Ольга Силаева

Рыцарь и пирог

Рыцарь и пирог
Работа №237

Джоццо смотрел на нож.

Нож смотрел на Джоццо. Заглядывал ему прямо в зрачок и хищно, сладострастно подёргивался. Мысли это вызывало самые непристойные, и, если бы мог, Джоццо расхохотался бы. Но он был занят. Он пытался выжить.

Человек по ту сторону ножа смотрел сосредоточенно и деловито. Вряд ли его интересовало, как зовут случайного партнера по пляске смерти. Танцором он выглядел опытным, а такие имён не спрашивают.

То, что финальные па ещё не исполнены, своей заслугой Джоццо считать не мог. Просто удачно упал на спину, сблокировав змеиный бросок ножа. Теперь только скрещённые запястья отделяли его от последнего поклона на публику. Устанут руки — и всё, занавес. Аплодисменты достанутся могильной плите.

Человек навалился крепче. На лице его складкой у рта подергивалась досада. Он словно выполнял тяжёлую, неблагодарную работу, ему было скучно. Каждый день человек резал людей за деньги и наверняка мысленно ругал нищенский оклад. В Джоццо ему виделась не личность, а досадная помеха в делах.

Оба дышали часто и гулко. Сложный ритм вдохов и выдохов завораживал, диктовал рисунок танца. Скоро, слишком скоро он станет куда проще. Джоццо зажмурился, втянул воздух…

Дыхание прервалось — но не его. Человек сверху удивленно хекнул и обмяк, свалившись на сторону. Нож обиженно звякнул о мостовую, отскочил и воткнулся в дюйме от виска: застрял в щели между булыжниками. По лезвию пробежал любопытный блик закатного солнца, нырнул под распахнувшиеся от удивления веки. Прямо в зрачок. Нож не смог. Солнце смогло.

Мостовая вдруг оказалась невероятно, сказочно уютной. На ней хотелось лежать и лежать, во всей полноте принимая её и наслаждаясь тем, что камни врезаются под лопатки и тычут в ребра. Что всё это принадлежит тебе, а не свежему трупу, из глаза которого вытекает нечто тёмное, почти чёрное…

Пара шикарных, выделанных из дорогой кожи ботинок остановилась рядом с головой Джоццо.

— Вставай, — сказал Рыцарь и протянул руку.

***

Дорога домой — радостное и печальное путешествие.

Лютня в полотняном чехле уютно хлопала по спине. Хозяин таверны, ковыряясь меж крупных, словно у лошади, зубов, говаривал: «Мне всё равно, что ты играешь. Главное — чтобы в заведении было, как у людей. Тут бренчат, тут пляшут, тут жуют да выпивают». Пока за выступления платили, Джоццо с такой позицией, в общем, соглашался.

Раньше он бы остался. Его время начиналось в обед, а после предзакатного часа приходил тихий, задумчивый Грик со своей флейтой. Удивительно, как этот флегматичный блондин родом из чопорного, рационального Альгемайна преображался на подмостках. Холодная и пронзительная флейта в его пальцах визжала, хохотала и дразнила. Порой Джоццо не выдерживал, доставал уже увязанную в чехол лютню и присоединялся с аккомпанементом, хотя за это хозяин не доплачивал.

Но «всё проходит», как пишут на кольцах. Сегодня магии тоже не случилось. Джоццо посидел одну-другую канцону, допил поставленный сверх гонорара полукувшин таволы, обменялся с Гриком парой ритуальных фраз. «Ну как ты? — Да ничего. — Ну и я ничего». Дорога домой приоткрыла дверь, и он пошёл.

В голове звенела лёгкость жизни, не имеющей смысла. Жизни, в которой не торчит где-то на горизонте башня великой цели, в сторону которой следует держать свой путь, деловито игнорируя посторонние тропки и случайные повороты. Джоццо любил повороты. И тропки тоже уважал. На одну из них он как раз только что свернул.

Это такая игра. Живя в городе — а тем паче в столице Флорании, — быстро привыкаешь, что из всех маршрутов под ноги ложатся самые очевидные. Выйти из дома, забежать в булочную, прыгнуть с ещё горячим брецелем на подножку конной рельсовки, заболтать кондуктора, соскочить на нужном перекрёстке, дальше дворами… Правда, за границами этих маршрутов мир исчезает. Прячется в тёмный, глухой ящик, словно кот. Он там как бы есть, но его как бы и нет.

Поэтому Джоццо, а также прочие молодые разгильдяи, имевшие время и не имевшие препятствий, полюбили шариться. Следуя из точки «алеф» в точку «бет», выбирали не самый простой, а самый интересный путь. Каждый раз новый. Каждый раз неожиданный. Мир переплёлся нитями тропинок, снова обрёл плоть, принялся благодарно сыпать приятными встречами, шикарными видами и маленькими сюрпризами. Миру нравилось быть.

Знакомая сочинительница, втайне публиковавшаяся в семейном журнале под мужским псевдонимом, называла эту забаву «Северо-западный проход» и упоминала в своих зарисовках. Джоццо знал, что на самом деле развлечение придумал известный писатель с Белых Островов, Джарек Войс. Конечно, вслух Джоццо молчал.

В переулке было темно. Особенно темно по контрасту с предыдущей улицей. Солнце уверенно валилось в сторону моря, и белокаменная жара сменялась наползавшей из таких вот переулков апельсиновой прохладцей. Наверное, даже в полдень здесь не прятались под крыши, пережидая безжалостную сиесту.

Потемнело и на душе у Джоццо. Вспомнился разговор с Линнэке: та всё же поймала его перед самым выходом на сцену. Ожидая очередной нотации на тему беззаботных лоботрясов, грошовых заработков и нулевой ответственности, он приготовился пускать словесный поток вокруг ушей, виновато кивая в ключевых моментах. И потому прослушал бо́льшую часть краткой, на самом деле, речи, застав только концовку.

«Твоя лёгкость — она не от силы, не от умения. Она от пустоты. Прощай, Джоццо. Живи как знаешь».

Поёжившись от сквозняка, Джоццо внезапно для самого себя ударил в ладоши, хохотнул и подпрыгнул на одной ноге — словно играл в «добеги до солнца». Чехол с лютней снова хлопнул по спине, и, перехватив его поудобнее, парень принялся в такт прыжкам горланить песенку, подслушанную у заезжих вечинов:

— Эй, выпей сидра, Лау, ведь сидр так хорош! Эй, выпей сидра, друг, ну что же ты не пьёшь!

Показалось — или из-за поворота ответили? Ставни на окнах почти везде были прикрыты; в это время, в этом районе спать ложились рано. Может, эхо? Перепрыгнув на другую ногу, Джоццо доскакал до поворота. И застыл.

Здесь солнце ещё выглядывало — в дальнем устье между домами. А на фоне оранжевого диска двигались силуэты. В основном мужские: приземистые, плечистые, хищные. Они окружали высокую и в чем-то даже изящную фигуру, стоявшую с тростью в руках. Этот танец Джоццо узнал.

Человек здравомыслящий тут же сделал бы шаг назад. А лучше пару, и не одну. Грик, помимо флейты обладавший редкой и новой профессией механика, называл такое «врубить заднюю». Однажды увидев, как оно работает, Джоццо согласился с термином.

Но здравомыслящий человек не стал бы каждый вечер играть в «Северо-западный проход». Не скакал бы на одной ножке, напевая про Лау и сидр, не бренчал бы канцоны по тавернам за горсть монет и бесплатное вино. Словно дуновение лёгкого вечернего ветерка, накатило и схлынуло оцепенение. Стряхнув его, Джоццо вспомнил слова Линнэке. «Пустота, значит?» Он откашлялся, подбоченился и громко заявил:

— Э, пройдохи! Что за дела в моём районе? Так давно не встречали проблем, что решили пойти поискать? Ну, поздравляю: вот они мы!

«Пройдохи» замерли. На мгновение, но этого хватило. Фигура с тростью гибко и как-то даже плавно изогнулась, сама трость перелетела из руки в руку. Пара силуэтов упала. Поймав дурной кураж, Джоццо заорал давешнюю песенку, замахнулся лютней и рванул в атаку.

Потом всё как-то смешалось. То ли он врезал кому-то по темечку, то ли его огрели, то ли поймал умелую подножку и толчок в грудину. Придя в себя, Джоццо понял, что лежит на неуютной мостовой. И смотрит на нож.

А нож смотрел на Джоццо.

***

Оказывается, лютня — ударный инструмент.

Добротный парусиновый чехол, не раз выручавший во время дождя, словно виновато разводил руками, раскинув завязки по обе стороны горловины. Макушка, с коей довелось соприкоснуться деке лютни, тоже оказалась сделана добротно. Дерево не выдержало, раскололось вдоль волокна. Хорошо хоть нужный эффект был достигнут: обладатель макушки красиво лежал и к танцам более намерений не имел.

Рыцарь ходил между тел и совершал с ними непонятные манипуляции: оттягивал веки, заглядывал в глаза, прикладывал два пальца к шейным жилам и к чему-то прислушивался. Любопытство покусывало Джоццо за мягкие части, но он старательно не поддавался. Задавать вопросы Рыцарю…

О Рыцарях говорили многое. Что они богаты. Что влиятельны. Что их слушаются тайные силы и не смеют ослушаться короли. Говорили, что они бессмертны. Врали, скорее всего. Но проверять как-то не тянуло.

Наконец фигура с тростью остановилась. Как раз над типом, который столкнулся с лютней Джоццо. Повторился тот же ритуал: веки, взгляд, пальцы, слух. Любопытство выдало особо изощренный «кусь», и пришлось пойти на уступки:

— А скажите… — Джоццо замялся, не вполне понимая, храбрость им движет или наглость. — Зачем вы это делаете?

— Проверяю, будут ли они жить.

Голос у Рыцаря был негромкий, приятный, но без каких-то особенных обертонов или акцента. Совершенно незапоминающийся голос, если уж по правде.

Да и сам он выглядел довольно непримечательно. Темно-серый сюртук по фигуре с такого же колера шерстяными брюками; чуть более светлый жилет поверх практически черной рубахи; из украшений разве что стального цвета галстук — и все это без каких-либо булавок, камней, часовых цепочек или блескучих запонок. Лицо или причёску Рыцаря трудно выходило разобрать в сочащейся из подворотен темноте, но создавалось впечатление, что они так же серы и обыденны. Не будь характерной трости, кто-то мог и обознаться.

Трость — то, с чем не расставался ни один Рыцарь. И обязательно, обязательно она должна была быть с тяжёлым металлическим набалдашником. Простой, удобной формы, чтобы браться ловчее. И непременно с Оком Наблюдателя на геральдическом щите, врезанном в металл.

Говорили, что трость Рыцаря — источник его силы и власти. Говорили, что некоторые пытались проверить и отобрать. А вот что с ними случалось после такого — не говорили.

