Пограничник
1.
Поздней майской ночью на кухне большого, со вкусом обставленного особняка шел напряженный разговор.
Говоривший мужчина, высокий и статный, сидя за столом, резкими движениями стянул с шеи галстук и расстегнул воротник шелковой рубашки:
- Тамара, - глубокий голос звучал раздраженно, - посмотри на ее табель. Там отлично стоит только по рисованию. Все! И это в четвертом то классе!
Молодая, небольшого роста и приятной наружности женщина, управившись с кофеваркой, села напротив и поставила перед мужем только что сваренный кофе:
- Дима, она на слух слово в слово запоминает услышанное. У нее отличная визуальная память. Наша дочь уникальна! Возможно поэтому к ней просто нужен особый подход?
- Она абсолютно игнорирует большую часть преподаваемого в школе! - Дмитрий пропустил довод жены мимо ушей. - Мне не нужна уникальность, выдуманная в оправдание лени, как это сейчас стало повсеместно модно! Я хочу, чтобы это был нормальный ребенок. Нормальный, понимаешь!
Тамара сердито свернула на мужа глазами и поджала губы:
- Что ты имеешь в виду под словом "нормальный"?
С каждым словом Дмитрий раздражался все больше, агрессивно жестикулировал и говорил громче.
- Мне нужно, чтобы она с красным дипломом закончила школу и поступила в мединститут. Как это делали до нее ее родная тетка, я и ее дед. А тут что? Какие-то бредовые рисуночки?! Фантазии Нины заставляют тревожиться о ее адекватности!
Женщина локтями обеих рук устало оперлась на стол - и принялась пальцами растирать виски. Голову давила до боли мысль о том, сколько уже было сказано на эту тему... И все в пустую:
- Я тебе скажу, что пошло не так: ты передавил ее! Еще когда наша девочка пошла в первый класс я говорила тебе, что твоя система "поощрений и лишений" за отметки в дневнике - полный бред. Дима, ты же врач. Пластический хирург! Современный, образованный человек! Как можно не понимать, что такое отношение к маленькому ребенку травматично для нее!
Тамара умалчивала о том, что дочка с недавнего времени стала жаловаться на кошмары. Женщина не рискнула сказать мужу, что почти одновременно с этим у ребенка начались периодические истерики. В какой-то момент она напрочь отказывалась входить в открытые двери. Где-то внутри Тамара понимала, что все это - следствие переживаний девочки из-за давления со стороны отца и свекра. Но пока еще не решила для себя, что именно с этим делать.
- Все это чушь! - хватил кулаком по столу Дмитрий. - Нина ребенок хитрый и ленивый. Единственное лекарство от детских капризов - высокая загруженность и жесткий контроль. Нет ничего травматичного в том, чтобы приучать ребенка к дисциплине и регулярному, последовательному труду. Меня так воспитал отец. А ты, добрая мамочка, разрешаешь собой манипулировать и поощряешь всякую чушь и праздное прожигание времени!
Определенные сложности между супругами были давно. Родители мужа, и в особенности свекор, не давали покоя Тамаре с первых месяцев ее беременности, настаивая на закрытии фотостудии. Они считали, что Дмитрий строит блестящую карьеру и ему нужна жена, способная уделять ребенку и дому достаточно времени.
Но Тома не поддалась, и не только сохранила, но и расширила свое дело. Благо, здоровье позволило женщине всю беременность, до последнего дня, провести на ногах, ни минуты не выпуская фотоаппарат из рук. Тамара любила свое дело.
Дмитрий поначалу лояльно относился к ее занятию и тому, что жена часто разъезжает в поисках удачного кадра для различных изданий. Однако, с недавних пор он примкнул к лагерю родителей. Тут то и начался между супругами нешуточный разлад.
- Она одаренный художник! - не уступала Тамара, - Нина заняла несколько призовых мест на областных конкурсах по рисунку. Это ты называешь праздным прожиганием времени?
- Ее это не накормит. Я не хочу, чтобы девочка из династии потомственных врачей пополнила ряды ленивых тунеядцев, зовущих себя громкой фразочкой "художник-фрилансер"! Этого в моей семье не будет! По поводу странности ее рисунков я уже переговорил со знакомым психиатром. Он поставит ей мозги на место.
- Погоди! - Тамара не верила услышанному, - ты решил повести Нину к психиатру и не поговорил об этом со мной?! - изумление в голосе сменилось разъяренным негодованием - Мозги на место скорее тебе поставить нужно!..
***
Миниатюрная для своего возраста десятилетняя девочка притаилась у лестницы, ведущей на второй этаж. Разговор родителей, постепенно переросший в скандал, она слышала хорошо. Ребенка передернуло от непреодолимого желания спрятаться от крика ссорящихся родных ей людей. Нина тихонько поднялась по лестнице и скользнула в свою комнату, прикрыв за собой дверь.
Девочка поспешно собрала со стола рисунки, вложила их в толстый альбом и бережно отправила в свое тайное хранилище под кроватью. Там пряталось все самое заветное: карандаши, краски, фломастеры, альбомы и любимые книжки.
Отец, как и всегда, когда ее успехи в школе разочаровывают его, придет и заберет все, что попадется под руку. А потом посадит Нину за учебник математики и заставит часы напролет решать задачи и примеры. За каждую правильно решенную задачку девочка получит обратно, в лучшем случае коробку с красками или альбом. В худшем - по одному фломастеру за решение. Всего их шестьдесят...
Нина взяла со стола вазочку с фломастерами, но свистящий шепот, внезапно раздавшийся за спиной, заставил ее вздрогнуть и оглянуться:
- Впусти меня.
Двери детской комнаты оказались открыты и по ту сторону порога застыл детский силуэт. Ее волосы были убраны в две косицы и украшены белоснежными бантами, а одежда безукоризненно чиста и выглажена. Но у существа, стоящего за порогом, не было лица. Только прорезь от уха до уха вместо рта. Нина остолбенела, от увиденного ей перехватило дыхание.
- Впусти меня! - повторило существо, раскрывая неестественно большой рот, из которого с каждым словом сыпались горсти черных опарышей.
У Нины потемнело в глазах - она с ужасом поняла, что задыхается! Вазочка выскользнула из рук и с громким стеклянным треском разлетелась вдребезги. Фломастеры пестрым веером рассыпались по полу. Нина, хватаясь за горло и теряя сознание, упала на осколки разбившейся посуды.
