Алексей Ханыкин

Я скучаю по тебе

Автор:
Ядвига Врублевская
Я скучаю по тебе
Работа №455
  • Опубликовано на Дзен

Дорога до кладбища была едва различима. Тропинка, ведущая сквозь кусты и высокую поросль болотных деревьев, укрытая кронами ольхи и ясеня, то и дело петляла. Михаил едва успевал сворачивать, чертыхаясь, когда особенно настойчивые ветки цепляли его за куртку. Вообще-то он не верил в то, что кладбище существует, но ему пришлось довериться старухе, другого выхода не было. Мёртвый младший брат снился ему каждую ночь и звал его. Дошло до того, что Вербловский перестал спать. Он осунулся, похудел, на работе засыпал на ходу. Однажды он упал в ванне, и чуть не расшиб себе голову. Невролог посоветовал обратиться к психотерапевту, психотерапевт — к внутреннему я. В результате Вербловский шёл по лесной дороге, ожидая, когда тропинка уведёт его в чащу или болото, где он потеряется или утонет. Однако через какое-то время тропинка сменилась пологим мягким мхом, деревья расступились, и кое-где Михаил увидел странные монументы. Статуи были разбросаны в хаотическом порядке. К одной такой Вербловский подошёл ближе и похолодел. Он был поражён тем, насколько удивительно правдоподобно неизвестный скульптор изобразил человека, и не просто человека — мумию, сухую, серую, покрытую воскообразной слизью. Мумия склонялась со своего невысокого холма к кусту полевых цветов, растущих прямо подле постамента. Но поразительным было то, а Михаил заметил это не сразу, на скульптурах была одежда, ветхая, почти полностью истлевшая, долгое время согревающая покойника в его последнем путешествии. Вербловский отшатнулся, и некоторое время стоял с широко раскрытыми глазами, глядя на жуткое изваяние. Он не мог пошевелиться и вместе с этим хотел сбежать, только бы не видеть чудовищную фигуру. Нет, это была не статуя и не памятник — это была настоящая мумия. Живой когда-то человек, высушенный и выставленный на надгробие. Какому сумасшедшему мастеру понадобилось делать такое? Кому пришла в голову фантастическая идея похоронить человека под другим трупом? И почему, Господи, почему она до сих пор была цела? Известно, что мумии хранятся только в определённых условиях: кислород действует на них так же, как и на обычных покойников — разлагает их, разрушает.

Только сейчас Вербловский понял, что всё это время он чувствовал сухой горький запах, не гнилостный, как бывает при разложении, а другой, словно горькая смола, скрывающая под собой нечто другое, нечто сладкое и удушливое. Этот запах, несомненно, исходил от статуи. Михаил на мгновение закрыл глаза, представляя, что на самом деле не видел ничего странного: просто лес, и его не в меру разыгравшееся воображение. Однако, снова открыв глаза, Вербловский опять увидел уродливые статуи. «Сколько же их здесь?», — подумал он, холодея. Михаил подошёл к мертвецу, находящемуся рядом с тем, которого он рассматривал ранее. Ветхое платье подсказало ему, что это была женщина. На сгибах локтей и коленей проступали кости. Лицо, почти лишённое мягких тканей, походило на череп. Два передних зуба и клыки вывалились наподобие оскала. «Женщина, ещё одна женщина, — подумал Вербловский. — Сколько их тут? И каждая вряд ли рассчитывала когда-нибудь так выглядеть».

Он нашёл в себе силы сдвинуться с места. Ему нужно было идти дальше, и теперь он понимал, какое сложное дело предстояло ему: найти среди могил одну-единственную. Старуха сказала ему, чтобы он не искал специально, что он должен просто идти туда, куда хотелось, тогда найдёт брата. Что делать дальше, было неясно, но Михаил надеялся, что то самое провидение поможет ему и в этом. «Только не смотри на них... Только не смотри…», — как мантру повторял Вербловский про себя, но вопреки своим уговорам смотрел на мумии. Все они сидели или лежали в разных позах... Множество тел в разной степени иссушенности… Словно скульптуры из прошлого, мертвецы занимали свои места на пьедесталах могил.