Джоццо перестал пялиться на Око и уточнил свой предыдущий вопрос:

— Так а смысл? Живы, не живы… Их вон ваше самочувствие явно интересовало с более практичной точки зрения.

Завершив свои манипуляции, Рыцарь поднялся во весь рост. Вот что точно выделяло его из толпы: высота, с которой он смотрел на всех остальных. Но кроме телесных габаритов, было что-то ещё. Грик, любитель звучных фраз, назвал бы это «величием духа». Скептик Джоццо предпочитал словечко «харизма». Оную он втайне предполагал и у себя — а значит, выходило не так завидно.

— Каждый человек имеет право на выбор. — Ни тон, ни громкость не изменились, хотя теперь Рыцарь обращался непосредственно к Джоццо, горестно сидевшему на корточках над разбитой лютней. — Если человек мёртв, у него заканчивается возможность этот выбор совершать.

Серьезная мина — штука тяжёлая: так и норовит упасть с лица. Не выдержав, Джоццо расхохотался:

— Ну да, оттуда не повыбираешь. Разве кого схарчить на заупокойный ужин. Но тогда за покойничком стоит прийти с осиновым колом и серебряными пулями.

— Не стоит так легкомысленно относиться к вещам, которые не понимаешь, — голос Рыцаря не изменился даже сейчас. В нем не было ни гнева, ни укоризны. Ровная констатация факта. Правда, у Джоццо от этого всё равно ёкнуло за грудиной и по спине словно стадо клопов пробежало. Парень потупился и буркнул:

— Простите. Это у меня, наверное, после ножа. Сам чуть выбора не лишился, — и он дёрнул уголком рта.

— Вставай, — вместо комментария повторил Рыцарь, подойдя ближе. И снова протянул руку.

Посмотрев на свою ладонь, Джоццо быстро обтёр её о более-менее чистое место на штанине и ответил на рукопожатие. В первый раз он не обратил внимания, а теперь подметил: пальцы у Рыцаря были твёрдые и прохладные, словно из кости элефаса. Ему как-то довелось потрогать бийетный шар, выточенный из этого плотного, тяжёлого материала. Странное ощущение — огромное, величественное животное умерло, а из его тела сделали игрушку для убийства времени. Мёртвое для мёртвого.

Впрочем, всё в этом мире рождается, чтобы стать чем-то для чего-то. Свиная кожа на куртку, зерно для хлеба, зайчатина на пирог, дерево для дома. Жизнь переходит из одного качества в другое, и нет этой спирали конца.

А в бийете Джоццо оказался из-за Грика. К тому приезжал некий дальний родственник, который желал немножко кутить. Правда, когда все уже хорошенько выпили и неумело погоняли шары, выяснилось, что «дальний» родственник — очень даже отец. И на самом деле он желает, чтобы блудный сын перестал валять дурака, вернулся в Альгемайн и в свой черёд взял ответственность за все немалые семейные владения.

Грик в ответ достал флейту и начал играть что-то едкое, издевательское, бунтарское. Его почтенный родитель разразился экспрессивной, а может, и откровенно бранной тирадой на родном языке, потом схватил фужер из дорогого малозатамского хрусталя и швырнул в стену. Досматривать семейную драму Джоццо не стал, малодушно сбежав в уборную, а оттуда домой. Тоже в чём-то выбор, если верить Рыцарю. И у него, и у Грика.

Наверху скрипнула ставня. Конечно, никто из местных не упустил шанса поприсутствовать на представлении. Бесплатно, безопасно, есть о чём посплетничать ближайшую неделю; оптимальный вариант. Джоццо поморщился. А вот Рыцарь даже глазом не моргнул.

— Я благодарен, — вместо этого произнес он. — Последнее время я много размышлял о том, что люди разучились делать правильный выбор в правильный момент. Ты показал мне, что я ошибаюсь. Это ценный урок.

Воздух застрял в горле Джоццо. Он закашлялся, выпучив глаза, и срочно отвернулся, чтобы не позориться. Благодарность Рыцаря! Ну дела!

— Так-то я особо и не сделал ничего, — удалось прохрипеть, когда кашель почти прошел. — Вы же их сами раскидали. А я только лютню разбил…

— Порой само намерение ценнее, чем деяние, — словно процитировал Рыцарь, наклоняясь и поднимая чехол с обломками инструмента. Внутри печально скрипнуло. Джоццо невольно вздохнул.

— А ты молодец, — неожиданно улыбнулся собеседник. Это было ещё внезапнее, чем слова благодарности, но тут Джоццо успел среагировать. Или наоборот, не успел. — Я хочу сделать тебе небольшой подарок. Он не настолько ценен, как твой, но всё же прошу его принять.

— Э-э-э, — покраснел парень. — Слушайте, ну я не знаю. Может, без подарков? Правда, я же не для этого…

— Да, ты не для этого, — снова улыбнулся Рыцарь. Джоццо показалось, что по стенам близко стоящих домов словно пробежали солнечные зайчики, а в переулке стало явственно светлее, хотя солнце уже успело окончательно упасть за крыши.

— Ты делаешь то, что делаешь. А я делаю то, что должен. Сейчас мой долг обязывает меня предложить тебе выбор. Скажи, Джоццо Виччио: ты хочешь жить вечно?

Вот теперь воздух не просто застрял: он заледенел в трахее, сковал легкие, мёрзлой глыбой упал в желудок. Сердце, кажется, на мгновение остановилось, поражённое этим внутренним заморозком, а потом замолотило лихорадочно, словно надеясь растопить и изгнать. Даже изумление от того, что собеседник знает его имя — и фамилию! — не успело толком вползти в мозг. Вместо этого там вертелась ярмарочная карусель: «Жить вечно! Жить вечно! Жить! Вечно!»

— Я… — произнес кто-то. Похоже, сам Джоццо. Удивительно. —Я… Знаете, я… Наверное, не готов.

Да, определённо его собственные слова. Стоит послушать.

— Я не знаю. Не знаю, зачем мне оно. Что мне с этим делать?

Рыцарь не улыбался. Он очень серьёзно смотрел на Джоццо. С пониманием и сочувствием.

— Жить. Смотреть на мир. Дать миру смотреть на себя.

— Так-то хорошо, конечно… — Хохоток был нервный, но с его звуками окончательно треснул и поплыл загрудинный лёд. — Но вечность… Это же очень долго!

— Ты прав, — кивнул Рыцарь. — Кстати, торопиться с выбором не обязательно. Принятие решений должно происходить не только в нужный момент, но и в нужном состоянии души. А на подобное требуется время. Подумай. Не бойся: если ты откажешься, меня не обидишь. Дар никогда не накладывает ни на кого никаких обязательств.

— Единственное, о чем я хочу тебя попросить, — сказал он спустя пару мгновений, пока Джоццо пытался уложить всё озвученное, да и произошедшее, в голове. — Подумай не только над бессмертием. Подумай над жизнью вообще. Над своей в частности. Посмотри на неё со всех возможных точек зрения. Быть может, это поспособствует верному выбору.

Костяная рука снова вытянулась в сторону Джоццо, протягивая парусиновый чехол. Словно часовая фигурка, снабжённая приводным механизмом, парень дернулся и сжал пальцы на грубой ткани. Рыцарь кивнул — и небыстрым, но широким шагом удалился куда-то в сторону набережной.

Вокруг темнело. Неподвижные тела задумчиво валялись на булыжной мостовой. Осторожно поскрипывали ставни. А Джоццо стоял и безвыразительно пялился внутрь чехла. На совершенно целую лютню.

***

Таверна — место, где решаются судьбы.

За одним столом кутили студенты, поглощая больше майбока и таволы, чем закусок. За другим восседало почтенное семейство, восторженно пробуя местную кухню; приезжие — «туристы», как называл их в своих книгах Джарек Войс. Не пустовали и прочие посадочные места.

Все эти люди были заняты своими делами. У них имелись какие-то цели в жизни, они шли к ним более-менее верной и почти прямой тропой. Глядя на них, Джоццо думал. И думал много.

Наконец он аккуратно, словно ставя на стол нечто хрупкое, доиграл мелодию, уложил лютню на скамью рядом с собой и посмотрел на стенные часы. Сей хронометр являлся одним из предметов гордости хозяина, к тому же помогал верно оценивать время выступления. Близился закат, а с ним и Грик.

Последний не заставил себя ждать. Шагая широко, словно на улице мороз и надо быстрее добраться до укрытия, флейтист грохнул дверью и устремился к помосту. «Флейтист, — напомнил себе Джоццо, — механик и наследник миллионов. Вот жизнь у человека».

— Привет, — буркнул «миллионер», падая рядом. — Рассказывай.

— Ну нормально, — проворчал Джоццо в ответ, понимая, что да, действительно, нормально. — Все уже знают, ага?

— Слухи есть основные обитатели города, — Грик протер ладони вышитой салфеткой и принялся собирать блестящую тёмным металлом флейту. — Мы, люди, лишь медиум для их переноса. Среда для их существования. И что же, верно говорят, будто ты в одиночку раскидал шайку бандитов и спас настоящего Рыцаря?

Джоццо хохотал так, что упал по ту сторону скамьи. Впрочем, судя по сдержанной ухмылке флейтиста, тот сам всё хорошо понимал.

— Значит, побили тебя, — сделал вывод Грик. — Но ты вроде цел… Успел сбежать? А Рыцарь?

— Да нет, в общем, даже я побил… — смущённо кашлянул Джоццо. — Слегка. Лютню вон об чужую голову раздраконил…

Приятель поднял бровь и выразительно посмотрел на упомянутый инструмент. Тот выглядел совершенно целым и приятно поблескивал лакированным боком. Пришлось объяснять.

Под конец рассказа, в какой-то момент перешедшего в театральное представление с элементами пантомимы, Грик достал пару монет и махнул одной из подавальщиц. Хозяин таверны высунулся было из-за стойки, но спорить не стал. Видимо, тоже уже прознал, кто у него по ночам на флейте играет.

— Самое интересное в твоей истории, — попробовал пену со своей кружки блудный наследник, — что ты натурально остался жив. Понимаешь ведь, что встретил не простых головорезов?

Джоццо понимал. Он действительно много думал. Непривычно много, настолько, что под утро разболелась голова, и пришлось ловить домохозяйку, клянчить у нее ромашку и мелиссу для отвара. Старушка, маявшаяся бессонницей, прогнала жильца обратно в мансарду, но через десяток минут сама принесла и чайник, и стакан. Жить стало гораздо легче. Можно сказать, привычно легче. Даже удалось выспаться.

— Странных как минимум, — пожатие плечами вышло более чем выразительным. — Кто же на Рыцаря с ножами лезет?

Сказал — и тут же вспомнил: глаз, лезвие, человек. Дыхание на лице. Хруст удара. Жизнь, оказывается, такая нечёткая штука: перейти границу — плёвое дело.

