Старик

По сухой песчаной земле быстро пробежала маленькая ящерка и вскарабкавшись по мертвым веткам саксаула застыла на одной из них. Моргая своими маленькими глазками, она осматривала безжизненные земли словно прикидывая куда ей направится дальше. Но схватившая её голову своими клыками змея оборвала планы ящерки на дальнейшее путешествие. Медленно, глоток за глотком тело ящерицы теперь было плотно облачено в змеиную кожу. Хозяйка саксаула поднялась обратно на свою ветку потрясывая языком.

- Кажется, в сегодняшнем рагу будет больше мяса, чем обычно.

Я сидел на крыльце, раскачиваясь на кресле и набивая трубку табаком смотрел прямо на эту змею. Как давно она уже там сидит?

- Размечтался. Я к этой дряни никогда не прикоснусь, так что можешь разделывать и готовить её сам. Заодно и яйца все передави, не хочу, чтобы их стало ещё больше.

Нора принесла спички. Она годилась мне в дочери или даже в внучки, многие до сих пор не понимают, как у такой старой развалины как я может быть такая жена. Красивая, зеленоглазая. Её распущенные ярко-огненные волосы ни на день не истлели, не обратились седым пеплом, за весь тот век что мы вместе.

- Змеи нападают только когда чувствуют опасность, – ответил я жене раскуривая трубку. - Если мы не будем её трогать, то и ей до нас не будет никакого дела. К тому же она довольно мелковата чтобы проглотить целого человека.

- Тебя вполне может, только костями подавится.

- Почему ты так её боишься, Нора? – рассмеялся я. – Она ничего же тебе не сделает.

- Я просто боюсь её, ясно?! – разозлилась она. Её лицо стало багроветь, но не столько от гнева, сколько от стыда.

Стыдно боятся чего-то в мире, в котором ты не можешь умереть, ведь чувство страха не рождается в спокойствии, оно рождается в мыслях о том, что твоей жизни угрожает опасность. Но я считал иначе. Страх есть страх.

- Просто то что эта тварь там появилась ниоткуда - недобрый знак. Что-то произойдёт понимаешь?

- Ты слишком суеверная, - я погладил её по плечу и взяв за руку поцеловал тыльную сторону её ладони.

Нора хмыкнув отвернулась, но снова покраснела, когда её живот громко заурчал.

- Я съезжу в город, спрошу нет ли там работы. Зайду к Андрею.

- Ты ездишь к нему каждый день и каждый раз он говорит, что работы нет. Может сегодня останешься дома? А завтра пойдешь поохотиться. Голод всё равно нас не убьёт.

- Но муки от него сведут нас с ума. Ты не голодала все те сто лет что мы женаты и дальше не будешь. Да и охотится-то уже не на кого.

Надев свой пыльник и шляпу, я поцеловал на прощание Нору и двинул в город. Я уже был там сегодня утром и вернулся ни с чем, всю доступную работу уже разобрали, а на ту, что осталась, меня брать не захотели.

«Извини, но ты слишком… ну ты понимаешь».

Старый. Да, я слишком старый. В мире, где никто не умирает и не стареет после, самое большее, тридцати пяти мне повезло быть Стариком.

Так меня называют все – Старик. Никто, даже я, уже не помнит или просто не знает моего имени. Нора тоже зовет меня Стариком. Я сам так представился в день нашей встречи. Но она произносит это слово не так как остальные. В её голосе я всё равно слышу ласку и нежность, когда она произносит это прозвище. Некоторые, произнося его, звучат дружественно, некоторые презрительно, а некоторые даже надменно.

«Посмотрите на этого убого, лысеющего старика. Мне уже за сто пятьдесят, а я выгляжу на все двадцать». Вот что я слышу, когда они произносят моё имя. Но я не обращаю на них такого уж внимания. Старик не Старик, но я всё ещё жив и полон сил. Вот бы и другие это понимали. И считались со мной.

К закату я добрался до города. В лавке Бутчера толпа, как и каждый вечер. Все те, кто получил пару-другую монет за работу, всегда шли к нему за куском свиной отбивной.

Животные в новом мире в отличие от людей не отличались долголетием и не, потому что не старели, а потому что не доживали до старости, разве что только мой конь. В отличии от людей они могли умереть если их убить и разобрать по кусочкам, а отказываться от мяса никто не станет. Уже через двадцать лет количество всего живого в мире сократилось. Люди перестали рождаться и перестали умирать, но это не значит, что люди перестали потреблять, а раз никаких рисков нет, то в пищу может пойти что угодно.

Бутчер обо всём этом прекрасно знает и потому построил себе ферму за закрытыми дверьми большого амбара, а там начал разводить свиней. Торгуя и поставляя мясо в разные города, он не плохо разбогател, когда животных почти не осталось. И сейчас, когда голодает весь мир, он словно Бог посылает всем манну и куропаток с небес взамен на всеобщую любовь и конечно же деньги. Никто и никогда не видел этих свиней, Бутчер охраняет их как зеницу ока, где-то десять человек с винтовками постоянно находятся вокруг амбара охраняя периметр. Был ли повод нанимать столько людей? Был. Со счета можно сбиться сколько раз на ферму нападали всякие бандиты и даже местные просто пролезали чтобы посмотреть, что там да как, но в итоге они все убегали с прострелянными животами и отстрелянными конечностями. Бессмертие не предполагает отсутствие боли.

Увидев меня в окно своей лавки Бутчер выбежал на улицу и направился прямиком в мою сторону оставив позади недовольную очередь.

- Старик! Вот ты где! – крикнул он мне запыхаясь и громко дыша. Когда у большинства здешних жителей темнели круги под глазами, а кожа на голове облегала череп его жирная туша становилась всё больше день ото дня.

- Ты что-то хотел, Бутчер? – я не стал останавливать своего коня, медленно продолжая ехать по главной улице. Бутчеру приходилось догонять меня от чего его толстая рожа потела и краснела.

- Останови своего костлявого засранца! Надо поговорить.

Мне не нравиться Бутчер и он это знает, я ему тоже не нравлюсь. Причина моей антипатии к нему – это его высокомерие, все перед ним пресмыкаются, зная, что только от него зависит будет ли сегодня что подать к столу. Он же не любит меня потому что я этого не делаю. Я и Нора. Это бесит его ещё больше.

И всё же я останавливаюсь.

- Ну?

