Лесной царь

Славик ловко забрался в отцовскую Ниву, уселся в детское кресло, стал разбираться с ремнями безопасности. Мать суетилась у открытой двери, игнорировала Славкины: «я сам», отодвигала его ручонки.

Егор курил неподалеку, хмурился, но не лез — не хватало еще скандала. Хотя она только этого и ждала, знала, как его это бесит: парню в школу через месяц, а ему шагу ступить самостоятельно не дают. Давя раздражение, он сделал последнюю затяжку.

— При ребенке не кури!

Ну вот и началось! И голос такой отвратительный, словно локтем под ребра.

— Не буду, — отрезал он.

Прошелся вперед, окинул двор скучающим взглядом: каменный мешок, все пространство машинами заставлено — не развернуться, не продохнуть. Год, как он здесь не живет, а ничего не изменилось: из окна третьего этажа хрипит блатняк, баба Валя с Антониной Никитичной на лавке у подъезда моют кости воображаемым проституткам и наркоманам, а заодно и ему: «козлу, бросившему Ленку с ребенком, да она сама виновата…». Жирные, обнаглевшие голуби отбирают объедки у затравленного, худого кота. Из мусорного бака порывом ветра выдуло пакет, протащило по пыльному асфальту, покружило в воздухе и понесло эту дрянь прямо на него, чуть не в лицо. Еле увернулся.

— Все. Поехали!

Он не собирался больше торчать здесь ни минуты. Ленка пошла в атаку:

— А меня ты спросил? Лично я против вашей поездки в лес!

— Ну, ма-ам! — заныл Славик.

— Не лезь, когда взрослые разговаривают!

Мальчишка надулся, уткнулся в телефон.

Она подошла вплотную к Егору.

— Ты вообще меня слышишь?

Тот поморщился: видятся только на выходных несколько минут, а она попрежнему умудряется давить, цеплять, прогибать!

— Слышишь?!

— Не глухой! Послушай и ты. Это — мой день, и я буду проводить его с сыном на свое усмотрение. Он и так у тебя все лето в городе торчит. Дай нам воздуху глотнуть.

Егор проверил ремни на кресле Славика, сел за руль, завел двигатель.

Все это время она несла чушь про аллергию, клещей, когда ляпнула, что они заблудятся, он засмеялся. Подражая отцу, хихикал и Славик. У Егора отец егерем был, он в лесу вырос, и она прекрасно знает, что там ему лучше, чем в городе. Там он словно становится самим собой, а здесь все время приходится подстраиваться вот под таких, как она.

— Все, давай, суши мозг своему… — он не договорил, хлопнул дверью и нажал на газ.

— Пока, мам! — крикнул Славик, не отрываясь от телефона.

Егор видел в зеркало, как Ленка сделала несколько шагов вслед за машиной, хотела помахать, наверное, по привычке, но опомнилась, обхватила себя руками. Противно засосало под ложечкой. Да пошло все! Их ждет чудесный день на природе.

***

— Пап! А мы не заблудимся?

«Ну вот, — досадовал Егор про себя, — заморочила ребенку голову, так всякие комплексы и появляются.»

Ответил как можно непринужденнее:

— Да ты что, Славик, где тут блудить-то? Не лес, а парк.

Ребенок уже безо всяких опасений выскочил из машины, громко хлопнул дверью. Отец набрал воздуха, чтобы прикрикнуть, но передумал: в следующий раз, забывшись, пацан хлопнет снова, и зачем портить настроение?

А настроение было отличное. Обломком сосновой ветки Славик поддевал прикрытые хвоей шишки. Они выстреливали вверх, и вокруг разлетались бурые высохшие иголки и кусочки коры. Каждый такой запуск Славик сопровождал протяжным: "Пиу-у!" Продолжительность звучания напрямую зависела от полета шишки.

«Вот и занятие на весь день, — улыбался в душе Егор. — За грибами можно не ходить.»

Пока малыш развлекался, отец достал из багажника корзину, взял рюкзак, аэрозоль.

— Па, а ты телефон будешь брать?

— Кому звонить-то будем? Грибам?

Мальчишка расхохотался.

— Ха! «Грибам!» Алло! Это гриб? Выходите скорее, мы вас давно ищем!

Егор закрыл машину. Пикнул сигналкой.

«Телефон ему… — усмехался он про себя. — Сейчас прямо! От игр не оторвать.»

— Ну что, по грибы? — обратился он к сыну.

— По грибы!

Мальчишка вприпрыжку поскакал вперед.

— По… грибы… по… грибы…

Слова подпрыгивали вместе с малышом.

— Погрибыпогрибыпогрибы… — эхом неслось по лесу.

Отец шел не спеша, улыбался.

— Пап! — Славик остановился, хитро прищурился. — По грибы — пОгребы. Понял?

— Понял, только погреба.

Но парнишка уже умчался вперед, тараторя без умолку. Эта была их игра: если много раз повторять слово, оно теряет привычное звучание, начало и конец сливаются, меняются местами. Обычно выходит абракадабра, а тут уж совсем новое, с даже другим смыслом. Хотя, почему с другим? Погреб… От этого слова веет холодом, пахнет сыростью, землей, а грибы — прячутся, хоронятся.

Он так глубоко ушел в раздумья, словно выпал из реальности. А когда опомнился, Славика нигде не было. Егор остановился, огляделся. Лес хорошо просматривался, но сына не было видно.

— Славик! — протяжно позвал он.

Мальчик не отвечал.

— Что за черт!

