Конец Атлантиды

День, когда Атлантида легла на курс к безусловной гибели, начался мелким дождём. Хмурое небо наливалось чернотой, предвещая скорый шторм, и вновь серело, и жители острова видели в этом недобрый знак.

Однако корабль жрецов вернулся с уловом. Не таким богатым, как пять лет назад, говорили зеваки, но пятнадцать-двадцать нереид бились в сетях по оба борта, и, значит, армию диодоров — мощь и славу Атлантиды — ждёт пополнение.

Ещё реяло над кораблём знамя — голова змея в солнечном круге, — ещё копались у водного входа в Храм жрецы-исхири, а со стороны площади выстроилась очередь.

Строфамед принимал участие в Отборе впервые. Он бы и не пошёл, да жена настояла. «Два таланта в год — большие деньги для семьи рыбака», — заявила она. Строфамед согласился, деньги за Отцовство лишними не будут. Но вот только подойдёт ли он? И спереди, и сзади Строфамеда мелькали белые хитоны знатных горожан, высились мускулистые плечи каменотёсов и грузчиков, сверкали доспехи воинов. А нереид всего восемнадцать — молва донесла. Восемнадцать на триста желающих стать Отцами.

В храме жарко. Очередь разбилась на три ручейка к столам опросчиков. Низшие жрецы, мисты, спрашивали быстро, водили стило по вощёным дощечкам ещё быстрее, и Строфамед не заметил, как оказался первым.

— Имя, чем занимаешься, где живёшь?

Строфамед ответил.

— Дети есть?

— Сын Агапий.

— Только один?

— Да.

— Женат?

— Да.

Жрец бросил табличку в одну из корзин.

— В левый проход. Следующий!

Строфамед огляделся. Два ряда колонн скрывали боковые стены. Где проход? Один из кандидатов, толстяк в поношенном экзомисе, направился вперевалку от соседнего стола наискосок в глубь зала, и Строфамед двинулся было за ним, но понял, что толстяк идёт вправо и замер в нерешительности. Миновав три колонны, толстяк нырнул в темь. Строфамед повторил его путь с поправкой на сторону. И правда, между колоннами был проход. Пятнадцать шагов, и Строфамед оказался в узкой длинной комнате, где уже сидели четверо горожан. Огонь треножников освещал их лица. Двое были знакомы Строфамеду, такие же рыбаки, как и он. Занавес в конце комнаты охранял диодор.

Строфамеду и раньше приходилось видеть диодоров вблизи, но сейчас он взглянул на дитя океана иначе. От жара и сухости диодор сильно напоминал человека. Верхний гребень, ярко-красный в обычном состоянии, смялся в чуть заметную полоску взъерошенных рыжих волос; чешуя отступила со скул и висков, образуя по бокам гребня тёмную щетину; серые наросты превратились в подобия ушей; глаза растянулись из кругляшей в почти человеческие овалы; нос расплылся, губы истончились. Если не приглядываться, то и не скажешь, что перед тобой рыбоголовый. Но Строфамед искал в чертах диодора индивидуальность, что-то такое, что говорило бы об его отличии от других диодоров. Искал и, к сожалению, не находил. Не так-то приятно стать отцом безликого чудовища.

Комната заполнялась. Кандидаты обменивались короткими приветствиями и молча потели. Наконец, вместе с девятым отобранным из центрального зала вошёл мист. С корзиной в руке прошмыгнул за занавес. Тут же вернулся.

— Проходите.

В просторном помещении было прохладно. В центре на возвышении сидел седовласый жрец, в лице которого было что-то от хищной морской птицы. Мист встал за его плечом. Кандидаты остановились полукругом у входа.

— Меня зовут Озирий. Я один из эргонтов Храма. По моему указанию вас отобрали для Отцовства. Вы все связаны с морем, у всех есть жёны и дети, но не более двух, вы небогаты, трудолюбивы и честны. Я полагаю, что именно таков идеальный тип Отца. Надеюсь, я не ошибся.

