Дощатый пол под ногами дрогнул

Дощатый пол под ногами дрогнул и слегка загудел. Сначала показалось, что кружится голова, но потом стало ясно, что это двигается земля. На деревянном подносе задрожали бокалы, качнулась люстра, зашумели пальмовые листья снаружи дома и бамбуковая крыша нашего бунгало затрещала. В воздух с криками поднялись стаи ярких птиц.

Я глянул на нее. Она поспешно повернула голову в сторону океана и как будто прислушалась. Потом снова расслабилась и, кинув на меня взгляд, улыбнулась уголками губ с каким-то явным сожалением и печалью. Я увидел ее потемневшие глаза, их радужка стала почти черной. Меня удивило, что она до сих пор ничего не сделала, зная об опасности промедления, ведь в холодильнике под крышкой застывала полная емкость с пугающей жидкостью. Значит что-то волновало ее больше, чем голод.

- Не беспокойся, - сказала она, поднялась с кресла и, уверенно ступая, вышла на веранду бунгало.

Я посмотрел в окно. Стало тихо. Шевеления земли успокоились, едва начавшись, и все пришло в прежнее состояние. На этой стороне острова было мало людей, поэтому все сразу нормализовалось, как будто ничего и не было. Только птицы скрылись в глубине зарослей. Прислушавшись, - тревожная сирена острова не включилась, - я отбросил робкие едва уловимые предупреждающие мысли в голове.

Взяв пустые, только что звеневшие бокалы с подноса, я налил себе красного вина, а ее бокал доверху наполнил темной густой жидкостью из глиняного кувшина, стоявшего у самой стенки в глубине холодильника. Проследовав за ней на веранду, я нашел ее в шезлонге, она задумчиво смотрела на океан, невозмутимо блестевший чешуей в сотне метров от нас.

- Что это было? – спросил я, протягивая ей полный бокал.

- Небольшое землетрясение, ничего страшного, - ответила она и жадно глотнула темно-красную жидкость, сев и выпрямив спину.

Тонкая белая рука сжала ножку фужера так, что стекло слегка хрустнуло. Ее пальцы могли бы с легкостью отрезать бутон бокала от основания, словно ножницами, но она знала, где предел, и сдерживалась ровно в его границах.

Закрыв глаза, она сделала еще пару больших глотков. Когда спустя минуту мы встретились взглядом, я с умиротворением увидел, что радужка ее глаз снова посветлела до сизо-голубого цвета. Что-то сильно отвлекло ее от контроля голода, и я гадал – что, всматриваясь в черты ее лица. Я знал, что ничего не прочитаю в ней, все ее эмоции были скрыты от меня, просто поддался привитой ею привычке изучать чужое лицо. Черные прямые пряди волос закрывали ее высокие белые скулы и придавали четкость и заостренность ее чертам. Она слишком выделялась в этом оазисе ярких красок и теплого света своей черно-белой монохромностью. Солнце как будто отражалось от ее кожи и, не внося никаких изменений в ее мраморный оттенок, рассеивалось вокруг едва уловимым холодным белым ореолом.

Вечерело. В закатных розовых отблесках она выглядела более безмятежно, как будто выдыхала и с упоением принимала ночь и ее темноту.

Что-то в ее позе не давало мне покоя. Обычно расслабленная и спокойная, сейчас она была едва заметно напряжена. Как будто ожидала чего-то и хотела поторопиться.

- Что-то будет? – услышал я свой голос, не собираясь спросить это вслух.

Она вдруг стремительно повернула ко мне свое необыкновенной красоты лицо и с паузой ответила:

- Да.

По моей коже прошелся первый неприятный озноб.

- Что?

- Еще минут двадцать, - тихо сказала она.

- До чего?

- Еще одно землетрясение, - сказала она, допивая свой бокал, на стенках которого остались темные неравномерные подтеки густой бурой жидкости.

- Еще одно? Такое же?

- Чуть сильнее, - ответила она. – Лучше пойдем к океану.

