There are no signs of life

1

Каждое утро десятки космодромов по всему миру будят население близлежащих городов немыслимым грохотом – именно так звучат запуски звездолётов. Сотни кораблей, пронзая небеса, прощаются с Землёй долгими огненными поцелуями.

2084. АЛЬФА ЦЕНТАВРА. Статус – планеты не обнаружены.

Уже сорок лет, как звездолёты используют двигатели нового поколения VD-44.C– сотни световых лет стали сворачиваться в несколько суток пути.

Человечество наконец-то избавилось от самых основных пороков – объединёнными государствами правит Научно Исследовательский Институт, а деньги канули в небытие. Планета чиста, а ведь ей предрекали новое массовое вымирание!.. Мы преодолели порог самоуничтожения, мы восстановили планету, мы вышли в дальний космос… Словно маленькие дети, ползающие по комнате, мы неуверенно осваивали новые просторы. Эпоха великих географических открытий давно прошла – её сменила эпоха великих космических открытий. Даже на досветовых скоростях мы отважно стремились в эти холодные, мрачные, наполненные лишь атомами газов дали.

Мы были готовы к встрече с «соседями». Расползаясь по галактике, мы должны были найти несоизмеримое их число. Пока наш мир восстанавливался, мы всё мечтали найти «братьев». В далёком прошлом было создано знакомое теперь каждому первокласснику уравнение Дрейка, с помощью которого наши предки отчаянно пытались определить число потенциально готовых к контакту цивилизаций.

N = R∙ f_p∙ n_e∙ f_l∙ f_i∙ f_c∙ L – это уравнение Дрейка, где N – количество цивилизаций в нашей галактике, потенциально готовых для контакта; R – количество новообразованных звёзд; f_p – число звёзд того же класса, что и Солнце, обладающих планетами; n_e– среднее количество планет с условиями, пригодными для возникновения разумных форм жизни; f_l– вероятность зарождения жизни на таких планетах; f_i– вероятность появления разумных форм жизни на пригодной для жизни планете; f_c– отношение количества потенциально готовых к контакту цивилизаций к количеству планет, на которых есть разумная жизнь; а L – время, в течение которого цивилизация существует и совершает попытки вступления в контакт. Уравнение было создано профессором астрономии и астрофизики Фрэнком Дональдом Дрейком в 1960-м году.

Формула Дрейка не идеальна, далеко не идеальна. Но в истории нашего отчаянного поиска других цивилизаций ей фактически отведена целая глава! Опираясь на неё, мы искали. Самые мощные космические телескопы все планеты, имеющие гидросферу или атмосферу, на триллионы парсеков в округе. Мы были готовы и к мирному содружеству, и к разрушительной войне, но…

Везде нас встречала пустота одиночества…

2113. ГАММА ЦЕФЕЯ. Статус – необитаема.

2141. СИРИУС. Статус – планеты не обнаружены.

2141. БЕТЕЛЬГЕЙЗЕ. Статус – мертва.

Наши ожидания ломались и трещали, как кости первопроходцев, самоотверженно покорявших новые Земли. Не жалея себя, они взбирались на острые горные хребты, пересекали кристально чистые реки и бросали вызов палящим пустыням в надежде найти хоть что-нибудь, похожее на органику. И ещё противнее становилось от того, что что их старания были напрасны – «новые Земли» были девственно чисты, но их не населяло практически ничто. Некоторым из них было по семь миллиардов лет, но на них не было найдено ни одного микроорганизма.

Уравнение Дрейка вскоре отложили в сторону – оно опять ничего нам не дало. И тогда в свои права вступила гипотеза уникальной Земли.

Гипотеза уникальной Земли – гипотеза, предложенная палеонтологом Питером Уордом и астрономом Дональдом Браунли. Согласно ей, планеты с условиями, максимально приближенными к земным, следует считать невероятно редким явлением во Вселенной. Отчасти гипотеза объясняет отсутствие признаков существования инопланетных цивилизаций.

У этой гипотезы так же был один существенный недостаток – астробиологи предсказывали, что планета, на которой возможно зарождение жизни, может иметь какие угодно условия – почти наверняка жизнь приспособится и к невыносимой жаре, и к экстремальному морозу. Границы поиска стали намного шире, но всё равно нигде не было ни одного микроорганизма. Даже простейшие белки и сахариды были чем-то чуждым для любой экзопланеты.

2156. ЭПСИЛОН ЭРИДАНА. Статус – необитаема.

Этот список можно продолжать до бесконечности. Я это знаю потому, что меня зовут Рассел Хейз, и в моих документах графа «Работа» заполнена очень пафосным словосочетанием – «Планетарный биолог ВСКИ». Да, Всепланетный Союз Космических Исследований. Титан среди правительственных организаций, выкачивающий практически всю рабочую силу. Умов среди нас достаточно – физической силы нам нужно ещё больше.

* * *

…Я ещё раз проверил вычисления, сохранил файл и выключил компьютер, который каждый день честно отрабатывает свои десять часов. Равно, как и я. Планетарный биолог – должность востребованная. Всего триста лет назад было иначе… Это сейчас мы сотнями отправляемся в рискованные экспедиции и каждый день ломаем голову над разгадкой тайны очередного образца. Сейчас теоретиков среди нас мало – я один из последних.