Грик, уловив замешательство, пододвинул кружку и качнул подбородком. Мол, пей давай, а не вспоминай то, чего не случилось. Совет был хоть и молчаливым, но дельным.

Отдышавшись и оценив пиво, Джоццо всё-таки завершил мысль:

— И вообще, какой кретин в принципе станет связываться с Рыцарем?

— А вот этого, друг мой, мы никогда не узнаем, — отзеркалил пожатие плечами Грик и как следует отхлебнул майбока. — Только в театральных постановках да книгах, читаемых развлечения ради, мы сначала видим ружьё, а потом слышим выстрел. А в жизни оное ружьё проносят мимо, и ты не знаешь, будут ли стрелять — или, может, уже выстрелили. Можно только предполагать, а потом выбрать одно из предположений, которое тебе нравится…

— Выбор, — оборвал его Джоццо. — Рыцарь говорил о выборе. Как думаешь, что он имел в виду?

— Так он о твоем выборе говорил, я-то тут при чём? — хмыкнул Грик и показал тавернщику, мол, «помню, не забыл, уже иду». Тот как раз выразительно косился то на парочку откровенно ленящихся музыкантов, то на помост.

— Действительно, ни при чём…

«Выбор» — такое, оказывается, тяжёлое, гулкое слово. Выбирая что-то одно, мы отказываемся от сотен, тысяч альтернатив; приобретаем, теряя. Все тропинки мира сводятся в одну, чтобы идти по ней, преисполненными смысла — а на самом деле сомнений. И никто не скажет, правы ли мы в этом своем выборе.

У Джоццо снова заболела голова, он схватился за виски. Повылезав из всех потайных карманов разума, мысли закружились в голове, словно тараканы по кухонному полу…

Впрочем, тараканов обычно распугивал резко зажженный светильник. В роли светильника было решено использовать волевое решение. В три глотка опустошив свою кружку, Джоццо утёр губы рукавом и грозно уставился на Грика.

— Скажи, на механика сложно учиться?

Тот посмотрел на коллегу по сцене каким-то новым взглядом. Словно увидел что-то неожиданное, не предвиденное в рядовом потоке событий. Свернул в северо-западный проход и обнаружил там зелёную дверь.

— Дождись, — голос его зазвучал отрывисто, по-деловому. — Поговорим.

Джоццо кивнул. Он устроился поудобнее, заказал ещё выпивки, а потом, подумав, и закуски к ней. Лютня, убранная в чехол, стала за скамью, к стене. Она тоже приготовилась ждать.

В жизни намечались смутные, но значительные перемены.

***

Господин Джоццо Виччио, сооснователь и владелец сети мануфактур «Виччио и сыновья», официальный партнёр торгового дома Фельса, почтенный глава почтенного семейства, смотрел на нож.

Точнее, на скальпель. Точный и в чём-то изящный инструмент из дорогой альгемайнской стали, предназначенный для проникновения в недра человеческого тела, усекновения обитающей в нём хвори и извлечения на Наблюдателев свет безвозвратно поражённых частей. По лезвию пробежал сочувствующий блик закатного солнца. Господин Виччио вздохнул.

— Мы сделали что могли, — повторил лекарь. Он зачем-то опять поправил скальпель, лежавший на клеёнчатой столешнице, провёл ладонью по лицу и поднял взгляд на Джоццо. — Что могли.

Они оба стояли, и стол между ними вырос, словно приграничный противоштурмовой вал. Такие во множестве опоясали Флоранию за время последней войны: первая линия обороны, вторая, третья. Резервная, вторая резервная… Джоццо на миг показалось, что где-то далеко-далеко занимается артиллерийская канонада. Но нет, это грохотало сердце.

— Что могли, — шевельнул он непослушными губами. — Я понимаю.

Лекарь нахмурился, неуловимым движением обогнул стол и цепко ухватил за запястье. Заглянул прямо в зрачок, хищно щёлкнул крышкой хронометра. У Джоццо заложило уши.

— Кьяра! — раздалось откуда-то издалека. — Сядьте, господин Виччио, сядьте… Кьяра, быстро настойку кордиалис! Ну!

Губы уже почти не ощущались, когда в них ткнулась сначала маленькая, горько пахнущая рюмочка, а затем широкий стакан с минеральной водой. Джоццо послушно проглотил. Мир обрёл резкость. Оказалось, его действительно успели усадить. Он и не заметил. Плохо дело.

Солнце снова заглянуло в окно лекарского кабинета, и Джоццо невольно принялся вспоминать. Как он лежал на мостовой и смотрел на нож. Как Грик рассказывал ему о профессии механика. Как они напились и всё тот же Грик плескался в фонтане возле ратуши, горланя неприличные куплеты. Как Джоццо втолковывал озадаченной страже, покачивая кувшином таволы, почему та не вправе мешать сим невинным развлечениям.

Потом было много работы. Много учёбы, много ошибок, много неудач. И много тяжёлой, изматывающей работы. Приходя домой, Джоццо падал на кровать лицом вниз. Лютню пришлось поселить на шкаф: там она покрывалась пылью и укоризненно поглядывала глазками-колками на хозяина. Сил не хватало даже провести по струнам, не то что до таверны дойти.

Порой он начинал жалеть о сделанном выборе. Порой казалось, что он навсегда утратил свою лёгкость, что блаженная пустота внутри раньше ощущалась правильнее и органичнее. Но приходил Грик, хлопал по плечу — и немножко отпускало. Самую чуточку.

К слову, поначалу Джоццо недоумевал, откуда сам Грик берет силы после смены — достать флейту, собрать, порепетировать, разобрать и пойти выступать. Тот лишь посмеивался в ответ: «Втянешься».

И Джоццо Виччио втянулся. Да так, что через пару лет предложил Грику уйти из чужой мастерской, основав собственное производство. У него появились идеи. Он увидел перспективы.

Грик тогда только моргнул и снова окинул друга изучающим взглядом. Как в тот самый, первый раз. А ещё через год он получил письмо из Альгемайна… И уехал.

Торговый дом Фельса не мог остаться без руководства. Семья просила Грика, совет управляющих просил Грика, комитет дольщиков просил Грика. Покойный отец не просил. Он знал, что гробовое молчание громче любых слов.

Но долго тосковать по другу и компаньону не вышло. Разобравшись в делах, Грик изъявил желание купить долю в набирающем обороты предприятии Джоццо. Причем купить щедро, с заделом на будущее. Лишними эти инвестиции, понятное дело, не стали: господин Виччио как раз подумывал о расширении. Деньги пошли в дело, дело принесло новые деньги. Потом началась война, фронтовые поставки, государственные заказы… Все крутилось и крутилось, и не видно было тому конца.

Но вот стало видно. Грика больше нет. А скоро, похоже, не будет и самого Джоццо.

Лекарь, бдительно следивший за пульсом, подсунул ещё одну рюмочку. Эта пахла мягким холодком, и господин Виччио вздохнул. Запах напомнил ему любимые духи Далии. Еще одна утрата, которую он, казалось, уже пережил…

С будущей женой Джоццо познакомился всё в той же таверне. Когда дела пошли на лад и он, как и предрекал Грик, «втянулся», оказалось, что подергать за струны лютни вечером — лучший способ проветрить голову и одновременно обдумать планы на утро. А потом потянуло и на подмостки. Знакомый тавернщик был не против, посетители были не против, даже Грик — тем более Грик! — был не против. Правда, кроме Грика и самого тавернщика, никто особо и не догадывался, что молодой, усталый музыкант за это выступление не получит ничего, кроме аплодисментов и ритуальной таволы.

Поэтому Джоццо не сильно удивился, когда симпатичная девушка, пришедшая с подругами, окликнула его и предложила сесть за их стол. Он сел. Остальные барышни хихикали, переглядывались и толкали друг дружку локтями. А Далия просто отрезала пирога с зайчатиной, пододвинула тарелку и грозно потребовала: «Ешь!»

Да, он узнал, как её зовут. Узнал, что она дочка бакалейщика. Что учится — учится! — на художника. Что подруги считают это блажью. Что женщина имеет право выбирать свой путь в жизни. Что она читала Джарека Войса. Что зелёная дверь, конечно, ерунда, но в мире много удивительного. Он слушал, жевал, кивал и понимал: беда. Понимание это ему категорически нравилось.

А через неделю бедный и голодный музыкант из таверны привёл девушку из зажиточной торговой семьи в свой кабинет, расположенный на третьем этаже новенького здания мануфактуры. Развёл руками, словно прося прощения. И стал на колено. Молча.

Далия хохотала. Повисала у него на шее, погружая в тот самый прохладный и мягкий аромат. Целовала кончик носа, лоб, щёки. «Ну ты жук! — кричала она, и секретарь в приемной привставал за своим рабочим столом, готовясь не то звать охрану, не то бежать за жрецом Наблюдателя. — Ну змей! И ведь ни сном ни духом…» Потом снова целовала, плакала и обнимала. А далее Джоццо пришлось запереть кабинет изнутри. И что там происходило, есть великая тайна, известная каждому.

Роды прошли тяжело. Лекари выказывали беспокойство. Мальчик, правда, оказался совершенно здоровым крепышом, но на организме Далии всё это отразилось не лучшим образом. Джоццо даже принял решение, о котором, краснея и запинаясь, поведал супруге. Та же, искря хитрым взглядом, парировала: «Глупости. Чем больше Виччио в этом мире, тем сильнее миру повезло. Так что оклемаюсь — и повторим. Даже не думай увиливать!» В таком споре шансов у него не оставалось.

На пятом сыне Далия ушла. Она лежала тихая, умиротворенная. Словно реализовала своё право выбора во всей полноте, словно нашла удивительное в мире. Грик тогда приехал из Альгемайна, и они с Джоццо впервые за последние пятнадцать лет напились. Но, конечно, уже без фонтанов и стражи. И возраст не тот, и репутация не позволяла. И сыновей нельзя было оставить наедине с горем.

От Линнэке тогда доставили предельно лаконичное послание. Джоццо показал его Грику, и тот молча поднял бровь: «Я ошибалась. Соболезную. Береги свою лёгкость». Обратным адресом на конверте значился Ковонг — почти другой край мира. Видимо, кто-то тоже сделал свой выбор.

Теперь ушел и Грик. Старые раны заныли, сердце заявило, что устало. Может, пора?

От третьей рюмочки господин Виччио отказался. Встал, проверил, что не качается, словно шатун на кривошипе. Молча пожал лекарю ладонь. Вышел в коридор, где его ждали водитель, охранник и секретарь.

Надо было ехать домой.

***

Иные письма взрываются мощнее, чем фугас.

Джоццо сидел за столом и шарил пальцами вокруг. Где-то там лежал футляр с линзами: тот самый малозатамский хрусталь, полированный и вставленный в оправу. Обычно господин Виччио не нуждался в подобной помощи, полагаясь на остроту собственного зрения. Но сейчас строки расплывались, руки дрожали, и текст отказывался укладываться в голову. Следовало вдохнуть, выдохнуть и перечитать еще раз.

