Утёс гиппогрифа

Утёс гиппогрифа
Работа №593. Дисквалификация за отсутствие голосования

Один морщинистый сказочник как-то поведал мне, что сказки не надо придумывать – они возникают сами. Сказки живут в прекрасной стихии под названием воображение и иногда приходят оттуда к людям. Для чего они покидают свой дивный мир? Зачем им быть среди нас? Кто знает… Может, без людей сказочные герои не могут существовать? Как, впрочем, и жизнь человека теряет смысл без волшебства и чуда.

Жила-была, в одном южном хуторке, маленькая девочка с кудрявыми волосами цвета созревшего пшеничного колоса. За эти волосы и за веснушки прозвали её Рыжиком. Она росла в семье трудолюбивой, но не богатой! Да-да, не всегда честный труд измеряется большой прибылью. Это была дружная семья, где мама и папа любили друг друга по-настоящему и растили в этой любви своих детей.

Рыжик была средней дочерью, а всего их у родителей народилось три сестры. Старшая отличалась нравом совсем не девичьим, не было в ней той кротости, что отличает прочих девиц. Какая уж тут кротость, если она не давала спуску даже парням! Тяжёлая рука старшей сестры Татьяны не раз охаживала какого-нибудь незадачливого ухажёра, вздумавшего дёрнуть её за косичку. И уж совсем отчаянные отваживались обидеть её сестёр. За это они могли поплатиться добрым клоком своих волос, а то и остаться хромыми на недельку-другую.

Впрочем, со своими сёстрами Татьяна тоже ссорилась нередко. С Рыжиком же и вовсе сцеплялись каждое утро. Не любила Рыжик выполнять указания старшей сестры, да и своенравной была. Скажет ей Татьяна помыть гору посуды, а Рыжик и глазом не поведёт. Мол, вот ещё, буду я в тазике жирные тарелки елозить! Ну и как здесь не случиться сестринской соре.

Или, скажем, однажды Рыжик соорудила себе модные шорты из юбки старшей сестры. Татьяна потом гонялась за ней по всему двору, пытаясь на ходу стянуть с дерзкой модницы перекроенную юбку. А когда уж старшая сестра, не утерпев, выбрасывала на улицу принадлежащие Рыжику тетради для письма, потому что они были разбросаны по дому, как попало, то и родителям не всегда удавалось их утихомирить.

Младшей же сестре, Юлии, уютно жилось в мечтах о другой, богатой жизни. Это отвлекало от грубой реальности: низенького, тесного домика, к которому даже не был подведён водопровод. Воду для мытья и питья они набирали из колонки, что стояла на улице. Нередко случалось так, что на приказ старшей сестры прибраться в доме или помыть посуду Юлия отвечала быстрым и незаметным уходом из дома в гости к своим подружкам. Подружки жили в отдельных от родителей комнатах, где можно было поиграть в самые модные куклы, которых у Юли не было.

Пожалуй, толику чуда можно разглядеть в том, что избегание домашней работы младшей сестре сходило с рук. Она не бывала наказана родителями или Татьяной. Может быть потому, что являлась самой младшенькой из всех. А может, причина кроется в том, что их дом – даже не дом, а приземистое ветхое строение – до самого укромного уголка был наполнен любовью.

Сестринские распри случались, но их родители очень любили друг друга, и год от года всё больше наделяли своих дочерей этим восхитительным чувством. Мама и папа жили в ладу, никогда не повышая голос друг на друга. Они были из тех редких супружеских пар, которые способны решать проблемы без скандалов. Это сохранило им много домашней утвари, тогда как у некоторых соседей новые тарелки, кружки и супницы покупались примерно раз в месяц. Все спорные вопросы в этой семье решались за обеденным столом.

Отец много работал, делал красивыми дома богатых людей. Спустя несколько лет, он построит и свой дом – крепкий, из красного и белого кирпича. Он хотел, чтобы его жена занималась только воспитанием детей, и потому старался зарабатывать как можно больше. При этом, вместе с супругой и детьми успевал содержать в порядке большой огород. Ведь, когда денег немного, кто, если не сама земля, прокормит своего хозяина? Вот и они, вспушив лопатами огород в апреле, попотев на нём всё знойное лето, к сентябрю набивали семейные закрома знатным урожаем. В сарае и подполе стояло много банок с закатанными в них яркими помидорами и баклажанами, крепкими огурчиками и патиссонами в неповторимом обрамлении из веточек укропа, зубчиков чеснока, долек болгарского перца. Рядом с ними ждали своего часа баллоны с вишнёвым и смородиновым компотом, тут же – банки с вареньем из медовой сливы и солнечного абрикоса. Доставались эти вкусности и разносолы по праздникам.