Офис пуст – все давно отработали своё и поспешили домой – в привычную и родную суету, где можно включить песни Ланы Дель Рей шестисотлетней давности, почитать Станислава Лема и задуматься о проблемах возникновения углеродной формы жизни. Вот только зачем, если мы никого не нашли?..

2237. ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА. Статус – планеты не обнаружены.

Этот список занимает не один терабайт в блоках памяти главного компьютера института, а база данных по всем изученным звёздам и планетам вообще «разлеглась» на десять блоков! Год, звезда, краткая справка по поводу «есть жизнь или нет».

* * *

Улица зажимает меня в объятия запахом ионизированного воздуха и тускло полыхающей неоновой подсветкой. Хочется взлететь на каком-нибудь плазменном аэромобиле, но я так и не соизволил приобрести его, хотя давно мог бы это сделать. В прохладном влажном воздухе витает отчаяние – отчаяние десяти миллиардов человек, осознавших, что они одиноки во Вселенной.

Ещё сорок миллиардов заражают своим отчаянием атмосферы шести когда-то пустых планет, доставшихся нам. Теперь нам только и осталось, что заниматься экспансией. Будущее, конечно, не райское, но и не кошмарное. Земле по-прежнему грозит перенаселение, и граждане среднего возраста становятся колонистами.

Человечество расползается по пустому космосу, как вирус. Перейдя порог самоуничтожения, мы вышли на принципиально новый уровень существования – теперь мы созидали и изучали. Но изучать было практически нечего. Вот, например, созданный ещё пятьсот тридцать лет назад отчёт об исследованиях марсианского грунта, хранящийся у меня в переносном компьютере. При помощи мощнейших на тот момент микроскопов удалось установить наличие в грунте мёртвых белковых образований, отдалённо напоминающих земные прокариоты архея. Похожие образования находили и в марсианских метеоритах. Вся планета была перекопана практически до ядра, но ничего, кроме этих окаменелых остатков, найдено не было.

Недолго думая, я открываю другой отчёт за 2152 год. Объектом интереса тогда стала Европа – ледяной спутник Юпитера. Предполагалось, что на ней есть подлёдный океан, идентичный антарктическому озеру Восток. Деньги тогда ещё существовали, и на прокладывание тоннеля сквозь ледяную кору, как писал Айзек Коулман, потратили двадцать миллиардов долларов, что составляло сорок процентов стоимости всей экспедиции. Когда ледяной слой толщиной в шестьдесят километров (это было самое тонкое место) проплавили, в океан запустили автономные зонды. Больше месяца они обследовали каменистое дно, после чего их через тот же тоннель подняли наверх. И тогда по миру прокатилась вторая волна разочарования – надежды биологов на примитивную жизнь уровня прокариотов не оправдались, едва не доведя их всех до суицида… На дне неглубокого океана были найдены слабые гидротермальные источники, но их было мало, и возле них не было найдено ничего. Гораздо больше там было подводных вулканов, но и с ними была та же история. Задолго до экспедиции недра Европы разогревались гораздо сильнее. Когда мы добрались до неё, она умирала, угасала, тускла. Вулканическая активность постепенно снижалась. Всего через двести сорок лет она затихла окончательно, как когда-то на Луне, и последние шансы на появление жизни в этом огромном океане потухли вместе с ней…

* * *

Я пришёл в этот отдел института двадцатисемилетним выпускником университета. Уже остались позади шесть лет напряжённой работы, среди которых восемь космических полётов, но эта работа до сих пор мне не надоела. И, по всей видимости, не надоест никогда.

Иногда я говорю знакомым, что работа стала для меня вторым домом. Скорее всего, так и есть. Но и про первый забывать нельзя!

Дома меня встречает Сью – едва я закрываю дверь, как в коридоре раздаётся шлёпанье босых ног. Сью выглядит усталой – будто вернулась со смены в космо-сборочном цехе. Она даже не успела сменить свою походную потёртую футболку и рабочее трико на домашние кофту и шорты. Её длинные тёмно-каштановые волосы ниспадают на плечи пучком сена. Странно, обычно археологические раскопки так сильно не утомляют. К тому же, она не была в экспедиции, а лишь помогала новичкам на раскопках древнего дома на окраине города.

– Сью, что случилось? Ты отдыхала? – Я выгляжу явно не лучше.

Сью отрицательно мотает головой. Бедняга, даже говорить не может.

– Ну-ка спать! Мне нужна здоровая жена.

– Рассел! Со мной всё в порядке! Просто раскопки оказались тяжелее, чем я предполагала! – вяло выкрикивает она. Ей сейчас тяжело даже реплику составить…

– Нет, так не пойдёт, – говорю я прежде, чем подхватить её на руки. – Сейчас будешь отдыхать. И даже не думай возражать!