«Уже отобрали? — в смятении подумал Строфамед. — Вот так просто?»

— В прошлые годы улов был значительно больше и мы могли позволить себе неудачи, но сейчас, когда враги Атлантиды скопили громадные флотилии по обе стороны Океана, каждый отбракованный малёк, не ставший диодором, может означать поражение Острова Солнца в начинающейся войне. Не подведите.

«Но нас всего девять? Неужели на каждого придётся по два малыша?»

— Другая девятка отобрана моим собратом Скопом. Не думайте о конкуренции, не думайте о различиях между Отцами, ваша задача — создать и укреплять связь между мальком и вами. Только это важно. Именно эта связь позволяет держать диодоров в подчинении. Не забывайте.

«Ох, боюсь, я не справлюсь», — мысленно застонал Строфамед.

— Перед ритуалом вам дадут зелье, укрепляющее тело и дух. Выполняйте указания и ничего не бойтесь. Чтобы чужие не узнали подробностей, сам ритуал соития будет стёрт из вашей памяти. После родов вы будете находиться в Храме трое суток. Младшие жрецы позаботятся о вашем удобстве и подробно ответят на все вопросы. Позже, на протяжении четырёх лет Отцовства, каждый из вас в любое время может прийти ко мне за советом и помощью. Вы не одни. Вы наша надежда и гордость. Вы — Отцы.

Не успел эргонт закончить речь, а мист уже стоял наготове с чашей вина. Каждый кандидат отпил немного. Дальнейшее выпало из памяти начисто.

***

Очнулся Строфамед в небольшой каменной комнатке-келье. Он поднялся со скамьи и подошёл к корзине, стоявшей на постаменте. В корзине спал малыш. Укутанный и спелёнутый, как все земные малыши, и такой же розовощёкий. Строфамед припомнил, как выглядел Агапий в том же возрасте и не нашёл отличий. Как и тогда, Строфамеда охватило желание оберечь малютку от любых неприятностей и угроз. «Мой сын. Ещё один сын».

Ребёнок открыл глаза. Плоские зрачки хаотично плавали по желтизне глазных яблок, то сужаясь, то расширяясь. В зеленоватой мути зрачков вспыхивали и таяли золотые круги. Малыш распахнул рот и каркнул раз, другой, пока не перешёл на протяжный вой с прищёлкиваниями.

Строфамед отшатнулся. Тут же полог откинулся и в комнаты вбежал мист с плошкой какой-то каши. Наклонился над корзиной, запихнул в малыша половину каши, пока вой не затих. Потом поглядел на Строфамеда и сунул плошку ему.

— А, проснулся! Давай теперь сам корми, Отец.

«Таких бесчувственных баранов на бросок копья нельзя подпускать к детям», — подумал Строфамед.

Спал он урывками. Младенец выл непрестанно. К концу третьих суток Строфамед уже не так категорично осуждал младших жрецов. Навалилась усталость и какая-то апатия. Выходил из комнаты только по нужде или за едой для себя и сына. С другими Отцами, живущими в соседних комнатах, обменивался короткими приветствиями и вновь нырял в свою. Словно кукла на верёвочке, он по зову морского сына вставал, зачёрпывал кашу, согревал в ладони, а потом маленькими комочками всовывал в требовательный рот. Состав каши прост: треть — полба, две трети — мякоть любой рыбы, хоть скумбрии, хоть трески. Новоиспечённый Отец приспособился сам готовить кашу, заметив раз в выданной порции пару костей.

С Агапием всё было не так. Строфамед затемно уходил на рыбную ловлю, потом продавал пойманное на рынке, возвращался и заваливался спать. Заботилась о сыне Клета, жена.

***

На пятый день Строфамед проснулся бодрым и не сразу понял, что воя не слышно, а пробудился он потому, что выспался. Кинулся к корзинке. Малыша не было.

Выскочил за порог. Десяток малюток старательно топали ножками, держась за пруты жрецов, тянущих малышей вперёд. Неуверенные шажки заканчивались шлёпаньем на попу, но ни один малёк не проронил ни звука.