- Вот держи. – он передал мне бумажный сверток, в таких он обычно заворачивает вырезку. Еще передал бутылку настойки, из чего он её делал ума не приложу, но градус у нее был высокий.

- Мне не чем тебе заплатить.

- А это и не тебе! Это для Норы. Сердце кровью обливается как подумаю о том, что ты моришь бедняжку голодом. Она не должна страдать из-за того, что у её мужа руки трясутся, когда он берет в руки оружие. Но ничего, скажи ей что я разрешил с тобой поделиться.

Мне захотелось спрыгнуть с коня и запихнуть ему сверток прямо в его глотку и смотреть как он задыхается. Но я этого не сделал. Как только я об этом подумал руки затряслись и всё что я мог это процедить: «Спасибо».

С довольным видом Бутчер вернулся в своею лавку, а я рассматривал в руке сверток с мясом. Выбросить бы его, но разбрасываться едой не самая лучшая идея, к тому же хоть я и терпеть не мог Бутчера, но это мясо предназначалось Норе. Я не могу так с ней поступить, даже если задета моя гордость.

Признаюсь, он задел меня за живое. Я неплохой охотник, но отчего-то не могу забрать ничью жизнь. Даже у обычной мухи. Каждый раз как я думая об убийстве или беру оружие в руки, они начинают трястись словно у пьяницы, а в голове начинают кричать голоса и всплывать картины страха и ужаса. И это вызывает страх и ужас уже у меня. Отчасти от этих видений, отчасти от того что я понятия не имею откуда всё это берётся в моей голове.

Из лавки Андрея вышел парень, в солдатской форме с винтовкой и уселся возле её порога, спрятав лицо в ладонях. Услышав, как я подъехал он мельком глянул на меня и снова закрыл лицо.

- Привет, Старик. – поднял он голову утирая слезы с лица. – У тебя случайно сигаретки не найдется?

- Извини, я куру трубку. Что с тобой случилось?

- Двадцать лет я был на той войне. Двадцать лет. А они просто взяли и закончили её. И что мне теперь делать? Я же больше ничего не умею. А на другую войну меня не взяли. Я между прочим ветеран восьми войн, в пяти мы победили! Говорят, что я вышел в тираж, толпе я больше не интересен, слишком много ранений получил. Да что я вообще несу. Это же война черт её дери, а они используют нас как игроков на поле! Никто из этих уродов что стоят у власти даже не знает какую боль мы испытываем, когда наши тела пронзают ножи и пули, когда конечности отрываются от тела! Мне голову разносило на куски трижды. Трижды! А про обычных гражданских я и говорить не хочу, их боль и унижение я никогда не пойму. Мы воевали возле какой-то маленькой деревушки. На всю деревню там было три женщины. А теперь вот представь, что они чувствовали, когда в течении двадцати сраных лет им приходилось обслуживать две армии. У всех них я видел лицо, которое и сам вскоре приобрел.

- Какое?

- Отчаяния и смирения. Порой я хотел пробраться в дома этих девушек и облегчить их страдания, но потом вспоминал. Мы же мать его бессмертные. Будто это вообще можно забыть. Я устал. Я просто хочу уже умереть, понимаешь?

- Нет. Прости, но я не понимаю.

- Наверное, это хорошо, что не понимаешь. Ладно, Старик, спасибо что выслушал. Завтра мне на работу, так что пойду, наверное, хорошо высплюсь.

- Что за работу тебе дали?

- Охранять амбар этого жирного урода. Ну хотя бы о еде не надо беспокоится.

Встав он взял свою винтовку и печально побрел в сторону магазина Бутчера. Вот значит, как с ним поступили. Даже молодых отправляют на пенсию, если они перестают приносить прибыль.

Андрей уже закрывался. Переставлял вещи с полок на другие полки, это он делал каждый раз как закрывал лавку. А когда его спрашивали, зачем он это делает, он ответил: «Люблю, когда всё выглядит по-новому. Я в этой дыре уже двести лет торчу, хоть какое-то разнообразие».

Андрей - старьевщик. Всё что вы можете и хотите продать, он купит. Естественно по цене, которую он сам вам предложит, поэтому не рассчитывайте на золотые горы, у него самого их нет. Так же именно в лавку Андрея всегда приходят заказы с доступной работой, за которые он тоже получает процент от найма. Мне нравится Андрей, он, наверное, единственный в этом городе кого я могу назвать другом. Даже если он и не дает мне работу намекая, что я старая развалина.

Он уже почти заканчивал перестановку как я вошел с полной уверенностью в себе, что я выпрошу у него хоть какую-нибудь работенку. Даже если придется убирать дерьмо за свиньями Бутчера. А если он откажется, то я буду приходить сюда каждый вечер перед закрытием и мешать ему проводить свой ритуал, а это его очень бесило. Но когда я собрался выпалить всё это, стукнув по столу, он сказал:

- Старик! Ты-то мне и нужен.

- Что?

- Я уже собирался зайти к тебе сам, но удача улыбнулась мне и теперь не придется стирать ноги на пути к твоему дому. Ты чего кстати пришел-то?

- Спросить про работу. – ответил я, крутя в руках шляпу и немного поумерив пыл. – Может ты бы мог найти что-нибудь для меня вне очереди.

- Так это не удача, ха-ха. Это сама старушка судьба заглянула к Старику и старьевщику.

- О чем черт побери ты говоришь? – все недоумевал я.

- Я говорю о том, что ты ищешь работу, а у меня есть для тебя работа.

- Серьезно?

- Еще как. И мне нужен именно ты, Старик. Ты и твой конь. Нужно кое-что кое-куда привезти.

Я посмотрел на своего коня в окно лавки. Такой же старый, как и я, наверное, единственное животное, которое состарилось в этом мире. Кожа облегала кости, а глаза полностью побелели. Как он вообще передвигался ума не приложу. Нора советовала мне прекратить его мучения, но я не могу, да и сам она тоже в итоге не смогла, привязалась к нему. Не знаю, способен ли он перевозить что-то кроме моей костлявой задницы.

- У Бутчера есть пара лошадей, которых он выменял на мясо в другом городе. Они по моложе моего коня, почему не предложишь работу ему?

- К черту это жирного свина и его лошадей туда же. Речь идет о больших деньгах, и я не хочу даже думать о том, чтобы он наложил свои копытца на них. Тебе я доверяю больше, а среди тех, кому я доверяю в этом городе нет никого, у кого бы имелась лошадь.