Сью предпринимает несколько попыток что-то сказать, а потом её тело расслабляется. Она мгновенно засыпает, и мне не составляет труда перенести её в комнату. Уложив её на достаточно просторную кровать, я скидываю плащ и сажусь за свой рабочий стол. Включив компьютер, я первым делом проверяю почту. Всего за десять часов я успел получить целое письмо! Обычно работники института не пользуются такой популярностью… Но я даже не успеваю открыть принятые письма – на экране высвечивается окно вызова. Позвонить мне решил, как ни странно, руководитель отдела из соседнего, двести сорокового города. Недолго думая, я отвечаю. Видеосвязь отключена – теперь мы только переговариваемся.

– Здравствуй, Жан! Чем обязан твоему звонку в так точно угаданное время?

Сеть передаёт мне лёгкий смешок моего собеседника.

– Привет, Рассел. – Голос Жана достаточно бодрый, а тон, как всегда, фривольный. Наверное, за это его все и обожают. – Помнится, ты запросил у меня полный архив исследований в категории «Жизнь вне атмосферы»? Кажется, ты ссылался на некомпетентность…

– Да, да, помню!

– Так вот, друг мой! Я нашёл для тебя кое-что получше. Давно забытый проект, в рамках которого было проведено всего два эксперимента. Вернее, один – но какой масштабный! Я отправлю тебе архив по почте в ближайшую минуту. Поблагодаришь после прочтения! А что касается моей пунктуальности, то я лишь примерно догадывался о том, когда ты придёшь домой, и звонил тебе несколько раз. Перед тем, как ты ответил, отвечала Сью. И в распоряжении у меня только твой домашний номер. Ладно, мне пора. Не торопись с благодарностями! – и связь оборвалась.

Минуту я сидел в ступоре. Ещё какое-то время трясся от нетерпения. И вот он – щелчок, оповещающий о доставке письма!

* * *

Прежде, чем сесть за изучение достаточно крупного архива, состоявшего из нескольких документов и галереи с массой фотографий и видеоматериалов, я предусмотрительно вытряс из автомата два литра адреналинового напитка. Когда мои смехотворные приготовления были готовы, я начал читать.

В первом документе стояла дата 05.04.2403. Некая группа независимых исследователей «New Search» проводила эксперимент, призванный подтвердить или опровергнуть теорию панспермии.

Теория Панспермии – гипотеза о перенесении живых организмов или их молекулярных составляющих через космическое пространство астероидами, кометами и т. д. Считается, что именно таким образом на Земле зародилась первая живая клетка, вследствие чего теория панспермии противопоставляется теории абиогенеза.

Если бы эта теория подтвердилась, то учёные перешли бы ко второй стадии эксперимента – попытке заселись какую-нибудь планету земными микроорганизмами. В качестве главного кандидата была выбрана планета в системе ближайшей к нам звезды Проксимы Центавра. Следующими кандидатами были TRAPPIST-1, Kepler 90, GJ 1214, Глизе 581 и 55 Рака.

Сразу несколько видов современных водорослей и простейших были помещены в восемь комет, которые при помощи автоматических звездолётов серии «Speed» нацелили на нужные системы. Загвоздка состояла в том, что пригодность планет в этих системах для жизни находилась под большим сомнением. Тем не менее, исследователи пошли на риск.

В следующей папке документов повествовалось о 2415 годе. Не прошло и века, как споры об этом проекте в научном сообществе окончательно улеглись. Но вскоре они разгорелись с новой силой – была создана первая модель варп-двигателя. Тогда-то руководители НИИ и вспомнили про старый проект. Эксперимент обрёл вторую жизнь – новые зонды тут же устремились к кометам. Всего за несколько десятков лет все кометы были доставлены в конечные точки и сброшены на нужные планеты. Научное сообщество замерло в ожидании на первые десять лет. Потом группа наблюдения сократилась. Ещё через полвека в ней осталось всего пять человек. Затем проект признали несостоявшимся, закрыли и занесли в архивы.

Последний документ был составлен двадцать лет назад. Это была стенограмма комиссионного расследования, в ходе которого было установлено, что проект был преждевременно и несправедливо закрыт. За дело решил взяться отдел из пятнадцатого города. Как указывалось в приложении, согласно решению руководителей отдела, в дальний космос было отправлено несколько зондов. Проект получил кодовое обозначение «PSE-3».

Я читал всё это более пяти часов. Напиток давно закончился, и начала подступать с сонливость. А вместе с ней потихоньку пробивался сквозь ночь рассвет. Темнота таяла, отступала в самые тёмные уголки квартиры, унося за собой умирающие тени. Сквозь ряды кварталов пробился первый огонёк рассветного пожара. И лишь тогда я решил посмотреть на часы. На часах высвечивалось – 4:37. Н-да, засиделся…

Пополнив запасы адреналина, я снова сел за изучение архива. Фотографий было около пяти тысяч – каждая с подписью. Сборка зондов, расчёты на суперкомпьютерах того века, экспериментальные кометы. Комиссия, совет, сборка звездолётов, фотоснимки экзопланет… Всё это выглядело привычно и ничуть не впечатляло. Непонятно, почему вокруг этого проекта разгорелся такой пожар – в наши времена такие новости обсуждаются максимум неделю. Видеозаписи так же лишь отняли у меня дополнительных три часа жизни.