А праздники! Воистину, в этой семье такие дни были полны необъяснимого чуда! Ведь, когда денег в обрез, какие уж тут праздники. Но родители трёх сестёр, будто по волшебству, каждый праздник и каждый день рождения обустраивали самым наилучшим образом. Каждому находились подарки, стол не выглядел скудным. Даже гостям, коих заходило немало, находилось место в этом тесном, но по-своему уютном жилище.

Видимо, за эту неустанную тягу ко всему светлому, за неунывающий нрав к семье тянулись многие соседи. Летом у их двора собиралась вся улица. Людям порой очень не хватает любви, а Рыжик, Татьяна, Юлия, мама и папа каждого принимали с радостью и потчевали всем тем, что ели сами, не утаивая лакомые куски по укромным полочкам холодильника.

Три сестры играли, ссорились и мирились, с юной жадностью нюхали и трогали этот мир. Казалось, это была обычная жизнь, быть может, не совсем обычных детей. Ведь, в глазах родителей все дети являются чудом. Однако, Рыжик не звалась бы Рыжиком, если бы не попала однажды в одну крайне любопытную историю и легко затащила в неё других.

Однажды, над хуторком распалился тот самый южно-апрельский день, от нежного пара которого на вишнёвых и абрикосовых ветках вспучивается множество белых цветочков. Глядя на них, Рыжик представляла, будто это попкорн густо облепил весенние деревца. О том, что вкус у этих нежных лепесточков совершенно не похож на хрустящую жареную кукурузу, Рыжик узнала ещё три весны назад.

Она решила прогуляться погожим утром по своей улице, пока родители не зазвали их в огород. Как известно, первый погожий весенний день – повод начать задел под новый урожай. Пока Татьяна и Юлия были заняты своими сестринскими делами, и потому Рыжик выскочила к теплу и солнцу одна.

День был воскресный, но, несмотря на это, улица была погружена в непривычную для воскресенья тишину. Обычно, дети, не теряя драгоценного времени, выходили играть в догонялки и другие свои подвижные забавы. Сейчас же, только дорожная щебёнка похрустывала под лёгкими ботиночками Рыжика.

Она решила сходить в дом напротив, позвать свою подружку, но тут с дальнего конца улицы, уходящего в поля, послышалось цоканье лошадиных копыт. Рыжик не раз слышала этот звук, поскольку по хуторку часто разъезжали цыгане на повозках с впряжёнными в них лошадьми. Однако сейчас цоканье было куда звонче и мелодичней. Словно каждое касание копыта земли отзывалось маленьким колокольчиком. Наконец, показался и тот, кому принадлежали столь чудесные копыта. Рыжик только радостно приоткрыла рот от восторга да шире распахнула глаза: не чудится ли ей это?

Как назло, из всех живущих на этой улице, да и во всём хуторе, она была единственная, кто видел сейчас эту огромную птицу с перьями цвета глубокой небесной лазури. Её передние лапы были не по-птичьи крепкими, каждый коготь – смертоносный кинжал. Задние же лапы птицы напоминали лошадиные и заканчивались копытами, похожими на увесистые камни.

Завидев замершую посреди улицы девочку, чудо-птица, словно в приветствии, расправила свои огромные крылья. Их размаха хватит, чтобы полностью накрыть легковой автомобиль средних габаритов. Клюв гиппогрифа (кажется, так их называют в сказках?) казался двумя треугольными стальными створками, способными в один момент расколоть даже самый крепкий камень. Но Рыжик испугалась не этого грозного клюва и даже не размеров птицы, а того, что уж больно зло она на неё смотрела. Два круглых красных зрачка не сулили девочке ничего хорошего. Да и любому взрослому, вздумай тот пройтись сейчас по этой улице, тоже могло бы не поздоровиться.