Ее спокойствие уверило меня, что все под контролем. Ее ответ еще не дошел до моего сознания, я как будто не понял его. Только где-то далеко, в глубине головы вспыхнули и погасли подавленные мной предостережения, что отсюда нужно убираться. Мое доверие, выработанное и проверенное годами рядом с ней, притупили инстинкт самосохранения. Я полностью доверял ей свою жизнь, потому что она всегда точно знала, когда и чего стоит опасаться.

Мы ступили на остывающий песок, погрузившись в его приятную мякоть по щиколотку. Приподняв длинное плотное платье, она пошла в сторону пляжа, сверкая белизной тонких щиколоток и округлых пяток. Я смотрел на нее сзади и шел следом, засунув руки в карманы. Я чувствовал себя слишком безмятежно и не отдавал отчета внутреннему легкому беспокойству. Было тепло, спокойно и очень красиво. Моя кожа стала темно-бронзовой от солнца, волосы на теле выгорели и золотились в тон заката. Она же оставалась контрастной к своим длинным густым волосам и от этого невероятно притягательной в своей яркой бледности.

С протяжным криком над нами пролетели чайки и скрылись в глубине острова. Я посмотрел им в след, затем повернул лицо к Валери. Она пристально вглядывалась в меня, замерев в паре шагов впереди. Когда я поймал ее взгляд, она поспешно отвернулась и пошла дальше. Я немного постоял, глядя в густую листву за нашим бунгало, и почувствовал, как тревожные мысли начали выползать из закутка, куда я их засунул, и настойчиво повторять что-то, что я пока не понимал. Тревожность во мне нарастала.

- Насколько сильным будет следующее землетрясение? – неожиданно громко спросил я, но она услышала бы меня, даже если бы я едва прошептал свой вопрос.

Вэл остановилась, помешкала и сказала неопределенно:

- Чуть сильнее.

- Насколько? – все еще сохраняя спокойствие, спросил я.

- Не беспокойся, - ответила она и отвела голубые глаза к океану.

Я понял, что что-то тут не так. Меня вдруг прошиб холодный пот. Я поморщился, передернул плечами и спросил:

- Зачем мы приехали сюда, раз ты знала, что будет землетрясение?

Она молчала.

- Это для адреналина? Оно ведь будет небольшим? Это для интересных ощущений?

- Нет, не для адреналина, - ответила она, изучая каждую меняющуюся черту в моем лице.

Я посмотрел в ее чистые ясные глаза и внезапно меня осенило. По моему телу прошелся ток, содрогнув меня и заставив волосы на теле встать дыбом.

- Ты ведь знала, – полувопросительно сказал я почти шепотом.

Она сделала шаг ко мне. Ее холодные глаза отслеживали мою мимику, определяя степень страха. Свои микродвижения она контролировала и не показывала ровным счетом ничего. Никаких эмоций. Двигались только глаза, словно изучали карту.

- Насколько сильным будет второе землетрясение? – повторил я свой вопрос.

- Существенным, - ледяным голосом вдруг ответила она.

- Существенным??? Насколько?! – меня прошиб очередной озноб и снова выступил пот, я начал догадываться, к чему она вела.

Тут я услышал, что силилось донести до меня мое сознание, я буквально увидел внутри себя горящие буквы: «Беги!». Прочь от воды, вглубь острова, туда, за испуганными чайками! Я был таким же уязвимым как они. В отличие от Вэл.

- Достаточно, - тем же ровным тоном ответила она и отвернулась.

Она как будто давала мне шанс убежать, отпускала.

Я нервно зашагал взад-вперед по песку, с усилием каждый раз вытаскивая из его прохладных недр ступни.

- Достаточным для чего?! Чтобы мы пострадали? Я?! Чтобы я пострадал?... Так? – допытывался до сути я.

Она была похожа на мраморную статую, стоящую по щиколотку в воде, изящно придерживающую подол длинного черного платья. Волны огибали ее твердое тело, скатываясь с ног, не смачивая кожу.

- Отвечай мне! – я подошёл и безуспешно дернул ее за плечи.

Она не шелохнулась.

Внутри меня все настойчиво и громко кричало, чтобы я сейчас же убирался с пляжа. Но я не мог оторвать себя от нее, я все еще верил, что она знает, что делает. Что она меня убережет.