Лес кончился, а вместе с ним ушла тень, солнце стояло в зените. Было невыносимо жарко, и запах тлена, шедшего от скульптур, стал невыносимым. Покойников становилось всё больше, а кое-где между могилами оставался едва ли метр. Михаил с трудом пробирался сквозь них, отшатываясь от особенно уродливых. Некоторые из фигур протягивали высохшие руки, словно ожидали, что кто-то пройдёт мимо них и тогда они схватили бы незадачливого путника в свои тиски. Вербловский уклонялся от мёртвых суставов, морщился при виде их лиц. Где-то послышался тихий плач и торопливый отчаянный монолог. Миша замер, вслушиваясь в мужской голос, пытаясь определить, откуда он шёл. По всему выходило, что справа. Пригнувшись, он прищурил глаза. И действительно: чуть поодаль он увидел раскачивающуюся фигуру живого человека. Вербловский осторожно подошёл, стараясь ничем себя не выдать, но человек его в любом случае не заметил бы. Он был слишком занят своим делом. Это был пожилой мужчина. Он сидел на лавке, опираясь на высокую клюку. Его грузное тело сотрясалось от рыданий. Перед ним была высокая могила, а на ней лежал человек, подложив руки под голову. Невидящие глаза мертвеца были устремлены вверх, к небу. Всё в позе покойника говорило о расслабленности. И всё-таки он был мёртв, и тело его давно окоченело. Кожа его высохла и посерела, молодой человек — а по сложению и одежде можно было понять, что когда-то это был здоровый молодой мужчина — превратился в мумию.

— Тяжело мне без тебя, — говорил сидящий рядом. — Два года уже прошло, а у меня всё ощущение, что ты вот-вот придёшь… Повесишь ветровку и, не помыв руки, пельмени свои любимые варить начнёшь. В морозилке теперь лежат. Никто их, Лёшка, кроме тебя, и не ест. Ни я, ни Василь, ни Гаврик твой распроклятущий. Не собака, а дьявол. Опять мне всю грядку перекопал: кротов, что ли ищет. Бог его знает… Дрянь, а не собака. Только тебя и слушал. Василь плохой совсем стал, целыми днями спит, мышей не ловит. Оно и понятно — ему ж уже двенадцать лет. Такой же старик, как и я. Вот помру, кому они вдвоём нужны, — старик горько вздохнул. — Видать, придётся обождать и их упокоения тоже.

Он замолчал, вытирая дрожащей рукой слёзы.

— Ходил к врачу, камни в почках. Но это я и так знал. Что, говорю, делать? Она мне: лечить. А ссать мне как? По пять раз за ночь встаю, так до утра и промаюсь. Что за жизнь, что даже поссать в конце Бог не даёт. Неужто за это райские кущи положены? Вряд ли…

— Мать твою так и не нашёл. Уж всё кладбище обошёл, нет её, — он развёл руками. — Думал, вы тут вместе будете. А вот оно как вышло, ты здесь, а она…

— А этот всё сидит, смотрит, — сказал старик зло, посмотрев назад.

Позади него тоже была могила. На ней сидел мужчина и смотрел он прямо на Лёху. Причём смотрел с какой-то болезненной заинтересованностью.

— Что зенки-то вылупил? Сдох, и то глаза свои бесстыжие пялишь. Прости меня, Господи, — старик перекрестился. — Лёшка, одно меня заботит: от матери ты далеко, значит, и я далеко от тебя буду. Даже после смерти ты с убивцем своим остался.

Миша перевёл взгляд с одной мумии на другую. Жутко. Множество мертвецов. И все они чем-то заняты. Один этот Алексей в небо смотрел. Будто хорошо ему было, и ничто не беспокоило.

Вербловский прошёл по узкой тропинке мимо старика, настороженно на него посмотревшего, но ничего так и не сказавшего, мимо двух влюблённых: женщина и мужчина сидели на общей могиле, держась за руки. Было в этом нечто трогательное, если бы они не были двумя скелетами в обветшалой одежде. Могила их поросла бурьяном и была заброшена… А вот тучное тело поедало пасхальное яйцо. Перед мертвецом стоял стакан с водкой, фотография и остаток недоеденного кулича.