Егор сделал несколько быстрых шагов вперед, с ужасом понял, что понятия не имеет в каком направлении бежать. Он крутился на месте, вглядываясь в пространство между деревьями.

— Сын! — кричал он во все горло.

Только эхо.

Егор замер, кроме лесного шума и звона в ушах — ни звука. Голова шла кругом.

— Славка! — заорал он, что есть мочи.

В нескольких шагах лесной настил ожил, зашевелился, обретая контуры маленького тельца: Славик подловил момент, озорничая, растянулся на земле вниз лицом, затаился, а теперь, перевернулся на спину.

— Ага! Купился! — хохотал он в лицо отцу.

Егор сгреб пацана в охапку. Из-за пережитого волнения ему захотелось встряхнуть шалуна, чтобы дурь вылетела, но глядя на светящееся радостью личико, только прижал сынишку к себе покрепче. Славка прекратил хохотать, почувствовал неладное:

— Сердишься, да? Я просто хотел проверить свою камуфляжку.

Только теперь до Егора дошло, какой он сам идиот: переодеть ребенка в новенький, только что купленный камуфляжный костюмчик, была его идея, мол, как маленький егерь, все дела… Вот и вышел номер. Он потрепал сына по голове:

— Хорошая камуфляжка!

Нудеть, что прятки в лесу — дело недоброе, не стал, Славик, парнишка понятливый, сам уже сделал выводы. Даже перегиб пошел, теперь он крепко держал отца за руку. Так и шли.

— Слав, чего мы с тобой по лесу за ручку ходим? Иди сам, но из виду меня не упускай, будешь останавливаться — скажи.

— Хорошо, — мальчик тут же свернул чуть левее.

Грибы попадались, интерес не пропадал. Вдоль канавок росли молодые маслята, встречались длинноногие подосиновики. Временами приходилось выслушивать обычное детское нытье, вроде: "Папа, ты все мои грибы нашел!» Настроение поднял боровик. Заметив его издали, Егор специально замешкался, пропуская сына вперед. И тут же тишину леса взбудоражил радостный вопль:

— Пап, дай мне нож! Я сам срежу! Это я его нашел!

Отец деловито протянул складишок. Малыш повозился с туговатой пружиной, но справился.

— Грибницу прикрой.

— Знаю, а то больше грибов не найдем, обидятся и попрячутся.

— Сказки это. Грибница, такая, брат, вещь…

Но Славик не слушал, он придирчиво рассматривал гриб, взвешивал на руке.

— Пап, а можно я его понесу? Ведь это мой гриб!

— Помнешь еще, — пытался отговорить Егор. — Клади в корзину.

— Ну папа, там он с другими перепутается, и я его не найду.

— А чего его отыскивать? Грибы и грибы. Все в одной сковородке окажутся.

— Нет! — ныл Славка. — На другой пожарим, чтобы все попробовали, какой я гриб нашел.

Нытья Егор не выносил, ему слышались нотки скандала, это запускало цепную реакцию: «весь в мать».

— Что теперь, каждый гриб на отдельной сковородке жарить будем?!

— Каждый не будем, только этот. Он — царь, не будет же он вместе со своими поданными жариться-париться!

«Что у пацана в голове?! Ведь не маленький уже! А я-то чего спорю? — спохватился Егор мысленно. — Ну пусть несет, коли охота».

Получив разрешение, Славик просиял.

— Царь-Государь, позволь тебя отнести на осмотр владений, — обратился он к «его царскому величеству грибу» и зашагал маршем.

Привал устроили на поляне, где росла черника.

— Славик, не ешь пока ягоду, аппетит перебьешь.

— Не перебью, — возразил мальчик и демонстративно засыпал горсть в рот.

«Неслух! А что ждать от мамашиного воспитания? Так, стоп! Не за тем мы в лес приехали, чтобы она в голове мельтешила и все портила!» — Егор отогнал неприятные мысли, достал из рюкзака контейнер с бутербродами.

— Вот видишь, и совсем не перебил, — бубнил Славик с полным ртом.

Егор снял штормовку, разложил на мягком мху.

— Слав, приляг, отдохни, а то еще обратно топать будь здоров!

— Не хочу. Я поиграю.

У Славика была замечательная способность, если компании для игры не было, она тут же появлялась в воображении. Для игры годилось все: поваленная береза стала мостом, под которым засел Змей Горыныч, Славка потешно изменял голос с богатырского баска на гаденькое драконье шипение. Горыныч, напуганный очередной палкой-копалкой, молил о пощаде самым дурным из Славкиных голосов и предлагал богатырю дружбу на века.

Егор улегся на спину. Сквозь верхушки сосен синело августовское небо. Вспомнилось детство: дом в лесу, пес Умка, здоровенный, белый, как медвежонок из мультика. И грибы с отцом были, и черника, лежали вот так же на поляне, облака разглядывали, на что похожи. Егору тогда все самолеты да машины мерещились, отец посмеивался.

Он прикрыл глаза. Казалось, отец рядом, даже почудилось плечо под головой и запах, терпкий, дымный запах костра и «курева», ядреной «Примы».

А в конце лета мать с маленьким Егором переехали в город насовсем. Зимой отец…

— Пап, смотри! — звонкий голосок выдернул из вязких раздумий.

Сын стоял на краю поляны, вглядывался в глубину леса.

— Что там?

— Какой-то памятник.

Егор поднялся, поспешил к ребенку. Между кустами бузины, покрытыми ярко-красными ягодами, стоял высоченный деревянный идол. Лицо высечено на столбе, без проработанных деталей: низкий лоб, глубоко посаженные глаза, кривоватый нос, сжатые губы. Гигантскую голову венчали оленьи рога.