- Отвечай!! – я смотрел в ее неподвижные глаза, стараясь перехватить взгляд.

Она перестала дышать. Забыла, что мне важно это слышать. Вернее, сделала это нарочно. Ее светлые яркие глаза смотрели ровно и неподвижно сквозь меня, она замерла и не двигалась. Я отпустил ее прохладные плечи и отступил назад. Она не шевелилась и не дышала.

- Перестань, пожалуйста, - попросил я, взяв себя в руки.

Она всегда так делала, когда я переходил на эмоции. Закрывалась.

Валери моргнула и посмотрела на меня с сожалением.

Я молча отступил, вышел из воды и сел на песок. В голове роились вопросы, ответы, решения, которые сменяли одно другое. Я понимал, что все это не случайно. И понимал, что если я сейчас ничего не сделаю, то будет слишком поздно. Скорее всего, уже было слишком поздно. Если не было безнадежно с самого начала. Схватившись за голову, я взъерошил волосы и опустил лицо между колен. Валери повернулась и подошла ближе. Мне казалось, она наслаждалась моей беспомощностью. Руки мои тряслись, в висках билась одна мысль – она решила убить меня. И еще был страх. Потому что я хотел жить.

Только спустя несколько минут, я усилием воли запихнул все мысли в угол сознания и овладел ситуацией. Когда я поднял глаза, Валери стояла в прежней позе и смотрела в океан. Она была спокойна и невозмутима. Это было ее решение. Она осуществляла свой план.

- Обрати меня, - малодушно попросил я. – Ты хотела, чтобы я это пожелал?

Она посмотрела на меня, но ничего не ответила. Я и сам знал, что это не в ее принципах, и она никогда этого не сделает.

- Ты хотела напугать меня? У тебя получилось. Теперь объясни – зачем? … И что мы будем делать? – снова сделал попытку я.

Она продолжала молчать, только вздохнула едва слышно, показывая мне степень своего разочарования.

Я задумался.

- Кого ты будешь любить после меня? – спросил я предательски дрогнувшим голосом.

Она медленно повернулась ко мне всем телом, и удивленно сказала:

- Никого.

- Тогда зачем? – взорвался я, резко поднимаясь с песка. – Почему так? Почему не простым способом? И вообще, почему сейчас?! Что я сделал??

Мои руки дрожали, гнев рвался наружу, я засунул сжатые кулаки в карманы шорт. Мне хотелось что-нибудь сделать с ней. Но я знал, что обладай я даже силой и умениями чемпиона по боксу, ничего из того, что я мог бы сделать, не принесло бы ей увечья. Она скользнула взглядом от карманов моих шорт до лица, потом заметно сделала еще один глубокий вдох. Она знала, что так выражается что-то глубинное и значимое. Через вздох, который физически ей был не нужен. Я слегка усмехнулся, это разозлило меня еще больше. Эти рисованные потуги унизить меня, показать мою ограниченность и страх. Я уже почти ненавидел ее. Ее возможности, ее влияние на меня, ее власть. Но больше всего меня накрывало от мысли, что она распорядилась мной по своему усмотрению.

- Ты никого не любишь, - наконец тихо сказала она.

- Что?? – я подался чуть вперед.

Кровь стучала у меня в висках, клокотала в горле, но я, пытаясь не захлебнуться ею, старался отвечать здраво.

- И ты решила убить меня. Да еще таким изощренным способом! Почему просто не задушила? Почему не толкнула под машину? Почему не подстроила что-нибудь? Там - дома. Почему здесь? Так далеко! Почему ТАК?

- Потому что это природа, Том. Она возьмет то, что сотворила сама.

- Ах, руки пачкать не хочется, - с досадой выпалил я, скрепя зубами, и отвернулся.

Мне опять захотелось ударить ее, больно сжать, наотмашь дать пощечину, сделать что-то, что высвободило бы мой гнев. Тем более ей было все равно. Физически я не мог навредить ей. И это подхлестывало мой кипевший в крови мозг. Я сжал кулаки, мышцы на руках окаменели от напряжения, и я закричал сквозь зубы, вернее зарычал, глядя в небо.

