Убить свою мать

Она сидела с закрытыми глазами, вдавливая спину в холодную кирпичную стену и напряженно вслушиваясь в тишину.

В городе мертвых нет самопроизвольных звуков. Ветер, насекомые или осадки никогда не издают шелеста или стрекотания просто потому, что их здесь нет. Единственный источник звуков в этом мире — восставшие. Их шаги, дыхание, лязганье металлических дверей склепов и убежищ. Поначалу эта глухая вата в ушах сводила Ирму с ума, но очень скоро она поняла ее практическую ценность: если убегать прочь от любого шороха, шелеста или поскрипывания песка под подошвой, она сможет оградить себя от встречи с Яном.

И это было главное.

Другие восставшие мечтали выбраться отсюда. Говорили, будто один раз в год в город мертвых приезжала комиссия и забирала к живым некоторых из восставших, но никто не мог четко сказать, по каким критериям происходит отбор.

Но Ирма не верила в эти россказни. Ей было не до них.

Ее мир помещался в сумеречном восьмиграннике, площадь которого то увеличивалась, растягиваясь на десятки километров, то ужималась настолько, что со всех сторон виднелись его пугающие размытые границы.

У нее на коленях лежал опустевший дробовик. Сколько циклов Ирма мечтала о настоящем оружии, которое сможет защитить ее! И она отыскала его каким-то чудом.

Жаль только, что заряды закончились.

А сейчас там, на улицах города, снова бродил Ян, разыскивая ее.

***

Яблочно-кислый скрежет заржавевших ворот заставил Ирму затаить дыхание.

Сына она узнавала по стремительной походке, по раздражающей привычке шоркать отворотами брючин на щиколотках.

Разве танцоры так ходят?..

Шаг… Еще шаг…

Ирма широко распахнула глаза. Убийственная память тела, которую не дано понять живым, с жестокой дотошностью полоснула обжигающей сталью в плечо, разрывая мышечные волокна. Потом еще раз, насквозь от лопатки под грудь, которой она кормила его до трех лет. А дальше…

Зажав себе ладонью рот, Ирма бесшумно поднялась, все еще прижимая к себе ставший бесполезным дробовик, как оберег.

Босые ноги ступали без единого шороха. Свернув за угол, Ирма опять прислушалась. Но сумерки вдруг замолчали. Неужели Ян все-таки услышал ее? Она осторожно выглянула из-за угла: в сине-серой мгле отчетливо проступали очертания дальнего склепа, на вершине которого чуть поблескивала огромная бронзовая фигура мужчины с раскинутыми в разные стороны руками. Гладкая ледяная поверхность площади неравномерно поблескивала в свете мутного желтого пятна луны...

Холодная рука цепко схватила ее за локоть.

Ирма вскрикнула. Дробовик с грохотом брякнулся оземь.

Она изо всех сил рванулась в сторону, но Ян не отпускал ее.

— Пожалуйста, пожалуйста, не надо! — закричала Ирма, ударяя кулаками в его широкую грудь. — Не надо больше! Хватит меня мучить! Хватит!! Хватит!!! — голос бился в ее гортани от визга до хрипения, чужой, искаженный, забытый за столько дней молчания.

Он с силой отшвырнул ее от себя в стену.

— Замолчи и послушай!

— Нет!

У Ирмы в руках блеснуло лезвие ножа.

— Пожалуйста, не заставляй меня! Ты снова будешь сводить меня с ума! Пожалуйста, отпусти!

Нож? Откуда вообще у нее взялся нож?..

— Не отпущу! — прорычал Ян.

— Я убью тебя! — взвизгнула она.

Ян шагнул к ней навстречу — и тогда Ирма воткнула лезвие ему в грудь по самую рукоять. Он покачнулся, мертвой хваткой вцепился в край ее рубашки — и в то же мгновение его безумный взгляд посветлел.

— Не убегай! Ты должна меня услышать, мама!

Ирма, как заколдованная, смотрела, как тело Ян медленно оседает вниз. Испепелявший ее страх отступил, ослабил хватку, сжимавшую ей горло.

Ирму затрясло. Она взглянула на окровавленные руки, и нож с лязгом упал вниз. Из уголков ее глаз, наконец-то набравшись влаги, медленно и тяжело упали слезы, как дождь после долгой засухи.

Она села рядом с телом Яна, обняла за шею и взвыла на какой-то не человеческой, звериной частоте.

***

И услышала его крик.

Такой же пронзительный, на той же нечеловеческой частоте.

Ее руки с силой толкали в щуплую спину, и раздвинутые на поперечный шпагат ножки в белом трико с каждым ее толчком раскрывались все сильнее…

Ирма разжала руки — и видение исчезло. Она оттолкнула Яна от себя, пока все остальные призраки не завладели ее сознанием, вскочила на ноги, готовая бежать, но его руки цепко держали ее за край одежды.

— Вспоминай!