Славик решил подойти поближе, и тут Егор заметил возле столба на земле круг из какого-то серого порошка, прищурился, пытаясь разобрать, что это. Пепел! Славка шел прямо в него.

— Стой! — вскрикнул Егор неожиданно для самого себя, кинулся к сыну и будто напоролся на невидимую преграду. Дыхание сбилось, словно он не два шага ступил, а бежал несколько километров.

— Я потрогать хочу! — загундел ребенок, при попытке взять его за руку, ловко увернулся.

— Это что еще?! — Егор повысил голос. — Не будешь слушаться, в лес больше не поедем!

Полились капризные слезы. Отец вскипел:

— Не стыдно, большой парень?!

Славка утерся кулачкоми сам взял отца за руку. От прикосновения мокрой маленькой ручки пробежала волна стыда.

«Взрослый дурень, довел ребенка! — звучал в голове Ленкин голос. — Потрогал бы, и что с того?!»

— Ладно, иди, только быстро.

Егор никак не мог объяснить собственную непоследовательность. Откуда взялись панический страх, злость, а потом вдруг такое попустительство? Мало общаются, в этом все дело.

Славик хлюпнул носом и пошел к деревянной фигуре. Егору показалось, что идол был ближе к поляне, а теперь словно отодвинулся глубже в лес. Не доходя нескольких шагов, Славка остановился, оглянулся:

— Пап, пошли со мной.

— Ну вот еще, — фыркнул Егор. — Тебе ж надо было.

Почему-то не хотелось идти к этому чурбану: лень было сделать несколько шагов или упорство не пускало.

— Боишься, что ли?

— Нет, не боюсь, — спокойно ответил Славик. — Просто подумал, что ты тоже хочешь.

— Я ж не маленький. Давай уже, трогай и пошли!

Славик просто стоял, положив ладонь правой руки на деревянную щеку истукана. Время шло. Егор закурил. Было не по себе, словно он наделал делов, и ничего поправить нельзя.

— Славка! — позвал он сына.

Мальчик не оборачивался.

— Сын, пойдем уже, ну правда, надо! — взмолился Егор. — Нам еще к машине идти и идти.

— Подожди, папочка, — прошептал Славик. — Мы разговариваем.

— О, боже! — выдохнул Егор, тщательно затушил сигарету. От раздражения курение уже не помогало. Придется ждать, пока фантазии не закончатся сами собой. А Славка, как ни в чем не бывало, продолжал играться, разговаривал с чурбаном:

— …Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз.

— Слава! Сейчас же иди сюда!

— Я не могу, пап!

— Что значит, не могу?!

Нервы были на пределе, он чувствовал себя заложником детской забавы: парень резвится, а ты жди, пока он наиграется!

— Иди сюда сейчас же!

— Он меня не пускает!Славка задергался возле столба, делал вид, что не может отнять ладонь, с испуганным видом поглядывал то на отца, то на чурбан.

— Черт знает, что такое! — прорычал Егор и шагнул в пепельный круг.

Сын тут же повалился на спину к ногам отца.

— Вставай, артист! — Егор резко поднял мальчишку с земли.

— Смотри, пап!

Ладошка, которая касалась идола, была испачкана чем-то липким, и к ней уже успел прилипнуть несколько сосновых иголок.

— Обычная смола, — заключил отец, — потом очистим.

Он подталкивал неохотно бредущего сына перед собой к месту, где остались вещи. Тот заплетался ногами в траве, сосредоточенно очищал ладонь.

— Да не трогай, дома отмоешь!

— Мне неприятно! — ворчал Славка.

Он уселся на расстеленную штормовку, натащив на нее сапогами всякий сор, и стал тереть руку об руку. Егор собрал рюкзак, приготовил корзину с грибами.

— Слава, вставай, я одеваться буду.

— Пап, а давай полежим перед дорогой, — пробормотал мальчик.

— Здрасьте-приехали! — всплеснул руками Егор. — Когда я предлагал, ты мне что сказал?

— Тогда я не устал, а теперь устал, — буркнул Славка, не отрываясь от ладони.

— Устал-не устал, надо идти, в машине полежишь.

— Ну па-па! — выкрикнул Славка с невероятной злостью. — Я не могу идти! Не понимаешь?!

Егор отпрянул, он никогда не видел у сына такого выражения лица.

— Ты что орешь?!

Снова брызнули слезы.

— Ну вот и провел день с сыном! — Егор еле сдерживался, чтобы не дать тому подзатыльник.

А плач становился громче.

— Нытик! — рявкнул отец, теряя терпение. — Ложись, отдыхай! Кто тебе не дает?!

Тут он понял, ребенок его даже не слышит. Малыш смотрел куда-то поверх отца и отрицательно мотал головой. Потом вовсе зашелся в хриплом крике, замахал перед собой руками и повалился на бок, рыдая взахлеб.

— Славик! Славик! Да что с тобой, малыш?

Егор перепугался, подхватил сына на руки, прижался щекой ко лбу. Мальчишка горел.

— Заболел, что ли?

— Папочка, он со мной говорит. Говорит со мной, понимаешь? Все время.

— Кто? Кто говорит?

— Лесной царь! — всхлипнул малыш и сильнее прильнул к отцу.

— Гриб, что ли? — не понял Егор.

— Не-ет! В ко… в короне… с бородой!