Она отошла и просто наблюдала, давая выйти моей человеческой природе. Моей живой сути, которая так ее раньше интересовала. Она все равно считала, что поступает правильно.

- Что, полегче природного способа не нашла? – продолжал орать я. - А подождать пару десятков лет? Ну, ладно, пару тройку десятков! Ведь у тебя-то вечность! Вэл! Да просто бросила бы! Зачем уничтожать?

- Я надеюсь, что природа уничтожит и меня, - вдруг тихо сказала она.

Я отшатнулся. По моему телу снова прошелся ледяной разряд, одновременно выступил пот, и кожа скукожилась от мурашек. Я понял, что значит все будет настолько сильно, что даже она надеется погибнуть. Сердце мое рвалось из груди, заглушая все окружающие звуки. Беспомощность давила как навалившаяся гора, страх парализовал движения и, казалось, кровь, сейчас остановится, настолько вязкой она стала. Вэл смотрела на мою грудную клетку и, вполне вероятно прикидывала, хватит меня сейчас удар или нет. В ее глазах я увидел беспокойство.

Чуть отдышавшись, я заметил, что океан отступил. Кланяясь волнами и загребая под себя, вода ушла. Я не знал, как давно это случилось, но на несколько метров от нас обнажилось дно. Валери стояла, отпустив подол платья и соединив кисти рук перед собой. Сердце мое стало стучать тише, кровь перестала шуметь в ушах и голове. Мне вдруг стало спокойно. Даже смиренно. Я понял, что ничего уже не изменить. Так какой смысл боятся? Страх исчез. Я посмотрел на почти ушедшее солнце, которое краем одного глаза еще смотрело на нас из-за горизонта. Завтра оно нас не увидит. По крайней мере меня.

Во мне оставался только гнев и один нерешенный вопрос. Все остальное уже было неважно.

- Валери, чем я тебя обидел?

Она тоже смотрела на солнце.

- Ничем.

- Тогда почему?

- Ты так же как все не умеешь любить.

- А что в твоем понимании любовь? Ведь я был с тобой! Все это время. Я никуда не собирался уходить. Я отказался от всего. От таких же как я, от…

- «Нормальных» ты хотел сказать?

- Да! От нормальных! От тех, кто будет жить столько же, сколько и я. Или с небольшой разницей. О теплых, живых и настоящих! Кто не будет убивать тебя ради своей прихоти!

На ее глазах выступили слезы. Я усмехнулся. Это было уже слишком. Настолько подготовилась, что даже слезы умудрилась из себя выжать. Во мне вновь начала расти ярость от непонимания.

- Кто не будет убивать? - повторила она. - Да разве не вы – живые и настоящие – убиваете друг друга каждый день? Разве не вы – теплые и уязвимые – терзаете друг друга эмоциями, лишь бы сделать больно, уязвить, задеть и ковырнуть? Только чтобы стало внутри чуть полегче от того груза, что наваливается на вас, когда вы любите друг друга! Ведь вы понятия не имеете, что такое любовь! Вы внедряетесь, сливаетесь друг с другом, стремитесь обладать, телом, мыслями, сознанием, вознаграждаете своим присутствием, мните себя ценными. А когда не выходит – рвете связи, рвете себя, отлепляете с кожей! Вы страдаете, но не понимаете, что это не любовь! Любовь – это не обладание! И не бескорыстное служение! Это большее! Намного большее, чем может понять ваш узкий разум и такое жаждущее обладания и эмоций тело!

- Да куда уж нам до тебя и твоих познаний – горько усмехнулся я.

Внезапно она схватила меня за запястье и крепко сжала:

- Если бы вы знали, что такое настоящая и искренняя любовь, в вашем мире не было бы столько зла!

- А откуда ты знаешь, что твое понимание любви верно? – сквозь зубы от боли в руке проговорил я.

- Знаю!

Она отпустила меня, и я посмотрел на сине-красный отпечаток, оставшийся от ее пальцев на моей коже.

Чуть помолчав, я спросил:

- Если я не умею любить так как ты, почему ты не научила меня?