Впрочем, пернатый гость не спешил расправляться с Рыжиком. Издавая всё тот же мелодичный звон, он подошёл ближе. Кажется, гиппогрифа заинтересовал маленький и очень испуганный представитель рода человеческого. Хищный клюв опасно приблизился к оцепеневшей девочке…

Тут Рыжик вспомнила, как родители учили её и сестёр всё новое, каким бы оно ни казалось на первый взгляд, воспринимать с любовью. Потому что, таков закон любви: лишь растрачивая это чувство, можно получить его обратно. Собрав крохи своей детской отваги, Рыжик легонько тронула гиппогрифа за клюв указательным пальчиком своей нежной руки, сказав при этом:

- Я верю, что ты хорошая птица. Я знаю, ты не сделаешь мне зла.

Казалось, такие слова удивили чудо-птицу, а ведь ей наверняка многое пришлось повидать на своём волшебном веку. Но эта девочка с целым снопом пшеничных волос заставила смягчиться хищный взгляд гиппогрифа. Несколько бесконечно долгих для Рыжика секунд птица смотрела на неё в упор, а потом опустилась перед ней на лапы и кивнула на свою спину: мол, полезай, покатаю. Рыжик не увидела в лазоревых перьях никакого седла или приспособления для удобного полёта. Но раз это чудоиз другого мира приглашает, отказываться глупо. Когда ещё выпадет такая удача – оседлать волшебную птицу!

Доверившись гиппогрифу, девочка ловко вскарабкалась на его могучую, но, при этом, мягкую спину. Она будто слегка провалилась в перья и поняла, что это удобнее любого седла. Рыжик решила крепче взяться за перья и ощутила их приятную гладкость. Она запустила руки чуть глубже и обнаружила, что под лазоревым пером растёт ослепительно белый пух. Облака в весеннем небе, не иначе!

Гиппогриф выпрямил лапы, поднял вверх свою голову с орлиным профилем и выпустил прямо в небо пронзительный клич. Должно быть, это означало: небо, будь готово вновь принять своего сына! От страха, рыжик ещё сильнее вжалась в птичью спину.

Он поднялся на ноги.

Он величественно расправил свои крылья.

Рыжик почувствовала, как напряглось под ней птичье тело, готовое к мощному прыжку и взлёту. Было страшно, очень страшно, но спрыгивать уже поздно. Сейчас он унесёт её куда-то под облака. Сейчас…

Рыжик всем телом вжалась в гиппогрифью спину, повернула голову набок, зажмурившись. Но на самом деле ей было жутко интересно подсмотреть момент взлёта, и потому она открыла глаза. А открыв, увидела старшую сестру. Татьяна стояла в калитке их родного дома, от удивления широко распахнув рот.

Чувствуя, что зверь вот-вот взмоет ввысь, Рыжик шепнула ему что-то воде «Стой!» Хотя, вполне возможно, это было самое обыкновенное девчоночье «Ой!»

Не зная, что говорят в таких ситуациях, но желая спасти Рыжика от предполагаемого безумства, Татьяна только и нашлась сказать:

- Ты опять затеяла какую-то глупость! А ну-ка, слезай оттуда!

- Я не могу! – ответила ей Рыжик. – Эта птица сама меня нашла! Представляешь?

- А если это увидит папа?! Слезай немедленно с этого чудища!

На это гиппогриф фыркнул, недобро покосив глазом в сторону Татьяны. Рыжик стала немедленно смягчать положение.

- Это не чудище! Это гиппогриф и он добрый! Я о них читала!

Неизвестно, чем бы закончилась эта бессмысленная словесная баталия, если б в калитке не показалась младшая сестра. Юлия сначала на несколько секунд оцепенела от увиденной картины. Затем радостно завизжала и, возможно, упала бы в обморок от избытка чувств, но старшая сестра своей ладошкой ловко закрыла ей рот. Татьяна сказала ей, как можно тише, чтобы опять ненароком не обидеть птицу:

- Не визжи! Сейчас вся улица сюда сбежится. Чего доброго решат, будто мы разводим таких зверюгв своём дворе.

Освободив рот, Юлия быстро и восторженно затараторила:

- Это же чудо, понимаешь? Чудо, что он здесь, настоящий! Давай полетаем на нём! Он такой… хороший!

