когда один. Мне не нужна компания. А сейчас меня терзает твоя боль… Я вижу ее, понимаю, осознаю, только… не могу ощутить, как другие.

- Это не боль, - тихо прошептала Лаура.

- Вот видишь, я даже не могу понять, что это за чувство. Да и откуда?.. Лаура, я не могу здесь задерживаться. Он найдет меня и попытается вернуть.

- Эбби, ты так и не объяснил, почему ты должен уйти? – в ее голосе звучала надежда. – Отец так любит тебя, ты его наследник, будущий властитель Ишивора…

- Нет! – резко прервал юноша. – Ему нужен мой дар – не я. Не лежи на мне это проклятие, сомневаюсь, что он бы вообще заметил мое исчезновение… Эдгара не интересует ничего, кроме благополучия и покорности Ишивора. А с моей помощью его власть станет практически безграничной.

- Но почему ты так уверен в этом? Твой отец всегда так заботился о тебе… - девушка вдруг испуганно прикрыла рот ладошкой. – Ой, прости, тебе ведь не нужно долго размышлять над этим, если ты просто видишь. Прости, Эбби, я сказала глупость.

- Нет, Лаура, - легкая улыбка чуть тронула губы, - на этот раз нет. Я не могу видеть его чувства. Как не вижу и Томми. В нас течет одна кровь, а видеть себя почему-то не получается. Наверное, чтобы не умереть от отвращения. Да и что я увижу?.. Только бесконечную серость и пустоту.

Красивые бледные губы искривились в брезгливой гримасе.

- Но вообще не надо никаких сверхъестественных способностей, чтобы понять, что к чему – достаточно включить разум и отбросить сентиментальные иллюзии. Едва достигнув сознательного возраста, я присутствовал на всех переговорах, советах, приемах. Отец… Эдгар всюду таскал меня за собой, в отличие от того же Томми. Всегда живо интересовался моим мнением и даже – ты только представь! – прислушивался. А ведь я был всего лишь ребенком. Поначалу я не понимал, что происходит – просто делал то, чего от меня ждали. Потом начал догадываться, что к чему, но продолжал вести себя, как подобает почтительному сыну. И вот недавно взбунтовался и наотрез отказался служить марионеткой в его руках… Сначала Эдгар пытался меня уговорить, объяснял что-то – я не слушал. Впрочем, его терпения, как всегда, хватило ненадолго, ты же знаешь его норов. В конце концов, он просто стукнул кулаком по столу и заявил, что не собирается выслушивать бредни взбалмошного мальчишки, что я наследник великого государства, и он не позволит мне разрушить то, что веками создавалось нашими предками. Посоветовал прийти в себя и не устраивать больше подобных сцен, поскольку выбора мне никто не предлагает. Тут он, конечно, прав… Таким уж я родился, и Эдгар считает это величайшим благословением. Попробовал бы он пожить в моей шкуре, если подобное существование можно считать жизнью! Тогда я понял, что должен бежать. Мне не место там, среди всей этой кипящей жизни. Это как… я даже не знаю, как объяснить. Ну как если бы я вдруг начал чувствовать и смог полюбить. Но полюбил бы не тебя, а какую-нибудь другую девушку. И ты была бы вынуждена каждый день смотреть на наше счастье, отчетливо понимая, что ничего не сможешь сделать со всем этим. Никогда. И тебе придется каждый день умирать от безграничности чужих чувств, в то время как твоя душа обречена вечно томиться в одиночестве серой пустоты.

Лаура непроизвольно стиснула кулаки; мягкая трава беззащитно сжалась под натиском холодных пальчиков. Эбби взглянул на нее и бесстрастно кивнул:

- Да, примерно так. Только каждую секунду и в тысячу раз острее.

- Но ты же… ты же сам говоришь, что ничего не чувствуешь. Никогда, - рискнула возразить девушка.

- Не чувствую. Но это совершенно не мешает мне осознавать происходящее. И это осознание, наверное, страшнее, чем самая острая боль, потому что его не притупить, от него не избавиться… Ах, как бы мне хотелось родиться просто человеком!.. Как ты, как Томми, как отец…

Какое-то время они сидели молча. Потом Эбби неохотно поднялся:

- Нам пора. Эдгар скоро будет здесь.

- Но куда же ты все-таки бежишь, Эбби? Что ты пытаешься найти?

- Не знаю, - мальчишка неопределенно дернул плечом. – Может быть… конечно, вряд ли это возможно, но раз уж нам все равно приходится путешествовать… возможно, где-то есть мир, в котором нашли убежище такие, как я?.. Ведь не может же быть, чтобы я был совершенно один!.. Так не бывает. Это… это слишком несправедливо. Неправильно. Тебе, конечно, не стоит идти со мной, но уговаривать тебя совершенно бесполезно, я знаю. Поэтому…

- Такой молодой, а такой холодный! – раздался совсем рядом неприятный, громкий голос.

Эбби вздрогнул и обернулся. Немолодая женщина, с ног до головы закутанная в разноцветное тряпье, стояла перед ним, улыбаясь щербатым ртом, в котором угадывались золотые блики. Повязанный на голове цветастый платок, из-под которого выбивались не слишком ухоженные длинные пряди темных волос с заметными проблесками седины, спускался до талии и терялся в складках ничуть не уступающей ему по яркости юбке. Огромные черные глаза незнакомки, обрамленные густыми ресницами, – по-видимому, единственное ее достоинство - приковывали к себе, точно гипнотизируя.

- Скучаешь по тому, о чем понятия не имеешь! – рассмеялась женщина протяжным, тяжелым смехом.