Егор не знал, что делать. С мальчишкой явно что-то неладное. Это уже не капризы. Заболел, или так переутомился, что поднялась температура.

— У тебя болит что-то, маленький?

Славка показал ладонь, измазанную смолой. Егор ужаснулся: кожа, вздулась пузырями, как при сильном ожоге. «Аллергия, что ли? — судорожно соображал он. — Надо срочно в больницу!»

Мысли путались. Он не знал, как помочь ребенку, только прижимал его к себе и укачивал.

— Славик, ты идти можешь? — зачем-то спросил Егор, хотя сам отлично понимал, что нет. Но Славик вдруг активно закивал.

— Да, папочка, скорее, пока царь за подарками ушел! — выпалил он, а потом вдруг вырвался из отцовских объятий и кинулся бежать.

— Стой! Куда?

Егор хотел подхватить вещи, но понял, еще чуть-чуть, и мальчишку будет не догнать.

Славка бежал, не разбирая дороги, ломясь через молодую поросль, не сбавляя невероятной скорости. Отец никак не мог угнаться за шестилеткой. Он уговаривал сына, ругался, грозил, тщетно. Сердце рвалось из груди, ноги отказывались переступать, но, если остановиться, хоть на секунду, беглец исчезнет из виду.

Если бы погоня продлилось еще хотя бы минуту, так и случилось бы, но тут малыш упал плашмя, лицом вниз, как подкошенный. Егор чуть не наступил на него, едва сумел отвернуть, рухнул рядом, хрипло дыша. Какое-то время он не мог говорить и двигаться. Наконец, поднялся, бросился к ребенку, перевернул на спину. Славик был без сознания. В панике Егор тормошил малыша, хлопал по щекам, растирал виски.

Голова кипела, нужно было организовать мысли: «Это болезнь какая-то с температурой, галлюцинациями. Может, чем-то чурбан намазан был. Ядом каким-то. Да откуда тут яд? Неважно. Главное, парень жив, а обморок и от бега может быть. И они вместе. Уже хорошо. Сейчас в машину и в город, в больницу. А там уж лекарства купим, руку вылечим, и к черту все леса! Все из-за Ленки! Он как лучше хотел, показать ей, что ребенку нужно воздухом дышать… Вот и надышались! Будем теперь исключительно во дворе гулять. В песочнице.»

Взяв сына на руки, он пошел в обратном направлении. Через несколько шагов остановился: он не знал, где машина. Вспомнились Ленкины слова. Сглазила стерва! Надо сначала вернуться на поляну. Но и поляна была неизвестно где: Славка бежал, как заяц, петляя, меняя направление.

— А черт с ней, с этой поляной! — он говорил вслух, так было легче. — Пусть там все остается, не хочу я туда идти! Вот не хочу и все!

Сразу стало легче. Егор побрел с ребенком на руках, пытаясь разглядеть следы в примятой траве, радовался каждой сломанной ветке, но потом возникло подозрение, что он ходит кругами. Он убедился в этом, когда наткнулся на носовой платок, которым недавно вытирал лоб сыну.

Славик дышал тяжело, мотал головой, бормотал что-то, но слов было не разобрать, один раз так сильно забился, что отец чуть не выронил его. Вымотавшись в конец, Егор сел передохнуть.

Славка опять был в испарине, на переносице и висках выступили бисеринки пота. Кисть опухла. Кожа вокруг волдырей потемнела до фиолетового, а на кончиках пальцев бурого оттенка. Егору показалось, воспаленные участки издают грибной запах. Надо торопиться! И тут до него дошло, что на поляну им нужно обязательно — ключи от машины там, в штормовке.

Он вскочил, схватил ребенка и снова стал пробираться через лес. Поляна нашлась на удивление быстро.

Егор стоял на краю в растерянности и силился понять, что же случилось с их оставленными вещами. Корзина перевернута и раздавлена — бесформенная куча изломанных ивовых прутьев. Грибы растоптаны, как расползающиеся тараканы. Термос расплющен. Выпотрошенный рюкзак поодаль, плотная материя изорвана, будто его терзали дикие животные. Повсюду клочья ткани, обломки пластиковых контейнеров.

Егор не удивился, если б кто-то просто забрал вещи: рюкзак почти новый, термос недешевый, да и корзина отборных грибов — неплохая находка. Но взять и все изничтожить? Проделавший такое явно находился в крайне неуравновешенном состоянии. Может, невменяемый? Из дурдома сбежал, или горячка белая накрыла? А вдруг, тот, кто сделал это, никуда не ушел, спрятался и ожидает их появления? Сам он не особо боялся встречи с психопатом. Конечно, ничего приятного в этом нет, но он — здоровый мужик и в состоянии вразумить придурка. Только сейчас у него на руках маленький ребенок, с которым не понятно что происходит, и дорога каждая секунда. Егор ощутил полнейшую беспомощность.

Озираясь, он попятился с открытого пространства в глубь леса, как можно тише опустился на колени за кустом бузины, прижимая к себе сына.

Пораженный увиденным, он чуть не забыл главное: штормовка, ее не было среди растерзанных вещей. Нужно вернуться на поляну и отыскать. А что делать со Славиком? Взять с собой? А если они встретятся с психопатом, а у Егора руки заняты. Оставить сына здесь? Очнётся и убредет куда-нибудь… Или на него наткнется этот…

Из-за кустов Егор еще раз внимательно оглядел всю попадающую под обзор местность, минуты три прислушивался к лесным звукам, пытаясь выделить присутствие какой-либо угрозы. Ничего не обнаружив, положил мальчика под куст, расправил вокруг примятую траву, надеясь на чудеса камуфляжки. Ему очень не хотелось оставлять малыша, но выхода не было. Потрогал лоб сына — неожиданно прохладный. Мальчик дышал ровно, посапывая в глубоком сне. Ладошка выглядела значительно лучше: покраснение и припухлость еще остались, но пузырей ожога больше не было, на их месте образовались коросточки. Проходит вроде, дай Бог!