- Нет, это исключено! – Татьяна была тверда, как никогда раньше. – Это опасно и может стоить нам жизни. Я, как старшая сестра, должна заботиться о вас. Помните, что говорили мама и папа? Вы должны…

Не дослушав, Юлия резко вырвалась из рук старшей сестры и рванула через придворовой садик с вишнями прямо к гиппогрифу. Полуптица и ухом не повела, когда и вторая девочка вскарабкалась на его спину, устроившись позади Рыжика.

Татьяна поняла, что сейчас у неё нет другого выхода, кроме как стать заодно с сёстрами. Такова участь старших – опекать тех, кто родился в семье позже них. И раз уж так вышло, что надо лететь с ними на этом крылатом гиганте, то она полетит. А, в случае чего, закроет их собой от клюва или когтей или бог знает чем ещё он может навредить её любимым сёстрам… Младшие же редко ценят такую заботу, считая опеку от старших сестёр или братьев излишней.

Сжав губы, всей своей осанкой показывая чувство собственного достоинства, Татьяна подошла к ждущему на дороге гиппогрифу. Она неспешно пристроилась позади Юлии. В этот миг чудо-птица взмахнула крылами, оттолкнулась от земли и уже в следующую секунду сёстры оказались где-то под куполом апрельского неба.

Рыжик слышала только свист встречного ветра и натянувшейся кожей лица ощущала высокую скорость полёта. Казалось, на неё были направлены сотни самых мощных вентиляторов. Пшеничные волосы Рыжика, развеваясь, довольно неприятно стегали по лицу сидящую позади Юлию. Сидевшей позади всех старшей сестре повезло чуть больше, ибо сегодня утром Юлия потрудилась убрать свои волосы в аккуратный короткий хвостик.

Рыжик первой решилась посмотреть вниз.

Это словно была невероятного размеракарта местности. Их родной хуторок был сложен из чёрных, коричневых и зелёных квадратов, прямоугольников, треугольников, а кое-где и овалов. Сплошная геометрия! Дома, улицы, огороды, за которыми распластались ещё более широкие прямоугольники полей. Туда, за весенние пашни, держал свой воздушный путь гиппогриф.

Поборов страх, девочки вовсю глазели на проносящуюся под ними картину. Какие крохотные автомобили на узких лентах автострады! А человечки! Решительно всё казалось таким далёким и неестественно мелким, что поневоле приходили мысли о ничтожности этого земного мирка в масштабах Вселенной. Если отсюда, с полукилометровой вышины всё кажется таким, то что уж говорить о впечатлениях космонавтов…

Гиппогриф летел на юг уверенно и бесшумно. Только встречный ветер свистел в ушах у сестёр. Крылья же его поднимались и опускались величественно-плавно, с лёгким шуршанием. Он мог подняться за облака и даже выше, но для столь юных пассажирок это стало бы довольно жёстким испытанием.

Вот, у горизонта, где небесная синева кажется бледнее, проступили очертания горной гряды. Будто на проявляемой фотографом плёнке, зубья вершин становились всё чётче. Это означало, что сказочная птица несла их прямо к морю. Сердца девочек радостно забились: не каждые выходные удаётся вот так запросто выбраться на пляж.

Во время полёта девочки не говорили друг с другом, они издавали лишь отдельные возгласы, которые выражали, в основном, восхищение происходящим. Либо, кто-то из них указательным пальцем обращал внимание сестёр на особо понравившийся внизу объект. До разговоров ли, когда от бешеной скорости дух вжимается в самые пятки? А ведь надо ещё не забывать крепко держаться за лазурные перья гиппогрифа.

Равнина с холмами уже давно остались где-то позади, горы становились настолько высокими, что на их вершины уже не могли забраться даже самые крепкие пихты и ели. Впереди маячили седые морщинистые гряды с белыми шапками. Там не было деревьев, только камень и снег. Но не к ним был устремлён столь же твёрдый, как утёс, клюв волшебного создания. Поймав первое дуновение бриза, гиппогриф ворвался в этот свежий поток, через пару минут открыв девочкам обзор на морской простор. По глазам резанула ослепительная синева, а в ноздри дарило той самой солёностью волн, которая обещает людям новые приключения, либо долгожданный отдых от каменных мешков.

Линия горизонта, где сливались два моря – земное и небесное – выгибалась под их тяжестью. Рыжик на мгновение подумала, что может быть, где-то там, в месте недоступном взору человека, эти моря сливаются воедино, образуя бескрайний Океан Времён. Не из этих ли вод вышел однажды гиппогриф?