- Не твое дело! - огрызнулся Эбби. – Как ты можешь судить о том, о чем тоже «понятия не имеешь»!

Он привычно глянул на нее своим холодным, пронзительным взглядом и…

- Впрочем, может и имеешь…

Черноволосая снова рассмеялась:

- Почитаешь себя мудрее судьбы, мальчишка? Прельстился человечьим уделом?.. То, что уготовано тебе, испытывать не желаешь? А почем знаешь, что волком не взвоешь, когда получишь, чего просишь? Нет пути назад для того, кто от Дара отказался.

- Хорош дар, ничего не скажешь!.. Да лучше бы я петь умел. Или там стихи писать, не знаю. В конце концов, родился бы бесталанным – министры, должно быть, обожают таких правителей… Все лучше, чем эта ледяная клетка, в которой заперта моя душа.

- А если разбить клетку помогу тебе?..

- Это невозможно. Ты не…

- Мальчишка! Да ты знаешь ли, сколько я таких перевидала?! Да и не таких еще… И все одно долдонят. А полгода пройдет – каждый второй локти кусает!..

- Может, я из тех, кто не кусает, - сухо предположил Эбби.

- Э, нет, ты не так понял, - хихикнула женщина. – Каждый второй жалеет; остальных Черген никогда больше не видела.

От этих зловещих слов по спине Лауры пробежал холодок.

- Эбби, пойдем отсюда, пожалуйста! Ты же сам говорил, что нам нужно спешить!..

- Подожди Лаура, - юноша досадливо отмахнулся от надоедливой подруги. – Черген, ты можешь мне помочь?.. Это правда?

- Помочь не могу, но Дар твой забрать могу, коли добровольно отдаешь.

- А цена? – требовательно спросил Эбби.

- Взамен получишь то, о чем тоскует твой разум. То, о чем пожалеешь неоднократно. Взамен получишь пламя, которое сжигать будет твое сердце нещадно. Получишь то, что у других видишь, да прикоснуться не можешь. Но не нужно тебе это, не найдешь ты, чего ищешь! А назад дороги нет – нет, как я и говорила. Воротишься, да поздно будет. Сожаление тебя сожрет. Если, конечно, выберешься из омута…

- Какого еще омута?.. Так ты сможешь сделать меня нормальным человеком?!

- Помни только, что Черген предупреждала тебя. Помни, что сам в омут захотел нырнуть! Пойдем же.

И, не говоря больше ни слова и не оборачиваясь, женщина быстро пошла прочь от шумной площади, от фонтанов… Прочь от всех этих людей. Юноша поспешил за ней, вслед за ними кинулась и Лаура. Она была в панике, в замешательстве, она не понимала, что за бес вселился в Эбби, но и отговаривать его боялась – он мог просто прогнать ее и не позволить следовать за ним, что было еще хуже. Но мальчишка, прекрасно уловив смятение в ее душе, поспешил успокоить подругу детства:

- Не бойся, Лаура! Все будет хорошо, вот увидишь. Похоже, она действительно может мне помочь. Я не могу объяснить тебе, что я в ней вижу, но она… другая. Может быть, даже не совсем человек. И ей нужен мой дар, я это знаю.

- Но… но, Эбби, она ведь сама сказала, что ты пожалеешь…

- Да, и она свято в это верит. Но я так больше не могу, Лаура! Тебе не понять. Никто не поймет. Я ведь пытался тебе объяснить, однако… нельзя ведь рассказать, как пахнет роза. Как поет ветер в ущелье зимой. Каково на ощупь крыло бабочки. Есть много вещей, передать которые невозможно, проговори ты хоть три часа кряду, поэтому просто поверь на слово: мне это нужно. К тому же, если я стану человеком, отец перестанет меня преследовать и тут же потеряет всякий интерес; престол достанется Томми, а меня оставят, наконец, в покое. И мы сможем отправиться, куда захотим, представляешь?.. Вдвоем.

Такая перспектива девушке понравилась, хотя ей по-прежнему было ужасно страшно – не за себя, за Эбби. Что, если старуха обманывает?.. А еще хуже, если нет, и ее дорогой друг и возлюбленный будет сожалеть о предстоящей утрате всю оставшуюся жизнь. Но разве она, Лаура, может остановить его?!

Через некоторое время они достигли широкой реки, спокойно несшей свои воды через весь город и исчезавшей где-то далеко за его пределами. Черноволосая поспешила на мост; молодые люди последовали за ней. На самой середине она внезапно остановилась и развернулась, так что Эбби едва не сшиб ее.

- Дальше один, - золото вновь блеснуло в щербатой улыбке. – Один, как всегда! Черген укажет путь, но идти придется одному. Путь боли и страха, путь отчаяния и одиночества. Ты ведь этого хотел?

- Я не знаю ни страха, ни отчаяния, - резко ответил юноша. – Точно так же, как и любых других эмоций. Идем.

Лаура попыталась последовать за ними, но женщина вновь обернулась и, пытливо заглянув в глаза, сказала:

- Жди! Ты верная, участь другого разделить желаешь. Если выберется, так тому и быть. Без тебя ему не справиться с этой тяжестью, но и с тобой… Впрочем, выбора тут нет. Жди!..

И Лаура, как околдованная, зачарованно смотрела вслед пестрой фигуре, уводящей ее возлюбленного все дальше от нее, а в ушах, заглушая все прочие звуки, траурным колоколом звенело одно-единственное слово: «Жди!».

Под мостом было сумрачно, сыро и не слишком чисто. Пахло тиной.