Он, конечно, вдохнул. В тишине кабинета звук вышел резким, свистящим, словно не воздух втянулся в легкие, а пар в ходовой цилиндр. От свиста этого сам Джоццо вздрогнул и выдохнул уже гораздо мягче, спокойнее. Улыбнулся. Достал окуляры и принялся за чтение — в уже чуть более собранном состоянии.

Но через пару строк пальцы снова завибрировали.

«Здравствуй, — было выведено аккуратными, почти квадратными буквами на дорогой белоснежной бумаге. — Полагается сказать, что я скорблю о твоей утрате. Но это неправда.

Невозможно скорбеть о том, кто ушел в новый, открытый только для него путь. Я не верю в посмертное существование, я знаю точно: каждого ждёт своя зелёная дверь. И за дверью лежит северо-западный проход. Но это всё, что я имею право сообщить. Поэтому поговорим об ином.

Если ты помнишь, в прошлый раз мы расстались на моменте, в котором я предложил тебе выбор. Выбор не состоялся. Принятие решения осталось за тобой. И мне кажется, сейчас момент выбора снова наступил.

Более того, сейчас ты в нужном состоянии души.

У тебя было время подумать о жизни и о смерти. Не буду ни к чему подталкивать. Всё, что ты сделаешь, ты должен сделать сам. Напомню лишь, что я благодарен. И что дар не требует обязательств.

Мне нравится твоя жизнь, Джоццо Виччио».

Вместо подписи внизу листа темнел тонко очерченный знакомый знак — Око Наблюдателя. Впрочем, и без него становилось понятно: Рыцарь не забыл. Не забыл и напомнил.

Из конверта, на котором не стояло никаких отметок, торчал ещё один сложенный вдвое лист. Джоццо развернул, поправил линзы, вчитался. Задумчиво потёр подбородок.

Здесь почерк был совсем другой. Мелкий, извивистый, заплетающий сам себя венками и косами. Впрочем, читалось легко. Сверху вниз шло перечисление, словно в аптечном рецепте:

«Зикра мелкого помола, полтора шоппена;
Корень панакса, некрупный, в стекле;
Ляпис ребис в тинктуре, полдрахмы;
Плоды байтерека сушёные, от пяти до восьми в зависимости от размера;
Вода из Ардвисури...»

Список выходил длинным. Джоццо снова потёр подбородок, поднял бровь, неожиданно улыбнулся и нажал кнопку вызова.

— Да, господин Виччио?

Секретарь тоже носил траурное, но выглядел деловито и готовым ко всему. Возможно, если бы Джоццо потребовал собрать рабочих и идти штурмовать здание приората, тот просто раскрыл бы блокнот, просмотрел актуальные данные и принялся уточнять стратегические цели, состав штурмовых групп и диспозицию, с которой должен начаться манёвр. Но сейчас требовалось иное.

— Я пойду, пройдусь. Нет, один, сам, ногами, — отмахнулся Джоццо, увидев, как молодой человек покосился налево, на дверь комнаты, где отдыхали водители и охранники. — Всем, кто будет спрашивать: господин Виччио в трауре, но для деловых предложений открыт. На письма с соболезнованиями ответь… Ну, ты знаешь. Не мне тебя учить — скорее даже, учиться пора.

И он улыбнулся снова. Секретарь хихикнул, наклонил голову и сделал пометку в блокноте. А господин Джоццо Виччио накинул сюртук, надел шляпу, взял под мышку трость — и в меру бодрым шагом устремился в сторону центрального рынка.

Он сомневался, что на самом рынке торгуют чем-то из перечисленного на листе. Но вокруг площади, где предлагали свежую рыбу, кислое вино и ароматные пряности, раскинулся целый торговый квартал. В одной из алхимических лавок ему, скорее всего, должно было повезти.

Но не повезло. Упитанный, маслянистый торговец, раскрыв складскую ведомость, для убедительности тыкал в неё пальцем.

— Вот, видите? У меня все в порядке алефбета. Антрацит, антимоний, анчоусы… Даже то, чего сейчас нет, но можно заказать. А ваш список… — он мотал широкими, словно крылья стрикса, ушами. — Не мое дело, конечно, но кто вам посоветовал?

Джоццо не отвечал. В конце концов, не единственная лавка в городе. Колокольчик на двери прощально гремел, хозяин озадаченно вздыхал вослед.

На пятом алхимике появилось желание сдаться. Ну не может такого быть, чтобы в столице Флорании, в городе, куда сходятся все торговые пути мира, не обнаружилось хоть что-то! Да и колени начали побаливать. Джоццо с неприятным удивлением обнаружил, что давненько не ходил пешком. Прогресс, конечно, штука замечательная, а личный аспидно-чёрный газовик комфортен и быстр, но…

В шестой лавке вышло сцапать надежду за хвост. Хвост был мелкий, не крупнее мышиного, и рвался из рук. Дряхлый, подслеповатый старичок выслушал, пожевал губами и сказал:

— У меня нет. Но я бы за таким к себе и не пошёл. Я бы отправился за город. Там есть старая ярмарка вечинов… Вот у них стоит поспрашивать.

Джоццо пришлось присесть. Ноги начали сдавать, сердце снова прыгнуло куда-то под кадык, в ушах загрохотало. Чей-то вкрадчивый голосок в голове принялся увещевать, что надо вернуться домой, что стоит отдохнуть, что день и так тяжёлый, что завещание толком не оформлено, потому что старший сын не хочет наследовать, а внезапно хочет быть художником, и случись беда… Всё это было убедительно, логично, разумно. Господину Виччио стоило прислушаться.

Вместо этого Джоццо попросил стакан воды. Выпил, утёр пот со лба. Опёрся на доселе бесполезную трость и встал. Снова подозвал старика к себе — хотя какой там старик, сам уже немолод! — и спросил:

— Карта есть? Покажешь?

***

Некоторые дороги домой не ведут.

Джоццо знал опасность таких путей. Стоит отправиться по ним — и вот ты уже смываешь пыль торгового тракта в ручье, текущем с Альтинских предгорий, латаешь изношенные башмаки обрезками свиной кожи, выпрошенной у дубильщика, и развлекаешь возницу, дремлющего на облучке, скабрезными городскими байками, чтобы тот не заснул окончательно и не свалился под постромки.

Потом ты оглядываешься назад и думаешь: «О, Наблюдатель, да какая беда случится, если я ещё немного пройдусь?» И снова тебя встречают пыль, ручьи, дырявые ботинки и сонные попутчики. А дом всё дальше, а дорога всё не кончается…

Правда, у этой конкретной, надеялся Джоццо, где-то должна быть черта финиша.

Он доехал до окраины города на рельсовке, вспоминая молодость и с некоторым трудом избегая искуса спрыгнуть, не заплатив. Даже лицо молодого кондуктора показалось знакомым. Хотя кто их знает, может, семейный промысел… Снова подумав о старшем отпрыске, Джоццо вздохнул и опустил монетку в протянутую ладонь.

На конечной он сошёл, а дальше пришлось искать попутную повозку. По окраине и за пределами города газовики встречались редко, хотя котлованы и заборы говорили о скорых стройках, а значит, и о нужде в транспорте. Джоццо заплатил паре крепких мужиков, по виду крестьян, чтобы те подбросили его по северной дороге. Возницы явно робели при виде солидного пожилого господина, так что пришлось воспользоваться харизмой и парой-тройкой универсальных анекдотов. Ехали в результате с одобрительным хохотом и взаимным хлопаньем по плечам.

На развилке попрощались. Солнце ползло к горизонту, карта, срисованная в блокнот, указывала на неширокую тропу. Похоже, раньше та смотрелась куда оживлённее, но с годами заросла за малой востребованностью. Снова заныли колени. Джоццо нахмурился, сдвинул шляпу на затылок и решительно опёрся на трость. Дорога звала.

Ярмарка вечинов действительно была старой. И небольшой. Три фургона, пяток шатров. В кустарнике, затягивающем широкую поляну с краев, виднелись прогалины — там, где шатры и фургоны стояли раньше. Много прогалин. Гораздо больше, чем сейчас.

Пестрые, голопятые мальчишки окружили гостя, галдя и размахивая чумазыми ладонями. Женщина, замотанная в шаль с макушки до щиколоток, вышла навстречу. Внимательно выслушала Джоццо, поводила расписанным тушью ногтем по строкам «рецепта». Подняла бровь.

— Да, это у меня есть. А вот этого нет. И этого… Всего остального, кроме того, что я назвала — нет. Странно, — она улыбнулась. — Бабка говорила мне, что однажды кто-то придет и спросит. Я ей не верила. Но вот ты пришел.

Джоццо достал кошелёк и вдруг понял, что ноги больше не держат. Спросив разрешения, он опустился на бревно возле костра. Где-то недалеко играли на лютне. Ему в руки сунули глиняную кружку, мелькнула приглашающая улыбка. Травы, заваренные кипятком, пахли доро́гой и светлой, древней тоской по несбывшемуся.

— Оставайся, — сказала женщина в шали. — Уже солнце садится. Ты немолод, а путь неблизок. До города…

— Мне не в город, — перебил Джоццо, ослабляя бант галстука. — Мне нужно найти остальное. Знаешь, где? Может, слухи? Я заплачу.

— Конечно, заплатишь, — кивнули в ответ. — Ты из тех, кто не любит быть должен. Даже за слухи. А слухи есть основные обитатели человеческих жилищ.

Чуть не поперхнувшись отваром, Джоццо отставил чашку в сторону. Вытащил блокнот, свинцовый карандаш и, щурясь на костер, приготовился записывать.

Дорога звала. Финиш отдалялся. Становилось всё сложнее и всё интереснее.

***

Оказывается, на кухне уютнее всего.

Охрана чуть было не вытолкала Джоццо взашей, когда тот шагнул в ворота собственного особняка. Осуждать парней господин Виччио не мог. За тот год, что довелось отсутствовать, он отрастил бороду, осунулся, почти перестал прихрамывать. Вместо дорогого сюртука, плечи укрывало пёстрое пончо. Шляпу заменял ловко намотанный тюрбан уютного оранжевого цвета. Свободные парусиновые штаны сверкали заплатками всех мастей и были заправлены в мягкие, разношенные сапоги. В одной руке Джоццо держал вытертый крючковатый посох, а в другой — торбу, похожую на чехол от лютни. В общем, зрелище вышло достойное.

Но веселье быстро закончилось. Прибежал секретарь в сопровождении начальника стражи. Личности оказались удостоверены, извинения принесены — и благосклонно, с одобрением даже, приняты. Всегда приятно знать, что твои церберы не зря грызут свои кости.