Но вот раздался привычный вой. Сначала заголосил один малыш, за ним другой, третий, четвёртый.

— Пора кормить, — сказал один жрец другому.

На вопли выскочили другие Отцы.

Строфамед спросил у жреца:

— Который из них мой?

И тут же рядом кто-то повторил вопрос.

Жрец повысил голос:

— Успокойтесь, папаши. Сосредоточьтесь на связи. Подумайте о своём мальке. Представьте его в колыбели.

Тем временем другие жрецы посадили малышей в ряд, отгородив от Отцов.

— По одному подходите к малькам. Почувствуете тепло, значит, ваш. Забирайте и уносите кормить.

— А если не почувствую? — с придыханием спросил кто-то сзади Строфамеда.

Малыши продолжали выть, раня отцовское сердце.

Вперёд выступил жрец в таком же богатом облачении, что и Озирий. «Скоп», — решил Строфамед.

— Не думать о неудаче! Никогда! Ты меня понял, Криноний?

Строфамед оглянулся. Кринонием оказался тот самый толстяк, который вышел из зала в правый проход. Экзомис толстяк сменил на новый гиматий.

— Пошли! — приказал жрец.

Всё оказалось не так безнадёжно. Первый же Отец, указавший на ребёнка, был проверен на правильность выбора. Оказалось, на затылке детей и на правых плечах Отцов были нанесены знаки. У каждой пары свой. Знак точно указывал, какой малыш с каким Отцом связан.

Знак Строфамеда напоминал скошенную влево альфу, прилепившуюся к ножке заглавной лямбды изнутри. Легко запомнить. Легко найти малыша, если вдруг Строфамед лишится правой руки. Впрочем, он действительно почувствовал тепло, когда его взгляд остановился на одном из одинаковых малышей. Связь существовала!

Двое Отцов затруднились с выбором. Оба не из числа выбранных Озирием. Непонятно почему, но это слегка обрадовало Строфамеда. Он тут же себя одёрнул. «Никакой конкуренции». И тут же на ум пришли другие слова Озирия: «Укрепляйте связь». Как укреплять?

Накормив и уложив малыша спать, Строфамед вышел в зал. «Младшие жрецы подробно ответят…» Мимо как раз пробегал мист.

— Скажи, приобщённый, что мне делать дальше? — остановил жреца Строфамед.

Оказалось, что находиться в комнатах Отцы с детьми могут хоть все два года. Конечно, когда мальки подрастут, им выделят покои побольше. Всё время Отцов будут кормить и выдавать по необходимости одежду («Так вот откуда у толстяка новый гиматий»). А могут уйти. Главное, ежедневно навещать своих отпрысков.

Второй вопрос, который мучил Строфамеда, тоже нашёл ответ.

Мальки встали на ноги на пятый день, потому что они не похожи на обычных детей. Они развиваются ускоренно и через два года станут взрослыми диодорами. Ведь и беременность проходила не девять месяцев. «А сколько?» — хотел спросить Строфамед, но промолчал, боясь услышать цифру. И сразу же вспомнил, что на всё время беспамятства и дни кормления оставил Клету с Агапием одних.

Мист угадал вопрос.

— Не волнуйся. Как только нереида приняла твоё семя, мы дали твоей жене первый талант серебра. Через полгода получишь второй. Или, если хочешь, можно плату разбить на драхмы и выдавать чаще.

— Нет-нет, не стоит. Так я могу идти?

— Да. На выходе покажешь знак — это твой пропуск в Храм, — сказал жрец и добавил: — Твоя связь крепка. Озирий тобой доволен.

«Надо же, — подумал Строфамед, шагая домой. — Связь крепка. Это ведь хорошо, да?»

***

Посреди ночи он проснулся. Рядом лежала, тихонько посапывая, Клета, которую он не видел пятнадцать дней. Собаки не лаяли, ветер не бился в стены, дождь не хлестал по крыше, но что-то будто кричало внутри. Глянул на плечо — знак тускло светился в темноте. И тогда Строфамед понял, он нужен малышу. Вскочил, сунул ноги в сандалии и как был, в одном хитоне, побежал в Храм.