- Не передумал? – Черген пытливо заглянула ему в глаза. – Вижу, что нет. Тебе предстоит нырнуть в омут Нерожденных – адская бездна, выплыть из которой не каждому под силу. Но только в нем ты сможешь найти нового себя. Если вернешься – станешь тем, кем быть жаждешь. Счастья тебе это не принесет, я уже говорила. Многое сможешь познать, только не его…

- Ошибаешься, - смело возразил Эбби. – Я знаю, что все люди испытывают счастье, хотя бы изредка, хоть раз в жизни. Мне же оно неведомо… И за один такой миг я готов отдать всю пустоту своих дней, каждый час этой странной полужизни.

- Тогда иди, - просто сказала женщина и махнула рукой в сторону воды. – Ты больше не принадлежишь ни своему миру, ни себе; омут уже слышит тебя, он зовет, он плачет… Иди же!

***

- Где он? – Лаура, напряженно вглядывающаяся в черную воду, вздрогнула всем телом и резко обернулась.

Эдгар Лучезарный, властитель Ишивора, собственной персоной стоял перед ней. Высокий, решительный, величественный – голова как бы сама собой склонилась под тяжестью этого властного взгляда, и девушка заученным движением присела в почтительном реверансе.

- Оставь этикет до лучших времен! – в нетерпении бросил правитель. – Где мой сын?

Она лишь слабо кивнула туда, под мост, где скрылись Эбби и эта странная женщина в разноцветном тряпье. Без лишних вопросов Эдгар кинулся туда; его свита привычно последовала за владыкой незримой тенью. Только сейчас Лаура осознала, что он был не один. Вот уж действительно, Лучезарный: когда взгляд зацепляется за этого человека, трудно разглядеть что-то еще…

- Повторяю свой вопрос: где Эббиадор, где мой наследник?! – Эдгар вернулся спустя минуты три и теперь грозно возвышался над ней. – Лаура, девочка, я должен найти его, поговорить, понимаешь?.. Эбби сейчас в таком возрасте… Он слишком болезненно реагирует на все, что отличается от его понятий об идеальном. А его Дар только обостряет это обстоятельство. Ему нужно больше времени, чтобы научиться жить с этим. Пожалуйста, скажи, где он?..

- Но он правда ушел туда, под мост, с этой женщиной!.. – едва сдерживая слезы, Лаура поведала об их бегстве, о короткой передышке в чужом мире, о неожиданной встрече со смуглой Черген...

- Он… он сказал, что нужен вам только как хранитель своего дара, который сам Эбби почитает проклятием. Что, как только он станет обыкновенным человеком, мы сможем убежать. Вдвоем. Куда захотим. Я пыталась его отговорить, но вы же знаете Эбби!..

- Знаю, - Эдгар привалился спиной к высокой ограде моста и тяжело осел прямо на асфальт. Последний слова Лауры легли на его плечи неподъемным грузом. За своим долгом правителя он почти позабыл об обязанностях отца, за что теперь расплачивается его сын. Горячо любимый сын.

- Все было не так… Я должен был рассказать ему. Мой отец однажды поведал мне, что у одного из наших предков, Эсквальда Великого, был подобный Дар. Этот человек добился невиданного прежде процветания Ишивора, и лишь наша семья хранила тайну о том, как ему это удалось… Я хотел рассказать об этом Эбби, но позже. Мне казалось, он должен справиться сам, должен закалить свой характер, чтобы стать достойным правителем. Я ошибся. Он был всего лишь ребенком, которому отчаянно хотелось любви. Любви, испытать которую сам в силу своих особенностей он не мог. Я должен попытаться убедить его, как только мальчик вернется!

- Но ведь он… - нерешительно начала Лаура, покусывая губку, - ведь он теперь будет просто человеком. Таким же, как все.

- Что ты хочешь этим сказать, девчонка?.. – Эдгар поднял голову и окинул девушку угрожающим взглядом, так что ей захотелось немедленно провалиться под землю. То есть под мост. И желательно не всплывать. – Я тоже обыкновенный человек. Как и мой отец. И дед. Хочешь сказать, для Ишивора мы были плохими правителями?!

- Нет, но… - она вся сжалась, точно ожидая удара, - Эбби…

- То, что говорил Эбби насчет моего к нему отношения – обычная подростковая чушь. Я люблю своего сына. С Даром или без него. И я не собираюсь силой сажать его на престол! Хвала небу, у меня есть второй сын: если Эббиадор отречется от судьбы, щедрой рукой одарившей его как удивительным, уникальным талантом, так и великим наследием – это его дело. Значит, вслед за мной править Ишивором будет Тобиас. Он тоже способный мальчик, кроме того, более благоразумный и прилежный, чем его брат. В любом случае мне нужно серьезно поговорить со старшим сыном. И хотя сделать это, как я теперь понимаю, следовало гораздо раньше, попробую исправить свою ошибку или хотя бы не допустить новых.

Эдгар поднялся и тоже уставился на воду, как прежде Лаура. Они ждали.

***

Стоило Эбби ступить в воду, в ушах поднялся какой-то шум, в глазах начало темнеть, и юноша понял, что он вот-вот лишится чувств. Через секунду так и случилось.

Мучительно долго он падал в раскачивающуюся черную бездну, едва различая слабые голоса и мелькавшие лица. Здесь не было времени, но в какой-то момент это бесконечное падение просто прекратилось. Он открыл глаза.