- Насколько велика сумма?

- Настолько что даже без моих процентов тебе хватит на домик в Столице. Сожжешь свою хибару и перевезешь красотку Нору туда где никто не голодает, не болеет и не вырезает друг другу кишки на потеху публике.

От услышанного у меня во рту пересохло. Ухать отсюда вместе с Норой, я мечтаю уже который год.

- Звучит как какая-то сказка, Андрей.

- А то! Я-то конечно никуда не поеду, мне денег не хватит, но по крайней мере смогу покупать мясо у Бутчера лет пятьдесят не меньше. И на том спасибо. А вам нужно валить отсюда, Старик. Как и тем другим что уже уехали, только у них шансов никаких в отличие от тебя.

Да. Я заметил, что народу в городе немного поубавилось. Некоторые все же решились попытать счастья где-нибудь ещё. Надеюсь у них получилось хотя бы найти место получше.

- Что хоть за груз я такой буду везти?

- Пёс его знает. Сказали, чтобы курьер подъехал на одно ранчо и забрал груз, везти его нужно будет в Столицу.

- В Столицу?!

- Да не ори ты. Да в Столицу. И нужно поторапливаться. Такой же заказ отправили в другие города.

- Мне будет нужно попрощаться с Норой.

- Так ты берёшься?

- Берусь ли я? Ты что шутишь, кто бы не взялся, такой шанс больше не представиться. – я еле сдерживал себя, чтобы не расцеловать Андрея за такую возможность.

- Тогда поторопись к жене и дуй вот сюда пока не поздно. Я не знаю у скольких ещё людей остались лошади, возможно они уже несутся галопом на то ранчо.

Мы пожили друг другу руки и перед тем как уйти я еще раз бросил взгляд на лавку Андрея. Там под потолком над его головой красовался револьвер, до блеска начищенный он сиял алым закатом заходящего солнца. Это была единственная вещь, которую Андрей не переставлял с места на место.

- Ты так и не продал его? – сказал я ему указав на револьвер.

- Ты шутишь? Я его никогда не продам ни за какие деньги. В моей коллекции всякого старья и оружия этот револьвер самый лучший её предмет. С тех пор как ты его мне продал тогда я его ни разу не снимал и даже не чистил, а он все равно как новый, даже пылинки никогда с него не стирал.

- Может кровь убитых мной с его помощью до сих пор омывает его? Жаль, что я ничего из этого не помню.

- А оно тебе надо? Вспоминать?

- Иногда мне кажется, что это необходимо.

- Ну, тогда у тебя будет полно времени повспоминать в своем новом доме в Столице. Если ты конечно успеешь приехать куда надо вовремя.

Мы ещё раз попрощались, и я, вскочив на коня поехал домой. Я решил, что пока не стану нестись во весь опор пока не покину город, а то мало ли кто увидит и задаст себе вопрос, чего это Старик так рванул из лавки Андрея. Солнце уже почти зашло, а Бутчер закрывал свою лавку. Не все сегодня смогли принести домой что-нибудь к ужину. На встречу мне шла толпа худых как скелеты голодных горожан, у некоторых сводило живот и от боли они валились на землю. Хотел бы я отдать им кусок того мяса, которое всучил мне Бутчер, но толку всё равно от этого мало. Все они устроят за него драку, Бучтер уже так делал ради потехи. Нет, я лучше накормлю Нору, а потом увезу её из этого чистилища. Я слышал, что в Столице всего в достатке, растет зелень, они разводят животных. Даже домашних.

Наконец-то. Наконец-то мы с Норой сможем уехать отсюда. Всё это звучало слово сон. Ещё утром я вернулся ни с чем, а теперь казалось, что передо мной открыт целый мир и у меня в руках ключ от всех дверей.

Дома я рассказал всё Норе. Счастье сияло улыбкой на её лице, звучало хрипотцой в её голосе, стекало слезами по её щекам и обнимало меня её руками. Я обнимал её в ответ вдыхая аромат её огненных волос, что полыхали ярче разгоревшегося камина и будто освещали комнату своей жизнью. Я уже давно не видел этого яркого пламени в её глазах, не ощущал этого жара что источала её нежная кожа, прикасаясь к которой мои руки плавились и сливались с её телом. Хоть мне и нужно было спешить, она всё же убедила меня остаться, и я сгорел в её пламени обратившись пеплом и вновь воскрес, и был готов свернуть горы, ради того, чтобы моя женщина была счастлива так как сейчас.

Я не могу взять Нору с собой, и она это понимает. Дорога до Столицы опасна, даже я не знаю, что меня ждет. Я так хочу, чтобы она поехала со мной, за все то время что мы вместе я никогда не уезжал так далеко и так надолго.

- Я же говорила, что что-то произойдет. – она стояла на крыльце укутанная в плед и смотрела на саксаул, а точнее на змею которая всё еще сидела там.

- Да, говорила. Но ты говорила, что это не добрый знак, а, по-моему, всё сложилось как нельзя лучше.

- И тем не менее мы расстаемся.

- Но мы скоро снова будем вместе.

Она поднимается на носочках и целует меня в губы. Поцелуй настолько нежен, что я едва прихожу в себя. И в тоже время мне кажется, что этот поцелуй — значит намного больше, чем просто проявление чувств.

Перед отъездом я пошел к поляне за домом, чтобы нарвать табака на обратную дорогу, пока я доеду до Столицы и поеду обратно, он уже успеет высохнуть. Здесь растет дерево, большое и красивое, а возле него небольшая поляна, усеянная маленькими разноцветными цветами. Гордость моей жены. Она нашла эту поляну давным-давно, и я построил наш дом именно здесь, чтобы она могла ухаживать за ней. Тогда я думал, что это пустая трата времени, ведь всё равно все эти цветы и тогда ещё маленькое деревце погибнут, как и всё остальное в этом мире. Но она смогла сохранить им всем жизнь и поддерживать ей на протяжении всех этих лет. Ростки табака я выменял у Андрея уже не помню, на что и попробовав вырастить их чуть не погубил все труды Норы. Влетело мне тогда по полной. Она сжалилась надо мной, и сама начала выращивать для меня табак. Даже не знаю сможет ли она иметь такую же поляну с цветами в Столице.