Ночь Строфамед провёл рядом с морским сыном, как он называл своего малька. Поутру вернулся домой, но только чтобы перекусить и сменить одежду, и вновь поспешил в Храм. Расстаться с малышом было не в его силах.

Строфамед разрывался между домом и морским сыном. Малёк быстро рос. Освоил ходьбу, хотя речь ему давалась с трудом. Выглядел при этом года на четыре. У людей всё иначе, Строфамед помнил. Но всё равно считал малька своим сыном. С безобразно острыми зубами, с привычкой рвать сырую рыбу и заглатывать кусками, с прорезавшимся головным гребнем и перепонками на руках, с неприятием пресной воды, но сыном.

***

— Когда я вырасту, я стану жрецом, — сказал Агапий.

Волны вскипали у подножия скал. Соревнуясь с ветром, носились чайки. Солнце гладило кожу. Строфамед лежал на песке и из-под полуприкрытых век наблюдал, как от пристани отплывает купеческий корабль. От правого плеча по телу разливалось умиротворяющее тепло.

Жрецом? Сидеть в полутёмном Храме, согнувшись над древними манускриптами? Бегать с поручениями? Пропалывать грядки в храмовом саду? Заниматься, как женщины, стиркой? За три месяца Страфомед достаточно нагляделся на приобщённых, младших жрецов-мистов, чтобы не желать такой участи своему сыну.

— Хм, — ответил он. — Когда-то ты мечтал стать рыбаком.

— Скажешь тоже! — Девятилетний Агапий вскочил, ковырнул гальку, выбрал камешек и швырнул в океан.

— А что плохого быть рыбаком?

Агапий скривился.

— Всё надо делать самому. И грести, и сеть кидать, и рыбу вытаскивать. Вот если бы разрешили брать с собой рабов или диодоров…

— Не говори глупостей. Раб может напасть на тебя, скинуть в воду и уплыть, а диодоров слишком мало, чтобы разбрасываться ими.

— У отца Плисфена два диодора.

Строфамед вздохнул. После получения денег Клета настояла, чтобы мальчика отправили учиться. Правильно, конечно, вот только в приятелях у Агапия теперь сплошь отпрыски знатных и богатых отцов.

— Это потому, что он возит на своём корабле жрецов, — объяснил Строфамед. — И подчиняются диодоры не отцу Плисфена, а жрецу-исхири.

— И я буду исхири! Самым могучим! У меня будет двенадцать, нет, восемнадцать диодоров.

Агапий крутанулся на месте, подпрыгнул, вкинув руку, забегал по берегу, издавая самые разные звуки, означавшие магический бой с невидимым противником, потом утомился и плюхнулся рядом с отцом.

— Ладно, исхири, — Строфамед взъерошил рыжие кудри Агапия. — Пошли домой, мама заждалась.

***

— Когда я вырасту, я стану рыбаком. Как ты, папа, — сказал малёк.

Они сидели в храмовом саду около пруда, где копошились утки. Из-за каменной стены доносились рокот океана и крики вольных морских птиц. Откуда малёк узнал, что Строфамед был рыбаком? Наверное, кто-то из жрецов упомянул случайно.

— Ты хоть знаешь, как рыбачить, Альфа?

Мальков различали по первой букве знака, по ней обычно и называли. Но Страфомед настоял, раз буква была свободной, чтобы его малька называли по маленькой букве — альфе.

— Знаю. Надо взять сеть, нырнуть и обмотать сетью рыбу.

Малёк вопросительно посмотрел на Строфамеда.

— Ну-у, да, примерно так.

— Вот только я не понял, зачем обматывать. Проще схватить руками.

— Проще, — согласился Строфамед и, не придумав ничего лучше, спросил: — Пить хочешь?

— Нет пока.