Эбби очнулся распростертым на холодном камне голой скалы, нависшей непрочным уступом прямо над пропастью. Юноша нерешительно подошел к краю: метрах в пятнадцати-двадцати под ним разверз свою голодную пасть омут Нерожденных. Спокойная темная вода казалась влажным зрачком неведомого, бесстрастного чудовища, которое с легкостью могло как отнять, так и подарить жизнь, подчиняясь лишь ему одному ведомой прихоти. Сглотнув, Эбби поежился.

- Страх… Лаура, мне страшно! – он обернулся с выражением мечтательного восторга на лице, но тут же вспомнил, что его спутница осталась где-то очень далеко позади.

Нужно сделать всего лишь шаг, и жизнь навсегда изменится. Он получит то, чем так жаждал обладать; то, что по праву принадлежит каждому человеку от рождения; то, чего он столько лет был лишен по какой-то злой насмешке глупой судьбы. Один шаг…

Эбби посмотрел туда, куда убегала ведущая на обрыв неведомо как появившаяся здесь тропинка. Беспечно пересекая небольшой луг, она исчезала, запутавшись среди высоких деревьев. Юноша сделал нерешительный шаг…

Нет, хватит! Ему не нужно туда. Где-то далеко ждет Лаура. Лаура… Его маленькая подружка детства. Отчаянная нежность затопила сердце при этом воспоминании. Как же это прекрасно – просто чувствовать!.. Эбби чуть не задохнулся от восторга и решительно подошел к самому краю. Последний раз глянул в бездну неизвестности, закрыл глаза и… шагнул.

За долю секунды он испытал целую гамму чувств: невообразимый страх, когда одна нога все еще оставалась на твердой земле, но вся тяжесть тела уже неумолимо влекла вниз; неизведанный прежде восторг от преодоления себя; стремительный полет, что короче вздоха; облегчение, когда ноги, наконец, коснулись воды. И дикая, непереносимая, неожиданная боль в груди, которая не давала вздохнуть. Едва вынырнув, он огласил пространство глухим стоном. Жадно глотнул воздух и получил новую порцию боли. Попытался сжать зубы, но те словно не слушались, с каждым движением выпуская на свободу нечеловеческие, хрипящие стоны. Чувства снова исчезли и уступили место одному-единственному всепоглощающему желанию – жить!.. Эбби не понимал, что случилось, откуда взялась эта разрывающая тело боль, столь мучительно отзывающаяся во всем теле с каждой попыткой двигаться дальше. Ему и в голову не могло прийти, что удар о воду с такой высоты хрупкое человеческое тело может просто-напросто не выдержать, может сломаться один или парочка позвонков – какая простая и страшная мысль. Но он не думал об этом. Он ни о чем уже не думал. Не осталось места ни воспоминаниям, ни внезапно обретенным эмоциям, ни, собственно, цели этого безрассудного прыжка – все унесла с собой боль и глубокий, властный, древний инстинкт, заставляющий слабеющие руки отчаянно грести к кажущемуся таким близким берегу…

«Берег. Я должен. Только бы добраться. Берег…» - обезумевшей от боли, ослепшей птицей билась в голове единственная короткая мысль.

***

- Как ты можешь?! - глаза Лауры предательски заблестели, шепот наполнился невыразимой болью.

- Могу, как видишь, - Эбби небрежно пожал плечами. - Мой слуга нерасторопен, он плохо выполнил свою работу. Если бы я спустил, в следующий раз было бы то же самое или еще что похуже – я не понимаю, в чем проблема.

- Эбби, ты ударил его! За то, что он подал тебе недостаточно горячий кофе!.. Я не узнаю тебя. Ты уже полгода как получил то, что хотел, но с каждым днем все больше становишься сам на себя не похож…

- Попробуй побултыхайся в омуте Нерожденных, а потом пролежи с адской болью в спине неделю-другую – может быть, тогда ты поймешь, - огрызнулся юноша. - И эти толпы лекарей, которые, все как один, запугивали меня то параличом, то еще чем-нибудь не менее ужасным… А когда через месяц я оседлал Нэнну, чтобы слетать на пик Керзаса, полюбоваться облаками и немного развеяться, меня чуть ли не силком вернули обратно в постель и запретили сидеть еще дней двадцать. Ты правда думаешь, что подобная жизнь способствует улучшению характера?

- Но тогда ты еще был собой… - вздохнула Лаура.

Эббиадор, наследник властителя Ишивора, не ответил и отвернулся от надоедливой девчонки, с раздражением понимая, что она права. Тогда он еще был собой…

Он и сейчас был, но не всегда. Порой его место словно бы занимал другой человек, со своими мыслями и темпераментом. Эти вспышки бешеного гнева почти на пустом месте, осознание собственного превосходства над другими людьми, безбашенные выходки навроде рукопашной схватки с волком, в которую он вступил на прошлой неделе и едва остался цел, отделавшись парой ран вместо разорванной глотки – ловчий вовремя пристрелил зверя. Правда, вместо благодарности на него обрушился гнев молодого наследника: Эбби прекрасно понимал, что еще пара секунд, и ему пришел бы конец, но остановиться почему-то не мог, словно ловчий прервал его любовные игры с хорошенькой служанкой, а не смертельную для него схватку.