А потом — ванна, легкий перекус, кресло с пуфиком под ноги, поверхностное знакомство со срочной корреспонденцией. Приглашённый цирюльник осуждающе поднимал брови, приводя голову господина Виччио в цивилизованный вид. На вешалке ждали своей очереди накрахмаленная сорочка и вошедший в моду пиджак. Всё возвращалось на круги своя.

Но не до конца. Отстранив готового помочь с галстуком секретаря, Джоццо уточнил:

— Мои посылки. Всё в сохранности?

Молодой человек достал блокнот, полистал и принялся перечислять. За последние несколько месяцев действительно поступило некоторое количество почтовых и курьерских отправлений. Все они были приняты с надлежащей заботой и хранились в полном соответствии с прикрепленной к каждому инструкцией. Что бы господин Виччио ни планировал с ними делать, он может приступать хоть прямо сейчас.

Господин Виччио слушал, прикрыв глаза. Каждая строчка отзывалась в памяти. Вот это — самое первое, с ярмарки. А это куплено в Альгемайне, в горах, у охотника, который говорил, будто знается с цвергами. Это — в Стране Великого Дракона, причем не так затянулся поиск, как оформление документов на вывоз и последующие препирательства со змеиной стражей из-за опечатки в накладной. А вот это уже в Ковонге, из последнего. Он планировал навестить там Линнэке, но подумал и не стал; чужой выбор стоит уважать. Какой длинный вышел путь…

«И какой красивый», — вспоминал Джоццо. Города, лица, разговоры у костров и в гостиничных номерах, внезапные болезни и не менее внезапные подарки от незнакомцев… Мир сыграл с ним в «Северо-западный проход» по-крупному. Выходило, что встреча с Рыцарем перевернула жизнь господина Виччио дважды: тогда, когда он всерьез задумался о своем будущем — и тогда, когда отбросил сомнения, сорвавшись с места так же легко, как в молодости.

Но молодым это его, увы, всё же не сделало. В конце дороги ждали заново занывшие колени, покалывающее сердце и тяжесть в голове. Настала пора совершить то, ради чего он, собственно, и отправился в свое путешествие.

Повара́, вознамерившиеся было устроить торжественный ужин из дюжины блюд, недоуменно покинули кухню. Секретарь лично перетащил все баночки, свёртки и коробки из специального чулана, пристроенного к погребу. Заперев за помощником дверь и проверив на всякий случай окна, Джоццо сел на край стола и достал изрядно помятый, засаленный на сгибах «рецепт».

Лист развернулся. После длинного списка, отделенные толстой чертой, шли подробные строчки инструкции. Господин Виччио перечитал её ещё раз, улыбнулся — и поковылял искать подходящую миску.

***

Кулинария сродни магии, только сложнее.

На столе стоял пирог. Круглый, аккуратный, с аппетитной смуглой корочкой. Не хватало разве что надписи: «Съешь меня». Джоццо полюбовался картинкой, тяжело дыша, морщась и держась за грудину. Теперь надо было только отрезать себе порцию, положить на тарелку и…

В дверь постучали. Донесся обеспокоенный голос секретаря:

— Господин Виччио! Звонит ваш сын. Я взял на себя смелость и принес аппарат сюда… Про́вода еле хватило. Вы будете отвечать, господин Виччио?

В глазах у Джоццо танцевали огоньки. В ушах гремело. Кухня двоилась, двоился пирог. Последнее усилие: откусить кусочек — и он бессмертен. Он будет жить вечно. Он решит все свои проблемы.

Вместо этого, ощущая, что жизнь покидает усталое тело быстрее, чем хотелось бы, господин Виччио подошел к двери, прислонился к косяку и отодвинул засов.

— Дай, — протянул руку за эбонитовой трубкой. — Иди.

Подумал, добавил хриплым, тихим голосом:

— И спасибо. Ты хороший парень.

Секретарь покраснел, словно воспитанница дамского пансиона. Сделал шаг назад, чуть не споткнулся и быстро удалился за угол. Он явно не хотел мешать разговору. Джоццо кивнул сам себе и поднес трубку к уху.

— Алло? Мауро?

— Отец, ты вернулся! — голос старшего сына звенел. То ли от радости, то ли от слёз. — Мы уж думали… А ты знаешь, мои картины взяли в галерею…

— Знаю, — мягко ответил Джоццо. — Я следил, правда. Прости, что не писал. Путешествие вышло… увлекательным.

— А здорово, кстати, что ты вот так взял и поехал! — рассмеялись с той стороны. — В Ковонге был, говорят? Расскажешь?

— Расскажу, — пообещал старик. — Конечно, расскажу. Приезжайте.

— Все приедем, все! — Мауро буквально искрился от счастья по ту сторону провода. — Мы тут сидим, ждем новостей. И Ченцо, и Амори, и Пьего. Даже Фарра пришел. Представляешь, мы помирились!

— Конечно, помирились. Вы же братья, — прошептал Джоццо. Он чувствовал, что еще пара минут — и всё. Надо успеть. — Приезжайте. Я очень жду.

И нажал «отбой». Аккуратно положил трубку за порог. Прикрыл дверь.

А после подтащил к столу ближайший стул с более-менее удобной спинкой. Сел, проверил, устойчиво ли выходит. Взял остро заточенный хлебный нож. И разрезал пирог на несколько частей, считая в уме своих сыновей, их жён и по возможности детей, о которых вспомнил.

Потом Джоццо отодвинулся и прикрыл глаза. По лезвию ножа пробежал любопытный блик. Он нырнул под опускающиеся веки, прямо в угасающий зрачок. Солнце пришло проводить.

Джоццо улыбнулся в последний раз и умер.

***

Мауро Виччио, не скрываясь, плакал.

Фарра Виччио, самый младший и самый непоседливый брат из пятерых, вторил старшему, уткнувшись тому лбом куда-то в район ключицы и вцепившись обеими руками в жилетку. Остальные тоже подозрительно шмыгали носами и то обнимали друг друга за плечи, то неловко сцепляли ладони в замок, не зная, куда их деть. Секретарь, впустивший всех, поначалу чуть не осел на пол, но тут же вскочил и унёсся в сторону главной лестницы. В доме творился сдержанный переполох.

— Как же… Как же так… — донеслось сквозь всхлипывания. Глубоко вдохнув и выпятив челюсть, Фарра смог собраться с мыслями. — Отец казался таким… Незыблемым. Словно часть этого мира, которая была всегда…

— И будет всегда, — подхватил Мауро. Он утёр слезы и похлопал Фарру по спине. — И это правда. Это истина. Пока мы будем помнить, пока будем продолжать его дело…

Он закашлялся. Пальцы, испачканные в краске, бессильно сжались. Ченцо, родившийся вторым, подошел ближе.

— Не переживай. Конечно, отец хотел бы, чтобы старший сын ему наследовал. Но мы с Пьего за последние годы более-менее вникли в дела. Нет, если ты сам захочешь…

— Я пока не знаю, чего хочу, — старший брат ссутулился и почти рухнул на стул. Тело с него уже сняли, осторожно укутали в покрывало и отнесли в главную спальню. Теперь в кухне было и людно, и пусто одновременно.

— А я хочу пирога! — вдруг раздался тонкий голосок.

Улыбки невольно пробежались по лицам. Сын Мауро, Джоццо-младший, стоял возле стола и не дотягивался до блюда с угощением. Он сопел, вставал на цыпочки, но длины рук всё равно не хватало.

— И правда, — сказал Амори, доставая из буфета тарелки и ставя на огонь большой чайник. — Не зря же отец его испек. Видимо, что-то чувствовал, что-то предвидел. Хотел, чтобы мы почтили его память. Ну, по кусочку?

И по кусочку действительно хватило всем. Даже секретарю, который прибежал с завещанием и очень удивился, когда дочитал его вслух до самого конца.

***

Лютня в полотняном чехле уютно хлопала по спине.

Джоццо свернул в переулок, проскакал на одной ноге и остановился, увидев высокую и в чём-то даже изящную фигуру, стоявшую с тростью в руках.

— Привет, — сказал Рыцарь. — Ну как пирог?

— Слушай, отличный! — сказал Джоццо. — Детям очень понравилось. Правда, я бы добавил немножко корицы. Далия всегда пекла булочки с корицей. И знаешь, ни ей, ни мне никогда не надоедало.

Рыцарь захохотал. Искренне, от души, запрокидывая голову и потряхивая тростью. Потом утёр сгибом фаланги слезинку, вкравшуюся между век, и заметил:

— В следующий раз сам будешь рецепт составлять. Корицы бы он добавил… Молодец!

— А следующий раз будет? — спросил Джоццо, доставая лютню и устраиваясь на ближайшем крыльце. Где-то вдалеке тихо, но явственно играли на флейте.

— Обязательно будет, — качнул подбородком Рыцарь, по-свойски присев напротив. — Куда же без следующего раза?

Над переулком зазвучала нехитрая песенка. В ней говорилось о сидре, о хорошей компании, о красивых девушках. И о том, что жизнь, в общем, никогда не заканчивается.

Жизнь просто становится немножко другой. Каждый раз.

+7
20:59
4619
Комментарий удален
21:30
+3
Джоццо смотрел на нож.
Нож смотрел на Джоццо.
Мое почтение! roseОбожаю подобный стиль! Предыдущим рассказом с конкурса, доставившим мне лингвистический оргазм подобное эстетическое удовольствие, был «Берег», в котором меня сразило болото, сказавшее: «Плюм».
Есть, на мой взгляд, не слишком удачные фразы, вроде
молодые разгильдяи, имевшие время и не имевшие препятствий, полюбили шариться.
но находок определенно больше. Я за такой язык готова если не все простить, то, по крайней мере, не слишком копаться в сюжетных и прочих недочетах. Вот и не буду. Правда, все равно возник вопрос: для чего выделять неизвестные читателю слова курсивом, если далее к ним нет никаких сносок или пояснений, а понимать их все равно следует из контекста? Если же в выделенные слова вкладывался какой-то особый смысл, я его, увы, не уловила. Но за рассказ все равно респект! thumbsup
Комментарий удален
А-я-яй! Нехорошо свой рассказ нахваливать!
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
00:02
+4
Уютный рассказ, вот гора трупов, а рассказ уютный, колюще-режущий, как главный герой, как символ, как композиционный крепеж, а светло и грустно. Потому что стиль повествования приятный, литературный стиль. С теплотой, с улыбкой, выдержан на протяжении всего повествования. Таким языком можно учить жизни, и ничего внутри не восстанет с воплем: не учите меня жить. Потому что пойдет ненавязчиво, прямо в подсознание через глубокие фразы, раскиданные по тексту.
Выбирая что-то одно, мы отказываемся от сотен, тысяч альтернатив; приобретаем, теряя. Все тропинки мира сводятся в одну, чтобы идти по ней, преисполненными смысла — а на самом деле сомнений. И никто не скажет, правы ли мы в этом своем выборе.

— Жить. Смотреть на мир. Дать миру смотреть на себя.