Из всего прочитанного-просмотренного я сделал лишь один вывод – на какой-то из указанных планет должны находиться семена жизни. Проект был реализован уже после того, как все эти планеты были занесены в расширенный список в общую категорию «Необитаемые». Хотя, здесь я не уверен…

Ладно, поразмыслим… Я вошёл в базу данных института и открыл архив по системе TRAPPIST-1. Эта звезда была красным карликом, который постепенно приближался к Солнцу. Со времён открытия её планетарной системы прошло более шести веков, но с тех пор ничего не изменилось. Наиболее подходящим кандидатом на роль «новой Земли» была планета TRAPPIST-1 F. Система получила статус «Необитаема» из-за жёсткого излучения родительской звезды. Это оговаривалось в одном из файлов – исследователи предусмотрели губительное воздействие излучения и подбирали наиболее устойчивых к жёстким условиям микроорганизмов. Одними из них были тихоходки. Мне приходилось изучать этих невероятно выносливых созданий. Участвовал бы в этом эксперименте я – непременно предложил бы их кандидатуру. На нашей планете тихоходки – достаточно крошечные создания с формой тела хищника среднего размера. Как могла бы пойти эволюция таких созданий?..

Я вскочил с кресла и мигом оказался у книжной полки в другой комнате. Наугад схватив книгу, я даже в темноте читаю её название. Под руку подвернулась достаточно старая книга художника Уэйна Барлоу «Экспедиция». В ней рассказывалось о гипотетическом путешествии на планету Дарвин-4. Текст сопровождался многочисленными иллюстрациями самого автора. Эта книга, как и все, опубликованные раньше двадцать четвёртого века, переведена на новый язык, и я зачитывался ей в детстве. В школе я рассматривал её с позиции науки, а в университете даже писал по ней дипломную работу. Рядом с ней стояла ещё одна – это самое первое её издание. Отец бережно хранил её… Я перерыл все полки и ячейки, но выбрал всего пять книг – остальная часть собранной мной стопки состояла из журналов, газетных вырезок и научных альманахов.

Оставив эту кучу на столе, я вернулся к компьютеру. Закрыв архив, я сохранил его в рабочей папке и выключил своего старого верного помощника. Рука автоматом тянется к кружке… Опять закончился адреналин. Так недолго и здоровье подпортить!

За спиной раздаются шлепки по полу, и тёплые руки Сью обвивают мою шею, а волосы накрывают лицо.

– И давно ты не спишь? – нежно шепчет она. От неё пахнет заботливостью любящей жены и археологическим клеем.

– Я не ложился…

Сью садится мне на колени и поудобнее устраивается на моей груди, при этом пристально смотря в глаза. Её голубые, почти бирюзовые глаза красивее, чем океан огромной экзопланеты.

– Опять что-то «не рабочее»? – В ответ я лишь киваю. – И что же?

– Сью, если всё пойдёт по наилучшему варианту развития событий, то мы можем оказаться не одинокими… – Этой скомканной фразы оказывается достаточно, чтобы у неё заблестели глаза.

– Серьёзно? У тебя созрела какая-то мысль? Идея? – спрашивает она с восхищением шестилетнего ребёнка.

Я глажу её по волосам.

– Да, дорогая! И я очень надеюсь, что всё получится.

– Не беспокойся – всё получится, – успокаивающе шепчет она.

Я аккуратно беру её на руки и укладываю на кровать, а сам иду к книжной полке. На столе помимо моей стопки лежат ещё несколько книг. Я беру одну из них. Эта книга на новом языке – один из последних романов лучшего фантаста двадцать первого века («Века перерождения», как его называют современные писатели) Энди Уира. Первая часть дилогии под названием «Парадокс Ферми». Рядом лежит ещё одна – подняв её, я осознаю, что это вторая часть – «Уравнение Дрейка». Третий том должен был получить название «Уникальная Земля», но роман так и не был завершён. Сам автор посчитал, что писать ему уже не о чем. Ещё две книги – это самые первые издания дилогии. В моей библиотеке переиздания часто соседствуют с оригиналами.

В двадцатом веке впервые был задан этот загадочный вопрос – где же наши соседи? И по сей день мы никак не можем найти на него ответ. Да, уже более шести веков существует этот неизменный вопрос – парадокс Ферми.

Парадокс Ферми – отсутствие признаков существования разумных инопланетных цивилизаций, которые, учитывая возраст и размеры Вселенной, должны были появиться или существовать. Парадокс был предложен физиком Энрико Ферми, который поставил под сомнение возможность обнаружения инопланетных цивилизаций. Парадокс заключается в том, что отсутствие признаков существования внеземных цивилизаций при большой вероятности их существования объясняется неполнотой знаний человечества о Вселенной или некомпетентностью наблюдений.

Формула Дрейка, гипотеза уникальной Земли – всё это были лишь попытки ответить на этот нерушимый парадокс. Ещё одной попыткой была гипотеза зоопарка.