Ирма, тяжело дыша, безрезультатно пытаясь отцепить его ледяные окровавленные пальцы.

— Ян, зачем ты делаешь это? Хочешь убить? Тогда просто убей, но пусть эта пытка уже прекратится! Я не могу больше! — крикнула она, обессиленно закрывая лицо руками и сползая по стене вниз.

— Делаю что?.. Мама, ты в плену своей последней эмоции. Ты слышишь меня? Мама, вспомни! Я не убивал тебя! Я тебя ненавидел, я был готов тебя ударить — но я не сделал этого! Вспомни! Я не ударил тебя, мама. Я тебя не убивал!

Ирма опустила ладони. Широко распахнутыми глазами недоумевающе взглянула на Яна — и отшатнулась.

Первая мысль — бежать, бежать любой ценой.

Это все обман. Он снова хочет причинить ей боль! Нужно бежать, зажать уши руками, бежать…

Ян с ножом в руке смотрел на нее с одной стороны.

Маленький мальчик с ясными голубыми глазами — с другой…

— Вспомни… — донесся до нее шепот Яна.

И вдруг в ее голове прояснилось.

Ирма увидела стеклянный шкаф-витрину в гостинной, где она хранила все его кубки, медали и грамоты. И как Ян кричал, что она мешает ему жить. И что он уходит из танцев. Что нашел квартиру в другом городе и бросит ее здесь одну. Что женится…

Так страшно, так обидно! Ведь все, что делала Ирма в этой жизни — она делала только для Яна…

Он замахнулся, и Ирма прижалась спиной к холодному стеклу шкафа. А потом отступила — и от обиды толкнула шкаф. Она толкнула его в сторону, но он почему-то начал падать на нее… Холодный осколок в плечо… Еще один — в спину…

И тяжелое тело Яна, из-за которого так трудно было дышать...

— Мама, я не убивал тебя… Это же ты меня убила, — проговорил он, и его лицо исказила судорога.

Ирма отрицательно покачала головой.

— Нет! Ты врешь! Я все вспомнила!..

Ян, тяжело дыша, сел.

— Не до конца. Мама, дай руку. Да, вот так. Посмотри мне в глаза. Вспоминай! Почему все осколки, попавшие в меня, вонзились мне в грудь, лицо и шею? Мне, а не тебе?..

Но Ирма уже не слышала его вопрос.

Как зачарованная, она смотрела вдаль, мимо плеча Яна.

— Посмотри!.. — прошептала она.

Ян обернулся.

Зыбкая, мутная граница города мертвых светилась, как северное сияние, и медленно двигалась по направлению к ним, сжимая пространство.

— Что-то происходит, — проговорила Ирма.

Ян опустил голову.

— Вспомнить все — это твой единственный шанс уйти отсюда.

— Куда? — встревоженно спросила Ирма.

— Не важно, куда, важно, что отсюда.

— Ян! — воскликнула Ирма, обнимая его, но почему-то не ощущая физического прикосновения. — Милый, мы должны уйти отсюда вместе! Теперь, когда мы пришли в себя, комиссия нас точно заберет отсюда, и тогда…

Ян покачал головой.

— Какая комиссия, мама?

— О которой говорят все восставшие.

Он усмехнулся.

— Какие «все», мама? Покажи мне еще хоть кого-нибудь, кроме нас.

Ирма не нашлась, что ответить.

— … или хотя бы вспомни, как они выглядели…

Она вновь промолчала.

— Здесь больше нет никого, кроме нас с тобой. Ты же сама так хотела. И ты уйдешь отсюда, только если перестанешь убегать и прятаться. Когда перестанешь защищаться вымышленными деталями, причинами и предметами. Когда увидишь всех призраков в лицо.

Ирма стиснула голову руками.

— Я тебе не верю! Мы уйдем отсюда вместе! Из этого проклятого мира…

Ян странно и удивленно взглянул на мать.

— Ты что, так до сих пор и не поняла?..

— Не поняла что?

Ян печально улыбнулся.

— Прости меня, мам...

Ирма всхлипнула.

— И ты прости меня… Прости, что считала тебя своим убийцей… Я всегда любила тебя и хотела для тебя лучшего! Я всего лишь хотела для тебя лучшего!

— Растяжка каждый день до слез и крика…

— И ты стал лучшим!

— Поссорила нас с Витькой…

— Он начал пить и курить в четырнадцать! Я хотела для тебя другой судьбы!

— Опозорила Машу…

— Я застала ее в твоей постели! И мне было так больно!.. Я хотела для тебя лучшего...

— Я знаю.

И Ян одними губами проговорил ей на ухо:

— Я прощаю тебя за то, что ты меня убила.

А потом вдруг оттолкнул Ирму от себя, отшвырнул ее к сверкающей границе мира.

Стеклянная дверца распахнулась…

Восьмигранный шкаф-витрина покачнулся… Кубки с бронзовыми фигурками танцоров на квадратном постаменте покатились по гладкой, похожей на лед поверхности...