Под звездным небом я направился к ранчо где меня по словам Андрея ждет груз. Я надеюсь, что он меня ждет. И хоть я торопился всё же решил не подгонять коня, не дай бог убью его по дороге или он запнется о камень в темноте и сломает ногу. Вся моя жизнь теперь зависит от него.

***

Где-то часа через три я доехал туда куда нужно. Приближаясь к дому, я заметил свет лампы, мелькнувшей в окне, а после этот же свет в дверях дома. Хозяин направил ружье в мою сторону щуря глаза пытаясь рассмотреть меня получше.

- Кто здесь?! – крикнул он. – Что вам тут нужно? У нас ничего нет, мы голодаем, как и все остальные. Проваливайте!

- Извините что потревожил! – крикнул я в ответ подняв руки. – Мне сказали сюда приехать и забрать груз для Столицы. Я курьер.

- Курьер? – он опустил ружье. – Хвала небесам. Милая, собирай вещи мы узжаем! Сынок, помоги ей!

В доме началось какое-то движение, загремела посуда. Я рискнул подъехать поближе.

- Простите меня за такой прием.

- Ничего-ничего. Сам виноват приехал слишком рано. – я слез с лошади чтобы свет лампы падал на мое лицо. Хозяин, судя по виду ещё был настороже.

- Слишком рано? Нет-нет, вы приехали как раз тогда, когда нужно. Мы тут уже где-то с неделю ждем хоть кого-то.

- Так я должен доставить вас в столицу? Мне сказали будет какой-то груз.

- Нет, мы не груз. Мы сторожа. Нам доверили сторожить груз, который вы повезете в Столицу. Мы бы и сами его довезли, но я не хочу рисковать. Да и сумма которую заплатили и так позволит нам переехать в Столицу. Поэтому мы с семьей немного нервничаем. Сами понимаете такие деньги хранить, да и груз за который платят буквально новой жизнью. Слухи быстро распространяются.

Новая жизнь. Эти слова мне были по нраву. Он отвел меня в сарай где стояли две телеги, не запряжённая была той что поведу я. Не успели мы прийти, как туда же впопыхах прибежали жена хозяина ранчо его сын и жена его сына. Если честно я так и не понял которая жена чья.

- Что я везу? – спросил я хозяина.

- Я не знаю.

- Не знаете?

- Не знаю. Там два больших ящика. Они заколочены, а открывать я их не решился, меньше знаешь крепче спишь.

Я приоткрыл накинутое на телегу покрывало чтобы посмотреть о каких ящиках он говорит. Их форма мне была знакома, от удивления я чуть было не открыл рот.

- Боже… - всё что я смог промолвить.

- В чем дело? Что не так с этими ящиками? – спросила одна из жен увидев выражение моего лица.

- Это не просто ящики. Это гробы.

- Что такое «гробы»? – спросил сын хозяина ранчо. Он видимо был совсем мальчишкой, когда всё это началось.

- Это ящики, сынок. Ящики для людей. Когда люди умирают из кладут в гробы и хоронят под землей. Раньше так делали, когда люди ещё могли умирать. – объяснил я ему как мог, ведь у его родителей язык не поворачивался что-то сказать они лишь таращились на содержимое телеги. Они что тоже в первый раз гроб видят? Или уже забыли, как они выглядят?

- То есть там внутри… - начала чья-то жена

- Не обязательно. – пришел наконец в себя хозяин ранчо. – Там скорее всего…ну даже не знаю…

- В любом случае это не наше дело. – подытожил я.

- Точно! Это не наше дело. Пускай там в столице разбираются. А нам уже пора ехать. Извините…

- Старик. Так меня все зовут.

- Старик. Вы не могли бы не ехать за нами и выехать чуть позже? Я думаю не стоит привлекать к себе лишнее внимание. Две телеги едут друг за другом, сами понимаете, как это будет выглядеть заманчиво для всякого отребья.

- Конечно.

Мужик испугался не на шутку. Думал, что сторожит два обычных ящика, а тут прихожу я и говорю, что возможно, хотя я в этом почему-то уверен, в них лежат два трупа. Он вручил мне карту с маршрутом до столицы и нарисовал мне новый, разница была в том, что мне придется делать крюк через какую-то церквушку. Сами они тоже хотели поехать через неё, но хозяин ранчо сказал, что им нужно заехать на один из фронтов и забрать второго сына с войны. А ещё он вручил мне кобуру с револьвером.

- Мне это не нужно. – сказал я, возвращая ему пистолет.

- Возьмите. Если не умеете стрелять, то хоть припугнете.

- Я не думаю, что кто-то испугается.

Дрожащими руками я кинул кобуру в повозку. Когда я привел своего коня чтобы запрячь, их повозка уже направилась вперед к новой жизни.

- Стойте! – крикнул я. – Почему тот, кто привез вам эти гробы сам не повез их в Столицу?!

Они меня не услышали. Или не захотели отвечать.

***

В дороге я много думал о моем грузе. Это не могли быть какие-то старые тела, все они уже давно превратились в пыль. Нет, эти умерли недавно. Но как? Или они нашли способ? Поэтому я везу их в столицу? Чтобы они смогли узнать секрет смерти? Забавно. Сколько тысячелетий люди стремились к божественному бессмертию, а теперь ищут способ побыстрее умереть.

В своих думах я и не заметил, как добрался до церкви. Вокруг неё располагалась маленькая деревня, а её жители отчего-то носили монашеские рясы. Никто из них не смотрел мне в глаза, и я не видел их лиц, скрытых за капюшонами. Когда я спросил у одного из них дорогу он указал мне на церковь.

- Я уже ходил этим путем. К сожалению, на этой дороге никого рядом не оказалось.

- Нет, я не об этом. Святой отец знает лучшую дорогу. Спросите у него.

- Почему вы в рясах? Вы все монахи?

- Нет. Рясы носят все жители деревни, не прошедшие очищение перерождением.

С этими словами он взглянул на меня из-под своего капюшона, и я увидел, что вся кожа на его лице была покрыта струпьями, уродливыми и гноящимися. Заметив скользнувшее отвращение на моем лице, он убрал свое натянув капюшон еще сильнее чем прежде.

- Прости.

- Ничего. Всё в порядке. Скоро я пройду очищение и тогда от этого уродства не останется и следа.

Оставив его, я направился к церкви. Из её стен доносились речи священника и чем ближе я подъезжал, тем его голос становился всё громче и громче. Меня заинтересовали слова того прокаженного об этом очищении. Не хотелось бы конечно оставлять тут телегу с грузом, но местных она отчего-то не интересовала, все они расхаживали по деревне в ожидании чего-то. Будто вот-вот подойдет их очередь, и они боялись пропустить того, кто стоит перед ними.