Егор выскочил на поляну, быстрым взглядом окинул место событий. Штормовки не было нигде.

Ну надо ж было этой гадине все испоганить, а забрать именно старую, видавшую виды куртку. Может, в кусты зашвырнул?

Он двинулся в обход поляны, вглядываясь в окружающую поросль. Никаких признаков куртки ни рваной, ни целой, но Егор решил как следует все осмотреть, иначе волнения и риски будут напрасными.

Злость кипела: чертов чурбан, был бы топор, срубил к едреной Фене и сжег! Ничего, вот Славика подлечим, вернусь и спалю его ко всем чертям, чтоб заразы этой и следа не было!

Оглядываясь по сторонам, он добежал до места, где стоял идол. Штормовка была накинута на рога. Егор опешил от такой издевки: на идолище поганом его вещь!

Куртка висела высоко, совсем чуть-чуть не хватало роста, чтобы ухватиться. Он потянулся, что было силы, встал на носки. Каких-то пять сантиметров до края! Егор подпрыгнул и сорвал куртку.

Тут же острая боль пронзила ногу — неловко приземлился и подвернул лодыжку. Сквозь собственный стон он услышал, как вокруг затрещало. Дальнейшее заставило забыть о боли. Трава вокруг вспыхнула прямо от круга из пепла. Егор оказался в кольце огня. Пламя было невысоким, но стремительно приближалось. Круг сужался.

Егор попытался встать, но тут же с криком повалился на землю. Боль в ноге не давала опереться. От едкого дыма текли слезы, раздирало горло, жаром обдавало лицо. Егор орал в ужасе, отползал от огня, пока не уперся в столб. Вскинул голову. Показалось, что идол стал в два, нет в три раза выше, а деревянные губы растянулись в ухмылке. Егор вжался в подножие, уткнулся лицом в сгиб локтя. Дышать было невозможно. Он задохнется скорее, чем сгорит. И тут сердце как колом пронзило: а как же Славка?!

Раздался истошный крик:

— Не смей трогать папу!

Егор вскинулся, сквозь густой дым едва различалась фигурка сына.

— Славик, беги! — заорал он, что есть мочи, но вышел только сиплый кашель.

Егор делал бесконечные попытки подняться, хватаясь за чурбан. Он падал, полз куда-то на четвереньках, ничего не видя воспаленными глазами.

— Пусти папу или я прыгну в огонь!

— Нет! — Егор рванулся на голос прямо через пламя.

В ту же секунду огонь исчез, только ладони обожгли тлеющие угли. Егор откинулся назад, рыча от боли в покалеченной ноге.

— Папочка! — Славка кинулся через дымящее пепелище к отцу.

— Слава, уходи! Беги! — то ли рыдал, то ли рычал отец.

С трудом поднялся по столбу, прыгал на одной ноге, в панике выталкивал ребенка за пределы дымящегося круга. Мальчишка сопротивлялся, рвался обнять отца. Наконец, ему это удалось, он судорожно обхватил Егора, уткнулся лицом в живот. Егора трясло. Навалившись спиной на столб, он крепко прижимал сына к себе, вертел головой по сторонам, пытаясь разглядеть, кто прячется за кустами, напряженно прислушивался. Лес был наполнен привычными звуками: ветер шумел в кронах деревьев, повсюду пели птицы.

— Все в порядке, малыш, в порядке! — шептал Егор, скорее себе, чем сыну.

— Папочка, — Славик поднял заплаканное, чумазое личико. — Держись за меня, пойдем!

У Егора сжалось сердце. Мальчишка только что пришел в себя, на его глазах чуть не сгорел живьем отец… Что творилось в его голове, когда он кричал на своих вымышленных друзей? И сейчас больной ребенок, предлагает ему, взрослому мужику, свою поддержку. «А ты тут нюни распустил! — разозлился на себя Егор. — Да у сына больше воли, чем у тебя!»

Опираясь на плечо мальчишки, стискивая зубы от боли, он направился прочь от страшного места. С горем пополам дотащились до вещей. Оба, совершенно измотанные, упали на траву среди раздавленных грибов.

— Как ты, сыночек? — тяжело дыша, спросил Егор.

Мальчик беззвучно плакал, размазывая слезы по лицу.

— Не плачь, Славик, все хорошо. Сушь в лесу. Трава сама загорелась.

Егор пытался успокоить сына, давая логическое объяснение совершенно невероятным событиям. Мальчик согласно кивал, но отец сам не верил в собственные выводы. Ну ладно, заболел ребенок, заблудились слегка, какой-то идиот испортил вещи. Такое случается, не в один день, конечно, но все-таки этому можно найти объяснения. Но почему трава загорелась внезапно? Какой-то горючий порошок? Кто-то кинул спичку? Почему так быстро потухла? Порошок выгорел? Главное, кому могло понадобиться заживо сжигать человека? От вопросов гудела голова, он переключился на сына.

Температуры не было, рука заживала буквально на глазах. Но малыш содрогался от беззвучных рыданий. Он сидел, обняв колени, и мерно раскачивался вперед-назад. Уговоры не помогали. Егор не мог остановить эту тихую истерику.