Звук разрывающихся мышечных волокон…

Боль…

Безумие звуков, хлынувших со всех сторон — и вздох...

***

С холодным спокойствием Ирма смотрела на хлопоты медиков в машине реанимации. На их озабоченные, посветлевшие лица.

Она знала — ее сын умер.

Потому что она хотела сделать ему больно — так же больно, как и он ей. И она толкнула на него восьмигранный стеклянный шкаф, с грамотами, медалями и кубками…

«Он любил меня… Он меня не убивал...» — пульсировало у нее в сознании, и Ирма не могла понять, держит ли ее эта мысль в мире живых, или тянет обратно в город мертвых.

Мгновение ясности было коротким.

Или мгновение помутнения?..

***

Ирма до рези в глазах пыталась распахнуть веки, но ничего не видела. Сплошная черная пелена. Она вытянула руки вперед — и натолкнулась на холодную плиту саркофага. Чтобы сдвинуть ее, Ирме пришлось напрячься всем телом, но наконец она подалась в сторону, пропуская внутрь мраморной коробки сероватые сумерки.

Пошатываясь, Ирма поднялась на ноги и выбралась наружу. В большие стрельчатые окна склепа виднелось мутное желтое пятно луны.

Старые раны ныли.

Ирма осторожно толкнула ворота склепа и выскользнула бесшумной тенью наружу.

В этот раз он ее не поймает. И не заставит потерять бдительность. Она не подпустит его к себе ни на шаг. Больше никаких призраков, никаких видений и бредовых состояний. Все теперь будет по-другому!

Если в городе мертвых нашелся дробовик, значит, отыщется и какое-нибудь другое оружие. Нужно только захотеть.

Ее босые ноги быстро и беззвучно ступали по стеклянной поверхности дороги...

***

В приемной пахло чистотой и ультрафиолетом.

В смотровое окно Ян наблюдал, как хлопочет лаборант в процедурной, как отодвигает от криптофага стойку с инструментами, гасит желтые прожекторы, выключает приборы.

Криптофаг был белым и глянцевым, похожим скорее на капсулу искусственного загара, чем на гроб. И производитель наверняка допустил это сходство не случайно…

Криптопатолог сочувственно взирал на молодого человека из-за неприступной твердыни своего рабочего стола — роскошного, антикварного, очень широкого, с тяжелыми зооморфными ножками. Наверное, примерно такой стол должен был стоять в кабинете у Аида, когда он решал вопрос с Эвридикой.

— Как видите, мы больше ничего не можем сделать. Темпоральное расстройство личности, к сожалению, до сих пор скорректировать не удавалось, — утешающим тоном еще раз повторил свой вердикт криптопатолог. — Я прошу вас подписать разрешение на эвтаназию…

Ян обернулся.

— Ни в коем случае. Я продлеваю аренду оборудования на весь следующий цикл, а когда регенерация завершится, мы запишемся на повторное тестирование.

Доктор печально вздохнул.

— Ян Николаевич, извините… Вы, наверное, не очень внимательно меня слушали, что понятно, учитывая ситуацию…

— Я знаю, что вы хотите сказать, — раздраженно перебил его Ян.

Лицо криптопатолога из наигранно скорбного стало искренне недоумевающим.

— То есть вы хотите, чтобы мы сейчас еще раз остановили все процессы в ее теле…

— Называйте вещи своими именами. Я хочу, чтобы вы умертвили ее еще раз, и заново запустили процесс регенерации.

— Видите ли, даже повторная регенерация, как правило, проходит с осложнениями, а вы хотите попытаться регенерировать тело в третий раз! Тем более с таким диагнозом вы все равно ничего не добьетесь…

— Но тем не менее она регенерируется снова и снова уже семь раз. — холодно поправил его Ян.

Глаза криптопатолога изумленно и недоверчиво смотрели в каменное лицо клиента.

— Вы уверены, что ничего не путаете?..

— Моя мать — очень сильная женщина, доктор, и она до сих пор борется. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы ей помочь. Даже если потребуется еще раз сменить лабораторию. Денежный перевод за ваши услуги я осуществлю в течении дня. Всего доброго! — сказал он, и направился к двери.

— Ян Николаевич! — окликнул его доктор. — Подождите, пожалуйста… Послушайте… Вы понимаете, что регенерация и смерть — это… колоссальные физические и эмоциональные страдания?

Ян обернулся.

— Это вы мне рассказываете? — проговорил он, отодвигая манжет рубашки и демонстрируя на запястье черную татуировку крипто-кода.

— Извините… — смутился доктор. — Я не знал. И тем не менее... вы действительно убеждены, что поступаете правильно?

Недобрая улыбка коснулась губ молодого человека.

— Конечно. Ведь я искренне хочу для нее лучшего. И я готов оплачивать процедуру снова и снова.