- ВПУСТИ МЕНЯ!..
2.
Огромное кольцо из морионова камня покачивалось в метре от холодных плит Рамовой Площади. Старый жилистый волколюд озадаченно смотрел на пульсирующие огнем древние руны, сплошным узором покрывающие темную поверхность Тринадцатой Рамы.
Звон подков о каменные плиты отвлек старого шамана от напряженного созерцания. Он повернул седую волчью голову к подошедшему начальнику городской стражи.
- Главный Боевой Шаман Пограничных Кланов собственной персоной?! - гулко пробасил могучий кентавр, крепко пожимая волколюду руку в воинском приветствии. - Давно не видел тебя, Суморок.
- Я тоже рад встрече, Булан. Жаль, что повод скверный, - тихо ответил Суморок. Давние боевые товарищи застыли, устремив взоры на левитирующее каменное кольцо.
- Как давно открыта Рама?
- С прошлой ночи, - ответил Булан. - Как только обнаружили - сразу перекрыли все другие проходы и послали за Пограничниками. Уже день, как никто не покидал Кэлумпне.
- Кого к ней допустили?
- Никого! Ты разжаловал хранителя, и посменный караул возле Тринадцатой стоит круглосуточно уже сотню лет. Ты сам подписывал указ. Никто не выходил из обода рамы, и никто в него не входил... Она просто внезапно ожила. - Булан посмотрел на старого друга с тенью тревоги на жестком лице - Что это значит, Суморок?
Пружинистой бесшумной поступью шаман отошел от Рамы. Опираясь на дубовый посох с увесистым серебряным набалдашником, он оглядел лежащий у его ног Кэлумпне.
Окутанные облаками девять островов разной величины, скрепленные между собой мостами замысловатой конструкции, парили в небе. Раскинувшийся на островах город радовал взгляд яркими красками цветущих растений и впечатлял диковинной архитектурой.
В лучах заходящего солнца Кэлумпне бурлил своей привычной жизнью. Город ежедневно пересекали десятки крупных караванов и сотни обычных путешественников, переходящих из одного мира в другой.
Местные жители тоже не сидели сложа руки: как и водится в любом портовом городе, тут есть таверны, рынки, банки, мелкие лавочники, крупные товарные перевалочные пункты, таможни, ремесленники. Жизнь и деятельность кипят круглосуточно.
Суморок повернулся к Площади: огромный дисковидный пласт мрамора, несущий на себе тринадцать рам по периметру, навис над городом. К нему вел один из крупнейших и прекраснейших мостов Кэлумпне.
Рамы являли собой парящие в воздухе каменные кольца, высеченные из цельных самоцветных глыб. Нефритовой, лазуритовой, яшмовой... Каждому миру соответствовал конкретный камень. В обычное время все двенадцать рам покачиваются в воздухе в трех локтях над мраморным полом и Площадь наводнена переселенцами, купцами и дипломатическими делегациями.
Сегодня же эти самоцветные ободы крепко сидели в своих массивных стальных гнездах, а покрывающие их поверхность рунические символы безжизненно чернели. И лишь запретная Тринадцатая мерно парила и зловеще сверкала огненными письменами.
- Булан, прикажи поднять мост. Дождись прибытия моего отряда. Ни один переход не может быть совершен, пока мы не выясним причины происходящего.
- Это все?
- Нет. Мне нужно в кузню...
***
Шаман отправился в Артель Мастеровых– колоссальный крытый павильон, занимающий почти весь Девятый Остров Кэлумпне. Многочисленные ярусы чертежных мастерских и испытательных площадок упирались в серебристый купол. Подвальные кузницы и сборочные цеха уходили глубоко в недра острова.
Суморок со здоровой опаской глянул на титанические мостовые шестерни, подвешенные к исполинским кран-балкам. Продолжая осматриваться, волколюд нашел среди снующих рабочих хорошо знакомый силуэт. На высоте третьего яруса рослый мужчина раздавал указания группе обступивших его гномов.
Встретившись взглядом с шаманом, глава Артели кивком головы пригласил его подняться.
3.
- Тебя давно не было - на чистом волчьем наречье произнес хозяин, впуская гостя в свою личную мастерскую.
- А ты неплохо устроился, Алат - ответил Суморок, усаживаясь в кресло и с заметным удовольствием раскуривая трубку.
-Ты хотел сказать - неплохо, как для заключенного - Алат поставил на столик перед гостем вяленую оленину и кувшин вина. Затем сел напротив Суморока, скрестив крепкие руки на широкой груди. - Ведь то, что я делаю тут, скорее, похоже на исправительные работы.
- Быть в уважении и почете за свой неординарный инженерный талант - далеко не худшая участь. По сравнению с гильотиной, например.
- Ты посадил меня на цепь в маленьком мирке с дюжиной дверей, в которые мне ходу больше нет - в свете парящих по комнате лампад янтарные глаза Алата сверкнули негодованием. - Хуже того: внутри этого мирка мой собственный оказался сжат до размеров одного единственного острова, за пределы которого мне запретили ступать. А через сотню лет ты приходишь, словно ничего не произошло?
Суморок предусмотрительно взял паузу, с двойным усердием раскуривая длиную, с вычурной резьбой, ореховую трубку. Клубы бирюзового фосфоресцирующего дыма разнесли по кабинету аромат полыни и еще чего-то умопомрачительно душистого:
- Нельзя сковать того, кто внутри себя всегда несет свободу. Эта Артель - тому яркое подтверждение: раньше на Девятом Острове ютились всего три захудалые мастерские. А мосты были куда проще, примитивнее и опаснее, чем ныне. - Шаман пустил из ноздрей новое облако дыма: - За какие-то жалкие сто лет ты изменил все, тем самым преобразив Кэлумпне.
Алат повел бровью и встал, осторожно оттолкнув от себя одну из повисших рядом лампад. Затем подошел к окну и открыл ставни, впуская в помещение прохладный воздух и шум ночного города. Лампада выпустила два мембранных подвижных крылышка. С усердным жужжанием, светильник поплыл по комнате.
Свет упал на застекленные шкафы, битком набитые толстыми фолиантами, причудливыми измерительными приборами и объемными свитками. Крылатый светильник проплыл вдоль массивного дубового стола с множеством ящиков, сплошь укрытого развернутыми чертежами. Затем обогнула высокий замысловатый станок, отдаленно похожий на кульман.