Между тем, необычный живой транспорт взял курс на утёс, выпятивший свою каменную грудь навстречу всем мыслимым ветрам, что гонят к берегу эти бесконечные барашки волн. Очарованные подлинной природной картиной, девочки не сразу заметили человека, стоящего на самой вершине утёса. Это был худощавый брюнет, ростом выше среднего, в тёмно-синих брюках и светло-синем клетчатом пиджаке. На его носу поблёскивали очки, и он внимательно наблюдал за летящим к нему гиппогрифом.

Именно к этому мужчине, стоящему на каменной громаде,спланировала чудесная птица. Едва когти и копыта гиппогрифа с тем самым лёгким звоном коснулись тверди, он присел, чтобы девочкам было удобнее спуститься. Хоть путешествие было довольно быстрым, оно заняло полчаса с небольшим, ноги сестричек успели порядком затечь.

- Солнце высоко поднялось, а ты куда-то запропастился. Да ещё и вернулся не один.– казалось, этот голос долетел сюда вместе с брызгами волн.

Гиппогриф молча смотрел куда-то в синеву простора, будто сказанное его не касалось.

Рыжик внимательно рассмотрела незнакомца. Ему было лет тридцать или даже меньше, каштановые короткие волосы и глаза… Глаза мужчины были словно отражением той яркой лазури, которой блистали перья гиппогрифа. Этот насыщенный цвет самого глубокого неба завораживал и, казалось, мог подчинить себе навеки.

- Здравствуйте – поздоровалась с незнакомцем Рыжик. Татьяна (Таня) и Юлия также приветствовали его. Такой элементарной вежливости их научили родители: со взрослыми нужно здороваться. Но это не значит, что дети должны безоговорочно доверять всем незнакомым дядям и тётям, идя за ними, бог знает куда и зачем.

- Здравствуйте, малышки. – проговорил незнакомец в пиджаке. – Должен сразу принести свои извинения за то, что вы оказались здесь.

- Что вы такое говорите! – воскликнула Рыжик. – Напротив, мы очень рады такому неожиданному приключению! Ведь правда, девочки? – обратилась она к сёстрам.

Юля хотела сказать, что да, лично она очень рада прилететь апрельским днём на море, но Татьяна опередила её:

- Вообще-то, я была против этого, с позволения сказать, приключения. И я была бы очень рада, если бы нас троих как можно скорее вернули обратно. Видите ли, сегодня выходной день и мы планировали посадку картошки. Точнее, это запланировали родители, а мы должны помогать. И я боюсь, что если мы не вернёмся в ближайшее время, то…

- Нет! – вдруг вспыхнула Юля. – Это не правильно. Сегодня выходной день и мы оказались у самого моря. Помните, что говорили наши родители? Шансы даются не так часто, чтобы ими пренебрегать!

Рыжик ничего не сказала. Именно сейчас ей не хотелось тратить время на произношение слов. Слова были так ничтожны по сравнению с той ситуацией, в которой они оказались, да и любые человеческие речи мгновенно растворялись в бесконечности южно-морского пейзажа, который был виден с высоты утёса.

Неизвестно, сколько могли спорить её сёстры, но незнакомец в светло-синем клетчатом пиджаке перебил их одной короткой фразой:

- Вам пора.

На утёсе повисла пауза.

- Как? – не выдержала Рыжик.- Ведь мы только что прилетели!

- Мне очень жаль. - Произнёс мужчина, и его пронзительная синева его глаз на мгновение потускнела. Но только лишь на одно мгновение. – Мне очень жаль, что мой добрый друг решил унести вас так далеко от родного дома. Однако, эту шалость ещё можно исправить. Честно говоря, меня уже ждут там

При этом он посмотрел куда-то за горизонт, как будто понимая, что выбора нет, и надо лететь туда, далеко-далеко, хотя ему гораздо больше хотелось бы просто сидеть здесь, на камне утёса, нагретом апрельскими лучами.

- Так вот, - незнакомец вернулся мыслями к сёстрам, - Мой лазурный друг сейчас доставит вас обратно. Другого варианта нет. Иначе, я никогда себе не прощу, что оставил столь юных леди на волю судьбы.