В церкви было темно. Зажженные канделябры не давали той яркости чтобы осветить всё помещение. Я осторожно пробрался внутрь, не открывая дверь полностью дабы не мешать и прошел к свободной скамье, сел поудобнее и стал слушать. Почти все места в зале были заполнены, и взгляды присутствующих были устремлены на святого отца и стоявших перед ним на коленях пятерых человек. Они были полностью обнажены, тела их были покрыты такими же гноящимися струпьями. Когда священник вышел на свет я понял в чем суть «очищения перерождением».

Каждого из прокаженных облили маслом, а после священник поджег его. Крики эхом раздались по всей церкви, тела пятерых полыхали, но так и остались сидеть на коленях. Когда священник махнул рукой «очищенных» накрыли одеялами и начали тушить пламя. После этого раздался шквал громких аплодисментов.

- Таков смысл перерождения, сын мой. – священник и я стояли возле телеги, я всё ещё не отошел от увиденного ритуала.

Слухи о болезни доносились до наших краев, но сам я видел её проявление впервые. И также впервые видел, как лечат сей недуг. Святой отец облаченный в черное стоял передо мной как живое подтверждение исцеления. Его обугленное лицо сияло улыбкой. Он так долго ждал чтобы поделится этим с тем, кого болезнь не коснулась.

- Огонь – это жизнь. Её олицетворение. Соответственно, чтобы переродится мы должны быть преданы огню. Раньше, когда люди умирали их тела сжигали, может быть те тела что вы везете, Старик, также должны переродится.

- Может быть. Это уже будет не моей проблемой.

- Правда. Но как бы то не было вы тоже переродитесь, не так ли? Новая жизнь в стенах Столицы. Своего рода вы пройдете через пламя чтобы достичь желаемого.

- Я делаю это не столько для себя, сколько для своей жены. Она мое пламя. Не важно перерожусь я или нет, важно лишь то что бы она не угасла.

- Великая цель – делать что-то ради другого не щадя себя. Этому миру не хватало именно таких людей как вы, когда всё это началось. И поэтому Бог нас наказал. Все мы думали, что мы умрем и отправимся в ад, но мало того, что мы не умерли, так и Господь решил принести ад прямо к нашим дверям. Как вы думаете почему ворота Столицы закрыты для всех? Почему они пускают туда только избранных? Ведь там нет войны, голод не мучает жителей и все они здоровы, а умирают там разве что со скуки.

- Думаю, это всё потому что не все готовы жить…в гармонии. Те, кто наживаются на войне и голоде никогда не откажутся от этого, не станут работать на благо остальных получая за это то что получает каждый, ни больше ни меньше. Люди алчны, святой отец, этого у нас не отнять, но иногда всё это переходит границы. А с такими людьми никогда не построить никакой гармонии.

Мы проговорили с ним несколько часов. Давно я уже не изливал кому-то душу, чтобы тот, с кем я разговариваю слушал меня и принимал меня таким какой я есть. Единственным таким человеком для меня была Нора, но и ей со временем я перестал рассказывать обо всех своих тревогах, кошмарах что мне снятся по ночам, думаю, что уже достал её с этим. Возможно я ошибаюсь.

На ночь я остался в деревне. Мне выделили комнату в одном доме с переродившимися. Они очень долго извинялись, что не могут ничем накормить меня, предложив лишь краюху постного хлеба, но даже за это я благодарил их так будто они устроили пир в честь моего прихода.

Святой отец сказал, что он проводит по одному обряду в день и делает это за подношения, ведь деревне надо на что-то жить. Один обряд, пять человек. Всё потому что масло тоже не бесконечное, они покупают его в одном из близлежащих городов. Каждый день в деревню приходят хотя бы по одному человеку. Места хватает всем. Если бы не голод и не эпидемия я бы, наверное, привез сюда Нору. Местные мне очень понравились, но, несмотря на условия, которые здесь созданы, я вижу, что их тревожат те же мысли что и других.

- Все мы ищем покоя и думаем, что нашли его, но мы лишь облегчаем муки. Хотел бы я лежать в одном из этих гробов.

На рассвете я покинул деревню. Святой отец указал мне путь, которым они ездят в город. По его словам, он безопасен, но как только я выйду на большую дорогу всё изменится, я оглянутся, не успею.

Везде бушуют войны, а на дорогах есть те, кто не оставил тщетные попытки кого-то ограбить и забрать те крохи, что остались у людей, скитающихся по миру. Самое главное для меня это добраться до Трибун. Так называют безопасную дорогу для путников и тех, кто хочет развлечь себя и посмотреть на то как люди бьются за «честь и славу своей страны», если за это платят.

На большаке я провел день и решил остановиться возле лесной чащи. Безопасным я это место назвать не могу, но других тут нет, придется довольствоваться тем, что есть, уж очень хочется спать и не мне одному. Пристроившись возле колеса, я закурил трубку и в слабом свете горящей спички увидел следы ещё одной телеги прямо рядом со следами моей. Наверное, хозяин того ранчо проезжал здесь вместе со своей семьей. Далеко ли они уехали? Раскуривая трубку, я поднялся и решил посмотреть, куда ведут следы. Зачем я не знаю. Вроде и устал, а с другой стороны не спится. След телеги шел ровно, но затем свернул в чащу. Не добрый знак. Я вернулся к телеге и достал кобуру с револьвером. Вытащив револьвер я держа его дулом вниз направился в лес где обрывался след телеги. Внутренний голос орал на меня, что я спятил, рука с револьвером начала подрагивать. На кой хрен я туда иду? Что я хочу там увидеть? И что собираюсь делать?

Я иду туда инстинктивно, ноги сами ведут меня. Я не хочу увидеть там ничего, и молю об этом всех, кого знаю. И я не знаю на что вообще способен. Может быть в этот раз я смогу хотя бы держать руку со стволом уверенно.

Я тихо пробираюсь через рощу, не хрустнув ни одной веточкой и не шелохнув ни одним листочком. Может быть я не могу никого убить, но я всё ещё отличный охотник. Никто не уйдет от меня. Здесь много следов, кого-то волочили по земле. А вот и телега. Разграблена. Чёрт! Вдалеке виднеется свет от костра я аккуратно иду к нему.