Плавнички замерли, жужжание прекратилось. Лампада повисла над искусно выполненным макетом Центрального Моста, ведущего на Мраморную Площадь.
Хозяин Артели стоял у окна, упершись руками в подоконник. В остром ухе поблескивали три широкие серебряные серьги, с причудливой рунической гравировкой каждая. Холодные блики фонарей ночного поднебесного города играли на благородных чертах лица. Взор янтарных глаз скользил по плавным линиям мостов, объединяющих острова Кэлумпне в единый массив. Легкая улыбка коснулась тонких губ, но почти сразу исчезла.
- Зачем ты пришел, старик? - в глубоком голосе Алата сипло заскрипели нотки осознаваемой неизбежности.
Сидя в кресле и пыхтя трубкой, волколюд не сводил взгляд с макета, освещенного парящей в воздухе лампадой:
- Тринадцатая Рама открыта…
Алат повернулся к Сумороку, прикрыв свою тревогу презрением:
- Ха! А ты чего хотел?! Разрешение на проход стали выдавать даже низшим демонам. И это при нашей с ними кровной вражде!
- Нет. Ее открыли ПО ТУ СТОРОНУ. И нужно вновь перешагнуть через Морионов обод, чтобы понять, что случилось.
- Ты отстранил меня. После я, как умел, наладил жизнь на подвешенном в небе клочке земли. - Алат до хруста в костяшках сжал кулаки, - Думаешь за поводок меня подергать?
Сквозь пелену табачного дыма Суморок устремил на собеседника невозмутимый и полный гранитной твердости, взгляд:
-Когда Пограничник приходит в Край людей, ему можно лишь наблюдать. Ты, волк с собачьим сердцем, нарушил это правило и поплатился. Тебе нужно было выследить и поймать беса. А ты вместо этого угодил в его ловушку! Людской правитель не предал бы тебя, ты бы не поймал серебряную пулю в спину, да и девушку не сожгли бы, не встрянь ты в их жизнь. Твою башку от серебряной гизармы палача уберегло именно изгнание. Я спас тебе жизнь. Не благодари.
Алат нахмурил брови и стиснул челюсти:
- Я не просил у тебя жизни! А теперь ты прибыл взыскать долг.
Шаман вздохнул – тяжко и с печалью. В такие минуты он действительно чувствовал себя старым. Волколюд устало порылся в одном из многочисленных внутренних карманов плаща, и с шумом выложил на стол объемный конверт.
- Тут два разрешения: на проход в Тринадцатую и снятие твоих печатей, - указал когтистым пальцем Суморок на три серебряные серьги в остром ухе собеседника. - Сделаешь работу - тебе вернут титул и право на переходы по Тропам. Тебе вернут… свободу. - И уже вставая, ворчливо добавил:
- Раз ты доселе не понял, в чем именно она заключается.
Волколюд шел с высоко поднятой головой, энергично шаркая когтями по железному полу Артели. Свой посох он держал на весу, небрежно им покачивая. И лишь оказавшись за пределами девятого острова, шаман замедлил шаг и ссутулился. Потом остановился и, прижав уши, тоскливо оглянулся на громаду Артели.
Одинокое сизое облако наползло на Остров Мастеровых, поглотив часть моста, по которому только что прошел Суморок .Пограничники уже прибыли и оцепили Рамовую Площадь. Они ждут его распоряжений. И, как всегда, это гнало его прочь от всего, что дорого. Постояв еще немного, шаман привычным пружинистым шагом направился к Центральному Мосту. И лишь на посох теперь он опирался чуть сильнее, чем обычно…
Алат же покинул мастерскую, когда луна почти достигла зенита. Впервые за долгий срок он беспрепятственно пересек мост, не ощутив барьера. Не вспыхнули печати на серьгах, боль не пронзила тело... Бывший Хранитель бесшумной походкой разведчика шагал по мосту прочь от Девятого Острова.
В полночь он поднялся на Рамовую Площадь. Таким тихим и пустым волколюд это место еще не видел. Лишь пограничники Суморока да городская стража молча стояли на страже по периметру. Алат стал перед Рамой, при виде которой его кинуло в жар. Он любил и ненавидел ее так же, как и мир по другую сторону ее обода.
Выдохнув, волколюд потянулся к левому уху и снял первую печать. Когда длинные узловатые пальцы коснулись серьги, письмена вспыхнули желтым сиянием. Но, как только печать оказалась на шершавой ладони, магический свет в бороздках гравировки погас. Руническая эмблема на древнем языке гласила: "НЕ ВЫХОДИ".
"Первый запрет снят."
Рама, словно ожидала этого момента: руны на ней вспыхнули ярче, а пространственная воронка в морионовой пасти завертелась сильнее. Вернувшийся на Тропу пограничник выбросил серьгу через плечо и, не оглядываясь, перешагнул через обод...
4.
Вместо плавного перехода в открытый мир, Алат внезапно очутился посреди маленькой детской комнатки. Волколюд огляделся. Небольшой письменный стол, стопка тетрадей и настольная лампа на нем; стульчик, с повисшим на его спинке портфелем; кроватка с разворошенными цветными одеяльцами. Многочисленные книги пестрели красочными обложками. Игрушки же густо населяли полки и просто валялись вокруг."И нет окон. Больше похоже на темницу для пленной княжны."
Человеческое дитя, кудрявое и черноглазое, ютилось на кровати. Девочка увлеченно рисовала что-то в толстом альбоме. Без тени страха она подняла на Алата большие темные очи.
"Сто лет в Кэлумпне... многое могло измениться... Но не детская непосредственность."
Алат с любопытством поглядел на девчушку.
- Привет. - ребенок широко улыбнулся, и на пухлых щеках проступили милые ямочки.
Неловко усмехнувшись в ответ, Алат спросил:
- Я посреди комнаты появился из ниоткуда. Не боишься?
В ответ отрицательно замотали головой. Алат продолжил:
- А старшие дома?
Малышка как-то враз поникла и затравленно посмотрела на закрытые двери. Объемный альбом она прижала к себе так, словно хотела за ним спрятаться:
- Я тут одна.
Волколюд проследил за взглядом ребенка, подошел к двери и тронул ручку.