Гипотеза зоопарка – гипотеза, предложенная астрономом Джоном Боллом в 1973-м году. Согласно ей, отсутствие признаков присутствия внеземных цивилизаций объясняется тем, что они предпочитают не вмешиваться в развитие человечества и не могут вступить в контакт из-за низкого научно-технического развития землян.

У этой гипотезы недостатки появились лишь сейчас – мы вышли в дальний космос, прочно обосновались в нём, а новые открытия в области физики – не более, чем будничное дело. Но и сейчас нас никто не встретил. Нам до сих пор неизвестно – бесконечна ли Вселенная, или её границы просто невообразимо далеко? Вселенная продолжает расширяться – и до дальних галактик долететь всё труднее и труднее. Но и мы не стоим на месте. Уже сегодня – варп-двигатель. Завтра – что-нибудь прогрессивное. Послезавтра – червоточины. Послепослезавтра – чёрные и белые дыры…

Но я стою в конкретном месте в конкретный момент времени, я хочу узнать ответ на парадокс Ферми. В детстве я интересовался многообразием живых организмов. В школе – основами биологии. В институте – биологией внеземных организмов. И вот сейчас я дошёл до парадокса Ферми. До инопланетных цивилизаций. Я биолог, а не астроном, а именно астрономы должны ломать голову над этим извечным вопросом. Но я хочу знать ответ, и моя профессия меня не волнует.

Сзади опять подходит Сью и, поднявшись на цыпочки, обнимает меня за шею. Она ниже меня почти на две головы, но именно это и делает её такой привлекательной.

– Когда я встретила тебя на типичной богемной вечеринке, я была впечатлена твоей дерзостью и стремлением к познанию. Сейчас ты строишь из себя типичного кабинетного работника. Тебе тридцать два года! Неужели вся твоя уникальность растерялась с годами? Я не верю! У тебя есть шанс взлететь на вершину славы снова! Ты всегда требовал к себе особого внимания, и скоро ты его получишь! Напиши предварительный очерк в какой-нибудь распространённый журнал. Выступи от лица отдела на следующем совете. Я не знаю, о чём ты так долго размышлял, но, зная тебя, я отлично понимаю, что это что-то глобальное!

Я не отвечаю. Но её уже не остановить.

– Я живу с тобой почти десять лет. Тогда, на вечеринке, тебе было двадцать два, а мне двадцать. Мы были молодыми, глупыми, но именно тот вечер навсегда определил нашу судьбу. Мы женаты пять лет. Я люблю тебя, Рассел. И всегда буду рядом с тобой. С тобой я счастлива. Странно, да? Как могли сойтись астробиолог и археолог? Но это возможно. В этом мире возможно всё.

Да, она права, но у меня такое чувство, что я должен был родиться намного раньше – скажем, в 21 веке. В 21 веке все хотели родиться в Средневековье, утверждает историк Айзек Коулман. Ирония.

Но Сью права во всём. Вот только пора бы и поспать. Сейчас 9:23. Поздно. Моя смена начинается через два с половиной часа, так что через полтора часа я должен выйти из дома.

Но адреналиновые напитки давно растворились в крови, уступив место сонливости – так же, как сейчас без следа исчезла ночь, которую сменило утро. Сквозь шторы и щель между ними в нашу спальню рвётся каскад солнечного света. Я завешиваю шторы поплотнее и валюсь на кровать. Рядом ложится Сью, прижавшись ко мне, как ребёнок. Но её объятия – более взрослые, страстные. Объятия любящей молодой жены. Даже в тридцать лет она прекрасна.

2

Всего через неделю все журналы и газеты всех восьмисот городов внезапно начали резко исчезать с прилавков и полок. Каждый хотел заполучить в свою библиотеку два больших листа, отведённых очерку «Новая панспермия: вторая жизнь легендарной теории». Моя небольшая исследовательская работа всколыхнула всех, заинтересованных в чём-то новом. Как гласила очень древняя фраза, всё новое – хорошо забытое старое, и реакция населения планеты на мой очерк это подтверждала.

После фурора, который произвела эта мелкая работа, нас, неприметную супружескую пару, пригласили на триста двадцать пятую междугороднюю конференцию, посвящённую всему инновационному. В гостевых пропусках мы были указаны очень скромно – «Рассел Хейз, биолог», «Сью Хейз, археолог».

Мы выступали первыми. Вернее, выступал я. Мне ещё не доводилось выступать перед толпой численностью 10 000 человек, так что мне пришлось сжать кулаки до предела, чтобы успокоиться.

– Приветствую всех, кто сегодня пришёл сюда. Я – Рассел Хейз, планетарный биолог. Месяц назад при поддержке моего друга и коллеги Жана Ламбера я изучил архив по заброшенному проекту «PSE». Результаты исследования архива были приведены в моём нашумевшем очерке. Но я здесь для того, чтобы сказать – сейчас необходимо исследовать планеты, использовавшиеся, как площадки для проведения эксперимента. Наиболее приоритетный вариант – потенциально пригодная для жизни планета TRAPPIST-1 F. – Я сделал паузу, пытаясь собраться с мыслями. – Даже если результаты поиска окажутся отрицательными, что вряд ли кого-то удивит, – по залу пробежала волна смеха. – то мы будем знать наверняка – удался ли эксперимент, или нет. Я, от СВОЕГО лица, готов сотрудничать с частной корпорацией «SpaseX», с «РосКосмосом», с любой частной корпорацией, способной снарядить звездолёт высшей категории, если институт откажет мне в помощи. Повторюсь – даже если экспедиция обернётся провалом, мы хотя бы поставим точку в проекте. Или же начнём заново. Мне нужна помощь.