Последнее время такие вспышки действительно происходили все чаще и чаще. Эбби отчетливо помнил, как это случилось впервые: через дюжину дней после злополучного прыжка отец, как обычно, зашел навестить его и поинтересоваться, как он себя чувствует. И юношу впервые захлестнула волна всепоглощающего, неконтролируемого гнева. Он прошипел что-то вместо ответа, а потом обрушил на отца все то, что копилось в нем долгое время, облекая свои укоры и обвинения в самую язвительную и издевательскую форму. При этом Эбби готов был поклясться, что сознание его в тот момент словно бы раздвоилось, и пока одна его часть без устали обливала Эдрага жалкими, но колкими упреками, другая лишь бессильно наблюдала за этой сценой, понимая, что не в состоянии помешать. Позже Эбби с удивлением и стыдом вспоминал тот вечер, не понимая, как подобное могло с ним произойти. Не понимал до тех пор, пока аналогичная ситуация не повторилась с Лаурой. А потом еще и еще…

Иногда с ужасом ловя себя на мысли, что он, Эбби, был бы куда лучшим правителем, нежели Эдгар, юноша поспешно седлал Нэнну и улетал прочь, туда, где можно было побыть в совершенном одиночестве. Туда, где одна часть его сознания могла вволю ужасаться тем кровавым мыслям, которые смаковала другая: мыслям о власти, о перевороте, об убийстве… И если начиналось все с единичных случаев, то теперь не менее седьмой части своей жизни Эбби вынужден был делить с тем жестоким и порочным человеком, которого он открыл в себе.

Больше всего юношу угнетало то, что он не мог понять: стал ли он таким после купания в омуте или же был от рождения. Возможно, дремавшие под слоем льда страсти пробудились и властно потребовали свое после того, как он научился чувствовать?..

-…Эбби!.. – Лаура ощутимо сжала его плечо.

- А?..

- Да что с тобой происходит?! – в отчаянии воскликнула девушка. – Ты как будто не здесь. А вместо тебя рядом со мной кто-то… совершенно другой.

- Лаура, о чем ты толкуешь? – юноша нежно улыбнулся и постарался погасить вспыхнувший в глазах дьявольский огонек. – Все хорошо, это все тот же я, и я все так же люблю тебя!

- Ты… что?.. – она замерла на секунду, словно не веря тому, что услышала, и в удивлении вскинула на него свои огромные медового цвета глаза, в которых плескались надежда и отчаянный страх.

- Я люблю тебя, глупышка. Неужели ты сомневалась? – и он рассмеялся, а потом неожиданно закрыл рот властным поцелуем, не давая девушке время осознать происходящее, зная, что она слишком долго ждала этих слов, чтобы найти в себе силы сопротивляться…

***

«Боже, что я наделал!..» - неслышно выскользнув в коридор, Эбби аккуратно прикрыл дверь собственной спальни. От осознания произошедшего его замутило. Он любил Лауру, но с тех пор, как научился чувствовать, понял, что никогда не сможет сделать ее счастливой: они выросли вместе, девушка была для него столь же дорога, как могла бы быть младшая сестра, которой у него никогда не было. А теперь он совратил ее, свою дорогую маленькую сестренку, зная, что никогда не женится на ней, хотя не далее как несколько часов назад клялся в обратном. Что с ней теперь будет? И что будет с ним?..

Так больше не может продолжаться!.. Это сумасшествие необходимо прекратить – сейчас, немедленно, пока он еще что-нибудь не натворил!

Эбби вышел из замка и направился прямиком к конюшням, где среди прочих хумари – овеществленных и прирученных ветров, напоминавших огромных пушистых лисиц – ожидала и его перламутровая Нэнна, кося своим фиолетовым глазом.

- Простите, господин Эббиадор, но ваш отец настоятельно просил не отпускать вас без надлежащего сопровождения после того случая с нападением. Он очень опасается за вашу жизнь.

Юноша резко развернулся и в упор взглянул на пожилого мужчину, возвышавшегося над ним как минимум на голову. Тот почтительно склонился, но взгляд остался непреклонен.

- Лучше не мешай мне, Фрайрат, - Эбби произнес эти слова тихим, спокойным голосом, но даже самый распоследний дурак безошибочно услышал бы прозвучавшую в них неподдельную угрозу.

Фрайрат не был дураком. Юный Эббиадор явственно напомнил ему ядовитую змею пэпео, что предупреждает лишь единожды, а затем молниеносно бросается на тех, кто пренебрег ее угрозой. Однако игнорировать прямой приказ Эдгара верный слуга не мог, а потому осмелился продолжить:

- Если молодой господин позволит, я предупрежу начальника караула, и уже через пятнадцать минут вы сможете покинуть дворец в сопровождении ваших солдат. В противном случае я буду вынужден немедленно оповестить вашего отца об этом отъезде – таков был недвусмысленный приказ властителя Ишивора. Простите, господин Эббиадор, но я не могу нарушить волю вашего отца.

- Да, Фрайрат, ты прав, я знаю. Ты не можешь.

Эбби с какой-то странной нежностью взглянул на старика. А потом одним резким движением выхватил висевший на поясе кинжал и вонзил его прямо в сердце. Губа Фрайрата беззвучно раскрылись, и он тяжело рухнул замертво на деревянный настил конюшни.

- Прости, я должен уйти один, - почти неслышно шепнул юноша. – Мне нужно вернуться и понять, что происходит. И кстати, тот случай был не нападением, а защитой… И, уж поверь, от меня бы их ничто не спасло, если бы не так не вовремя подоспевшая стража…

«…которая даже не заметила, что так называемые “нападавшие” толком и вооружены-то не были», - с усмешкой вспомнил Эбби. Пришлось проявить «великодушие на грани глупости» и немедленно отпустить «преступников», которые могли вмиг разболтать, что мальчишка сам набросился на них как сумасшедший. Впрочем, глупые крестьяне сами виноваты: попались ему под руку именно в тот момент, когда его буквально распирало от злости, потому что юная герцогиня Кастель Диро оказалась на удивление верной супругой и довольно резко отказала ему в своем расположении. Не на девушке же было срывать злость… по крайней мере, не на глазах у ее супруга и доброго десятка других бывших на прогулке гостей.