- Ты отказался. Я могла бы научить тебя. Мне казалось, что у тебя больше шансов, чем у других. Чем у тех, кого я встречала раньше. Я думала – я нашла! И я смирилась с тем, что потеряю тебя со временем, как всех других. Думала, найду позже, в другом воплощении, ведь душа и ее мудрость передаются дальше, в следующую жизнь. И кем бы ты ни был позже, я нашла бы тебя! И так мы проводили бы вечность! Ту, что отмеряна мне… Но ты не захотел расти. Ты решил остаться тем, кем был. Ты решил, быть просто низменным человеком. И не могу переубедить тебя или забрать это право. Это право всех вас, оставаться теми, кто вы есть. Но я так устала. Я вообще не хочу больше любить кого-то! Я устала искать, устала разочаровываться!

- И ты решила убить нас.

- Ты не понимаешь…

- Да, я не понимаю! – перебил я. - Почему ты решила за меня? Почему ты вдруг решила за Бога? Отнимать чужую жизнь – это неправильно! Ведь ты всегда все делаешь по правилам!

По ее щекам катились слезы, смутно блестя в догорающем закате.

- Прекрати давить на жалость, ты не умеешь плакать! – вскричал я вне себя.

- Ты ничего обо мне не знаешь, - покачала головой она. – Ты ничего не узнал за это время.

Вся ее гордая, точеная и идеальная фигура вдруг поникла, сжалась и она стала маленькой и почти уязвимой.

Внезапно земля под нашими ногами загудела. В глубине острова туча птиц поднялась в воздух с громким криком. Из леса послышались жалобные и испуганные крики животных. Гул возрос и земля зашаталась. Я упал, потеряв равновесие. Валери осталась стоять. Заскрипели пальмы, послышался треск. В нашем бунгало осыпалась крыша и что-то громко разбилось внутри дома. Потом вдруг все успокоилось. Только шумел осыпающийся пальмовый лес, да животные продолжали кричать.

Валери смотрела в океан. Вскоре должна была прийти волна. Я поднялся с песка и тоже всмотрелся в темный горизонт.

- Сколько у нас времени? – спросил я.

- Минут пять.

- Ты не передумала? – безнадежно, но без страха спросил я.

- Нет, - она грустно посмотрела на меня.

- Весь остров сметет? – полуутвердительно произнес я.

- Да.

- Не жалеешь?

- Нет, - с каким-то чуть слышным вызовом ответила она.

- Ну, конечно, ведь ты не умеешь чувствовать, - просто произнес я мелькнувшую в голове мысль, не контролируя словопоток.

Она внезапно разозлилась и слегка толкнула меня двумя пальцами в грудь. Толкнула так, что я снова упал и ощутил боль на месте прикосновения ее пальцев.

- Да что ты обо мне знаешь? Не умею чувствовать? Я чувствую больше, чем десяток совершенно разных людей разом! Но я не могу этого показать, дать ощутить, потому что оно идет изнутри! Там, куда вы боитесь заглядывать! Там, где живет вечное, сильное, сметающее чувство любви ко всему вокруг себя! Настолько сильное, что вы боитесь его, закрываете, запечатываете и ставите сверху свое Я. Потому что боитесь в нем утонуть, расплавиться, умереть! Боитесь потерять землю под ногами, контроль, управление своей сущностью и людьми вокруг вас! Вы боитесь, что станете слабыми и уязвимыми! Но слабее и уязвимее, чем вы есть в своем разуме и контроле чувств, вы быть не можете! В вас нет силы, нет потока, вы обрубаете все свои связи с миром, друг с другом, с красотой. Вы неживые! Со своей теплотой, плотью и кровью вы менее живые, чем я!

Она была похожа на поднимающийся из воды айсберг. Ее ледяной сильный голос гремел надо мной и обрушивал силу каждого слова на мое ничего не понимающее существо. Я не понимал ее. Я вдруг осознал, что никогда не понимал эту красивую женщину, а просто был рядом с ней, и позволял ей любить меня. Только сейчас я разглядел, какая неизмеримая глубина была в ней, что хватило бы на вечность познания. Я вспомнил, как она пыталась передавать мне знания, но я отмахивался от них, мне было лень их понимать. Она пыталась сосуществовать рядом с нами на равных, превозмогая боль, будучи непонятой и непринятой, а я не видел дальше своего носа и своего к ней обычного влечения. Она была лучше, чем я. И пыталась принести миру пользу. Но везде натыкалась на непонимание и низкие мирские интересы, которые ее нисколько не интересовали.