"Заперто. Коль тут есть люди, незаметно они не войдут. Остальное решаемо. Но почему я здесь? И где именно?"
Отходя, Алат на что-то наступил: плюшевый розовый дракон грустно уткнулся мордочкой в пол. Его потешный зеленый чуб скрепляла заколка в виде бабочки, усыпанная стразами. Алат осторожно подобрал игрушку. Рассматривая, он повертел ее в руках.
- Как тебя звать, малыш? - бережно сажая игрушку на кровать, спросил он ребенка.
Девочка, обхватив тоненькими ручками альбом, все это время молча наблюдала за гостем. При первом же звуке его глубокого голоса она оживилась, словно синичка в лучах восходящего солнца.
- Я Нина! А тебя зовут Алат.
Волколюд склонил набок голову и вопросительно посмотрел на Нину.
- Я тебя знаю. Да - да! Ты из волчьего племени. Из тех волков, что бегут по радуге. Вы зовете такие переходы Тропой. Я очень ждала тебя. Правда! Ты мне нужен!
В подтверждение своим словам девочка достала из альбома рисунок, где, серые и коричневые волки бежали по радуге между двумя сверкающими кольцами.
- Эти волки стерегут мост, по которому можно ходить не каждому. А строишь мосты ты!
Переводя недоуменный взгляд с ребенка на рисунок и обратно, Алат сел на пол скрестив ноги. Девочка подвинулась к нему ближе и вытащила еще один лист.
Волколюд посмотрел на несколько повисших в небе земляных глыб, увенчанных разноцветными домиками с кручеными дымоходами. Спиралевидные мосты скрепляли парящие в воздухе островки между собой. Еще несколько часов назад Алат видел этот пейзаж из окна своей Артели.
-Мне снятся очень красивые сны. Эта страна часто снится тоже. Видишь? - Нина указала пальчиком на остров, над которым застыли разноцветные кольца. - Из этого места можно попасть куда пожелаешь. Мама удивилась, когда однажды я рассказала ей, что мне снится. А папа был почему-то недоволен. Он говорит, что ему никогда ничего подобного не снилось. И думает, что со мной что-то не так. Они с мамой часто ссорятся из-за этого.
Малышка снова вытащила бумагу и развернула изображением к Алату. У нарисованной там фигурки оказались четко обозначены белая кожа, графитного цвета длинные волосы и яркие оранжевые глаза. Узнаваемо была прорисовала и кожаная броня пограничников, с осеребренными щитками и заклепками.
- Я тебя нарисовала тоже - посмотрев прямо в глаза волколюду, констатировала девочка. - Только ты не можешь призывать оружие, когда в таком виде. Поэтому ты и сейчас без него.
Нина покосилась на пол у стола, словно указывая на что-то. Прямо за стулом Волколюд увидел черепки разбитой посуды. Меж осколков веером рассыпаны разноцветные палочки. Алат провел рукой по осколкам, однако ощутил под ладонью лишь полированные доски. По спине пробежал холодок от внезапно осенившей догадки:
"След свершившегося несчастья!? Это не мир людей, а пространство одного конкретного человека. Предсмертное пространство. Хм. Ни одна Тропа ни от одной рамы не может привести в такое место!"
Из-за спины раздался тихий голосок:
- Это случилось ночью. Все, что ту тесть - держится на воспоминаниях. А окон нет, потому что мне страшно заглядывать в Пустоту вокруг. Но уже наступает время, когда мне нечем наполнять все. Когда я упала, и ничего не видела, и не запоминала дальше.
- Что случится потом?
- Безликая придет за мной. Сначала она мне тоже снилась. Но потом стала появляться в дверях дома где мы с мамой и папой живем. По-настоящему появляться. Мне никто не верил. Когда она пришла в последний раз, - я упала.
"Отсюда лишь один путь - в страны духов. Ладно, кроха, раз я тут, мы пойдем до конца. О том, почему ты видишь то, чего не должны видеть люди, подумаю после. Если вернусь в Кэлумпне"
Без лишних слов и раздумий, Алат снял с уха печать, сдерживающую его способности. Рунический символ "НЕ БУДЬ СОБОЙ"вспыхнул синим светом и тут же погас.
Окутанный серебристым туманом, волколюд постепенно менялся до тех пор, пока перед Ниной не предстал огромный волк. Только шерсть его оказалась слипшаяся, словно вывалянная в свинцовой пыли. В груди его зазвучал глубокий голос:
- Возьмешь меня за шкуру у шеи и крепко держи. Ни в коем случае не отпускай. Я пойду рядом и буду твоей опорой. Но помни - только от тебя зависит, выйдем мы или навсегда останемся.
- А без этого никак нельзя? - жалобно заскулила Нина. - Я думала, ты спасешь меня!
Волк выдохнул, пошевелил ушами. Потом, по-собачьи вильнув хвостом, осторожно нырнул головой под руку девочки. С мягким блеском в янтарных глазах заглянул в испуганное личико. Прижал уши и растянул губы в подобии улыбки. Нет, он не умел утешать детей - он всего-навсего делал, что мог:
- В борьбе со страхом есть только один путь - к нему навстречу. Я спасу тебя лишь если ты позволишь. Другого пути, кроме как через владения Безликой, у нас нет. У нас обоих. Даю слово - я буду рядом! Ты со мной?
Стены комнаты пошли крупной волной. Двери поблекли, потрескались и покрылись густым слоем зловонной плесени. Затем с истошным скрипом распахнулись, уводя в бесконечно длинный бледный коридор. Оттуда веяло холодом.
Нина ухватилась за шерсть на шее волка и сильно к нему прижалась. В нос девочке ударил тяжелый запах металла, но ее это отнюдь не заботило. Алат источал тепло. Переглянувшись, они шагнули через изъеденный гнилью порог.
5.
Холод с лютостью истощенного голодом зверя жадно вонзился в тело, как только Нина очутилась по ту сторону двери. В узком коридоре царил бледно-голубой полумрак. Стены будто сдавливали, Нине показалось, что она снова задыхается. Панику предупредило ощущение тепла: справа неслышно шагал волк. Но теперь он выглядел не крупнее овчарки: видимо, окружение как-то по-своему давило и на него. Девочка, глубоко вдохнув холодный спертый воздух, сильнее сжала пальчики на мохнатом загривке зверя.