Гиппогриф уютно устроился на тёплом камне и равнодушно смотрел на то, как из ниоткуда появляются волны и уходят, по сути, в никуда. В эти минуты он неуловимо напоминал сфинкса – разумеется, не внешним видом, а неким состоянием мудрого спокойствия, проносимого сквозь толщу эпох.

- Оставьте нас у моря – умоляющим голосом попросила Рыжик. – Мы напишем письмо родителям, что останемся пока здесь, на целое лето, а к осени вернёмся обратно. Понимаете, дети должны быть летом у моря, должны видеть эти быстрые закаты, разговаривать с волнами и дышать солёным бризом. Зачем же ещё даются нам эти жаркие месяцы?

После таких слов, Татьяна в праведном гневе надула щёчки и даже подбоченилась, что означало: сейчас я тебе докажу, что ты, дорогуша, ох как не права! А незнакомец, который так и не представился, невольно улыбнулся.

- Знаете, я уже столько лет живу на свете, но ещё ни разу не встречал девочек, которые рассуждали бы столь же безрассудно, но, при этом, смело и… - он слегка задумался, подбирая подходящее слово. – и очень красиво! Это невероятно, но вы, леди с волосами цвета южного заката меня почти убедили подарить вам такой замечательный отпуск.

Рыжик на мгновение поверила в очередной счастливый миг необычно счастливого дня.

- И всё же, вам придётся поспешить домой. Ваша старшая сестра права: родительские сердца слишком ценны, чтобы их разбивать. Должно быть, мама и папа уже хватились своих милых дочурок, а через время примутся организовывать поисковую группу.

- Откуда вы знаете наших родителей? – удивилась Юлия. Незнакомец улыбнулся.

- Знаете ли, многие родители одинаковы в желании оберегать своих детей, как самое ценное, что есть в этой жизни. И даже когда вы повзрослеете, и у вас появятся свои дети, ваши родители не утратят этого желания. Уж поверьте мне.

И незнакомец снова с каким-то чувством лёгкой тоски обратил свой взор на горизонт.

Гиппогриф плавно поднялся на ноги, легонько обмахнув крылом своего друга в пиджаке, будто стряхивая с него непрошенную грусть.

- Пора – сказал им незнакомец и повторил чуть громче. – Пора!

Сопротивляться было бесполезно и глупо. Понуро опустив голову, Рыжик села на птицу, на этот раз уже гораздо уверенней. Следом на лазурной спине примостилась Юлия, затем – тихо торжествующая Татьяна.

- Послушайте! – обратилась Рыжик к мужчине, который так и не соизволил представиться, но теперь казался ей уже не таким уж и незнакомцем. – Пусть сейчас мы не можем остаться, но дайте слово, что когда мы повзрослеем, и уже не будем так сильно зависеть от воли родителей, ваш гиппогриф снова прилетит за нами и унесёт сюда, к тёплому морю!

Мужчина настолько внимательно посмотрел на неё своими необычайно синими глазами, что Рыжику казалось, будто они вычерпали цвет из самого моря и неба. А может быть, это стихии подпитываются его глазами?

- Я не стану, как иные взрослые, вдохновенно давать обещания, о которых позже пожалею. Дело в том, что, когда вы станете взрослыми барышнями, мне, быть может, доведётся быть так далеко от этого места, что я просто не смогу найти обратную дорогу к этому утёсу и этому уютному уголку чудесной планеты. И всё же, если вы будете помнить об этом дне и верить в то, что чудо может произойти вновь, так и случится! А теперь… летите домой! Лёгкого вам пути, прекрасные юные леди! А ты, друг, - обратился он к гиппогрифу, - возвращайся скорее. Нас ждёт один долгожданный подвиг. А может даже бессмертие!

Как бы подтверждая свою готовность ко всему – полёту и подвигу – гиппогриф поднял голову вверх и из его мощного клюва вырвался леденящий душу крик.

Взмах огромными крылами – и они вновь высоко над землёй. Только теперь летят прочь от моря. Волны были так близко, но девочки не смочили в них даже свои нежные ноги. Что ж, целое лето ещё впереди, а значит, будет и ныряние в самые гребни прозрачных волн и лёжка на золотом пляжном песке. Таком же золотом, как волосы Рыжика в лучах апрельского солнца.