Таким языком можно доносить любую идею, можно обойтись и без идеи, но здесь-то она есть.
Рецепт удачен, остается приятнейшее послевкусие…
Комментарий удален
Комментарий удален
21:55
+2
Мммм… я кажется понимаю, почему рассказ вызвал именно «уютное» впечатление))) Автор неоднократно делает этот «вброс» в сознание (или уж скорее подсознание читателя):
невероятно, сказочно уютной.

Лютня в полотняном чехле уютно хлопала по спине

Тут система дала небольшой сбой
жоццо понял, что лежит на неуютной мостовой.

стадо клопов пробежало

где ж тут раздел перлы?! Этот рассказ имеет право занять первенство хотя бы по стилистическим перлам!
«Твоя лёгкость — она не от силы, не от умения. Она от пустоты. Прощай, Джоццо. Живи как знаешь».

Тут на время к нам зашёл Аватар, нет не Кэмерона.
А еще умилила фраза
По лезвию пробежал любопытный блик закатного солнца, нырнул под распахнувшиеся от удивления веки.

Любопытство и удивление — это, конечно, на сто процентов кореллирующие со смертью понятия. Я даже готова была согласиться с этим, если б любопытный блик не исходил от солнца… (невольно вспомнился ставший уже крылатым «тупой суп» — соу сорри, ничего лично, автор).
Приятное возвращение к «истокам» в финале
По лезвию ножа пробежал любопытный блик.

Автора не покидала идея донести уют до понимания читателя
Лютня в полотняном чехле уютно хлопала по спине.


Но я не согласна с сексистской концовкой: то есть с рыцарем «без страха и упрека» они таки свиделись, а с любимой и дражайшей супругой нет? Ай-яй-яй…
И вообще мне есть за что, помимо финала, высказать свое фи. Отличная идея (сопровождаемая никуда не сворачивающей логикой), действительно симпатичные речевые обороты, очень стильные, но ёшкин-матрёшкин, ну неужели нельзя было чуть отжать текст? Непростая, философская идея, vita brevis ars longa, все дела, но на какого читателя расчет? Канцона, лютня, бийет…
Скажу так, рассказу на конкурсе делать нечего. Это уже другой уровень.
Комментарий удален
22:19
что-то вы заблудились, наверное
22:22
+2
соседнюю вкладку ищет)))
Комментарий удален
22:26
musicИ не может никак отыскаааать
22:10
+1
Ну я тупая, конечно, но мне совершенно не понятно, чего ты зацепилась за это предложение.
И на подобный объем, повторы глаз не режут, не помню, чтоб они были в соседях. А уж делать автору заказы, с кем там герой у него встретился, а с кем нет, ну, то уже знаешь… Я когда под своими подобное вижу, всегда отвечаю мысленно — пишите свое, фанфик, например))))
Канцона, лютня, бийет… — и че? Ты не знаешь, что такое канцона? или лютня?
Нельзя рассчитать рассказ на читателя, я сегодня уже видела текст, рассчитанный на Дзен. Вот потому такой и Дзен.
Писать вообще надо себе, остальные подтянутся.
Комментарий удален
22:37
+3
Как по мне — критики, навроде Белинского (на худой конец Эдички или Артёмушки), дцатью годами позже будут расшифровывать коды, запрятанные в данный текст.
Проблема только в одном… мало кто из прочитавших будет заниматься этим тяжким и почти неблагодарным трудом. Стоит ли в связи с этим унылым обстоятельством упрощать свои тексты? Нет. Но стоит понимать, что не всякий читатель оценит всю палитру оттенков в игре слов.
22:39
+1
Вик, мы с тобой как никто знаем, что читатель не всегда готов рыть носом землю, чтоб проникнуться текстом. И тут дело не в пристройке к мероприятию, просто надо понимать реальность)
22:41
+2
Я все равно уверена, что главное — текст, и не над перед читателем на коленках ползать, найдутся и те, кто и поймет, и оценит, иначе, конец тебе, как автору. Чт собственно мы и имеем со всеми этими курсами«как написать роман за 10 уроков»
Комментарий удален
Комментарий удален
22:48
+2
да-да 50 шагов налево
50 запахов страсти
и че нить про кого-то для кого-то
типа слуга для госпожи
Девственница для босса
и всякая херота.
22:53
согласна. просто предвосхищаю горечь от результатов голосования
Комментарий удален
22:58 (отредактировано)
«сиди дома, не гуляй», вот как я, например
23:05
ээээ… фейспалм не сходит с моего лица
23:05
та я так и делаю)
Комментарий удален
Комментарий удален
11:15
Да ничего не мимо. Начинайте.
Комментарий удален
14:03
с рыцарем «без страха и упрека» они таки свиделись, а с любимой и дражайшей супругой нет?
— да, причём рыцарь был типа бессмертным, а супруга мёртвой. Кого он должен был встретить на том свете? — Конечно же рыцаря! jokingly

Хотя наверно тут такая мысль автора: супруга, решившая: «буду рожать и умру» превратилась в некий родильный аппарат, который к моменту перехода в мир загробный как бы исчерпал свой смысл и потому стал безынтересен для героя и автора. sad
sue
13:43 (отредактировано)
+1
А мог бы и супругу спасти, если бы откровение его чуть раньше посетило. А так выходит на супругу как-то автору не то, чтобы плевать… но объективно, не главное она, не главное. Вот рыцарь — другое дело. Рассказ же потому и не называется Любовь и Пирог или Лютня и Пирог.)
Комментарий удален
Комментарий удален
sue
14:24
Автору не очень удалось), скорее зацепила эта дискуссия. За это время удалось прочесть и другие рассказы, тоже достойные обсуждения, но менее обсуждаемые, к сожалению.
Комментарий удален
12:25
+2
Точно, мадам. Вот и у меня была дилема — то ли писать типа «пофиг — кто не поймёт — не судьба» или, всё-таки, заточить Венеру Милосскую под полногрудую даму повышенного народного спроса… выбрал первое. — Наверное, вылечу на первом этапе.
Комментарий удален
12:41
+2
А в магазине книжном
Опять выбирают жопой
Точнее сказать, что Жопа
Сама выбирает за них.
12:44 (отредактировано)
+2
И хорошо, что жопой:
Есть и другие части
Тела, что могут делать
Выбор вместо мозгов…
Комментарий удален
12:45
+2
А тут не угадаешь) может и не вылетите. Тут помимо прочтения филейной частью организма немаловажное значение имеет, посчитают ли ваш рассказ конкурентоспособным. И если нет, то есть шанс пройти дальше.
В любом случае, успехов!
Комментарий удален
22:22
+2
Присоединяюсь к восторгам, плюсую и добавляю в избранное…
23:28
+1
Черт, я в восхищении! Спасибо, Автор, за доставленное удовольствие smileЯ определенно знаю, за кого болеть в этот раз.
Хау мач из зе фиш, пипл smile
Комментарий удален
00:08
+4
Какой язык, какие краски.
Таверну как издевку над клише положили или же воспользовались оным?)
Отличная история. Тщетно ищу, к чему придраться.
Пока не нашёл.
Ах да, жена!
Вот она показана всей из себя особенной, умной, не такой как все… Чтобы потом умереть в родах. Пятеро детей. А художество куда делось? Почему из её уст внезапно понеслось «буду рожать, пока не помру»?
Я лично не понял.
Комментарий удален
01:25
Ну, она, конечно, молодец, что что-то там себе про него поняла. Какой акт самопожертвования, ежжи.
Или нет.
Комментарий удален
09:40
А, ну в этом плане…
Ну…
Хрен его знает, мне лично мораль дамы, наверное, не нравится. Тоже мне, выбор, типа того. Удивили, на. Рожать без передыху до самой смерти ума большого не надо.
Да, я комментирую под прицельным взглядом суфражистки
Комментарий удален
09:55
Я же говорю — это моя личная неприязнь. Оно в книжках хорошо звучит, а в реальности, я, к ужасу своему, видел, как бывает. И как красивое «таких, как ты, должно быть больше, дорогой» на самом деле выглядит.
Да, да, это типа не наши времена, я понял. Да, это мои триггеры.
Комментарий удален
09:56
+3
Вот, я с вами согласна. Помереть в родах, это, мягко говоря, странный выбор. И тем обиднее, что в истории ничего не изменилось бы, остановись она на четырех сыновьях.
09:58
+1
С учётом того, что жена по сюжету оказалась нужна только ради этих самых сыновей)
Комментарий удален
10:14
Да я не о том, я с точки зрения самого персонажа. Хотя он тут все же эпизодический.
Комментарий удален
11:23
+1
Я, как вы понимаете, не радфем.
Но
максимум, что я смог бы сделать в такой ситуации — и на что имел бы право, — это

Контрацепция! Танго исполняют вдвоём. Если вы не разделяете стремления дамы сердца безудержно плодиться, конечно. Если разделяете — другой разговор.
Комментарий удален
12:28
Конечно, я и не спорю. Это не о них про контрацепцию)
Комментарий удален
10:10
Хм. Как будто она решила самоубиться таким изощренным образом, чтобы поскорее расправиться с земными делами и обрести свою зеленую дверь? Хитро)
Комментарий удален
10:31
+1
Самореализация в детях. Какая прелесть.
Нет, извините, я прекращаю.
Комментарий удален
11:13
+2
laughlaughlaughстоит ли уважать выбор персонажа, когда он должен был все сделать совсем по-другому?!?!)))
11:24 (отредактировано)
Согласен, от этой девушки иного ждешь angel
Комментарий удален
11:51 (отредактировано)
+3
Зачем вы от неё что-то ждали? История совершенна в своём исполнении)
Ведь мы ж не высказываем претензий Шекспиру, уморившему подростков. А кто б знал, как бы сложилась их судьба и совместная жизнь? А так умерли все и ладно.
И потом, не будем забывать, что была и другая эпизодическая женская роль в этом рассказе, сыгравшая не меньшую роль на образ главгера (а может и бОльшую). Не стоит забывать о Линнэке, которая не рожала Джоццо сыновей, но которая появлялась ровно в тот момент его жизни, когда ему это было нужно.
11:54
+1
И полнейший nimis)
12:20
Так уж повелось, что я всегда от героев чего-то жду)
Это никак не влияет на качество самой истории, чистая вкусовщина.
12:31
+2
От нее чего-то ждали потому, что персонажу, даже эпизодическому, хочется сопереживать. А для этого у него должна быть более-менее внятная мотивация, которую можно увидеть и понять, пусть даже ты с ней не согласен. А «дорожаться до смерти, потому что любишь мужа», при том что муж даже об этом не просил — ну мне лично мотивация непонятна, поэтому и персонаж смущает. Что ею двигало? Зачем это все? Просто добавить драмы? Она могла бы умереть от почечной колики, и это ничего бы не изменило.
Это я не в критику рассказу, мне он тоже кажется вполне совершенным. Просто поясняю, почему могли возникнуть претензии к жене героя.
13:26 (отредактировано)
+3
Но если вспомнить, на какие времена делает отсылку автор и какими были нравы, то в принципе ничего удивительного и не находится. Основной задачей женщины было нарожать как можно больше наследников, ибо войны/эпидемии и прочие санитарные условия резко снижали выживаемость. Поэтому в данном случае характер супруги и ее мотивация более чем оправданы и вызывают уважение. Это самопожертвование, да, в чистом виде. Но более чем обоснованное. Мне кажется перс достоин далеко не сопереживания.
11:14
Рассказ красив и изящен, но сколько читаю конкурс — где новые мысли и яркие сюжеты? Размазано и непонятно, хотя изящно и эффектно. Читаешь в оригинале «Чужих» — невозможно прорываться сквозь корявость текста, но какова мысль! Где наши Чужие, Терминаторы? Классическая западная фантастика как стрела, попадает точно и долго не даёт себя забыть.
Комментарий удален
Комментарий удален
13:01
+5
А что не так? Это на самом деле пока лучший рассказ на конкурсе, имхо.
Комментарий удален
13:32
+2
Тихо, тихо. На самом деле все знают, что лучший рассказ — мой их собственный)
22:39
+1
Хорошо бы, но нет)))
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
09:17
+1
А киньте ссылку на рассказы, которые вы сочли лучшими, любопытно.
10:01
+3
Потому такой ажиотаж меня удивляет. Выглядит как-то не естественно.