Михаил помнил напутствие старухи: нельзя было думать о том, куда идти, решать — повернуть или нет, нужно только идти, не задумываясь, тогда он сможет найти своего брата. Вербловскому было страшно увидеть его, тем более после стольких лет. Михаил вырос, а его брат так и остался трагически погибшим мальчиком девяти лет. Он не вспоминал о Стасике, хотя первые годы после его смерти, ему было тяжело без него. Вербловский плохо спал, иногда ему казалось, что Стас прятался в шкафу или под кроватью. Он боялся своего мёртвого брата и вместе с тем отчаянно скучал по нему. И вот теперь, когда прошло пятнадцать лет, он решил найти его. Взглянуть на него и сказать, что ему очень жаль. Жаль, что он прожил эти годы без него, и жаль, что он то ли из детской жадности, то ли из ревности не дал Стасику чёртовых солдатиков, жаль, что закинул их в отчаянии куда подальше, когда мать настояла поделиться ими, а младший Вербловский пошёл искать поссорившую братьев кучу пластмассы. Если бы не всё это, Стасик не попал бы под машину и остался бы жив. Отец всегда говорил об этом, а Михаил и так это знал.

Ком в горле вновь напомнил ему, почему он здесь: из-за вины, из-за желания быть прощёным покойником. Ну, разве не глупость?

Его мысли снова прервали, на этот раз женские причитания. Михаил увидел красивую женщину в приталенном костюме сливового цвета. Она обнимала фигуру мертвеца и целовала его в ветхую щёку.

— Как я устала. Как я устала, — жаловалась она. Женщина гладила покойника по голове, убирая жидкие остатки волос, касалась губами его губ, коих почти не осталось, вперёд сильно выступала оголённая челюсть. Михаила испытал острый приступ отвращения. Женщина, наконец, отпустила фигуру, и Вербловский увидел, что покойник сидел в позе лотоса, даже его руки были сложены в характерном жесте.

— Я так скучаю по тебе, мой любимый, — повторила она ещё раз и остановилась, когда под ботинком Михаила что-то хрустнуло, он с нарастающим ужасом заметил, что это «что-то» было кистью одного из умерших. Могила была такой низкой и маленькой, к тому же запущенной, что он её даже не заметил. Женщина посмотрела на него, потом перевела взгляд на останки костей внизу. В её лице читалась заинтересованность. Вербловский с невероятным чувством вины переводил взгляд то на кости, то на женщину, не зная, как оправдаться. Осквернение могилы — дело невероятно гадкое — это мог быть его брат.

— Не берите в голову, — сказала дама, — они тут повсюду, того и гляди раздавишь, как улиток после дождя.

Она убрала ногу с могилы и встала во весь рост, позволяя Михаилу рассмотреть себя. Сняв кожаную перчатку, женщина расстегнула сливовый жакет, Михаил увидел, что на ней был корсет в крупную чёрно-белую полоску, плотно облегающий крупные груди. Достав из сумочки пачку сигарет, женщина обхватила фильтр густо накрашенными губами. Вербловский спохватился и начал выискивать в джинсах зажигалку. В карманах её не оказалось. Михаил запоздало вспомнил, что забыл её вместе с сигаретами. Женщина иронично осмотрела Вербловского, а потом достала из сумочки изящную зажигалку и прикурила. Выпустив колечко дыма, она смотрела затуманенными глазами на Михаила.

— Моего мужа, — сказала она, показывая газовую зажигалку с позолотой. Она кивнула на фигуру, всё ещё сидящую в позе лотоса.

— Давно он умер?

— Четыре года назад. Рак, — женщина вновь затянулась, с вожделением смотря на покойника.

— Два года потратил на эту ахинею, — она обвела рукой фигуру мужа. — Йога, иглоукалывание, и дня не прошло, чтобы не созерцал свой пупок. Всё чаи пил антиоксидантные. Дрянь это всё. Зато кое-что, — сказала она со скабрезной усмешкой, — кое-что у него отлично работало до самого конца. Китайцы лечить умеют не хуже других, — она стряхнула пепел и тут же отодвинула ногу, облачённую в красный замшевый ботильон, — точнее, никак. Но есть и действенные средства. А теперь я одна, — она тяжело вздохнула, намеренно делая так, чтобы грудь её всколыхнулась, и Михаил невольно бросил взгляд на неё.

— Я сменила трёх терапевтов, двоих из них соблазнила. Ничего не помогло. Только вот здесь мне становится лучше. А вы кого ищете?

— Моего брата.

— Да что вы, — она посмотрела на него с сочувствием, впрочем, оно явно было деланным. Никаких эмоций она не испытывала. — Он давно умер?

— Пятнадцать лет назад. Ему было всего девять.