— Славочка, родной мой! Ну что же ты все плачешь, малыш?

— Он все грибочки растоптал! Ни одного не оставил! Даже мой любимый гриб не пощадил!

— Ух! — Егор даже рассмеялся. — Было бы из-за чего переживать!

Он притянул сына к себе, вытер слезы, поцеловал макушку.

— Мы с тобой этих грибов кучу найдем!

— Не найдем! — всхлипывал Славик. — Он им строго-настрого приказал, нам на глаза не попадаться. А кто ослушается — сразу смерть! А они ведь плакали, кричали, умоляли их не давить!

— Славик! Сказки все это!

— Не сказки! Они теперь его боятся. Все попрячутся.

Егор не особо вникал в Славкины истории. Он просто радовался, раз есть силы на болтовню и фантазии, значит все приходит в норму. У него самого очень болела нога. Стопа неестественно вывернулась, сустав опух, с внешней стороны расползлась гематома. Он приглядывал подходящую палку для опоры. Не потащит же его на себе шестилетний ребенок. Вдали обнаружилась на первый взгляд довольно крепкая сосновая ветка. Он попросил Славика принести ее. Палка оказалась что надо — этакая слегка искривленная клюка.

— Да-а, история! — пробормотал Егор, поднимаясь с опорой. Сделал несколько хромых шагов. Остановился, нашарил в кармане злосчастной куртки ключ от машины и улыбнулся.

— Ну что, Славик, отдохнул? Может, пойдем?

— Ну, пойдем, — как-то по-стариковски, вздохнул мальчик. — Если царь отпустит.

Отец сделал вид, что не услышал.

Егор знал дорогу, это радовало, но шёл слишком медленно, еле тащился. С такими темпами им не поспеть до темноты. Ленка волноваться будет, всех на уши поставит, ему потом весь мозг выест.

— Слав, иди впереди, чтобы я тебя видел!

Тишина. Ни ответа, ни шагов. Затаив дыхание, Егор обернулся.

Славка стоял чуть в стороне, смотрел перед собой остекленевшим взглядом. Перед ним возвышалась неведомо откуда взявшаяся куча. Егор сначала никак не мог понять, что это, а когда наконец разобрал, так и застыл в изумленном вздохе и выдохнуть не мог, стоял, потрясенный, с полуоткрытым ртом и выпученными глазами, пока ужас происходящего не накрыл до нервной дрожи. Куча была из тел животных. В разные стороны торчали лапы, головы, пушистые хвосты. Десятки мертвых зайцев, белок, лис, горностаев с остановившимся взглядом навалены друг на друга. Некоторые щерились в предсмертном оскале. Егор еле сдерживал приступ тошноты, но не мог оторваться и перестать разглядывать этот отвратительный, пугающий и завораживающий холм.

Славка упал на колени, как подкошенный, вытянул трупик зайчонка, уткнулся личиком в пушистое тельце. Егору показалось, что теперь уже он сам теряет сознание, перед глазами все неслось в неудержимой кутерьме. Он, совершенно обессилив, повалился на землю.

— Пап, почему ты его не слышишь, а я слышу?

— Кого?

— Лесного царя.

— Не знаю, сыночек, — вяло ответил Егор. — А он что говорит?

Егор спросил без интереса. Просто нужно было о чем-то говорить с ребенком. Придумывать свою тему у Егора не было сил, пришлось развивать эту, хотя особо не хотелось.

— Много чего, — продолжал Славка. — Сейчас плачет.

— Что? Тоже плачет? Ему-то, царю, чего плакать?

— Имя свое забыл, а все его называют Горе-царь. А он-то знает, что это не его имя. У него такое же, но другое, хорошее.

— Подумаешь, имя…

— Да ты не поймешь, важно это!

Егор радовался каждому осмысленному слову, но все больше убеждался, что это болезненный бред.

— Он прощения просит.

— За что это?

— Что меня мертвыми зверушками напугал. Подарок хотел сделать. Они — его мягкое золото. Думал, я обрадуюсь. Не знал, что мне их жалко очень.

— Все, Славик, заканчивай. Забудь это! Скоро домой поедем, все нормально будет.

— Не поедем, — вздохнул Славик.

— Ну, как это? Сейчас отдохнем чуток, и к машине. Полчаса и дома.

— Не пустит он меня, пап.

— Да кто не пустит-то? Нету тут никого!

— Есть. Вон стоит.

Егор тут же приподнялся на локте, глядя в сторону, куда указывал ребенок. Молча лег обратно. Конечно, там никого не было.

— Я буду жить у него во дворце, — продолжал бубнить Славик. — Он сделает меня хозяином своих владений. У него там золото кругом, повсюду.

Егор отлично понимал, что спать нельзя, но сказка, которую завел сын, обволакивала сопротивляющееся сознание, и он уже видел золотой дворец, причудливой формы, словно вырастающий из гигантского дерева.

— Я никогда не буду скучать, потому что никогда-никогда не буду один.

— С кем же ты будешь, сынок?

— С его детьми, — монотонно продолжался рассказ. — У него много дочерей. А сына ни одного. Вот я и буду его сыном.

— Ты мой сын, — с трудом выговорил Егор и провалился в сон.

Он пытался догнать Лесного царя, бежал за ним, просил остановиться, подождать, кричал, ругался. Могучая спина, покрытая длинным меховым плащом, мелькала среди деревьев, и золотая корона в форме оленьих рогов венчала огромную косматую голову, покрытую вместо волос волчьей шерстью.