Комменты цепляются к комментам просто потому, что в условиях широчайшего выбора рассказов хочется в первую очередь почитать что-то интересное, вот и читаем вначале те, которые имеют хорошие отзывы. Чем больше прочтений, тем больше плюсов/минусов. Вот и все. Поделите количество плюсов на количество просмотров и окажется, что пока все рассказы на «одном» уровне.
А рассказ не плохой, ни сюжетно, ни стилистически. К сожалению дальше идет чисто субъективизм: нравится/не нравится, тягомотина или философия, читал/ не читал похожее. Рассказ может и не лучший, точно так же как «О Капитан», но учитывая, что плюсы-минусы предлагают двоичную систему оценки, на мой взгляд, рассказ более чем заслуживает своего плюса.
Комментарий удален
10:12
+2
Конечно, а у вас есть какие-то сомнения?
Комментарий удален
10:43
+4
Человеку думающему приличествуют сомнения в собственной правоте, а не в чужой. А еще приличествует наличие аргументированных соображений, а не покусывание за пятки тех, у кого взгляды отличаются.
И было бы просто замечательно, если бы люди на конкурсе оценивали не только один рассказ, ну еще может второй, который попался в обсуждении к первому, но и читали остальные.
Комментарий удален
11:18
Полностью согласен на счёт завязки. Вообще, драка странная, на 70% описание ножа, которое в начале вызывает почему-то пошлые ассоциации о__О Это в сложившийся-то ситуации! Само описание — красивость ради красивости. Если преступник нависает над жертвой, то при чём тут танец?! У них горизонтальные танцы, что-ли? Сцена не вызывает дальнейшего желания читать. Лично мне, после прочтения 20% текста, не понравилось. Но судить окончательно и с оценкой до полного прочтения не буду.
Комментарий удален
Комментарий удален
12:16
+5
Да ладно, все уже поняли, кто автор))
Комментарий удален
12:23
+2
Я еще друзей еще позвала, чтобы рассказ расхвалили blushИ на каждый коммент отвечаю, чтобы ни у кого не осталось сомнений)
Комментарий удален
13:33 (отредактировано)
Нож смотрел на Джоццо… и хищно, сладострастно подёргивался. Мысли это вызывало самые непристойные, и, если бы мог, Джоццо расхохотался бы. Но он был занят.


Хахаха! Ножик у меня перед лицом, как пиписька, ходит туда-сюда и мне от этого смешно! — так думает главный герой перед лицом смертельной опасности, возможно, в последние секунды своей жизни. Да, первые предложения — самые ключевые, они должны нас втянуть в повествование, заставить ассоциировать себя с героем.
Кстати, если кто-то после этих трёх предложений сразу сросся с героем, почувствовал тождественность с ним — отпишитесь под этим комментарием. Мне просто интересно.
13:35
+3
Мне показалось, что слово «непристойные» здесь не о пиписьках, а скорее о неуместности. Типа, смотришь на нож, нож смотрит на тебя, и не искра-буря-безумие, а какая-нибудь чушь. Я тут умираю вообще-то, а в голову ересь лезет.
13:38
Отлично. Но слова «сладострастно» и «подёргивался» — работают против этой теории.
13:45
+1
Ну, может, это не очень удачная попытка визуализировать дебилизм, царящий в голове предсмертника. Я вот как-то смутился, читая, но не обратил особого внимания.
Меня гораздо больше беспокоили моменты с женой (об этом выше распинался) и — тут я подумал в ночи — со второй девушкой, которая на самом деле костылирует арку Джоццо. Сначала с ее помощью (видимо, для особенно невнимательных) прямым текстом говорят — мол, Джоццо поверхностный и пустой. Причем в чем именно, как бы не сказано, просто есть факт такой, примите. Ну, словотреп он, ну, беспечный. Этого достаточно, чтобы обвинять? Может, и да.
А потом, когда он морально возрастает над тем, о чем мы не знаем (или знаем?), она появляется снова, чтобы отметить этот факт, опять же, для публики.
Можно предположить, что Джоццо просто задели слова Линнэке, и поэтому он так вознесся, тогда она — главный мотиватор его жизни. Но чего ж ее тогда так мало? Отчего у Джоццо к ней такое уважение, что одно слово может всю жизнь перевернуть? Ух. Чего-то я заморочился. Пойду перечитаю этот кусок.
14:38
+2
wonderРассказ у меня пока в списке ожидания…
Но как бы визуальный ряд не остался laugh
15:59
А там дальше ещё появится холодная флейта, которая визжит, хохочет и дразнит. Похоже, каждый небольшой предмет в рассказе несёт какую-то сексуальную нагрузку.
16:02
+1
Вы про лютню забыли! Это прям натурально ярко выписанная фаллическая символика!
16:10 (отредактировано)
-2
А чем вам такая символика не к лицу?

Она что-то в вас оскорбляет? Может женское начало подернулось, съежилось, или чего?

Если вы не заметили, она — везде в нашем мире. Посмотрите на башни, шпили, пирамиды, Александрийский столп в Конце Концов.

Комментарий удален
Комментарий удален
16:18
Да, и вот этот ловко выписанный момент: вот лютня в чехле уютно хлопает по спине, а вот в напряжённый момент битвы она внезапно как бы показывается, вылезает из чехла и наносит удар.

Потом добрый волшебник-рыцарь исцеляет лютню, и вот она снова уютно хлопает в своём чехле.
16:28
+1
Судя по умению находить в комментарии несуществующие смыслы и апеллировать к ним, полагаю, что смысл рассказа остался за гранью вашей когнитивной сферы.
16:29
Так это же прекрасно, разве нет?)
17:49
Если серьёзно, то в моём восприятии рассказ расслоился на два плана. И на первом плане я постоянно видел умную, лингвистически прокачанную девушку с ноутбуком, которая сидит и морща лобик придумывает очередной невообразимый красотизм
Комментарий удален
18:40
+1
Нет. По сути он бил лютней в чехле, да и вряд ли бы успел её вынуть. Но видел трещины и пр., как будто она была расчехлена. Лютневое саморасчехление!
Комментарий удален
08:56
+2
Я не сросся с героем, но впился в текст глазами. Да, вот так просто меня заманить.
16:16
А рассказ необычный. Вот где БСовский пирог зарыт. Этот конкурс прямо этот самый пирог и есть, раз все комментирую только его.

Да, автор написал хорошо, не спорю. Но минусы — непонятно где происходит действие, что это за время или мир? Об этом, кстати уже упоминали в комментариях.

И главный для меня недочет — мало угара. Никто никого не отодрал, не поставил раком, не потряс своим мужским началом и не побил им о чью-то наглую морду. А было бы хорошо, рассказ бы заиграл новыми красками.