— Бедняжка, — сказала женщина, поразительно точно копируя выражение сердобольной матери. Зажав сигарету в зубах, она сняла с себя пиджак, оставаясь в вульгарном корсете без бретелей.

— У меня тоже есть сестра, но я её не люблю. Она настоящая стерва. Лучше бы её сожрал рак. Но я понимаю, это тяжело потерять любимого человека.

Она намеренно приблизилась к Михаилу, вторгаясь в его личное пространство. Печально посмотрев на фигуру покойного мужа, дама растянула губы в сладкой ухмылке.

— Анфиса, — сказала она, протягивая обнажённую руку.

— Михаил, — ответил он, пожимая руку женщине.

— Михаил, — повторила она с удовольствием. — Подобный Богу. У моего мужа тоже было еврейское имя — Соломон. Означает — мирный.

Анфиса вновь обхватила сигарету чувственными губами и затянулась. Когда она выдохнула дым, Михаил понял, что это был явно не табак, а что-то другое. Сладковатый запах отдавал травяным незнакомым ароматом. Зрачки женщины при этом увеличились, почти полностью заполняя зелёную радужку.

— Он, в самом деле, был мирным, мой Соломон. А ещё он был невероятно страстным, — доверительно сообщила она, — а теперь я одна.

Ножка в замшевом ботильоне едва заметно, как бы случайно коснулась его ноги.

— Я должен идти, — сказал Вербловский. Глаза женщины тут же сузились. — Мне нужно найти могилу Стасика.

— О, — она округлила губы, и Михаил тут же представил, как она складывает их точно так же, когда отсасывает. «Должно быть, это невероятное зрелище», — подумал он с сожалением. Анфиса встала, механически одёргивая корсет.

— Конечно, — сказала она, — нужно успеть дотемна: это единственное правило этого места, — Анфиса протянула ему руку, ту, что была оголена, и он с некоторым сомнением пожал её, избегая смотреть ей в глаза.

— Хотя, — Анфиса придержала его ладонь в своей, — говорят, что здесь нет гостей, только жители.

Михаил посмотрел на неё со смесью испуга и отвращения, Анфиса же по-прежнему глядела иронично.

— Если что, я здесь, — крикнула она ему, когда он снова вышел на тропу. Вербловский обернулся, и Анфиса помахала ему своей обнажённой ладонью, переходящей в беззащитно-худое запястье, на котором, Михаил заметил это только сейчас, были следы синяков. Коснувшись пальцами своей губы и прикусив её, Анфиса провела рукой по линии декольте. Вербловский увидел, что каким-то образом она успела расстегнуть четыре застёжки и оголить часть пышной груди, ничем не поддерживаемой. Михаил затряс головой, пытаясь прогнать наваждение. Заняться сексом с безутешной вдовой на кладбище перед её покойным мужем, тем временем спокойно сидящим в позе лотоса? О нет, он ещё не настолько сошёл с ума, чтобы ублажать чокнутую дамочку, помешанную на сексе!

День незаметно начал тускнеть. Солнце почти опустилось, его яркие лучи стали багряными, и Михаил с тревогой осознал, что пропустил целый день. Каким-то образом его пребывание в этом странном уродливом мёртвой парке растянулось на день, а ему казалось, что прошло от силы полчаса. Вместе с осознанием пришла и усталость. Вербловский повалился подле одной из могил. Нужно было решать: или искать дальше, или возвращаться. Хотелось есть и пить, однако ни того, ни другого делать в этом склепе Михаил не собирался. Взгляд его невольно упал на захоронение, подле которого он решил передохнуть. Могила была пустой. Вербловский в замешательстве покрутил головой, обошёл небольшой холмик. Мертвеца не было. Когда он посмотрел на крест с табличкой, то похолодел. На ней печатными буквами было написано: «Станислав Вербловский». 1990-1999 гг.

Михаил оборачивался, судорожно пытаясь отыскать брата. Все мертвецы были на своих местах, но брата не было. Вот у основания креста жёлтый трактор, который отец подарил Стасику, когда тому исполнилось шесть, а вот и фигурка солдата, из-за которой младший брат погиб. Тут был даже кролик Фомка — любимая игрушка Стасика, без которой он не мог засыпать. Михаил взял его в руки, кролик был потёртым и грязным, одно ухо у него было обслюнявлено.