Нэнна неслышной тенью вылетела из мрачного помещения, в котором остался неподвижно лежать остывающий Фрайрат, и послушно устремилась к Керзасу, с пика которого так легко и приятно выходить на Путь.

…Эббиадор, старший сын Эдгара Лучезарного, наследник Ишивора, легко соскочил со спины Нэнны, протянул руку сквозь клубы облаков, закрыл глаза и привычно почувствовал, как Путь затягивает его в свои неумолимые объятия.

***

- Мальчишка вернулся, чтобы потребовать свой холод обратно? – Черген стояла позади него и насмешливо улыбалась. – Я ведь предупреждала тебя, что ты пожалеешь. Теперь поздно.

Эбби несколько дней безуспешно пытался разыскать черноглазую колдунью, а теперь она сама нашла его. Смотрит, словно они вчера только расстались. Без удивления, без капли стыда.

- Почему ты не предупредила меня?! – почти прорычал юноша, пытаясь скрыть неуверенность.

- О чем это ты, гаджо? – Черген пристально всмотрелась в лицо собеседника, словно пытаясь прочитать ответ по глазам.

- Только не делай вид, будто не понимаешь, о чем я! – Эбби нестерпимо захотелось обвить руками ее горло и почувствовать, как ослабевает бьющееся в агонии тело… Если бы не десятки людей вокруг и, главным образом, желание узнать ответы на свои вопросы, он бы так и сделал.

Глаза Черген внезапно расширились. Наверное, она побледнела, но под смуглой кожей это было совершенно незаметно.

- Ты не тот! – взвизгнула она внезапно высоким голосом и со всего размаха ударила юношу по щеке. – Уходи прочь! Прочь!..

Лицо горело; от пощечины такой силы голова чуть откинулась вбок. Эбби уже готов был, наплевав на все, свернуть шею стоявшей перед ним женщине, но внезапно в глазах у него потемнело, а через секунду ярость отступила.

- Черген?.. – удивленно пробормотал юноша. – Что это было? За что?..

- Вот теперь это ты, - удовлетворенно кивнула женщина. – Прости, гаджо, я так испугалась того, второго. Это самый быстрый из известных мне способов вернуть человека. А теперь рассказывай. Часто он приходит? Это после омута, не так ли? Поэтому ты здесь?..

- Да, поэтому, - медленно проговорил Эбби. – В последнее время все чаще… Объясни мне, что значит: ты испугалась «второго»? Кто такой второй? Ты хочешь сказать…

- Это не ты изменился. Ты всего лишь начал чувствовать. Ты не менялся, но ты теперь не один. И вот тот, второй, кто делит с тобой это тело – он действительно другой. Но он не ты, помни об этом.

- Он не я… - тихо прошептал юноша, и вдруг глаза его наполнились ужасом. – Он убил человека!.. Я… я убил. И Лаура…

- Если он так начал, значит, это еще не беда. По сравнению с тем, что будет дальше. Отвечай на мои вопросы, быстро, пока он не вернулся. Ты сочинял когда-нибудь?

- Что сочинял? – не понял Эбби.

- Истории, портреты несуществующих людей; может быть, песни?

- Н-нет... – в изумлении ответил юноша, стараясь пока выкинуть из головы все мешающие мысли. Он позволит себе вспомнить все это, но позже, не сейчас.

- Подумай хорошо! – прикрикнула Черген.

- Ну, может и было разок, - смущенно признался Эбби. – Только прошло уже года три. И в итоге я так ничего и не сочинил.

- Да, - устало выдохнула женщина, - должно быть, это он. Расскажи подробнее, что это было.

- Подростковая глупость! – фыркнул юноша, пытаясь скрыть за пренебрежением смущение. – Мне тогда так хотелось быть как все, хотелось жить, каждое мгновение ощущая все те эмоции, что наполняют жизнь любого нормального человека. Я как никогда остро чувствовал свое одиночество, свою непохожесть. И мне так хотелось стать кем-то другим… хотя бы на бумаге. Я придумал героя, чье восприятие жизни было настолько обостренным, насколько это можно представить. Этот человек был несдержан, порывист; он был жадной до жизни, чрезвычайно страстной натурой. Я хотел сделать его прекрасным, мудрым правителем какого-нибудь несуществующего государства – таким, каким сам я мечтал однажды стать для Ишивора. Но по мере написания книги я все более понимал, что страсти, одолевающие этого человека, столь желанные для меня, бьющие через край эмоции не позволят ему быть таким, каким я его задумал: мой герой больше не подчинялся мне, он жил какой-то своей жизнью, начал говорить такими фразами, которые, казалось, не мог вложить в его уста автор. Постепенно вместо изначально запланированного «отца страны» я обнаружил на страницах своего произведения тирана, вся жизнь которого подчинялась его необузданным желаниям и дикому норову. Однажды я перечитал все написанное и содрогнулся: мой герой, которого я по глупости наделил эмоциями чересчур яркими и несдержанными – мне ведь тогда казалось, что это лучшее, о чем только можно мечтать – вызвал у меня приступ отвращения. К тому же образ был чересчур гротескным, невозможным, неживым, каким-то картонным. Я решил, что такой, как я – тот, кто не чувствует ровным счетом ничего – не сумеет передать того, что мне хотелось бы донести, не сможет рассказать об эмоциях, которых сам я никогда не испытывал.

- Один великий скрипач как-то сказал: «Нужно сильно чувствовать, чтобы заставить чувствовать других», - задумчиво кивнула Черген [1].