А потому… МИНУС, конечно минус! devil

Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
21:17
Жиденько как-то. А по существу будет?
10:20
+1
Да, но ведь кроме геев и нормальных мужиков на белом свете есть, внезапно, ещё одна категория людей: Женщины! laugh
Комментарий удален
21:28
Ничего себе подарочек от папки. Сам свинтил, а детям за что такое счастье? Бессмертие это вообще-то проклятье, вот весело будет, когда дети-внуки начнут понимать на что их обрек папа. Особенно, когда начнут хоронить любимых. Если бы ГГ испек пирог и в последний момент спустил его в помойку — было бы куда круче. А так концовка совсем не стреляет, увы.
Язык хорош, отличный ритм, много стилистических находок. Заигрываний с читателем тоже достаточно, вроде «Джоццо смотрел на нож — нож смотрел на Джоццо». Ладони чумазыми не бывают, тут либо лицо, либо весь человек.
Комментарий удален
22:01 (отредактировано)
Если не в пироге, то в чем? Нас весь рассказ подводят к определенному и довольно точному рецепту бессмертия, из которого получается пирог. По-моему, все очень однозначно. A правo выбора, которое тоже тут довольно подробно обсуждается, вдруг полностью игнирируется, когда речь заходит о детях. У них такого права нет. Так кто, получается, Джоццо?
Ок, с чумазым я не буду спорить, наверное так можно.
Комментарий удален
22:31 (отредактировано)
+3
Вы очень благородный читатель smileАвтор явно ставит ударение на том, что Джоццо делит широг между всеми членами семьи, стараясь никого не забыть. Вряд ли речь идет о просто вкусном пироге, тут явно грандиозный подарок намечается.
Путь тоже вызвал вопросы, пол жизни ГГ о Пути и не вспоминает, делает бизнес и детей, и только к старости очухивается.
Но наверное, раз вы и многие тут впечатлились, а мы рассуждаем о смыслах, рассказ получился достойным.
Комментарий удален
17:20
+3
А мне показалось, что ударение это поставлено для того, чтобы подчеркнуть — Джоццо ВЕРИЛ, что бессмертие в пироге. И не факт, что это действительно было так. Я, напротив, склоняюсь к версии, что это просто пирог, который был всего лишь средством, даже если герой и считал его целью.
Комментарий удален
17:45
А что это меняет? Герой верил, что бесмертие в пироге и тем не менее дарит его всем своим потомкам? Этот поступок как-то обеценивает и героя, путь, и Рыцаря, и весь рассказ. Но опять же, это мое мнение.
17:56
+3
Думаю, здесь уже нет предмета спора, а просто разные точки зрения. Я в этом поступке увидела крайнюю степень альтруизма — человек отдает детям то, что казалось ему наиболее ценным. Кто-то другой (и подобное мнение я видела в комментариях выше) сочтет тот же поступок крайней степенью эгоцентризма — ведь детям не оставили выбора, а бессмертие (если бы пирог действительно его даровал) часто можно назвать скорее проклятием, чем благом. Вы вот вообще считаете данный поступок глупым. Но в том и ценность рассказа, что мы тут вторую сотню комментариев копья ломаем, и до сих пор не совсем бессодержательно.
Комментарий удален
18:16
Очевидно тем, что он лишает потомков выбора. Решает все за них. Насильно вручает им свое личное заветное и желаемое. Не задумывается о последствиях. Это немудрый и эгоистичный поступок. Почему мы понимаем, что бессмертие не обязательно благо, а герой — нет? Потому что ему наплевать? «Я знаю, вам понравится» (ц)
Комментарий удален
18:33
Так себе аргумент smile
Комментарий удален
19:06
Глубины точно не добавило, негодовать да, заставило, но скорее безосновательное и безапелляционное заявление, что бессмертие есть благо.
Да, я тоже больше через комментарии слежу, чисто из любопытства :)
Комментарий удален
19:17
Да как же они откажутся, если они даже об этом не знают? Так что на мой взгляд Джоццо либо глуп, либо тиран smileСкорее первое, но я бы предпочла второй вариант, если бы на него был хоть малейший намек.
Все, я считаю с баталиями пора кончать, а то как-то несправедливо по отношению к другим рассказам. Интересно было поболтать! smile
Комментарий удален
Комментарий удален
18:16
+2
Черт, а я и не заметил перловатости этих фраз, пока вы их не выделили)
Что говорит в пользу автора, тем не менее.)
Комментарий удален
18:17
-1
Честно мне не очень, как-то заеженно. Концовка, так себе можно лучше, начало вкусное, хотелось бросить, но пересилив дальше было интесней, но в целом ни очень.
Комментарий удален
sue
20:39
Обманчивое начало. Начать с хищных свойств ножа и с драки — это очень эффектно. Но почти сразу, автор будто переключает канал и начинается «совсем другое кино», которое я до конца так и не поняла. Что же на самом деле предлагал рыцарь юноше? Почему на юношу напали? В чем смысл пирога?..
И если это все-таки история «взросления», то начинать ее наверное стоило бы с того, как некий старик вспоминает в трактире о своей жизни, может, втягивается в драку, в которой погибает. И в последние секунды жизни вспоминает свою жизнь. Мне кажется, это было бы честнее. А так как-то все слишком грустно и непонятно одновременно.
Комментарий удален
sue
23:15
+1
странные у вас комментарии. здесь все высказывают свое мнение, и хвалебные оды воспевать не обязаны, т.к. лично с автором не знакомы и свободны в мыслеизъявлении.;)
Комментарий удален
sue
23:21
неочевидно было на кого напали, честно говоря. начинается с того, что Джоццо сражается с ножом, а потом появляется Рыцарь. Кто кого спасал, кто на ком стоял. :)
Комментарий удален
sue
23:39
и что нам объясняют во втором? Что юноша заглянул в опасную подворотню, в которой его встретило много теней-силуэтов. И автор его винит за беспечность (шатается по подворотням). Как из этого следует, что они преследовали Рыцаря?.. Драка в общем-то вообще не прописана. Хотя она мне понравилась, это начало и зацепило в рассказе.
Комментарий удален
sue
23:50
+1
я решила, что изящный силуэт — это фигура юноши.) Т.к. в начале рассказа он подается, как главный герой. (там еще мелькают его мысли «она думала, что я пустота… вот сейчас я как...»).
Мне кажется, вам стоит посмотреть на текст не глазами автора или его друга, который давно знаком с сеттингом, а читателя со стороны.
В любом случае, никто не обязан понимать незнакомый текст «идеально и правильно», это ваше заблуждение, если вы думаете, что это возможно.
sue
23:58 (отредактировано)
Зачем мне что-то писать, рассказ то ваш))
Если бы у меня спросили совета, я бы предложила написать что-то позабористее, о парне, который нашел неприятности в той подворотне, т.к. это нападение было бы следствием каких-то его действий (рассказать читателям, что это были за люди было бы не лишним). И дальше уже в зависимости от того, кто у нас герой и о чем мы хотим рассказать.
И чтобы никто в родах не умирал.
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
sue
00:25
да, увы, запрещено.:)
Комментарий удален
Комментарий удален
12:03
+2
Этот, видимо, пошел по списку рекомендованных рассказов. Все 300+ рассказов подряд обгадить — это ж недюжинные резервы нужно иметь. )))
Комментарий удален
12:36
+2
А медальку за рвение давали?)))
Комментарий удален
Комментарий удален
13:12
+2
1) То, что я хотела порекомендовать, я уже скинула в тему для рекомендаций.
2) Уже где-то обсуждалось, возможно, в той же теме: не нравится то, что рекомендуют — читайте все подряд сами и выбирайте стоящее на ваш вкус.
Комментарий удален
13:19
Я начинаю нервничать…
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
15:39
+2
Чем это не фантастика, я не понял?
Комментарий удален
Комментарий удален
sue
23:20
А в чем такая уж насыщенность его жизни? Работал, женился, родил детей. В юности у него произошла чудесная встреча, ему было предложено что-то такое-эдакое, но юноша почему-то не полюбопытствовал — а как это? а что для этого нужно? а в чем подвох? а кто ты такой, Рыцарь? Просто пошел себе на работу устроился, а потом женился. Ну ладно, не полюбопытствовал, бывает.
Все для детей.
А если бы детишки пирог не стали есть?)
Комментарий удален
sue
23:42
Скучно конечно. Я впервые встречаю такой сюжетный оборот — герою что-то предлагают, а он не отказался не согласился — просто пошел себе далее. Может, автор чего-то не продумал, не может быть такого?)))
Можете не отвечать, я уже поняла, что попала в фан-клуб.
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
04:40 (отредактировано)
+1
Джоццо канцону таволы рельсовки «алеф» «бет» Джарек Войс Линнэке вечинов Лау «кусь» Грик элефаса бийетный бийете Альгемайн малозатамского Джоццо Виччио майбока подавальщиц усекновения Наблюдателев Флоранию кордиалис Кьяра сим Фельса Далии Ковонг Береги свою лёгкость малозатамский Зикра Ардвисури алефбета Ченцо, и Амори, и Пьего Мауро и еще много много букво- и словосочетаний которые изнасиловали мой никудышный мозг. «Фантастика»-это то, что я дочитал. Замените все на Павел и Николай и рассказ посыпиться. У Кинга про пирог круче было… Берегите свою лёгкость…
Комментарий удален
10:30
Что заменить, что написать, что не повторять? Извините я не понял вашей просьбы. Я не боты, я человек, зачем оскорблять.
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Я в этой группе половину рассказов прочитала. Этот пока что даже не лучший, а почти единственный приличный. Ещё и с большой идеей, которая оказалась слишком велика для ботов.
10:59
Вы тоже обзываетесь, автор оскорбляет и вы туда- же. Это не красит ваш утонченный вкус. Нехорошо. Взрослые люди.
А покажите мне пальчиком, будьте так добры, какое моё слово вас оскорбило? То, что я рассказ назвала лучшим в группе? Или я раскрыла авторство, ткнула в кого-то пальцем, употребила неприличное слово, пренебрежительный тон, обозвала конкретно вас? Вот вы обратились лично ко мне с обвинениями в том, что я взрослая, это преступление? Одновременно оценивать мои личные качества взаимоисключающими эпитетами — это как? И в итоге кто кого тут оскорбляет?
04:06
Вы называете меня тупым ботом. Меня это оскорбляет. Прошу прекратить читателей называть ботами.
В детстве я очень обижалась, когда меня называли салагой. Если кто не знает — это прозвище юных и неопытных, не знающих жизни.
Когда перестала быть таковой, я перестала обижаться на это прозвище.
Вы приняли на свой счёт безличное определение и настойчиво требуете исключить это слово, попутно так же настойчиво называя оппонента автором. 1. Вы расписались в том, что вы действительно бот.
2. За раскрытие или даже малейшие намёки на авторство рассказ снимается с конкурса, вы этого добиваетесь? Это лишь дополнительное подтверждение, что рассказ достоин внимания. Которое вы всеми силами стараетесь подогревать весьма сомнительным способом. Если вы — лично вы! — набиваете количество отзывов под рассказом, дабы хвастаться количеством комментариев, то моё мнение — лучше бы вы самообразованием занимались. Ведёте себя как маленький ребёнок или — ещё хуже — мелкая личность, до того мелкая, что большого просто не видит и не понимает. В первом случае рекомендую вам обратить внимание опять-таки на себя и своё развитие, а не захламлять комментарии двусмысленными репликами. Во втором случае — увы, подходящих душ пока на склад не завезли. А я в любом случае отвечать вам прекращаю, вы откровенно играете против рассказа.
10:39
-1
Я ничего не понял… я учил немецкий. unknownВы как автор, много слов, а чего хотели я не понял. Как с ботами общаюсь
Комментарий удален
10:47
Спасибо за наставления. Буду стараться. Извините если что. Видимо я отстал о жизни. Высказал свое мнение, старался никого не обидеть.
Комментарий удален
08:40
+2
Странно, так много минусов к рассказу.
Мне кажется, не понравиться рассказ мог или завистникам, или идиотам.
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
17:41
А шо, Капитана-таки закидали говяжками?)
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
09:06
+2
Один из немногих рассказов, который лучше моего bravo
Автору искренне желаю удачи!
06:21 (отредактировано)
Ох длинён рассказ. Но к прочтению рекомендую! Читать до конца!
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
Ну а вдруг Икар «О капитана» написал?
А в коммах просто стебётся. То-то сюрприз будет rofl
Хотя, мне каж я догадываюсь кто автор самого рейтового рассказа music
22:41
+1
Комментарий удален
Скелет секрет quiet
Комментарий удален
Маскируешси wink
Праина! laugh
Комментарий удален
Комментарий удален
22:40
Ставлю сотку что…
Комментарий удален
22:42
Ну почему сразу помер?
А варианты? А как же оригинальность?
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
22:54
Увы, не согласен он на такую роль (
Комментарий удален
01:39
Почему же. Главный помощник — больше подойдет, на мой неискушенный взгляд
Комментарий удален
10:02
ГГ исключительно на совести автора. Никто не вправе отдавать такой приказ
Комментарий удален
10:07
Да хоть нацистом из Кроссаут
Комментарий удален
10:11
+1
Боюсь, у него они выйдут слишком реальными и чрезмерно правдоподобными.
00:10
Рассказ как дорога — идёшь по ней, идёшь…
удивительные мысли!
Некоторые запоминаются надолго:
да какая беда случится, если я ещё немного пройдусь

и даже слухи имеют право быть
А слухи есть основные обитатели человеческих жилищ.

Очень понравился рассказ!
Загрузка...
Ольга Силаева

Достойные внимания