Я вдруг понял, что она не боялась быть непохожей на других. Она боялась, за отмерянную ей вечность не найти похожих на себя.

Внезапно я осознал всю драму ее положения. Существо, обреченное на вечность среди тленного. Сильная и неуязвимая, в притягательной оболочке, словно в насмешку, она притягивала к себе, но не могла пробиться за рамки поверхностного человеческого отношения. Уже сама по себе отпугивающая, она должна была преодолеть стереотипы мышления и вложить понимание глубокого. Она была дана миру, чтобы дать ему больше.

И все в ней было более настоящим, чем в обычных людях. И эти слезы – они тоже были настоящими. Я вдруг разглядел ее глубину, эту черную зияющую дыру ее души, откуда она черпала силы. Я увидел не ее внешность, а ее суть. И мне стало невообразимо жаль ее. Что я? Я цеплялся за жизнь, за свою человеческую сущность. Я был так мелок и так жалок рядом с ней, что в момент простил ей ее отчаяние, и мне стало невероятно досадно, что я не понял ее раньше. Перед глазами пробежали сотни моментов, когда она осторожно пыталась вскрыть замок моей души, и достать от туда что-то, что могло бы меня изменить. Она пыталась. И дошла до крайней степени, понимая, что это невозможно - открыть дар тому, кто его не принимает.

Я вдруг пожалел, что она не может обратить меня и сделать подобным себе. Ведь так ей было бы проще. Кто знает, кем бы я стал, и чего мог бы достичь в познаниях. Может быть она боялась, что обращенный в Вечного, человек раскроет в себе вовсе не то глубокое и благородное, на что она надеялась, а проявит все свои негативные черты. И это будет ошибка, которую не исправить. Кроме этого, она всегда полагала, что, если миру будет нужно, то тот, кто создал ее, создаст и других. Сама она не имела на это права.

А с другой стороны, зачем это все мне? Кто я такой? Я - обыкновенный человек, который хотел обыкновенно прожить свою жизнь. Просто и без потрясений. Но судьба свела меня с ней. Она увидела во мне что-то схожее с собой, а я вцепился в ее красоту, возможности и особенность. Нет более нелепого объяснения.

Моя человеческая суть, мои страхи, волнения за жизнь и комфортное существование, наверное, вызывали в ней презрение. Она могла с легкостью все это обеспечить, и видела, что смысл от этого не менялся. Люди стремятся к покою, защищенности, удовольствиям и благам, борются за них иногда всю свою короткую жизнь, а получая, расслабляются. Больше нет цели существования. Ей это было странно. С высоты ее долгого существования, тем более. Наверное, она видела многое и все это ее разочаровывало с каждым разом все больше.

И она знала, что не погибнет в этой стихии. И будет вынуждена существовать вечно.

Над океаном сгустилась ночь и дальше двухсот метров было мало что видно. Я услышал нарастающий шум со стороны океана. Монотонный мягкий шелест. Надвигающаяся сила. У меня перехватило дыхание. Я различил в темноте черную стену, надвигавшуюся тихо и настойчиво.

Я глянул на Валери. Она так же испуганно всматривалась в живой, прущий на нас со всей силой, воинственно вздыбленный океан. А ведь она видела больше и дальше. Остатки моего разума вспыхнули блеклым и противным всполохом - она добровольно теряет меня, ей придется пережить все от начала до конца, в то время как я сам буду уничтожен в первые секунды. Я злорадно ощутил ту силу вины, которую она пронесет через свою вечность. Опротивев самому себе за свои мысли, я мгновенно перестал жалеть себя.

Не в силах двигаться, задыхаясь от волнения и страха, я взял ее за холодное и твердое запястье, и прошептал:

- Валери, ты только… живи!