Когда я вижу всё это, я хочу отмотать время назад и не принимать этот заказ. Тело хозяина ранчо вертится на вертеле, и эти ублюдки отрывают от него кусочки. Его сына и их жен я не вижу, но, когда из палатки выходит один из бандитов я застегивает ремень я чувствую себя наивным дураком, решившим что они смогли уйти. На руке бандита я замечаю татуировку, странный символ похожий на высунутый язык.

Оглядывая лагерь, я встречаюсь взглядом с хозяином ранчо. В его глазах я слышу крик о помощи из-под кляпа доносится мычание. Я вытягиваю руку с револьвером вперед, направляю её на одного из бандитов. Ничего. Я не могу. Рука начинает трястись, со лба струится пот словно этот револьвер весит целую тонну. Я ухожу. Оставляю их там в этом кошмаре, который не закончится пока бандитам не надоест. Вернувшись на дорогу, я выбрасываю револьвер в чащу и уезжаю как можно быстрее и как можно тише.

Я ненавижу себя. Я жалок. Уехав достаточно далеко, я падаю с телеги от бессилия и начинаю рыдать, спрятав лицо в шляпу. Впервые в жизни я хочу умереть.

***

По Трибунам я доехал до столицы за неделю. За это время я успел налюбоваться на войну во всей её красе. Агония лилась рекой и выплескивалась через край. Солдаты собирали оторванные конечности, бежали пришивать и снова возвращались на поле боя. Для некоторых это было развлечением. Театр военных действий, как сказал мне кто-то по дороге. Другой назвал это увлекательным спортом. Во всяком случае, толпа оставалась довольна. Чем еще себя развлечь, как не просмотром такого увлекательного шоу и обсудить это с точки зрения того, кто никогда не воевал?

Наконец-то я в Столице. Огромный город. За его стенами я не увидел бесконечных яств и оргий с ночи до утра. Нет, всего того, что описывали мне другие люди по дороге сюда, я не увидел и был доволен этим. Это был тихий и спокойный город. Здесь у каждого была работа и никто не волновался, что он будет есть сегодня и будет ли вообще, никто не болел, если разве что чихал или кашлял, но уж никак не исходил гноем. Никаких попрошаек на улицах, никаких прокаженных, никаких опустошённых лиц, смотрящих в одну точку пока им, пришивают руки и зашивают брюхо. Обычный спокойный город.

Меня привели в особняк местной хозяйки и заказчика, которому я вез гробы. В большом зале она стояла перед камином с фотографиями облаченная в траурное платье, лицо её закрывала вуаль. Когда она повернулась у меня от чего-то возникло не большое чувство дежавю, будто бы я её уже где-то видел, и мы встречались при таких же обстоятельствах.

Я снял шляпу и поприветствовал её.

- Как вас зовут? – спросила она.

- Старик, моя госпожа.

- Это я вижу. А настоящее имя?

- Я…забыл его.

- Это печально. Вы должны его вспомнить.

- Зачем?

- Чтобы знать кто вы такой. Стариком может быть каждый. У вашего коня есть имя?

- Да. Его зовут Альба.

- Тогда получается, что не вы хозяин Альбы, а Альба ваш хозяин. Не Старик ездит на коне, а Альба позволяет какому-то старику ездить на нем. Понимаете, о чем я? Имя делает нас кем-то.

Она расхаживала вокруг гробов нежно проводя рукой по крышке каждого.

- А у них были имена? – спросил я в надежде, чтобы узнать кого я вез всё это время.

- Да.

Рукой она подозвала двоих из своих людей и те ломиками вскрыли крышки гробов. Я подошел и заглянув внутрь увидел двух молодых и невероятно красивых девушек. У одной были ярко черные как смола волосы и смуглая кожа, у другой она была нежно розовая, а волосы светлые как яркий полдень.

- Это мои сестры. Имани и Лутус. Вера и Надежда. Никогда не думала, что они могут умереть.

- Как они умерли? Как им удалось?

- Они просто сдались.

- В этом мире много кто сдался.

- Это правда, но мои сестры никогда не думали только о себе, поэтому и могли существовать. Жаль, что в этом мире им не осталось места. Но не переживайте, скоро я сброшу траурный наряд и снова воссоединюсь с ними.

- Вы так в этом уверены?

- Да. Потому что я знаю, что вы сделаете, когда вернетесь домой.

Денег, которых мне заплатили, хватит не на один дом в Столице. Дорога обратно будет быстрой. На обратном пути я не смог проехать мимо церкви и не поделится тем, что у меня есть, нам с Норой всё равно столько не нужно. Священник принял мое пожертвование, но не уехал, разделил деньги между всеми сказав мне, что уехать одному было бы неправильно. Жаль, что я не разделяю его взглядов, слишком часто вижу в людях зло заполняющее и гноящееся хуже, чем проказа на телах здешних больных.

Наконец-то я дома. Ещё темно, тихонько пробираюсь в дом, чтобы не разбудить жену. В воздухе витает знакомый запах. Запах что я ощущал всю дорогу в Столицу и обратно. Страх. Весь дом им пропитан. Я зажег лампу. Вся мебель перевернута, посуда разбита. Следы борьбы, брызги запекшейся крови на стене, окровавленная кочерга лежит радом. Она сопротивлялась. Не успев задать вопросы: «кто?» и «куда», я нахожу на полу под полкой раздавленный сверток со свиными отбивными. Бутчер.

Запрыгнув на Альбу, я еду к единственному месту где как мне кажется, могу найти Нору – амбар. Я не хочу думать о том, что я там увижу. Даже на секунду. Не хочу.

Но я это вижу. Обойдя всю охрану, я проник в амбар Бутчера через сломанную стену в стене. Здесь дверь в подвал. Спустившись, я обнаруживаю клетки, в них сидят якобы уехавшие из города жители. В самой последней сидит Нора. Я падаю на колени от бессилия, когда вижу её.

Её огненно-рыжие волосы сбриты. Всё её тело в порезах, правая рука отрублена, оба глаза выколоты. Она лежит без сознания, а я молюсь о том, чтобы она была мертва.

- Лучше б ты не возвращался сюда.