Закончилась моя короткая речь, а вместе с ней прекратилось и молчание. Весь зал взорвался волной аплодисментов. Едва я сошёл с трибуны, как на меня накинулась толпа журналистов и учёных. Первые пытались узнать от меня что-то новое, а вторые стремились пожать руку. Я успевал на оба фронта, но мне казалось, что живым я отсюда не выберусь. Кое-как я добрался до своего места, но Сью уже поднялась:

– Давай уйдём отсюда, а то они тебя съедят заживо.

И в ту же минуту мы покинули зал, получив в спину кучу разочарованных взглядов. До дома прогуляемся пешком, решил я, нам же лучше.

* * *

Через месяц началась подготовка к миссии. Для этого готовили «Циклон-20» – самый огромный и модернизированный звездолёт из серии «L». Высшие чины института долго не размышляли – если бы я сотрудничал с частной корпорацией, то и потенциальное достижение отошло бы ей. Цинично.

Сначала мы жили дома. За это время я успел подготовить все нужные данные. Первая планета в списке «экскурсий» в базе имела самую длинную справку, предварявшуюся всего одной строчкой.

2472. TRRRAPPIST-1 F. Статус – признаков жизни нет.

Странно. Неужели ничего не было найдено? Ведь совсем незадолго до изучения проводился тот самый эксперимент… Так, Рассел, отбрось сомнения! Рано делать выводы!

Целых пять веков человечество прочёсывало космос примитивными досветовыми зондами. Когда пришла эпоха варпа, наша космическая ойкумена заметно расширилась. Сейчас она простирается примерно до края Туманности Андромеды. Но ойкумена – только изученные нами территории. И пока увеличивается число колоний, она будет расти.

Однако мы живём без соседей… Без братьев… Без союзников, без врагов…

Через неделю мы поставим в этом вопросе первую точку. Но не последнюю – пока мы осваиваем Вселенную, отчаиваться рано. А мы уже отчаялись…

* * *

Завтра я проснусь в шесть часов и специальным поездом отправлюсь на ближайший космодром, где стоит спящий «Циклон». Меня уже ждут пятьсот человек центра управления космодрома и десять человек экипажа «Циклона». Вместе со мной на космодром прибудут двадцать биологов, геологов и астрономов.

Завтра будет совсем другой день – день старта и день прибытия. VD-40 доставит нас к красному карлику достаточно быстро, преодолев 39 световых лет за восемь часов. Вместе с нами стартуют корабли серии «Е» – «Новая Земля-45» с территории бывшей России и «Плутоний-7» с территории бывшей Бразилии.

Но мне не спится. Я снова включаю компьютер, как месяц назад, и беру в руки книгу. Это хорошо знакомый мне роман Энди Уира «Парадокс Ферми». На компьютере я ещё раз проверяю документы, сохранённые на карте памяти, и вытаскиваю её из слота. Минуту я сидел, не зная, что делать, а потом зашёл в базу данных и поискал информацию о той самой группе независимых исследователей «New Search». Оказалось, что именно они участвовали в исследованиях марсианского грунта, запросто так помогая опытным геологам. И они же экспериментировали с выращиванием растений в марсианской среде – более тридцати лет помогали растениям приспособиться к этой чуждой и враждебной среде. Уже после этого Марс начали терраформировать, и планета быстро покрылась лесами из новых, диковинных видов. Группа просуществовала более трёхсот пятидесяти лет и успела сменить свыше миллиона членов – а входили в неё люди всех профессий, мечтатели, философы, рабочие; физики, инженеры, пилоты. Распалась группа около ста лет назад, не выдержав ожидания результатов своего последнего эксперимента. Самый молодой её член – геолог Алексей Юдин – умер два года назад за колонизированном Титане, успев написать мемуары о союзе, подарившем ему вторую жизнь.

Что ж, и мы вас не забудем. Мы доведём эксперимент до конца. Завтра…

* * *

Утром следующего дня я проснулся вместе со Сью, которая молча приготовила завтрак, молча собрала меня и молча проводила до вокзала. И только тогда, когда началась посадка на поезд, она заговорила:

– Я буду ждать, Рассел. Береги себя. Докажи, что ты прав.

Я в ответ лишь обнимаю её. В лучах утреннего светила мы будто омолаживаемся – нам снова по двадцать лет…

Молча предъявив пропуск, я сажусь в свой вагон. Выбираю место у окна. Сью приложила руку к стекле, и я повторяю её жест. Она улыбается, а утренний свет превращает её развевающиеся волосы в корону Солнца.

– До встречи, – читаю я по её губам.

– До встречи, – шепчу я в ответ.