Казалось в её ушах продолжает звучать голос того невысокого человека, которого так легко слушался огромный гиппогриф:

- Смотрите с высоты на этот простор и знайте, что он всё равно не такой широкий, как человеческие мысль и душа, а ненадолго приютивший нас утёс не так тверд, как истинные вера и мечта.

***

Пройдёт много лет, в течение которых сёстры вместе с родителями, а потом мужьями и своими детьми будут приезжать на разные пляжи того моря. Но лишь однажды им снова довелось оказаться у того самого утёса.

В этот год они поехали отдыхать на побережье большой семейной компанией. Три сестры, их дети и мужья. Решив найти дикий пляж, они заплутали в переплетении кочковатых дорог приморских посёлков и вдруг выехали прямиком на широкую косу. Левую часть этой косы замыкал утёс, который сёстры узнали сразу же. Как и тогда, он столь же неколебимо встречал своей грудью волны и ветры, ветры и волны…

Сейчас сёстрам показалось, что форма этой каменной громады чем-то напоминает хищный лик гиппогрифа. Они попросили своих мужей направить автомобили прямо к утёсу. Быть может, там их заждались они – чудесная птица и её не менее чудесный друг в синем пиджаке.

Но были лишь тень, отбрасываемая каменной твердью, тёплый бриз, шептание волн с галькой, да одинокий крик занесённой в эти дикие места чайки.

Пока мужья разбивали палатки, а дети поднимали свой восторг в небеса вместе с морскими брызгами, сёстры стояли, молча глядя на утёс. Каждая из них вспоминала тот день, который уже неизбежно успел покрыться туманом памяти и начал казаться чем-то придуманным ими самими, как некий способ занять скуку юных лет. А вот поди ж ты – тот самый утёс!

- Значит, с нами это случалось. – прервала молчание Юлия. – Выходит, всё было – и гиппогриф, и тот полёт, и разговор с незнакомцем. И мы ничего не придумывали, да?

- Да. – ответила ей Татьяна, а Рыжик добавила:

- А я и не сомневалась.

Хотя, конечно, минуты сомнения посещали и её. Ибо, когда чудо остаётся далеко позади, похожие друг на друга будни приносят серые мысли о том, что волшебство – это не про нас, это запредельно далеко. Теперь сёстры точно знали, что волшебство ближе, чем кажется, и оно очень даже про нас. Про всех.

-3
22:17
1445
Три сестры «с юной жадностью нюхали и трогали этот мир».
«Задние лапы птицы напоминали лошадиные»?! — у птиц, как и у лошадей, нет лап! Тем более задних. У птиц только две ноги.
Это конкурсный рассказ?! Какая чушь!
Комментарий удален
Вы описываете птицу, а не гиппогрифа. Речь о сказочном персонажа пойдет далее. И «лапы, как у лошади, тоже дорогого стоят)))
Комментарий удален
14:17
Запрещено раскрывать авторство рассказа. Комментарий удален.
14:26
И лапы, как у лошади, и добрая душа)))))
Могу добавить.
«На утесе повисла тишина»
«Ныряние в гребни волн и лежка на песке»
В целом рассказ понравился детской наивностью, сказочной акварелью и особенно счастливым финалом.
21:17
не всегда честный труд измеряется большой прибылью труд прибылью никогда не измеряется. прибылью измеряется сделка…
добрым клоком своих волос,
да и своенравной была старшая не кроткая, да и средняя своенравная — там все сестры были одного поля ягоды
помыть гору посуды на хуторе? не верю
низенького, тесного домика, к которому даже не был подведён водопровод. но о модных шортах откуда-то знают
гости к своим подружкам.
Подружки жили в отдельных от родителей комнатах, где можно было поиграть в самые модные куклы, которых у Юли не было. откуда такая роскошь на хуторе?
как у некоторых соседей новые тарелки, кружки и супницы покупались примерно раз в месяц. на хуторе?
Он хотел, чтобы его жена
В сарае и подполе стояло много банок с закатанными в них яркими помидорами и баклажанами
много этозмов
с юной жадностью нюхали wonderкокс?
своизмы
чудоиз пробел
От страха, рыжик Рыжик
была она, стал он
но старшая сестра своей ладошкой ловко
ошибки в оформлении прямой речи
детская сказка да, нелогичная и непродуманная
фантастика? нет
Загрузка...
Андрей Лакро

Достойные внимания