Малёк подсунул под себя ладони и болтал ногами, но Строфамед чувствовал, что пить малёк хочет. Пресную воду морские создания не переносили, а морскую выдавали ограниченно: кувшин в день. Хочешь — пей, хочешь — обтирайся, но больше — ни-ни. Как-то это было связано с развитием малышей, и, пару раз возмутившись, Строфамед смирился. Почти. Каждый день он приносил под хитоном несколько фиалов морской воды и подпаивал своего малька.

— Если хочешь, пей.

— Я лучше ночью выпью.

Мальки много спали, половину суток. Но Строфамед знал, что ночью, когда его не будет рядом, малёк проснётся. И тогда повеет по связи тоской. Острой малышковой тоской по близкому человеку. Не зря же первые дни Отцов держали в Храме. «Укрепляйте связь».

Потом малёк выпьет воды и уснёт. Уснёт и Строфамед. Несколько раз он оставался с мальком на ночь, но Клета закатывала такой скандал («Уже и ночуешь в обнимку с этим отродьем?! У тебя своя семья есть!»), что от ночёвок пришлось отказаться.

— Ну, мне пора, — сказал Строфамед и провёл рукой по безволосой голове морского сына. — Не скучай.

— Папа, возьмёшь меня на рыбалку?

— Обязательно, — сразу же ответил Строфамед. — Как только подрастёшь, так сразу возьму.

— Я быстро расту!

— Конечно.

От привычных слов расставания сегодня Строфамеду было особенно грустно. Лгать он привык, но на душе всё равно было тяжело. Выходить за пределы Храма малькам запрещалось.

***

Через полгода начались тренировки.

Отцов с мальками перевели в другую часть храмового комплекса. Здесь везде была проточная вода. И по периметру большого центрального зала, и в каждой комнате. Будто к нижнему орнаменту стен добавили голубой краски.

Чистая вода бежала по желобам в пол-ладони шириной. Мальки сначала обрадовались, но, коснувшись воды, с криками отбежали подальше. Вода оказалась пресной.

Зал двумя ярусами спускался на центральную арену. В первый же день всех собрали и представили наставника. Это был средних лет жрец-исхири, высокий по людским меркам, с пепельными волосами, забранными в пучок. Сопровождали исхири два подчинённых ему диодора.

Жрец обвёл взглядом трибуны и сказал:

— Я Фиест, наставник. Моя цель — сделать из мальков настоящих воинов. Ваша задача, — обратился он к Отцам, — помогать мне всеми силами. Замечу, что вы не стараетесь, доложу эргонтам. А теперь я покажу, что смогут делать ваши питомцы (да, он так и назвал мальков — питомцы, словно зверюшек) через год.

Повинуясь мыслеприказу исхири, два диодора разыграли представление. Над ареной замелькали потоки воды, с грохотом врезаясь друг в друга, была разрезана, как ножом, потоком воздуха заготовленная овца, арена покрывалась то огненным ковром, то коркой льда, летали, движимые магией диодоров, копья и лабрисы, и всё время исхири оставался неподвижен.

— Связь, — заявил наставник, предвосхищая вопросы, — действует в обе стороны. И вы должны стать сильной стороной. Не питомец должен управлять вами, а вы — питомцем. Поэтому не думайте, что будете только наблюдать, как резвятся ваши мальки. Нет, вам тоже придётся попотеть.

Отношение исхири к малькам было ещё хуже, чем у Клеты, и Строфамеду наставник сразу не понравился. Дрессировать сына как собачонку? Ни за что. Не сразу, но Строфамеду удалось найти баланс между безусловным приказом, к которым подталкивал Отцов наставник, и уговором. Немалую роль играло обещание взять малька на рыбалку. Но не только. Каждое удачно сделанное упражнение Строфамед приветствовал по связи чувством гордости, неудачное — тёплой поддержкой, целиком отдаваясь мальку и его действиям на арене.

Строфамед не спрашивал, как решили дилемму другие, но замечал, что избранники Озирия действуют мягче, чем правосторонние Отцы. Задержки были небольшими, но всё равно девятка Озирия оказалась в отстающих.