— Меня ищешь? — спросил знакомый голос позади. Михаил окаменел. Этот голос. Этот знакомый мальчишеский голос. Он медленно повернулся и увидел Стасика, бледного, тощего, с синяком на всю щёку и… О боже, что с его головой? «Треснула, как арбуз», — вспомнил он слова соседа. Да, половина головы его брата отсутствовала. В задней её части зияла огромная дыра, прямо там, где должен был быть затылок. А из неё он видел то, что некогда должно было являться мозгом Стасика. Нечто жидкое, словно густой кисель, едва шевелящееся. На мгновение Михаилу показалось, что он видел какое-то насекомое, вылезшее на поверхность густой массы и мягко вторгшееся обратно.

— Что же ты так долго? Я ждал тебя, — спросил младший брат. — Ждал каждый день.

— Извини, — машинально ответил Михаил. — Я не знал, где ты.

В голове билась тревожная мысль. Она предупредила его, что нельзя, ни в коем случае нельзя оставаться на кладбище до темноты. «Но ведь солнце ещё не село…», — с беспокойством подумал Вербловский и посмотрел на небо. Нет, не село, однако с минуты на минуту наступят сумерки, и тогда ему придётся пробираться к выходу сквозь толпы мёртвых оживших тел. Господи, такое не могло присниться даже страшном сне!

Пока он думал, Стасик молча разглядывал его, словно диковинную игрушку.

— Ты ведь пришёл, чтобы остаться? — спросил вдруг брат, смотря на Фомку в руках Стаса. Тот увидел его взгляд и передал кролика Стасику.

— Прости меня, — сказал Михаил.

Брат забрал игрушку и посмотрел на него, хитро улыбаясь.

— Давай, я тебе всё покажу, — предложил он, хватая его за руку. Вербловский-старший вздрогнул, что-то холодное и скользкое обхватило его ладонь, и он с отвращением посмотрел на ручку Стасика, она была маленькой, изуродованной, ткани кожи чуть высохли, и на их поверхности образовалась та самая жирная неприятная плёнка. Михаил подавил приступ рвоты.

— Прости меня, — повторил он.

Но брат не обратил никакого внимания на его слова, упорно таща его куда-то за руку.

— Тут очень хорошо, — сказал он бодро.

Фигуры на могилах начали двигаться, запах тлена распространился мгновенно, серые тёмные изваяния превращались в бледные тела, изрытые посмертными ранами, разлагающиеся, дурно пахнущие. Нет, до этого момента он не чувствовал, насколько невыносимо смердящим запахом было пропитано это место. Зловонная мёртвая масса, шевелящаяся, словно карикатура на саму себя, потихоньку оживала, обретала возможность двигаться.

— Стасик! — почти истерично воскликнул Михаил. — Я не могу идти с тобой!

От запаха у него кружилась голова, тысячи мертвецов смотрели на него, завлекали, смеялись. Он увидел совокупляющуюся пару и узнал в ней покойника, ранее сидевшего в позе лотоса, и Анфису в сливовом костюме: теперь на ней не было юбки, чулки были разорваны. Она с безумием насаживалась на своего Соломона, гортанно стоная и охая, будто добралась до самого вожделенного в своей жизни. Михаил увидел лицо, уродливое, испещрённое разложением и гниением. Оно в безумной похоти закатило глаза, прижимая женщину за белые ягодицы, святящееся в темноте. Он увидел Алексея, днём безмятежно лежавшего на могиле, а теперь отбивающегося от соседа, душившего его, едва обтянутыми кожей, фалангами пальцев, и старика, испуганного, дрожащего, всхлипывающего, приткнувшегося к могиле сына. Вербловский бросился к нему, пытаясь помочь подняться.

— Уходите отсюда, уходите быстрее! — отчаянно выкрикнул старик, отбиваясь от его рук.

— А вы? Как же вы?

— Я должен найти мою жену.

— Вы сможете вернуться утром! — воскликнул Михаил, но старик упёрся.

— Нет, я должен быть со своей женой. Мой сын… — он с болью взглянул на то, как один мертвец душил другого, из его глаз потекли слёзы. — Мой сын будет умирать каждую ночь. Я буду здесь вместе с ним.

— Разве ты пришёл сюда только за тем, чтобы поговорить с этим стариком? — спросил брат раздражённо и ревниво. — Пойдём со мной!

— Нет, Стасик, — мягко ответил Вербловский. — Я не могу.