Егора разбудил смех, заливистый, радостный до визга. Он приподнялся на локте, часто моргая из-за рези в глазах.

Лес был залит лунным светом. Он причудливо менял привычные краски со всевозможных оттенков зеленого на серебристую гамму. Славик с какой-то повязкой на глазах медленно и осторожно передвигался по кругу, водя перед собой руками, словно пытался нашарить и схватить кого-то невидимого. Егор хотел окликнуть Славку, но не смог издать ни звука. Как он ни старался, голоса не было. Совсем.

Тут Егор увидел, кого ловит сын. Разглядеть их было трудно, беглым взглядом почти невозможно. Они были совершенно прозрачные и обретали очертания, лишь попадая в пятно лунного света. Это были дети. Девочки. Егор не мог точно сказать, сколько их, они все-время исчезали, ускользая в темноту. Младшей года три, старшей — не больше одиннадцати. На малышке длиннющее платьице, до самых пяточек, все в кружевных оборках. Она постоянно запиналась о подол, падала, кряхтя вставала и бежала за старшими. Головка в причудливом уборе. Капор, кажется, так назывались эти старинные шляпки, завязывающиеся крупным бантом под подбородком.

Старшая была в джинсах и спортивной мастерке. Ее распущенные волосы развивались при беге.

Ни звука шагов, ни шороха одежды, ни шума лесного настила под ногами слышно не было, только звонкий смех.

Егор подавился собственным беззвучным криком. Девчонки подбегали к горе трупов, доставали из нее мертвых животных и возвращались в игру, где водил Славка. Как только он делал попытку поймать одну из них, ему в руки совался мертвый зверь. Дальше творилось просто невообразимое. «Выкуп!» — кричали девочки хором, и в руках сына животное оживало, начинал двигаться, дергаться, активно высвобождаться. Славка отпускал его, и зверь со всех ног уносился в чащу. А сын, хохоча, тянул руки за новым. Ему было без разницы, кого хватать, детей или мертвых животных. Игра захватила целиком. Он чуть было не поймал крутившуюся около него девчонку лет семи, в простеньком ситцевом сарафанчике. Она не успела проскочить мимо Славика за «выкупом». Избегая поимки, оттолкнулась от земли и взлетела, описав в воздухе грациозный круг, приземлилась подальше от ловца.

— Так нечестно! — закричал возмущенный Славик. — Договаривались не летать! Вот теперь сама и води!

Он протянул повязку девочке. Та безоговорочно ее приняла.

— О! Папа проснулся! — обрадовался Славка. — Потом поиграем.

Он замахал рукой, прощаясь. Девочки повторили этот жест, а потом побежали вглубь леса, передвигаясь больше по воздуху, чем по земле.

Осталась только старшая. Глядя на Егора в упор, она поправила волосы, убрав их за смешно оттопыренные уши. Худенькое личико показалось знакомым.

К ней подошла малышка, взяла за руку и потянула за собой. Та поддавалась неохотно, пятилась за уводящей ее малышкой, не отрывая взгляда от объятого ужасом Егора. Раздался пронзительный свист. Девочка подхватила младшую на руки и гигантскими прыжками понеслась прочь, отталкиваясь то от земли, то от стволов деревьев.

— А она сказала, что тебя знает.

Славик сидел рядом на корточках и улыбался.

— Кто? — Егор снова мог говорить.

— Наташа. Вы играли в детстве.

И тут Егор вспомнил эти огромные серые глаза, белесые бровки и смешные, оттопыренные уши. Лицо четко всплыло в памяти: девочка смотрела немного исподлобья, пристально и серьезно. Наташа Долгих жила по соседству с его бабушкой в деревне. Егору тогда было не больше лет, чем Славке. Наташа пропала летом, не вернулась из леса. Ее искали всей деревней. Подключилась милиция, курсанты военного училища, базирующегося неподалеку, конечно, Егоров отец. Он и нашел девочку. Она сидела под сосной, привалившись спиной к стволу. В мертвых руках держала увядший веночек. В нем ее и похоронили.

— Я сошел с ума, — Егор уткнулся лицом в ладони. — Вставай, сын. Надо идти.

— Куда, пап?

— Как куда? — удивился Егор. — К машине, домой ехать надо.

— Пап, ведь ночь, я спать хочу! Ты-то поспал!

— Да где ты тут спать будешь?!

Мальчишка не отвечал, деловито комкая штормовку, устраивал из нее некое подобие подушки.

— Так все! Встал, пошел! — твердо сказал Егор, не обращая внимание на привычное уже хныканье. Повезло, благодаря лунному свету, темноты не было, и этот путь он знал хорошо. Мешали только боль в ноге и нытье еле передвигающегося малыша, но по дороге ничего больше не происходило. «Даже странно! Должен пойти дождь из пауков или, как минимум, деревья просто обязаны пуститься в пляс.» — удивительно, что еще были силы на иронию.

Егор думал о природных галлюциногенах. Но грибы они не ели. Может, черника была чем-то обработана? Сейчас, что только не творят! И леса, и поля опрыскивают всякой гадостью. С вредителями они так борются, а ты потом…

Вдалеке показалась машина. Егора словно пригвоздили к месту, он не мог даже пальцем пошевелить, только хлопал глазами. Огромная сосна лежала поперек искореженного кузова, расплющив его под своим весом. Машина была раздавлена, как принято говорить, в лепешку. Когда оторопь прошла, он как мог быстро, хромыми прискоками заковылял к машине, как будто, можно было еще что-то поправить. Славка, шатаясь от усталости, потащился следом.