Потом произошёл срыв. Один из мальков выполнял упражнение — держал над головой конус воды. Наставник потребовал раскрутить конус. Малёк растерялся. Его Отец, красный от гнева, давил на малыша всё больше и больше, пока тот вдруг не замер, а потом с криком выпустил в сторону Отца огненный шар и бросился бежать.

Один из диодоров остановил шар в ладони от Отца, другой воздел руки и стена пресной воды взметнулась по периметру арены. Взбунтовавшийся малёк ткнулся в воду, упал и, харкая зелёной жижей, отполз обратно. Бунт был усмирён.

Несколько дней этой пары не было на занятиях, потом они вернулись, но из первых переместились в середину. Оба какие-то заторможенные, словно и неживые. Первое место по успехам перешло к Кринонию.

— Как тебе удалось найти баланс? — спросил Строфамед Кринония.

— Баланс?

— Твой малыш случается тебя беспрекословно, но ты не кричишь на него и не бьёшь.

— Потамион знает, что получит награду, если будет слушаться, — самодовольно заявил Криноний.

Строфамед опешил.

— Какую награду? И ты что, дал мальку имя?

— А почему нет? Даже собаки имеют клички. А насчёт награды… — Криноний зашептал в ухо Строфамеду: — Я беру Потамиона в море.

— Разве это не запрещено?

Криноний обиделся:

— Мало ли что запрещено. Воду приносить малькам тоже запрещалось. Ты же приносил?

Строфамед кивнул. Теперь-то можно признаться. После перевода в новое обиталище ограничения на воду сняли. Пей, сколько хочешь.

— В будущем они только и будут делать, что плавать около кораблей. Так чего бы не начать сейчас?

— Ну, всё-таки… А стража?

— В Храме не один выход. Можно договориться и со стражей.

В голове Строфамеда царил полный разброд. Взять малька в море… А если срыв? Если, почувствовав безбрежный океан, малёк сорвётся с невидимой цепи и уплывёт? Вряд ли дело кончится возвратом денег. Взбешённые жрецы могут и казнить. Как там говорил Озирий?.. «Не подведите».

С другой стороны, если его малёк после морской прогулки будет показывать лучшие результаты, кому от этого плохо? Как там говорил Озирий?.. «Укрепляйте связь».

С именем было легче. Действительно, что плохого в имени? Называют же мальков по буквам. Строфамед долго выбирал. Атромий, решил он наконец.

***

— Рыбачить надумал? — спросила Клета, когда заметила, что Строфамед проверяет лодку.

— Нет, просто прогуляться по морю.

— Мог бы и сына взять.

«Я и беру», — хотел ответить Строфамед, но осёкся. Клета, конечно же, имела в виду Агапия, его земного сына.

— Ладно, возьму.

Поначалу всё шло хорошо. Пользуясь подсказкой Кринония, Строфамеду удалось вывести Атромия из Храма. Не проходя через полис, они сразу спустились к берегу и шли, пока не увидели лодку с ждущим рядом Агапием.

— Я думал, мы будем одни, — сказал Атромий.

— Это… тоже мой сын, Агапий. Вы поладите.

Оба мальчика внешне сравнялись в возрасте и, пока Строфамед грёб, возились на корме, тихонько переговаривались, во что-то играли.

Строфамед радовался и морю, в котором он не бы так давно, и двумя сыновьями. Эх, о таком можно только мечтать! И что плохого в занятии рыбака нашёл Агапий? Ничего, подрастёт, одумается. В крайнем случае станет моряком. Тоже почтенное, мирное дело. Плавать на корабле, побывать в разных странах. Придётся заплатить, чтобы мальчика взяли на борт хорошего судна, но денег за Атромия должно хватить.

Строфамед устал и опустил вёсла. Лодка спокойно покачивалась на волнах.

— Дай мне, — попросил Агапий.