Он присел перед мальчиком на корточки, провёл рукой по его щеке, избегая прикосновений к ране. — Ты умер из-за меня. Ты помнишь?

Стасик закивал.

— Мы поссорились, и я убежал из дома.

— Если бы я отдал его тебе, — Миша сжимал в руках маленького солдатика, потом передал игрушку мальчику.

— Ты бы остался жив, — Вербловский сжал брата в объятиях, стараясь не думать о запахе гниющей плоти.

— Разве ты меня не любишь? — спросил Стасик. — Не скучаешь по мне?

— Конечно, я скучаю по тебе. Но я жив, а ты — нет, понимаешь?

— Понимаю, — ответил мальчик и отпустил брата.

В его глазах по-прежнему было озорство. Он так же, как и брат недавно, погладил его по щеке и сказал, улыбаясь гнилым ртом:

— Нужно просто сделать так, чтобы ты тоже был мёртв.

Утром, когда взошло солнце и осветило своими лучами застывших мертвецов, на могиле с табличкой «Станислав Вербловский». 1990-1999 гг., была не одна, а две фигуры. Одна — маленький мальчик, обнимавший потрёпанную серую игрушку одной рукой и голову другой. Вторая безголовая фигура лежала подле невысокого холмика, её руки тянулись к собственному черепу, крепко зажатому в руках мертвеца пятнадцатилетней давности. 

0
20:50
2040
16:42
Шикарно! Очень яркая, абсолютно безумная (но в хорошем смысле!) картинка. Особенно шикарна, конечно, Анфиса :)
21:48 (отредактировано)
Немного в шоке… От таких рассказов надо отходить…
Нет, ну настолько все живо описано. Даже как-то осязаемо. Язык прекрасный, это надо признать. Есть опечатки, но они не портят повествования.
Читаешь рассказ и думаешь: «Надо остановиться, это невозможно читать» — и продолжаешь потому как остановиться невозможно.
Вот только не совсем понятно, что это за кладбище. Ведь, я так думаю, изначально покойники были захоронены не на этом кладбище. Ведь не может быть, чтобы ГГ не навещал брата Стасика. В рассказе прозвучала фраза, что тут, мол, нет гостей. Только хозяева. Не означает ли это, что Михаил уже был мертв?
19:24
+1
Отличный рассказ, спасибо автор!
02:19
-3
Оценки читателей журнала для боевых киборгов “Не скучай!”

Трэш – 1
Угар – 4
Юмор – 1
Внезапные повороты – 0
Ересь – 2
Тлен – 5
Безысходность – 5
Коричневые сопли – 5
Информативность – 1
Фантастичность – 0
Коты – 1 шт
Собаки – 1 шт
Мумии – 217 шт
Соотношение потенциальных/реализованных оргий – 2/1

Гуд, вери гуд. Написано жёстко и правдиво. Чувствуется рука словоплёта восемьдесят шестого уровня. Слова хорошо подобраны и стоят в нужных местах. С твоим бы мастерством да нормальные рассказы писать.

Ты не поверишь, но один из членов нашего клуба как раз по твоей теме. Некрофил Станислав. Вот это совпадение, да? Так вот, он утверждает, что знает Анфису – это его конкурентка. Она мастерски владеет лопатой и страпоном. Иногда приходишь на свеженину, а могила уже разрыта. Станислав единственный из аудитории кто поддерживал Михаила: не смотря на внешнюю шлюховатость девушка в постели оказывалась холодней некоторых покойников. Остальные вместе со мной утверждали, что Анфису надо было всё таки трахнуть на последок, ведь со второго абзаца становится понятно, чем закончится рассказ.

Фишка в том, что мистические рассказы про загробную жизнь пишутся по двум шаблонам.
Первый: герой приходит в себя в странном месте, ходит, бродит, разговаривает с интересными персонажами и к концу ВНЕЗАПНО понимает, что уже давно мёртв.
Второй: герой связывается с мертвецами, ходит, бродит, разговаривает с интересными персонажами и под утро обнаруживается мёртвым.

Для обоих шаблонов характерна общая безысходность ситуации, грусть, философские мысли, отсутствие юмора. Хуже всего, что смерть героя ничего не меняет. И так каждый, сука, раз. Ладно, у тебя хоть котик есть, интересная оргия, и одна шутка про наблюдение пупка. Молодец. Но. Почему ты красиво писать научился, а креативить оригинальные сюжеты нет?