На бледных стенах с шипением зашевелилась плесень, проедая их и порождая в них множество дверей. За спиной внезапно раздался неестественно шелестящий детский голос:
- Добро пожаловать!
Нина вздрогнула, когда перед ней резко появилась до боли знакомая девочка в чистеньком платьице и аккуратно уплетенными косами. На этот раз у нее все же имелось лицо - кругленькое и бледное, а глаза черны, словно безлунная ночь. Нине показалось, что она в зеркало смотрит. Только ту, что была напротив, отличала притаившаяся в детских чертах неистовая жестокость.
- Идем, я покажу тебе своих кукол. Мне так хочется поиграть! - и растянув рот в наиграно приветливой улыбке, Безликая распахнула перед Ниной одну из заплесневелых дверей.
В глаза ударил яркий свет, а впереди открылся просторный зал. Огромные хрустальные люстры играли разноцветными бликами на переполненных яствами длинных банкетных столах. Красивые люди в роскошных нарядах кружились в танце, наслаждались трапезой или просто стояли у толстых мраморных колонн группами, непринужденно беседуя.
В лицах каждого из них Нина узнавала какую-нибудь знаменитость, из тех, кого знает каждый. На удивление в этой сияющей толпе оказались даже несколько одноклассниц, которых девочке не раз ставили в пример и говорили равняться.
Не переставая приторно улыбаться, Безликая с наслаждением рассматривала каждого из присутствующих:
- Выбирай! В кого ты хочешь играть? Надевай любого. Они все прекрасны!
Нина остановилась, поковыряла носком желтой туфельки сверкающий мозаичный паркет. Крепче стиснула пальцы на шкуре поблекшего, почти незаметного рядом, волка:
- А я могу поиграть за себя? Я себе нравлюсь, какая я есть - зачем мне чужая роль?
Секундная судорога почти изуродовала бледное лицо, в бездонных глазах сверкнула ярость. Но, опомнившись и вновь натянув на себя приторную улыбку, Безликая продолжила увещевать ласковым голоском:
- Это же скучно! Ну, есть ты - маленькая и серенькая. Зачем быть собой, если есть такие возможности? Можно одеть красивое платье и выглядеть совсем по-другому. Ты можешь выбрать чью угодно роль. Играть кого угодно. Это же легко - ты заведомо знаешь, чего достигнешь.
Нина упрямо ковыряла туфелькой паркет и до боли в суставах сжимала шкуру волка:
- Я не хочу играть роли. Я хочу быть собой!
В этот раз Безликая почти позеленела и стиснула челюсти так, что скрежет услышала стоящая рядом Нина. Когда ядовитый оттенок схлынул с искаженных злобою черт, хозяйка банкетного зала в третий раз обратилась к девочке медовым голоском:
-Эти лица уже имеют свою форму. Завершенную и совершенную. Зачем искать новые? Они всего добились и знают, как это сделать. Это же так легко - пройти путем который уже известен!
Нина ощутила спазм в горле. Ее снова что-то душило. Волк почти растворился: все что осталось, это призрачный силуэт и тепло его тела. Но даже теперь девочка не разжала пальцы. Она топнула ножкой по паркету, обеими ручками обхватила прозрачную шею Алата, и закричала что было сил:
- Мне не нужны чужие лица - у меня есть свое собственное! Я отказываюсь быть похожей на кого-то! Я хочу быть собой! Алат! Помоги мне! Я ХОЧУ БЫТЬ СОБОЙ! - чем сильнее кричала девочка, чем тверже становилось ее желание сохранить себя, тем больше увеличивался и плотнел волк. Ее уверенность и стремление питали его, наполняя силой и возвращая былую мощь.
От отчаянного детского крика все вокруг содрогнулось. Мраморные колонны затрещали и задрожали. Паркет, только что глянцевый и красивый, пошел волной, почернел и ощетинился сотнями острых полусгнивших досок. С жалобным звоном бьющегося стекла рухнули на столы и разлетелись вдребезги хрустальные люстры.
Прекрасные лица окружающих исказились, как смятая пальцами глина. Чернея, люди оплавлялись, словно огромные свечи. Продолжая двигаться, они издавали истошные гулкие вопли, наполненные ужасом и болью. И, не прекращая завывать, потянули оплавленные обрубки рук в сторону Нины.
- ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ ЖЕЛАТЬ! УБОГОЕ НИЧТОЖЕСТВО! - теряя примеренное лицо и обнажая огромную пасть, вопила Безликая, - Я оказала тебе великую честь, дарила тебе своих кукол! Свои лучшие наряды! А ты отказалась их одевать?! Неблагодарная, бессовестная девчонка! Я СОЖРУ ТЕБЯ И ТВОИ ЧАЯНИЯ. ТЫ БОЛЬШЕ НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ПОЖЕЛАЕШЬ САМА!
Вибрируя в такт рвущему слух крику, тени вокруг неприятно зашевелились. Заиграли всевозможными оттенками чернил. Потоками, наполненными мириадами черных опарышей, с неприятным шелестом потянулись они к потемневшему силуэту Безликой.
Окончательно восстановивший себе плотность и силу, Алат напряженно следил за передвижением червивой субстанции, поглотившей хозяйку банкетного зала. Живая масса росла и собиралась перед ним в некое подобие фигуры. В недрах ее кишели, сменяя друг друга, десятки безглазых и безгубых масок. В них угадывались лишь условно правильные, одинаковые черты. Нина отчаянно закричала, от ужаса девочка бросилась под ноги волку. Алат закрыл ее от угрозы всем телом:
- Что бы ни случилось - не переставай повторять то, что трижды сказала Безликой! Если твоя вера дрогнет - мы оба погибнем! Я могу тебя защитить, только продолжай верить!
Нина энергично закивала головой, давая понять, что усвоила сказанное. Потом обхватила руками лапу волка, сильно прижалась нему и уткнулась личиком в пропитанную свинцовой пылью шерсть.
Вокруг все вертелось и билось в конвульсиях. Колонны с грохотом оседали одна за другой, проламывая в полу черные дыры, уводящие в гулкую пустоту. Разбросанные повсюду яства, роскошные гобелены и отчаянно воющих кукольных пустышек Безликой с отвратительным шелестом разъедала черная зловонная плесень. Алат и Нина стояли посреди хаоса на одном из кусков уцелевшего пола.