Бутчер и его люди стоят позади меня, я оборачиваюсь, в его руке кисть Норы с кольцом, что я подарил ей на помолвку. На его запястье тот же символ что и утех бандитов в лесу. Он рассказывает мне как она сопротивлялась, но уверяет что, ничего такого он и его ребята с ней не делали. Затем обещания что в отличие от остальных она не пойдет на продажу, она будет его личным «деликатесом». С этими словами он стал облизывать пальцы на отрубленной кисти.

Они просто отпустили меня. Не стали избивать не стали расстреливать. Бутчер с ребятами лишь посмеялись над моей беспомощностью. Я оставил Нору там. Хорошо, что она не видела всего этого. Но она всё слышала. Она слышала, что я промолчал.

Я решил, что за меня скажет кое-кто другой.

Андрей как всегда ночует в своей лавке, я бужу его громким стуком в дверь.

- Какого черта?! Что ты тут делаешь? Ты уже должен был забрать жену и свалить отсюда.

- Помнишь ты сказал, что ни за какие деньги не продашь мой Кольт?

- Помню.

- А как насчет новой жизни?

Я ставлю мешок с деньгами, которые получил за работу. Всё это взамен на мой револьвер.

- Ты… почему? У тебя же есть она. Ты сам мне сказал. Сказал, что с тебя хватит.

- У меня не получилось. – я говорю это и в голосе моем холод, такой что Андрей ежится и на его шее я замечаю мурашки.

Он снимает револьвер со стены и вручает его мне. Кольт ложится в руку как влитой, идеальный вес, идеальной длинный ствол. Рука не дрожит. И дело не только в том, что этот револьвер какой-то особенный. Нет. Моя рука больше не дрожит потому что я сдаюсь. Воспоминания словно резкий поток воды из крана охлаждает мою голову. Змея, сидевшая на саксауле возле моего дома, выползает из-под досок в полу лавки и ползет по моей ноге вверх обвивая мою шею. Она смотрит на меня бездушным не моргающим взглядом.

- Я сдаюсь. Ты это хотел услышать? Ты был прав.

Змея улыбается мне.

- Не радуйся особо. Когда я здесь закончу, то приду за тобой.

Я сбрасываю змею на пол и выхожу из лавки советуя Андрею собрать вещи и поскорее уезжать отсюда. А лучше вообще не брать с собой ничего.

Небольшой туман, зябкий холод. Давно уже такого не было. К рассвету я вернулся на «ферму» Бутчера, но его самого здесь уже не оказалось, наверняка он сейчас открывает лавку для тех, кто вернулся с ночной смены с деньгами. Но так даже лучше.

Охрана встречает меня, спрашивает, что у меня с памятью. Не впал ли я в маразм по дороге. Я отвечаю, что в моей голове сейчас ясно как днём и рекомендую им тоже проветрить её. На издевательски поставленный вопрос как лучше это сделать я стреляю одному из них между глаз, пуля пролетает насквозь, кровавая роса орошает лица стоявших позади. Тело охранника падает, и его друзья все в его крови начинают смеяться, хваля мои навыки стрельбы. Я тоже начинаю смеяться, мой смех противен даже мне. Не весело лишь только тому солдату, встреченному мной накануне отъезда. Он понял, чем всё это обернется ещё тогда, когда я уходил. Видел это в моем взгляде. Смех охранников начинает понемногу утихать, я же продолжаю смеяться, на лице неприятная улыбка. Они больше не смеются, глазеют на лицо своего товарища с застывшим выражением и стеклянными глазами, я продолжаю смеяться, улыбка становится ещё шире. Они переводят взгляды на меня, кто-то тяжело сглатывает, у другого начинает трястись губа, но абсолютно у всех открытые рты и не мигающий взгляд, наполненный страхом. Я резко прекращаю смеяться и срываю улыбку как маску.

Ещё два выстрела. Один падает на землю, схватившись за живот, другого размазывает по стенке амбара. Остальные оказались по умнее. Убежали. Но не туда. Заперлись в амбаре, пока я спрыгивал с лошади. Поздно. Я делаю несколько выстрелов в дверь амбара, затем стреляю по замку с обратной стороны. Их тела лежат на животе застреленные в спину. Видимо хотели сбежать с другой стороны, только один из них лежит на спине, тот, что закрывал за собой дверь.

В подвале я освобождаю «свиней» чьим мясом, и я в свое время лакомился. Признаю от одной мысли об этом меня чуть на изнанку не выворачивает. Далее я вытаскиваю из клетки Нору. Она выбилась из сил, что-то бормочет, я отвечаю: «Я тоже». Я беру её на руки и ей тело полностью обмякает на них, голова откидывается назад. Сейчас я хочу заплакать, прямо как тогда на дороге от бессилия что-либо сделать. Не могу.

На выходе меня встречает тот солдат. У него ко мне просьба.

- Убей меня. Я сделаю всё что захочешь.

Я передаю ему тело Норы и отвечаю:

- Возьми одну из лошадей. Езжай к моему дому, там на заднем дворе есть поляна с большим деревом, в небольшом шкафчике рядом есть лопата. Вырой под этим деревом две могилы, в одну из них положи мою жену и жди меня. Как только вернусь я убью тебя и похороню вас обоих. Справишься?

Я смотрел как он везет тело Норы в сторону восходящего солнца. Туман полностью рассеялся.

***

Очередь возле лавки Бутчера. Исхудавшие оборванцы все в грязи и воняющие потом крепко сжимают монеты в руках, те кто выходят из лавки прижимают маленькие кусочки мяса к груди боясь уронить или тех, кто захочет отнять его.

Я подъезжаю к лавке и зову Бутчера:

- Выходи, жирдяй! Пора заканчивать с этим!

Он выходит. Конечно же не один в компании своей личной охраны. При виде меня он ухмыляется.

- Кто к нам пожаловал! Старый маразматик собственной персоной! Я же вроде велел тебе убраться из города.

- Велел. Но перед тем как уехать я решил устроить себе экскурсию на твою маленькую ферму. И был очень впечатлен, когда увидел там людей вместо свиней. Я понимаю твою тонкую иронию. Разницы-то нет. Но если так посмотреть, то ты первый должен был отрезать от себя кусочек. Хотя я понимаю почему ты этого не сделал. Кому нравится есть тухлое мясо?

- Не понимаю, о чем ты говоришь, старый придурок.

Доказательства пришли сами. Пленники фермы, некоторые еще с не заросшей кожей, другие наполовину обглоданные. Все тычут пальцами в Бутчера и рассказывают о том, что он делал с ними и делал не одно десятилетие. Покупателей выворачивает наизнанку.