В целом всё логично, все ниточки связываются в один клубок. Кроме встречи со Стасиком. Есть внутренняя логика мира, все покойники находятся сверху на своих могилах, но если надо для сюжета, у нас и могила разрыта, и брат где-то шастает. Кстати, куда он тащил Мишу?

Я бы ещё немного усилил концовку там, где Михаил видит на могиле брата его игрушки. По идее, солдатика должен принести Миша. Он нашёл его после смерти брата, но выкинуть не смог. Тогда у главного героя появляется ещё одна причина, не просто попросить прощения, а сделать наконец-то, что нужно было сделать ещё в детстве, что не давало ему покоя – отдать солдатика. Возможно, в этом случае Вербловский старший выжил, а ты бы получил ещё один бал за розовые сопли.

Вот как на самом деле надо было закончить рассказ.

“— Ты бы остался жив, — Вербловский сжал брата в объятиях, стараясь не думать о запахе гниющей плоти.
— Разве ты меня не любишь? — спросил Стасик. — Не скучаешь по мне?
— Конечно, я скучаю по тебе. Но я жив, а ты — нет, понимаешь?
— Понимаю, — ответил мальчик и отпустил брата.
В его глазах по-прежнему было озорство. Он так же, как и брат недавно, погладил его по щеке и сказал, улыбаясь гнилым ртом:
— Нужно просто сделать так, чтобы ты тоже был мёртв.”


Братик внезапно обнял шею Михаила руками и резко потянул на себя. Тонкие сухие пальцы пронзили кожу и с нечеловеческой силой дёрнули. Старшенький отпрянул было назад, но покойник упёрся обеими ногами ему в живот. С тошнотворным хлюпаньем лопнула кожа. Братья разлетелись в разные стороны, сгусток гнилых мозгов выплеснулся через трещину в черепе и Стас невольно застонал от фантомной боли. Он поднял трофей, что бы получше его рассмотреть – плотный мешок, покрытый паутиной капиляров, из которого на грудь мертвеца выпали два окровавленных глаза – видимо рывок был настолько силён, что кожа головы не выдержала и вывернулась наизнанку

В двух метрах зашевелился Вербловский старший. Он молча поднялся на ноги. В свете восходящей луны блеснул мокрый от лимфы металлический череп. Окуляры с инфракрасной подсветкой уставились на маленького озорника. Нижняя челюсть Миши опустилась и откуда-то из недр тела раздался ласковый голос
— Стас!

Стасик серой молнией метнулся в темноту кладбища, роняя остатки мозгов и инфернальный кал.

Киборг огляделся. В пяти пятнадцати метрах от него Анфиса оседлала труп бывшего мужа. С каждой секундой толчки корпуса становились всё тише, она уже почти не стонала, только висела на суженом, обняв сухую шею руками. В инфракрасном спектре было видно, как покойник впился гнилой пастью в шею супруги. Он жадно высасывал из нимфоманки жизнь. Её бледные ягодицы, никогда не знавшие солярия, посинели и обмякли, напоминая о бренности бытия. Вдову было уже не спасти, но кое-что робот по имени Михаил сделать мог.

Старик сидел на коленях, заплаканными глазами наблюдая, как его сын корчится в стальных руках убийцы. Труп сжимал шею Лёше до хруста. Гнилая щека треснула от улыбки, обнажая пожелтевшие коренные, когда к затылку покойника прижался холодный ствол дробовика.

— Asta la vista, baby.

Рокот выстрела прокатился по кладбищу и ушёл в тишину ночного неба. Мумии на миг замерли, а потом медленно стали сползать с насиженных мест в сторону источника шума.

Алексей сбросил с себя остатки соперника, сел, грудная клетка ходила ходуном, имитируя удушье. Старик вытер слёзы. Протянул руки к сыну, прижался губами к жилистым коленям. Парень поднял его у жестом указал на тропинку: “Уходи”

— Нет! — закричал дед, — Я должен найти мою жену.
— Её нет ни среди живых, ни среди мёртвых, — раздался сзади него механический голос. Киборг стоял с раскрытой челюстью, шевелить ею уже не было необходимости.
— Я знаю твою жену. Мы забрали сознание Валентины Петровны сразу после её смерти. Она отличный воспитатель, а в будущем очень не хватает настоящих людей. Пошли, у меня мало времени.

Алексей, прощаясь, положил руку на плечо отца.