Раздался холодный, как лезвие убийцы, смех. В постоянно меняющемся силуэте зазвучало омерзительное троеголосье:
- ВЕРА?! КАКАЯ ОПТИМИСТИЧНАЯ ИЛЛЮЗИЯ! ХРУПКА, НАИВНА И ГЛУПА. ТАК ПРИЯТНО СЛЫШАТЬ ХРУСТ И СДАВЛЕННЫЙ УДУШЬЕМ СТОН В МОМЕНТ ЕЕ ГИБЕЛИ!
Безликая с воплем радостного предвкушения червивой лавиной обрушилась на Алата. Волк пригнулся, задрал морду и из пасти его, вместе с заклинанием, вырвался сноп света. Серебристой полусферой он окутал девочку и крохкий кусочек пола под ней. Алат ловким прыжком ушел от удара на другой висящий над пустотой островок.
Безликая наскочила на магический купол и с шипением отпрянула, оставляя после себя след из тлеющих и дымящихся червей. Грозно рявкнув, Алат оскалился, обнажая огромные клыки:
- Она защищена! Чтобы добыть ее, тебе придется убить меня. Но пока есть хоть кто-то, кто в меня верит - ты обречена!
Вновь обозначившийся высокий силуэт заиграл тысячей масок в такт ехидному смеху:
- У тебя самого веры в себя нет. И жалкий плач нелюбимой и непринятой девочки тебя не спасет. Кто вы оба? Отщепенцы! Уникальны своей убогостью и неумением жить как другие. Ты ведь уже пробовал однажды положиться на веру людей, Алат. - Безликая задрожала от удовольствия и, придвинувшись ближе, с нажимом добавила: - Вера человека, как пламя на лучинке.
Алат вздрогнул и прижал уши. Из глубин памяти прогремел выстрел, а грудь пронзила жгучая боль, напоминая о полученной некогда пуле. Перед глазами всплыло мутное видение: огромный костер и девушка привязанная к столбу. Несчастная еще кричала, когда тело ее почти полностью изъел огонь, не оставляя ни единого клочка кожи.
Последняя серьга-печать налилась ярким красным пламенем, причиняя Алату нестерпимую боль.
- Безууууумие! - смакуя слово потянул силуэт. - Какая прелесть!
«Потерять рассудок вместе с тем, кого полюбил? Только не это!». Алат стиснул зубы и застонал.
Пользуясь замешательством волка, противница выпустила в него щупальца-копья. Яростно подрагивая всем клубящимся и перетекающим телом, она наносила удар за ударом:
- Глупый вшивый пес! Предал стаю, предал законы, нарушил запреты. Своей привязанностью погубил человека!
Безликая гоняла Алата по островкам уцелевшего пола, нанося все более точные и сокрушительные удары:
- Как крыса, забился в угол на удаленном островке Междумирья, под гнетом наложенных запретов. И винил во всего шамана, который был тебе почти как родитель! Винил в том, что тот не дал тебе умереть. Что тебе подарили возможность жить и все исправить.
Новый удар проломил стену в нескольких сантиметрах над волчьими ушами.
-Ты правда думаешь, что можешь помочь этому маленькому комочку убогих детских грез?!
Задевшее волка щупальце, словно пролитая кислота, разъело ему часть шкуры на спине. Воздух наполнился смрадом гниющего на живом теле мяса. Алат взвыл, но продолжил движение.
- Из поколения в поколение, от родителей к детям я буду по унции в их душах поглощать то, что тянется к мечте. Я живу до тех пор, пока есть те, кто готов предать себя истинного ради чего-либо!
Новый удар чуть не проткнул насквозь: черное склизкое копье прошло в сантиметре под грудью.
- Люди очень удобные существа. Они сами с радостью растаптывают то, что наиболее ценно. Как ребенок, из жажды познания забивающий камнем синицу. Их к этому нужно лишь чуточку подтолкнуть трудностями, тревогой или разочарованием.
Тело Алата, истязаемое печатью, переставало слушаться. Его крутило судорогами, а голову пронзала боль настолько сильная, что мутнели взор и рассудок. Серьгу нужно было снять, но он не мог это сделать сам.
Нина, сжавшись в комочек под волшебным щитом, как молитву, повторяла про себя "Я хочу быть собой". Но мерцание серебристого купола все равно гасло. Безликая яростно преследовала волка, швыряя в него вместе с копьями до жути злые слова. Она хотела поглотить его.
"Нет! Алат - мое творение! Он должен выжить!"
Крепко стиснув кулачки и разбежавшись, девочка вышла из гаснущей сферы, и с замиранием сердца перепрыгивая провал за провалом, устремилась к волку.
Безликая с остервенелым шипением развернулась в сторону Нины. Алат воспользовался моментом и из последних сил гаркнул второе заклинание. В червивый силуэт противницы полетел сгусток света, обугливая все, чего на ней касался.
"Это ненадолго..." - мелькнуло сожаление, и Алат рухнул к ногам оказавшейся рядом Нины:
- Серьга в левом ухе - простонал волк, - Сними и выбрось прочь.
В тонких пальчиках печать в последний раз полыхнула красным цветом, отскочила от края провала и улетела в темную бездну. С наступающим облегчением к Алату вернулись и мысли: рунический символ гласил "НЕ ЛЮБИ".Этот запрет он наложил на себя сам. Добровольно. Но снять его в одиночку попросту невозможно. Он это знал.
Червивая плоть Безликой, перетекая словно ртуть, собиралась воедино. Алат с трудом поднялся, зарычал и широко расставил лапы, преграждая врагу путь к девочке. Свинцовый налет отслаивался от его шкуры, обнажая сияющую платиновую шерсть. Волка окутал серебристый туман. Безликая, вобрав в себя последний оторванный ошметок, разжатой пружиной кинулась на противника. Трансформирующему волколюду ничего не оставалось, как ринуться навстречу.
Противники закружились в ужасающем танце, где каждое па могло стать последним. Не останавливаясь ни на мгновение, Алат завершил превращение. Серебристый туман развеивался при каждом новом ударе.
Очень высокий, крепкий и подвижный волколюд с шерстью ровного, серовато-белого цвета, насмерть сцепился с врагом. Пружиня на двух сильных полу волчьих, полу человечьих ногах, он искусно отражал сокрушительные атаки Безликой. Призванная волей освободившегося хозяина, гизарма сияла лунным светом. С каждым касанием оружие опаляло разъяренную противницу все сильнее.