Вблизи картина выглядела только хуже. Нечего было и думать, что машину можно еще завести. В нее невозможно было даже забраться, чтоб хотя бы достать телефон.

— Я сплю, — стонал Егор. — Этот кошмар мне просто снится.

Славка повалился на землю, притянул колени к груди и закрыл глаза. Тихо шумели сосны.

Егор полез в карман за ключами, рванул что было силы, материя затрещала. В порыве ярости ключи он зашвырнул куда-то в кусты. Схватив клюку двумя руками, прыгая на одной ноге, начал наносить отчаянные удары по искореженному металлу. Потеряв равновесие, упал прямо на больную ногу, заорал от боли и отчаянья. Он катаясь по траве в бессильной злобе, молотил кулаками, чуть было не придавил свернувшегося калачиком Славку.

Ярость отступила. Сквозь слезы Егор смотрел в светлеющее небо в промежутках между кронами сосен.

Надо брать пацана и идти к дороге. Там на попутке они доберутся до города.

— Вставай, Славка!

Мальчик не просыпался. Не помогли ни крики, ни уговоры, ни тормошение. Егор сдался. С горем пополам взвалил мальчишку на плечо и, уже не реагируя на боль в ноге, побрел вон из этого проклятого леса. На рассвете он вышел к автостраде.

Он стоял на обочине, терпеливо ждал, с неимоверным удовольствием разглядывал асфальт. Вдали наконец-то появился свет фар. Егор замахал рукой. Машина промчалась мимо, не снижая скорости.

— Козел! — сквозь зубы процедил Егор.

История повторилась несколько раз. Некоторые притормаживали, но как только он, ковыляя, направлялся к ним, поспешно уезжали. Егор осыпал их проклятиями.

Наконец одна машина остановилась. Двери открылись одновременно с обеих сторон, мужчина и женщина спешили на помощь.

— Что у вас случилось?

Егор услышал встревоженный женский голос и заплакал.

Мужчина взял Славку на руки, опустился вместе с ним на колени, женщина потрогала пульс, припала ухом к груди, замерев на несколько мгновений, затем медленно подняла голову, с ужасом посмотрела на Егора.

— Мальчик мертвый! — еле шевеля губами, пролепетала она.

— Что? — не понял Егор.

Мужчина, поспешно и как-то не совсем аккуратно опустил Славку прямо на землю. Затем обхватил плачущую женщину за плечи и, с опаской оглядываясь на Егора, поволок ее в машину.

— Постойте, — бормотал Егор. — Куда вы?

Он захромал вслед.

— Нас только до больницы… Мальчик очень устал. Он спит! Спит он! Спит!!! Понимаете вы это или нет?!

Егор кричал, когда машина уже скрылась из виду. Он стоял посреди дороги и продолжал кричать, что его сын устал и просто спит. Редкие машины, визжа тормозами, объезжали его, а он пытался ударить по каждой из них своей клюкой.

Потом он сидел на обочине, качая на руках своего усталого, больного мальчика. В каждой черточке его лица он видел Ленку, только брови не хмурились, и над переносицей не было усталой складочки.

Ленка… Как же она? Что с ней будет? Бедная…

Ком, застрявший в горле, рвался наружу рыданиями, но заплакать не получалось. Не получалось пролить ни одной слезинки. Они все стекали внутрь, в душу, к сердцу, и он тонул в этих потоках, захлебывался чувством вины за то, что так и не стал главой семьи, не был сильным и великодушным, а был мелочным и слабым, копил обиды, вместо того, чтоб прощать, раздувал глупые ссоры, не сдерживался и не сдерживал, вот и упустил тот момент, когда еще можно было все исправить одним сильным, крепким объятием, удержать в руках счастье. А теперь ни дома, ни жены, ни…

Раздался знакомый свист, из леса вышел Лесной царь и его девочки. Славка тут же вскочил на ноги и побежал к ним. Потом вернулся к отцу, обнял его крепко-крепко, заглянул в глаза, состроил смешную рожицу.

— Пойдем, пап! Нас там ждут. Будем жить с тобой в золотом дворце, — уговаривал он и настойчиво тянул за руку.

Егор послушно заковылял за сыном прочь от дороги в сторону леса.

— А как нам надоест во дворце, соберемся да уйдем. Что нам стоит? Прямо, вот завтра. Попробуем, пап?

— Конечно. Конечно, сынок, как скажешь, — бормотал Егор покорно, стараясь не отставать.

Славка с прозрачными девочками уже затеял игру в догонялки.

— Пап, смотри, как я могу! — хвастался он, взлетая в воздух. — Ты тоже так можешь! Только палку брось! Ну, брось же!

— Не хочу, сыночка, — тихо отвечал Егор и улыбался.

Лес встретил их радостным гулом. Звенели птицы, шуршала листва под ногами, деревья шумели, словно все пели торжественную, хвалебную песнь. Над лесом вставало солнце.

Дети смялись, а Лесной царь молчал. Он шел теперь впереди, большими шагами, между деревьев мелькала его могучая спина, голову, покрытую вместо волос волчьей шерстью, венчали золотые рога. Нога его больше не болела, и он отбросил ненужную палку в сторону. Она тут же пустила корни и поднялся стройным стволиком молодой сосенки.

В душе разливались покой и величие: у него все есть, есть владения, дворец и дети. Дочери и сын. Он больше не Горе-царь, у него есть имя. Его зовут Егор.