Сью отскакивает – и поезд трогается.

* * *

Этим утром сразу на трёх космодромах пробудились сразу три исполина. Я, едва ли не приклеенный к креслу, лежал, так как звездолёт на старте всегда находится в вертикальном положении – если поставить кресла так, чтобы вы сидели, вам фактически размоет мозги. «Циклон» постепенно оживал – уже свистели дренажные насосы, закачивавшие топливо в баки и реактор. Уже щёлкал компьютер, вычисляя наиболее оптимальные операции для скорейшего выхода на орбиту. А в кабине уже пахло ионизированным газом. Всё это не было мне знакомо – на шаттлах другие звуки и запахи.

Никакого обратного отсчёта не было – разве что объявили готовность и тут же – «Старт!». Загудели наимощнейшие реактивные двигатели, выбрасывая в воздух струи плазмы. Да-да, слова «реактивный» и «плазма» теперь совместимы.

Я почувствовал дрожь, охватившую «Циклон», а затем моё тело сотряс первый толчок – звездолёт оторвался. В ту же секунду я сквозь шлем и сложную обшивку корабля услышал неистовый металлический лязг – с таким визгом отстреливаются стартовые фермы. «Циклон» тут же заглушил этот звук, с оглушительным воем выбрасывая из сопел струи раскалённого до предела газа. Он быстро набирал скорость, послав Земле на прощание огненный поцелуй. И вскоре он вонзился в облачный слой стратосферы… Моё тело сплющивали колоссальные перегрузки, которые уже дошли до трёх единиц и продолжали расти. Вместо того, чтобы выходить на орбиту, мы сразу набирали вторую космическую скорость.

За считаные минуты «Циклон» пробил атмосферу, и рёв двигателей затих, но они не переставали работать – лишь мелкая дрожь сотрясала нутро корабля. Мы с невероятной скоростью удалялись от Земли, которую даже не смогли увидеть. Я сидел до тех пор, пока командир экспедиции не подал знак – мол, одобряю, отстёгивайтесь. И мы резво скинули лётные скафандры, которые космонавты между собой называют «комбинезонами».

Ещё пятнадцать минут ушло на то, чтобы заставить варп-двигатель «проснуться». Затихли плазменные двигатели, и в ту же минуту пространство вокруг нас резко размазалось, и его заменила пустота – когда пространство-время вокруг тебя движется со скоростью быстрее световой, у фотонов, мягко говоря, нет времени на то, чтобы попадать на сетчатку твоего глаза.

Старт прошёл успешно, и теперь оставалось надеяться только на то, что исследование планеты пройдёт удачно… Весь полёт я проверял свои же вычисления, уничтожая любые погрешности и неточности, и согласовывал результаты с коллегами.

Всего через сутки двигатель выключили, и перед нами появилась величественная планета. Из космоса она чем-то напоминала Землю – те же огромные океаны и хаотичные очертания материков. Но на этой планете воды было намного больше.

* * *

Атмосфера планеты оказалась похожей на нашу по составу, только вместо кислорода здесь было много свободного водорода. Дышать тут нельзя – это однозначно. В лучах красного карлика небо отливало светло-фиолетовыми оттенками с большой примесью красного. Непривычный вид… Зато облака – точно такие же облака из водяного пара – напоминали мне о родной планете. И если бы не скафандры, то мы бы давно загнулись от излучения звезды. Кроме того, скафандры защищали нас от достаточно низкой температуры на неё поверхности. Ходить здесь было непривычно легко – хоть планета и имела диаметр, близкий к земному, её масса была намного меньше.

Итак, мы вычислили точки приземления комет и зондов и вторые сутки внимательно прочёсывали эту внушительных размеров территорию – лишь одну из трёх. Пока что мы не нашли того, что искали…

Но и без этого здесь было на что посмотреть – здешняя почва была более плотной, зато вода ничем не отличалась от привычной нам H₂O. Реки и озёра были кристально чистыми. Молодая Земля выглядела примерно так же.

Примитивные биосканеры показывали вероятность присутствия в этом месте органики 12,468 процентов. Достаточно высокая вероятность…

Мы брали пробы воды, почвы, воздуха. Догадка была только одна – искать те химические вещества, которые попали сюда вместе с кометой. Мы обыскивали край огромного кратера, но пока что ничего не помогало…

– Здесь опять ничего! – убито отрапортовал я в динамик, выпуская из рук молоток. – Гауэйн, возьми севернее. Если опять ничего нет, значит… Океан этой планеты необъятен…

– Мы не сдадимся просто так, Рассел. Нельзя останавливаться у финишной черты.

Скорее всего, Гауэйн прав. Но вторые сутки ползать по берегам рек? Действительно, только истинный исследователь так может. Истинный исследователь будет ползать хоть год, хоть два.

Не знаю, сколько бы ещё мы так копались, но всё изменили два фактора. Во-первых, я не ошибся, выбирая территорию для поиска. Во-вторых, свою роль здесь сыграла случайность. Глазастый Олег, с которым мне доводилось раньше работать, внезапно закричал, что видит существо размером около пять сантиметров. Я прекрасно знаю его, он не стал бы просто так кричать.