-Ты вечна - это правда. Но всегда будут те, кто откажется с этим жить. - отразил еще один выпад- Душа этого ребенка выстояла. Как и моя собственная, - и оскалившись, добавил: -Уйди прочь!
Безликая обрушила на волколюда всю оставшуюся мощь вместе с уцелевшей колонной. Алат с трудом ушел от двойной угрозы, кое-как выиграл дистанцию и изверг из себя третье заклинание. На ходу добавил к нему сложную комбинацию с гизармой, словно замешивал ею пространство. В воздухе вспыхнул серебром символ, который мгновенно был послан в Безликую. Этой атаки противница отразить не успела.
Все вспыхнуло. Ослепляющий свет поглощал, сжигал и вытеснял тьму сотканного Безликим Призраком пространства. Нина вскрикнула и полетела куда-то вниз. Протянув к ней могучие руки, Алат устремился следом...
***
Волколюд крепко прижимал девочку к себе. Обнявшись, они плавно кружили в бесконечной пустоте. Может мгновение, а может быть вечность. Только теперь эта пустота не казалась Нине холодной или пугающей. Она слышала, как в широкой груди Алата бьется могучее сердце. Ей было хорошо и спокойно. И очень тепло...
6.
Нина очнулась под ритмичный сигнал аппарата жизнеобеспечения. Первое, что она увидела - белый потолок больничной палаты. Он раскачивался. Девочка снова прикрыла веки - от игры еще не до конца вернувшегося восприятия ей стало не по себе. До слуха доносились голоса - мамы. папы, и еще чей-то:
- …Гипервентиляционный синдром, а простыми словами - дыхательный невроз. Случаи с комой очень редки, но ваш именно таков. Сейчас она пришла в себя и состояние стабилизировалось. Я могу порекомендовать хорошего невропатолога...
Еще какое-то время взрослые говорили, потом Нина услышала шаги и скрип двери палаты. После небольшой паузы раздался голос матери:
- Я говорила, просила тебя - не дави на нее. Я тебе объясняла - она не обязана быть точной копией тебя.
- Это твои дурные гены! - с презрением выпалил отец - Ребенок в школе просто юродивый. Надо в специализированную отдать, "для таких вот"!
- Что значит "юродивый"? - взвинтилась мать, - Выбирай слова в моем присутствии! Она гуманитарий!
-Гуманитарий! Их не существует! Существуют недоразвитые индивиды, прикрывающие этим громким словцом свою непроходимую лень и скудоумие. Вот что такое эти ваши гуманитарии!
Повисла напряженная пауза. После заговорила мать, и в голосе ее гремела ярость:
- Ты либо принимаешь своего ребенка таким, какой он есть, либо не мешаешь. С меня хватит скандалов, детских истерик, теперь еще и скорая. По-твоему, все что происходит - нормально? Ты довел ребенка до невроза своим "воспитанием".
Отец кричал:
-Когда меня растили, у меня была железная дисциплина, регулярный спорт и в школе я был круглым отличником! Для меня не было разницы между литературой и математикой! Я не добился бы в жизни своего положения, если бы не мой отец и его строгость. И никаких припадков! Был бы это мальчик, все было бы иначе!
-Положение!? По-твоему, быть тем, кто помогает людям лгать самим себе в зеркало - это положение? Пока ты работал в военном госпитале и помогал людям избавляться от увечий, я тебя уважала. Но когда ты сделал свою клинику и там стал зарабатывать деньги на силиконе и ботексе для обывателей, я потеряла человека, за которого вышла замуж! Убирайся!
- Не понял?
- Ты все правильно понял. Из моей жизни - убирайся! Тебя не устраивают мои гены, и ребенок которого я тебе родила - пошел вон! Я не хочу превращать жизнь моей девочки в пытку ради твоих амбиций и иллюзорной семейной целостности!
Нина знала, когда отцу нечего ответить, он впадает в немую ярость. Сейчас эта ярость повисла в воздухе свинцовой гирей. Ребенок ощутил эту тяжесть каждой клеточкой, она словно утягивала в какую-то темную пропасть.
Яростное шипение заставило девочку вздрогнуть:
- Возомнила, что далеко на своих снимочках уедешь?! ДУРА! Ты еще очень пожалеешь об этом. И приползешь ко мне, голодная и ободранная. А я тебя не пущу обратно! Будешь сдыхать с голоду вместе со своим выродком.
Послышались резкие шаги и громкий хлопок дверью.
До слуха ребенка донеслось тихое всхлипывание.
Девочка притворилась спящей...
***
Нина собирала вещи. С момента событий в больнице прошло несколько недель. Папу она с того времени больше не видела.
Когда ее выписали, они с мамой сразу уехали к дедушке. Его уютный небольшой домик скромно притаился на окраине живописного частного микрорайона. Рядом была и школа, довольно маленькая, не престижная, но зато дешевая. До пенсии дедушка преподавал там физику. Сейчас эту должность, с теплыми воспоминаниями о своем учителе, занимал его ученик.
Но сегодня, выбрав день, когда отец был на работе, Нина и Тамара приехали в свой бывший дом, чтобы собрать вещи. Больше они сюда не вернутся.
Нина методично укладывала рисунки и художественные принадлежности по коробкам.
-Малыш! Как ты тут? - улыбаясь, заглянула в комнату Тома.
Девочка молча заклеила предпоследнюю коробку скотчем и посмотрела на маму. Тамара взяла с кровати розового плюшевого дракона и присела рядом на стул. Поправила прически: сначала дракону, потом Нине. Снова улыбнулась. Малышка виновато глянула на маму:
- Мама, со мной и правда что-то не так? Я родилась ненормальной, и вы разошлись из-за этого?
- Нет милая. Просто мы с папой на проверку оказались очень разными людьми. До невозможного разными. Такое бывает, и это всегда очень больно и сложно. Ты тут ни причем.
- Тогда почему папа от меня отказался?
- Нина, люди ошибаются. Нам всем это свойственно. Иногда эти ошибки приводят к уродливым последствиям. Он допустил ошибку. Но и я тоже... - Тома тяжело выдохнула - знаешь, чему я была бы рада, пока ты взрослеешь? Чтобы ты была собой. Наши мысли - это сила. Они помогают нам создавать наш собственный мир. Пользуйся ими в созидательном ключе. Иначе...