- Ой да не прикидывайтесь сраными неженками! Сколько лет я вас кормлю человечиной, и вы не жаловались. Как-будто я вообще один кто задумывался об этом. Да если бы не я вы бы голодали и дальше, жили бы в муках пока ваши же желудки съедали бы вас, а если бы не это, то вы всё равно начали бы жрать друг друга. Я спас вас. Я предотвратил хаос. Я! Небольшая ложь во спасение. Да я просил за это плату. Когда-нибудь всё это закончится и мне понадобятся деньги. Но я не считаю себя в чем-то виноватым. Пара жертв для спасения сотен не такая уж большая цена.

- Да уж, ты прямо святой. Но в чем-то ты прав. Это закончится. Сейчас. Для всех и каждого.

Бутчер говорит своим людям избавится от меня. Большая часть толпы поддерживает его. Что им еще остается. Им плевать, кого они будут есть, раз никто не умирает то какая разница? Вот только мне плевать на то что они думают. Всем им осталось, недолго мучатся. И скоро они узнают об этом.

Ребята Бутчера не успевают подойти ко мне, как я расстреливаю их, не слезая с коня. Двое падают на землю, один скатывается с лесенки что ведет к лавке, третий переваливается через перила и падает в поилку для лошадей, разбрызгивая воду. Никто из них не встает. Я выжидаю пару минут, чтобы до всех дошло. А затем говорю Бутчеру, что отпускаю его, возвращаю ему должок, ведь он меня отпустил. Он нервно кивает и пускается наутёк.

К сожалению, для него, я не сказал ему, что бегать от меня пустая трата времени и сил, а ещё немного не умею играть честно. Как только он убегает достаточно далеко, я простреливаю ему колено. Его толстая туша валится на землю. Я даю ему время встать. На удивление он делает это очень быстро. Хромая и тяжело дыша, истекая кровью и мучаясь от боли, он проходит еще метров пятьдесят до лавки Андрея, и я простреливаю ему второе колено. Не спеша я подъезжаю к нему, вижу, как он ползет изо всех сил. Должен похвалить его за выдержку. Он и впрямь пойдет на всё, чтобы выжить. Я спускаюсь, переворачиваю его и смотрю прямо в его глаза.

- Господи, прошу тебя, не делай этого.

- Господа здесь нет, он тебя не слышит. Не потому что ему на тебя плевать, хотя в целом так и есть. Он мертв. И он так же, как и ты молил меня не делать этого, но мой ответ всегда один – нет. Такие как ты лишние доказательство, почему я не должен был уходить тогда. И прошу прощения. За все те муки, что я заставил всех выдерживать каждый день, каждую секунду. Но не у таких как ты. Ты даже в таком состоянии способен извлечь для себя выгоду. Но я знаю одно место, где у тебя не будет шанса даже пальцем шевельнуть. И где Ты будешь свинкой на сковородке.

- Нет! Пожалуйста!

- Как доедешь, передай папаше и его сынку привет от меня.

Я привязываю веревкой его ноги к лошади. Сажусь верхом и разгоняюсь в сторону мясной лавки. Альба несется во весь опор, толпа разбегается в стороны, прячась в домах и за столбами. Я резко разворачиваюсь и отстреливаю веревку, тело Бутчера влетает в окно лавки, катится по полу и врезается в стеллаж с бутылками с настойкой. Я подъезжаю поближе, чиркая спичкой раскуриваю трубку. Держу ещё горящую спичку огнем вниз, а затем щелчком пальцев бросаю её в лужу настойки. Бутчер моментально начинает гореть, кричать и извиваться, кататься по полу до тех пор, пока не застывает с протянутой к двери рукой. Не знаю уж из чего он делал эту настойку, но градус там был очень высокий.

Я докуриваю трубку пока догорает лавка Бутчера. Рядом стоит Андрей в руках у него только мешок с деньгами, ничего другого он с собой не взял.

- Возьми с собой тех, кого держали в плену. Вас пустят в Столицу после того как ты расскажешь, что здесь произошло. Я приеду туда в последнюю очередь. Поживите как люди.

- Так и сделаю. А ты сейчас куда?

Обычно я не думаю над ответом, но сейчас я не знаю, что сказать. После долгих секунд раздумий я все же нахожу ответ.

- Домой.

- Тогда… - он протягивает мне руку, но я не жму её.

- Не стоит.

- Совсем забыл. Рад был с тобой познакомится, лицом к лицу. Не каждому это удается. Прощайте, мистер Мортем.

***

Как и обещал я похоронил того солдата под деревом рядом со своей женой. Не стал стрелять в него, он и так нахватал пуль за свою жизнь, так что я решил дать ему уйти безболезненно. Всего лишь одно прикосновение. Из досок, сорванных со стен дома я я делаю им надгробия. Перед смертью он говори мне свое имя. Оно не настоящее. Я знаю это. И это вызывает у меня улыбку, ведь Нора — это тоже не настоящее имя. Я помню день, когда мы познакомились и помню, что тогда не обратил внимание на то как она оговорилась, представляясь мне. Амор. Так созвучно с Норой что я решил, будто мне послышалось. Я же представился Стариком, сказав, что забыл свое имя. Вот дурак. Мог бы и поумнее что придумать. Но к тому времени я так устал.

Старик и Нора. Так я подписал их могилы. И пусть не мое тело лежит в одной из них, но сегодня Старик умер.

Я сажусь на Альбу и смотрю вдаль. Они уже ждут меня и ждут уже долго. Там на своих конях они улыбаются своему брату. Я тоже соскучился чего уж тут лукавить. Напоследок я оборачиваюсь и вижу их на своем крыльце. Молодая женщина в черном траурном костюме со сброшенной вуалью. Её ярко-огненные волосы развиваются на лёгком ветерке, ни надень не истлевшие не обратившиеся седым пеплом. Она держит за руку девочку, вторая прячется за её юбкой. У одной ярко черные как смола волосы и смуглая кожа, у другой она нежно розовая, а волосы светлые как яркий полдень. Все втроём они машут мне. Хотел бы я вернутся сейчас назад, но не могу. Хотел бы я обнять её, но и это мне сделать не по силам. Я никогда не смогу коснутся её, но я знаю, я чувствую, что она всегда будет рядом. Её горячие объятия всегда будут со мной. Её огонь никогда не погаснет.

И даже я не смогу этому помешать.