— Ты мал ещё, не дотянешься до рукоятей, — ответил Строфамед, но уступил место.

Агапий попытался грести, но у него плохо получалось.

— Ха, — вскричал Атромий. — Смотри, как надо!

Он прыгнул за борт, нырнул. Вода вспенилась и лодка понеслась с немыслимой скоростью. Атромий воспользовался знаниями с тренировок. Он создал водяное кольцо, в верхней части которого оказалась лодка.

Искусственное течение не было ровным, Агапия укачало и стошнило.

— Прикажи своей рыбине прекратить, — крикнул он отцу.

— Не говори так, — попытался урезонить сына Строфамед, но было поздно.

Атромий услышал обидное прозвище, вынырнул и обрушился на брата.

— Пусть я и рыбина, а ты — калека. Какой из тебя моряк, если ты блюёшь в море! Сухопутная крыса.

Агапий кинул в обидчика кувшин с пресной водой. Попал.

Волна боли прокатилась по связи, когда Атромий скрылся в океане. Мгновение спустя водяная петля взметнулась из глубин, схватила Агапия и утащила вниз.

Всё произошло так быстро, что Строфамед растерялся. Он ещё переживал первую боль, через связь от Атромия, как его накрыла другая, осознанная, личная. Его родной сын в опасности! Молнией по связи проскочил приказ: «Вернуть мальчика в лодку». Строфамед вложил в приказ все свои силы, всю свою любовь к Агапию, и… Атромий подчинился. Захлебнувшийся Агапий рухнул на дно лодки.

Морского сына Строфамед не слышал, да и не хотел слышать. Кое-как они возвратились на остров.

Два дня Строфамед не приходил в Храм.

Позже связь наладилась, но никогда уже не была такой сильной, как вначале. Значительно больше времени Строфамед стал проводить с женой и сыном.

***

Тем временем война, которую предрекали и которой боялись, началась. Одна из колоний, и до того признавшая господство Атлантиды номинально, провозгласила независимость. Её поддержали другие земли и вскоре весь Западный континент сплотился против атлантов. Многотысячные армии маршировали по суше, сотни кораблей сражались на воде, гибли диодоры. Программу подготовки ускорили.

— Не то чтобы ваша связь ослабла, — заявил Строфамеду Озирий на очередной проверке. — Но она слабее, чем должна быть.

— Вы так загоняли детишек, что они падают от усталости. Мой сын… то есть малёк справляется нормально.

— Этого мало.

— Что же делать?

Озирий положил руку Строфамеду на плечо.

— Я думаю, пришла пора передать связь.

— Уже? Но ещё не прошло два года!

— Сильнее связь не становится, так что нет смысла тянуть.

— Позволь хотя бы попытаться.

Озирий задумался.

— Хорошо. Через два дня морские учения. Если после них связь не укрепится, ты расстанешься с мальком.

Строфамед знал, что передать связь другому Отцу нельзя, только боевому жрецу. За время тренировок он нагляделся на «питомцев» исхири. Диодоры были бесчувственными машинами, без приказа хозяина не способные шевельнуться или произнести слово. Строфамед сомневался, что в диодорах осталась хоть капля разума. Выжигает ли мозг передача связи или исхири убивают его после, для Строфамеда не имело значения. Как бы он не относился к Атромию, но сокращать срок сознательной жизни его сына? Немыслимо.

После разговора с Озирием Строфамед не вернулся домой. Два дня он неотступно находился рядом с Атромием. И после, вместе с ним, рука в руке, поднялся на борт корабля. Строфамед не видел, что провожать флотилию пришёл другой его сын, Агапий.

***

Учения продолжались больше месяца. Тренировались не только будущие диодоры, но и ученики исхири, начинающие жрецы-мисты.

Тем временем бушевавшая война внезапно закончилась. Победой ли атлантов, трудно сказать. Атланты лишились колоний, колонии перестали бунтовать. По Западу прокатилась громадная волна, сметая всё на своём пути. Выжила горстка людей в далёких горах и только. Сколько пройдёт времени, пока дикие племена с юга и крайнего севера заселят вновь срединные земли, пока освоят земледелие и приручат диких животных, никто не знал. Но пройдёт не одно столетие, прежде чем на Западный материк можно будет вернуться за данью.