- Иначе будет как с папой?
- Я не хочу тебя обманывать. То, что случилось - это очень плохо. Я думала, что поступаю правильно. Сначала, когда выходила замуж, потом, когда ... - женщина сделала паузу, чтобы сдержать подкатившие слезы - когда подала на развод. Лучше не стало ни в том ни в другом случае. И это моя ошибка. Моя жизнь. Мне отвечать. Что делать - живу, как умею...
Тома посмотрела на дочку. Девочка вдумчиво глядела на маму, честно пытаясь вникнуть в глубину происходящего.
- Никогда не оглядывайся на то, как живут другие - это их жизни, их правда и их ошибки. Научись жить по-своему, но не причиняй своей жизнью боль другим людям. У меня не получается. У папы, к сожалению, тоже. Если у тебя это получится - ты будешь счастлива. Во всяком случае, я надеюсь на это.
Нина несколько минут обдумывала сказанное мамой, потом спросила:
- Это называется поговорить по душам?
Тома опустила взгляд на дракона, которого по-прежнему вертела в руках. Машинально перебирая его зеленый чуб, она ответила:
- Да. Именно так. Когда говоришь по душам - лгать нельзя. Правду же говорить, - не всегда, но часто, - сложно. А где-то даже больно. Вот люди и молчат. Замалчивают ее годами. А потом их просто не становится рядом. И все это - молча...
Вставая, Тамара отдала игрушку Нине. Мать и дочь крепко обнялись. Тома ласково поторопила:
- Собирай, что осталось. Дедушка звонил: он уже приготовил стену в гостином зале чтобы развесить твои рисунки.
Фломастеры так и лежали все это время на полу, среди черепков разбитой вазочки. Тома задержала на них взгляд: что-то блестящее привлекло ее внимание. Женщина наклонилась, и подняла с пола широкую серебренную серьгу, сплошь укрытую странной резьбой, с крупным неизвестным символом по центру.
- Нина, что это?
Девочка замерла. Она вспомнила, как Алат снял серьгу в ее комнате ,когда они оба были в Пустоте. Но за эти недели и сама она стала думать, что случившееся ей снилось.
- Мам, обещай, что если я расскажу, ты мне поверишь!
7.
Волколюд шагнул навстречу Кэлумпне. Платиновая шерсть заиграла яркими бликами в лучах восходящего солнца. Город встретил его уже привычным гомоном и сверканием тысяч сказочных огней. Алат вдохнул наполненный калейдоскопом пряных ароматов утренний воздух. Несмотря на то что Кэлумпне некогда был местом его ссылки, он умудрился его полюбить.
Как только пограничник вошел в Междумирье, письмена на черном ободе в последний раз вспыхнули и сразу погасли. Тяжелое каменное кольцо с лязгающим шумом вошло в стальные пазы, плотно вмонтированные в мраморный пол. Тринадцатая Рама закрылась.
Суморок ждал его. При виде Алата в исконном, свободном от печатей виде, старый волколюд удовлетворенно склонил голову набок.
Двенадцать Рам разом вспыхнули и воспарили над Площадью. Двенадцать Троп в иные миры. И все они были для Алата открыты.
- Я чувствую, что ты и Край теперь нераздельно связаны. - Суморок достал из внутреннего кармана плаща амулет из морионова камня на серебряной цепочке. - Хранителем Тринадцатой Рамы можешь быть только ты. Но, тебе решать, принимать это или нет.
- По ту сторону остался некто для меня очень важный, Суморок. Да! Я волк с собачьим сердцем. Люди мне дороги. Но я по-прежнему - пограничник. Это моя кровь. Как и корни древа, от которого тянется веточка моей жизни. А в остальном: до тех пор, пока морионов обод холоден, буду строить мосты во всех Двенадцати Мирах. - и улыбнувшись, добавил - я давно мечтал об этом.
Алат принял амулет и сам застегнул цепочку на могучей шее.
- Ремесло - достойное и благородное дело. А с любящим сердцем и умелыми руками оно становится искусством. - Суморок оглядел Рамовую Площадь, - Любить свое дело, быть в нем собой и выходить из мастерской на свежий воздух иногда. При этом - хранить глубоко в сердце то, чего лишь ты можешь коснуться. И правда, что может быть лучше? - и, подумав немного, добавил:
- Я всегда в это верил во всяком случае.
Алат улыбнулся, прижал уши, и став на одно колено перед стариком, низко склонил массивную голову. Шаман прищурился, словно лишь глазами улыбнулся. Мягким касанием положил сухую когтистую пятерню на крепкое плечо воина.
***
Как и сам город, Артель Мастеровых кипела деятельностью. Алат вспомнил, как вдохнул жизнь в заброшенную кузню, когда оказался заключенным на Девятом Острове. Это место стало его собственным миром, где он был свободен, не смотря на печати. Днем он строил мосты, а по ночам создавал легенды, застывшие в витражах.
У всех есть свои тайны. Эта - была его собственной. Волколюд с упоением варил стекло, ковал вычурные основы и вправлял в них сюжеты давно минувшего прошлого, и возможно, вероятного будущего множества миров.
Войдя в помещение стекловарни, он отпер одну из смежных кладовых комнат, и оглядел свои витражи.
С одного из них, скрупулезно вылепленная стеклянной мозаикой, заключенной в тонкую серебристую паутину кованного остова, на Алата смотрела девушка. Кожа ее сияла белизной, как подснежник, глаза темнели, словно предрассветные сумерки, а в руках пестрел яркими красками букет прелестных цветов.
Волколюду невольно вспомнились рассыпанные по полу разноцветные палочки в темнице Нины... И печать, улетевшая в пропасть, которую смогла снять лишь она.
"...винил во всем шамана, который был тебе почти как родитель! Винил в том, что тот не дал тебе умереть. Что тебе подарили возможность жить и все исправить."
Алат сжал в ладони амулет из морионова камня. Может быть, дело не в собачьем сердце? Может, он готов хранить целый мир ради одного единственного человека? Кто знает. Лишь время может дать ответы на вопросы. Оно всегда на них отвечает. Ему остается лишь строить мосты, варить стекло…Остается лишь … верить...Всегда…