- Что?.. Да, наверное, этот скрипач был прав. Созданный образ показался мне настолько уродливым и лишенным всякой притягательности, лишенным искры настоящей жизни, словно бы глупой пародией, карикатурой на живого человека, что я не решился продолжать. Избавиться от написанного, правда, тоже не решился – все же это было мое детище. Я зашвырнул свой позор в самый дальний ящик стола и редко когда впоследствии вспоминал о его существовании. Но я не понимаю…

- Тут и понимать нечего! – отрезала Черген. – Ты создал Нерожденного. Вполне логично, что, встретив своего создателя, он посчитал справедливым отнять у тебя часть жизни. Понимаешь, тот омут – там обитают Нерожденные: недосочиненные, недописанные, недорисованные, те, кому подарили жизни, но не дали их прожить. Это абсолютно несчастные существа, обреченные на вечное прозябание на грани между осуществившимся и несбывшимся, на границе между жизнью и небытием. По мере сил я пытаюсь облегчить их участь: Дар, от которого ты столь страстно мечтал избавиться, является для них своеобразным анальгетиком, впитывая который, они на некоторое время перестают ощущать боль своего призрачного существования. Опасность оказаться в твоей ситуации при этом минимальна: вы, холодные, довольно редко сами являетесь творцами Нерожденных. Ледяные сердца не просят излить терзающие душу чувства в искусство, потому как и выливать-то нечего. Разве что те из вас, что от рождения награждены талантами – теми, которые не зароешь, от которых не убежишь, которые все равно властно потребует освободить их – только единицы действительно могут породить подобных существ. За свою долгую жизнь я встречала всего четверых таких. Причем одна женщина оказалась талантлива настолько, что после падения в омут сознание ее разрывали на части семеро Нерожденных. Она была пианисткой. Очень талантливой и с прекрасной техникой, очевидно. Несколько раз она, сочиняя этюды, пыталась через музыку оживить и передать любовь, которой никогда не знала, но ни одному из своих героев так и не смогла по-настоящему подарить жизнь… К сожалению, я отыскала ее слишком поздно: к тому моменту ее самой уже давно не было в теле, чье сознание раздирали на части семеро жадных до жизни Нерожденных. Вся эта история закончилась очень плохо, так что я даже вспоминать не хочу.

- И не надо, - содрогнулся Эбби. – Что мне делать, Черген?.. Есть какой-то способ победить то, чудовище, что живет во мне?!

- Его нельзя победить, потому что это, как ты выражаешься, чудовище – твое творение! Но ты можешь освободить Нерожденного, подарив ему, наконец, жизнь. Закончи то, что ты начал! Он уйдет навсегда, когда твой герой будет дописан.

- Так просто? – усомнился юноша. – Ты уверена?..

- Ты искал Черген, чтобы задать свой вопрос, а теперь сомневаешься в ее ответе! – женщина укоризненно покачала головой. – Только не медли. Ты же чувствуешь, что он набирает силу. Однажды Нерожденный попытается полностью завладеть твоим разумом, он не захочет так просто уйти.

- В таком случае, мне пора, - сглотнув, Эбби вспомнил, что там, дома, его ждет встреча со своей памятью, которая безжалостно напомнит обо всех тех ужасных вещах, которые он – его герой?.. – успел совершить за это короткое время. – Спасибо, Черген! Кстати, ты была не права: если бы не это неприятное обстоятельство, я бы ни за что не пожалел о сделанном выборе.

Черноглазая женщина не ответила, лишь усмехнулась и пошла прочь, подметая грязный снег подолом длинной разноцветной юбки.

***

По возвращении Эбби пришлось рассказать все отцу. Эдгар поверил сразу, даже посочувствовал в душе, но все это не отменяло того факта, что его сын зарезал верного слугу, обесчестил подругу детства, на которой не желал, да и не мог жениться… После внезапного исчезновения наследника властитель Ишивора ходил сам не свой, но не решился даже отправиться на поиски, не зная, как сумеет при встрече взглянуть в глаза своему сыну – глаза убийцы. По возвращении юноши Эдгар стал еще более задумчив.

Гибель Фрайрата официально назвали героической гибелью в неравной борьбе при попытке защитить наследника Ишивора. Сочинили какую-то нелепую сказку о похищении Эббиадора после убийства верного слуги его же кинжалом с последующим счастливым спасением юноши из плена. Вряд ли придворные всерьез поверили в эту глупую выдумку, но все благоразумно молчали, придерживая свои подозрения при себе. Всю правду знал лишь Эдгар, но своими знаниями он не собирался делиться ни с кем.

Лаура после возвращения Эбби стала вести себя с ним подчеркнуто холодно, стараясь свести их встречи к минимуму. При всей своей влюбленности и неопытности юности она была умна и прекрасно поняла, что означает тот жалкий извиняющийся взгляд, которым Эбби одарил ее при встрече, а его молчание насчет всего произошедшего между ними было красноречивее любых слов. Лаура прекрасно понимала, что ненужные разговоры лишь растравят ее и без того кровоточащую рану и заставят Эбби чувствовать себя настолько неловко, что впредь он попытается просто избегать любых встреч с ней наедине. Так что девушка благоразумно решила не дожидаться этого унизительного положения и самой ограничить их общение, что в условиях огромного замка было не так уж сложно. К тому же последнее время наследник Ишивора почти не покидал собственных покоев, мотивируя это ухудшившимся после «похищения» состоянием не так давно травмированной спины.