Строфамед и другие Отцы облегчённо вздохнули. Отпала необходимость загонять мальков до изнеможения. На Атлантиду флотилия возвращалась не спеша.

Однако дома Строфамеда ждало горе. Агапий пробрался на корабль, идущий за новым уловом нереид, и погиб. Клета, узнав об этом, взяла нож и вонзила себе в сердце.

В полубезумии Строфамед пришёл в Храм. Боль утраты звенела в связи, затягивая и Атромия. Что-то сдвинулось в голове Строфамеда и воспоминания о брачной ночи с нереидой открылись.

***

Вот он стоит у края прямоугольной выемки, наполненной сухим песком. Внизу барахтается полуженщина-полурыба. Громадный хвост волочится по песку. Нереида задыхается, ловит ртом воздух. Жабры на шее забиты грязью.

«О человек, за что вы мучаете нас? Что сделали мы плохого тебе и твоим братьям?»

— Ничего, — заторможенно отвечает он и шагает в выемку.

«Наши народы могут жить в мире. Нам нечего делить».

В руке Строфамеда оказывается лабрис, двусторонний топорик. Откуда-то он знает, что и в какой последовательности рубить.

«Мы поделимся с вами нашими богатствами. Посмотри».

На миг глаза Строфамеда заслоняет мираж подводных садов и дворцов, изукрашенных самоцветами, но волна тепла из желудка смывает видение и Строфамед отрубает нереиде правую руку.

Затем левую.

Напоенным зелёной кровью песком Строфамед покрывает рыбий хвост нереиды, которая лишь слабо дрожит.

«За что?!»

Хвост истончается в середине, и Строфамед ждёт, пока превращение не закончится, и не слушает плач нереиды. Наконец гладкие женские ноги оформились. Между ними треугольник зеленоватых волос. Пора! Строфамед рубит связанные ноги под колена. И сразу прижигает невесть откуда взявшимся факелом. Без спешки, но и не мешкая, взбирается на покромсанную нереиду и совершает фрикции. Удар за ударом сердца. Стон за стоном женщины. Капля за каплей зелёной, остро пахнущей крови.

Воспоминания, ощущения, образы перетекают по связи к Атромию.

***

На входе Строфамеда окружили жрецы.

— Время пришло. Сейчас ты отдашь связь и сможешь предаться горю по утраченной семье, — сказал Озирий.

Строфамед опустил голову. Откуда-то из глубин Храма донеслись крики, грохот и шипение гаснущего огня.

Строфамед рванулся навстречу звукам. По связи он знал, что это Атромий. Опешившие жрецы с проклятиями кинулись за безумцем.

Пресная вода стеной, которую не преодолеть ни одному морскому созданию, поддалась нажиму Строфамеда. Он лёг вдоль, перекрыв своим телом водоток.

— Беги, — крикнул он единственному оставшемуся у него сыну.

Атромий перепрыгнул через тело отца, на ходу разворачивая сеть режущего ветра. Три удара сердца, и дождь кровавых ошмётков пролился на мрамор Храма. Всё, что осталось от жрецов и Озирия.

— Пойдём, отец, — попросил Атромий.

Они выбрались из Храма.

— Куда дальше? — спросил Строфамед.

— В море, — ответил Атромий.

— Иди один, — сказал Строфамед. — Мне нет места в подводных садах твоей матери.

Атромий был далеко в океане, когда с последним толчком связь оборвалась. Строфамед со скалы бросился догонять ушедшую семью.

***

Немало лет прошло с тех пор, прежде чем войско подводных жителей, обученных бою беглецом Атромием, обрушилось на Атлантиду. Вода точит камень. Шторм ломает скалы. Горделивый остров, чья власть покоилась на рабстве морского народа, скрылся в пучине вод.