– Быстрее! Сюда! – вопил он так, что трещали динамики. – Вам стоит это увидеть!.. А!.. А! Ох, бешеное…

И именно как бешеные, мы все бросились туда. Действительно – перед нами была увеличенная версия тихоходки!!! Крохотное существо прыгало вокруг огромного неизвестного объекта, изучало, анализировало… Мы наблюдали за этим странным созданием больше часа. Смеялись, удивлялись…

– Нужно внимательно обследовать этот участок! – закричал я. – Берите пробы воды, почвы, и всё до тех пор, пока не запищит биосканер!

Мы махали пробирками в воздухе, долбили прочную почву молотками, баламутили водоёмы… Мы искали – дико, остервенело. Мы нашли самый настоящий живой организм, и теперь нас было не остановить!

Участок просто кишел этими созданиями! Тихоходки проворно ползали по земле, прятались в подводных норах, а наиболее смелые кидались на нас. Они не просто выжили и приспособились – они начали эволюционировать!!! Моей радости не было предела! Внимательно изучив воду, мы нашли в ней выросших до шести миллиметров амёб и инфузорий, а так же нитчатые сине-зелёные водоросли… Скрепя сердце, мы взяли на анализ несколько экземпляров. Они приспособились к губительному излучению звезды и иной атмосфере. Эксперимент удался – это однозначно! Мы породили жизнь на другой планете – и теперь нам оставалось только ждать и не вмешиваться.

Уже жужжали в ожидании микроскопы, подставившие нам препаратные столики.

– Вы только поглядите на них! – повторял я коллегам, будто автомат. – Их клетки выработали новый тип мембраны – более жёсткий. Им хватило всего нескольких веков, чтобы приспособиться и начать развиваться!

Мы не стали тянуть, а в тот же день приготовились к отлёту. Увы, но наша задача – простая разведка. Мы нашли жизнь – и теперь в дело вступят другие экспедиции. И теперь я жалею о том, что так мало пробыл на той планете. Как гласит одно бессмертное высказывание, не ценим то, что имеем, пока не потеряем… И пока гудел варп-двигатель, искажая пространство-время, я составлял официальный рапорт, к которому прилагались фотографии и видеозаписи.

* * *

На Земле наш рапорт вызвал самый настоящий ураган. Снарядили сразу четыре корабля для более тщательного изучения планеты в системе красного карлика. И уже совсем скоро они доставят нам новые сведения. Я от участия в этих экспедициях отказался – у меня и на Земле хватало работы.

Вот-вот должны прийти другие корабли, посланные вместе с нами. Не знаю, нашли ли они что-то в других, чуждых нам мирах. Но моя электронная почта до отказа забита сообщениями. Меня ждут заседания, конференции и, скорее всего, новые экспедиции. Я точно знаю, что лечу на планету в системе красного карлика следующим рейсом.

Вот теперь мы с вероятностью 100 процентов не одиноки. Мы создали инопланетную жизнь. И теперь наше дело – ждать и наблюдать.

Наше открытие придало человеческому стремлению искать новый толчок – теперь мы снова ищем, но мы уже не отчаянные. Теперь мы изучаем новые экзопланеты с оптимизмом. Кто знает, вдруг и на них найдётся результат панспермии или абиогенеза?

Теперь ответ на парадокс Ферми был найден – никаких инопланетных цивилизаций не было. Мы – самая первая и старшая цивилизация в галактике. Может быть, через пару миллиардов лет какая-нибудь молодая цивилизация задаст себе точно такой же вопрос, какой задал нам Энрико Ферми. Но мы не будем ждать. Мы непременно ответим на чей-нибудь сигнал или даже отправим кому-нибудь в подарок древнейший зонд «Вояджер-2», который некогда нёс послание мнимым «братьям по разуму». Может быть, есть какая-то другая цивилизация – скажем, в самой далёкой известной нам галактике. Мы это обязательно проверим.

* * *

В одно ничем не примечательное утро сразу несколько звездолётов пламенно поцеловались с Землёй, нагревая воздух плазмой. Они принесли нам результаты изысканий самых опытных биологов, химиков и геологов.

В это утро я и Сью сидели на крыше нашей многоэтажки. Сью теперь гордится мной ещё больше, чем раньше. И она меня любит. И я люблю её. И совсем скоро она, как учёный-археолог с геологическим образованием, присоединится ко мне и к новой экспедиции на планету TRAPPIST-1 F. Теперь в базе данных ей присвоен другой статус – « Обитаема». Но остаётся ещё немереное число планет, чьи страницы в базе подписаны «Признаков жизни нет», «Необитаема» или «Непригодна для жизни».

Земля… Единственный очаг жизни на сорок световых лет в округе. Тебя населяют не только великолепные создания, но и старейшая в галактике цивилизация. Мы до сих пор копошимся на тебе, как муравьи. Но теперь наше копошение обрело ещё больший смысл. Справившись с одной проблемой, человечество получило ещё десять бонусом. Мы продолжаем искать – и мне хочется верить, что мы обязательно кого-нибудь найдём.