Эбби и впрямь почти забросил все свои обычные дела, переключив внимание на найденные под кипой деловых бумаг обрывки когда-то начатой и давно заброшенной истории. Он писал, как остервенелый, понимая, что сейчас, наконец, может и впрямь наполнить жизнью, наполнить настоящими чувствами свое неказистое творение.

А через несколько дней Эбби с тревогой отметил нестерпимое желание оставить на время свой труд и начать создавать нового героя – героя, подозрительно напоминающего его самого… Спустя некоторое время у юноши уже не осталось никаких сомнений: в то время, как он пытается дописать своего героя, тем самым выпустив его на волю, Нерожденный надеется сделать то же самое с ним, Эбби. Исписанные страницы, да и сама память о том, как он, безмолвный наблюдатель, смотрит на рождающиеся под его собственными руками чужие черные строчки на белых листах, красноречиво подтверждали этот ужасающий факт. Что ж, у них теперь было одно тело на двоих – прекрасное молодое тело, в котором каким-то непостижимым образом уживалось сразу два сознания. Пока уживалось. Молодой человек обреченно признал, что ничего не может поделать с этим существом в себе, а потому остается лишь надеяться, что он закончит свою историю раньше.

***

Прошло больше двух месяцев с той поры, как наследник Ишивора последний раз встречался с Черген. Нерожденный теперь властвовал над его разумом и телом в равной, если не в большей, степени, чем сам Эбби. История подходила к концу. Истории.

Эбби с тоской сжал горячими ладонями тяжелую голову. Скоро все должно было решиться. Один из них останется здесь, в этом прекрасном теле. Второй должен будет уйти. Навсегда.

Это было так же страшно, как умереть. А может, освобождение на самом деле и было смертью?.. Что ждет того, кто проиграет?

Мучительные мысли мешали сосредоточиться. Он сидел над пустым листом уже битый час, но не мог выдавить ни строчки. Покрасневшие от бессонных ночей глаза лихорадочно блестели. Эбби знал, что Нерожденный сейчас мучился теми же вопросами, он тоже паниковал, работа его также встала. Но он был злее, упорнее. И он слишком долго болтался на грани, так что остервенелое желание жить переполняло его. Эббиадор же не чувствовал ничего, кроме бесконечной усталости и желания наконец окончить свой труд. Скоро, совсем скоро все решится…

Юноша стиснул зубы и заставил себя, наконец, взять в руки тонкое автоматическое перо.

***

Эдгар Лучезарный вошел в покои сына. Эбби несколько дней назад сообщил ему, что на днях должен закончить работу, и с тех пор ни разу не вышел за пределы собственной комнаты. Обеспокоенный властитель Ишивора сдерживал свою тревогу, сколько мог, не желая мешать сыну или надоедать ему излишней опекой, недостойной правителя, но столь понятной для отца. Однако терпение Эдгара оказалось небезгранично, поэтому он все же решился нарушить уединение своего мальчика, на голову которого в столь юном возрасте свалилось столько испытаний, многие из которых он мог предотвратить, проявив чуть больше человечности и меньше привычной властности.

Юноша лежал на низкой софе, устало прикрыв глаза тонкой рукой. Правая нога свисала, касаясь пола; золотистые локоны в беспорядке разметались по крохотной декоративной подушке.

«Как же он похож на Ирэнду!..» - в голове Эдгара невольно всплыл образ его прекрасной погибшей возлюбленной с ее хрупкой, исполненной женственности фигуркой, столь разительно контрастирующей с твердым, волевым характером, присущим скорее воину, нежели супруге и матери.

- Эбби?.. – нерешительно окликнул мужчина.

Юноша мгновенно очнулся от дремотного забытья и поспешно сел.

- Эбби, ты закончил? – в голосе Эдгара Лучезарного послышалась едва сдерживаемая тревога.

- Да, отец, - по бледному лицу его наследника расползлась странная, нерешительная и очень усталая улыбка. – Все… все хорошо. Отныне мое тело снова принадлежит мне одному. Он ушел.

Эдгар кивнул, стараясь не выдать своего волнения. Он все еще не понимал, кто именно из них двоих ушел, а кто остался. Но скоро он узнает об этом. Совсем скоро. Только не сегодня.

Властитель Ишивора пока не считал себя готовым узнать правду. Ведь если она будет отличаться от той, которой так хочется ему, Эдгару, нужно будет что-то делать, и его страшила сама мысль о том, что же именно следует предпринять в подобной ситуации. Не менее страшной казалась мысль, что, возможно, он уже потерял своего сына…

- Что ж, Эбби, я рад, что все, наконец, разрешилось. Отдыхай. Надеюсь, вскоре ты сможешь вернуться к государственным делам.

- Конечно, отец, - Эбби проводил его взглядом, пока мужчина не скрылся за дверью, и вновь упал на жесткую софу, почти мгновенно провалившись в чуткий сон бесконечно утомленного, но до крайности взволнованного человека.

«Завтра, - твердил сам себе Эдгар, быстрым шагом направляясь к своему кабинету. – Я узнаю все завтра. Или послезавтра. Одним словом, на днях. Как только Эбби отдохнет и вернется к своей обычной жизни, все встанет на свои места. Я пойму, что это действительно мой сын, а не какой-то там Нерожденный… А если все-таки… Нет! Не сейчас. Подумаю об этом чуть позже. Я не могу. Сейчас – не могу».

Эдгар Лучезарный устало опустился в высокое кожаное кресло и прикрыл глаза. А за окошком уже вовсю полыхал огненный закат, такой же, как и всегда, каким он был еще за тысячу лет до этого дня и, если повезет, будет спустя еще тысячу.