Они нашли Стасика где и спрогнозировал квантовый мозг. Маленький худой трупик лежал в своей могиле и ручонками загребал кучи чернозёма, стараясь быстрее схорониться.

Мертвецы медленно, но верно стягивали кольцо вокруг незваных гостей, в объективе инфрасенсора среди синей толпы мелькнуло красное пятно. Муж Анфисы прогрелся на пару градусов, даже порозовела серая кожа на впалых щеках. Йог перекусывал на ходу, догрызая предплечье девушки. Боевой киборг первого класса Вирбловский выдернул чеку и закинул гранату системы “Зарница” прямо в толпу нежити.

Ухнуло. Непроницаемо-чёрная волна раскатилась по поляне, превращая в прах щуплые тела. Истлевшая ткань одежды вспыхивала в ночи, словно огни казино в Лас-Вегасе. Статик от ужаса заорал совсем как живой и быстрее заработал руками.

— Стас, – опять произнёс робот.
— Нет! – орал покойничек, — ты не Миша! Ты меня обманул!
— Послушай меня, братик, — тихо прошелестел динамиком киборг, досылая патрон серебряной картечи в магазин ружья.
— Я всё ещё твой брат. Моё сознание перенесли в этого киборга через пятьдесят лет после твоей смерти для войны с некроссами, которые вторглись на землю из глубокого космоса. Но даже в теле машины я не смог стереть твой образ из памяти. Я пришёл, чтобы забрать тебя в своё настоящее, в две тысячи триста девятый год. У меня всего одна попытка, шансов встретиться больше не будет.
— Нет, — заорал маленький озорник, — мне тут весело, оставайся лучше со мной!

Робот вытащил что-то из кармана и протянул Стасу.
— Три века я корил себя за то, что забрал его. Прости.

Он разжал пальцы — на ладони лежал маленький пластмассовый солдатик. Стас осторожно взял его ставшими вдруг непослушными пальчиками.

— Я не способен вернуть тебе жизнь, но могу перенести твоё сознание в тело кибер-солдата. Мы будем вместе играть в войну, уничтожать противника из настоящих бластеров, как мечтали в детстве.

Брат вертел в руках маленького сына войны, не в силах вымолвить ни слова. Михаил, всё ещё держа протянутую ладонь, ласково сказал мертвецу.
— Пойдём со мной, если хочешь жить.

Стас смотрел прямо в окуляры робота. Потом кивнул и схватился за стальную руку.
По сухой, как пергамент щеке, скатилась одинокая слеза.

Резюме: как писатель ты хорош, осталось прокачать драйвовость и внезапные повороты. Пока ставлю незачёт, через год пересдача.

Критика)

P/S Если продуешь в конкурсе, и если не будешь против, напиши в личку — хочу слямзить твой текст и доработать.
17:38 (отредактировано)
История повествует об одном дне из жизни главного героя с именем Михаил и чувством вины за смерть своего младшего брата Станислава. Впервые за пятнадцать лет (!), прошедшие после его смерти, Михаил приходит на кладбище. Долго ищет могилу брата и случайно находит. Вот, вроде, и вся история.
Какое отношение к происходящему с главным героем имеют персонажи из хоррор-квеста о зомби? Вероятно, просто для «замазывания» смысловой пустоты произведения. В какой апокалиптической вселенной может органично существовать мир этой надгробной нечисти? Только в воспалённой фантазии главного героя. Если же герой мёртв по прибытии на кладбище, то весь саспенс истории логически должен подводить его к осознанию этой трагедии. Эта финальная сцена отсутствует. Вместо неё автор описывает банальную картинку, из которой читателю следует задуматься: а что же произошло с Михаилом? Уж не его ли голову сжимает Стасик? Некрофильский фетишизм тоже требует творческой фантазии!
06:57 (отредактировано)
написано неплохо, хотя и с огрехами, но, Господи, зачем такая банальность и пошлость?
незачот
как говорит Ветер: «Штамп на штампе»
10:17
Сегодня на завтрак мистическая страшилка от Ядвиги. О да, это завтрак для эстетов.

Тоска по умершему младше у брату за пятнадцать лет стала невыносимой. Как и чувство вины.

Но наконец Михаил находит загадочное Кладбище, где сможет найти ответы на все вопросы.
А может быть и искупление.
Загрузка...
Ольга Силаева

Достойные внимания