Харон в стену

Одинокая мама Роза Рудольфовна назвала сыночка Адамом. Мы, мальчишки во дворе пятиэтажки, звали его Адиком. Адик, как водится, в нежном возрасте пилил скрипочку, гонял футбол, потом все бросил, вырос и выучился на программиста.

Мы оставались друзьями, хотя виделись все реже, а потом так случилось, что Адик умер. В газете написали – скоропостижно. Там же перед этим писали, что предприниматель Адам К. арендовал на сто лет участок с киоском на рынке. Я тогда удивился: почему на сто? Адику было двадцать девять, оставалось пожить еще примерно столько же, чуть больше. Откуда взялись сто? Программеры тоже люди, столько не живут.

А скоропостижность у Адика вышла странная. В кресле, бритая голова в электродах, как в кино. Компьютер включен, оттуда по кругу бубнит песня про Another brick in the wall... и лампадный огонек горит в центре экрана.

Сразу вспомнилось, как мы из окна увидели похоронную процессию. Красный гроб ехал на открытом грузовичке, словно по конвейеру. «Еще один кирпич в стену,» – сказал тогда Адик. Я подумал: вот фантазия! Гроб, действительно, похож на кирпич, просто стена – горизонтальная: вся поверхность земли. Зато какой величины стена!

И вот, теперь он сам уходит в бесконечную горизонтальную стену.

Ну, понятно, побрили, похоронили. Мама его сильно убивалась, но держалась при этом в стороне.

Друзей на похороны пришло мало, не оказалось у Адика много друзей. Вяло толклись свободной группкой, вполголоса обсуждали пустяки, а когда наступило время подойти и сказать Розе Рудольфовне дежурные соболезнования, она уже ушла.

А примерно через неделю – звонок. Я поднял трубку, але-але, а там – Адик. Привет, говорит, как жизнь? Нормально, отвечаю, а сам понять не могу, что происходит. А у тебя – как? Адик засмеялся. У меня не жизнь, говорит, в вашем понимании, но тоже неплохо. Зайди, говорит, в киоск сегодня, разговор есть, не по телефону. Ключ у мамы возьми.

Увидев меня, Адикова мама обрадовалась, метнулась куда-то в комнату и вынесла мне ключ. И спрашивает: «Вы к Адику?»

Я несколько опешил. Думаю: Роза Рудольфовна, вы чего? Похоронили же. Но про звонок-то помню. Поэтому осторожно отвечаю: даааа. И еще как бы вопрос в конце голосом поставил. А она мне: скажите Адику, пусть не забывает там кушать! И смотрит на меня, слезы в глазах, как будто я что-то на это сказать должен. А я опять: даааа?

В киоске, как ни в чем ни бывало, работал компьютер, и светилась все та же заставка на мониторе. Голос Адика возник из дешевых колоночек.

– Привет, Саня! – сказал голос. – Тут интересное дело намечается. Я знаю, у тебя с деньгами сложно (откуда узнал?). Можно легко заработать десяточку. Сходи к мэру, скажи: договор в силе.

– Какой договор?

– Да неважно! Так нужно. Скажи, что от меня. Договор в силе. Все. Да ты не сомневайся, мы же друзья! Просто сделай, а сразу после – здесь встретимся.

Глупо это все выглядело.

Услышав имя Адика, мэр заволновался и, потирая руки, забегал по кабинету. Спросил, что еще мне известно. Я честно ответил: больше ничего. Мэр закивал. На этом расстались.

Адик выслушал меня и сказал: «Значит, расширяемся. Держись меня, Санек, не прогадаешь.»

А назавтра в местной нашей газете прошло объявление: «Никто не умрет! Ваши родители будут живы вечно! ООО «Стена»».

Я думал, такая реклама сорвет народу крышу, а она прошла как-то незаметно. Народ похихикал, но интровертно, внутрь себя. Мало ли. А вечером опасный голос в трубке объявил, что у них с Адиком незаконченные дела и что Адик сказал: Саня знает. На мой вопрос, что я знаю, в трубке хмыкнули и посоветовали не мутить. Ребята свое дело делают четко, и хотят гарантий. Завтра перезвонят, чтоб без шуток, а то киоск недолго снести, или под чебуреки отдать, а Розе Рудольфовне – квартиру продавать, возвращать инвестиции. Отбой.

Сразу после неприятного разговора в трубке проявился Адик. «Не пересказывай, – сказал он, – я все слышал.» Оказалось, мэр обеспечивает законность, а бандюганский вождь – охрану. Денег взято у обоих. В папке «Стена» на рабочем столе компьютера в киоске лежит анкета. Надеть сетку с электродами на голову клиента и заполнить анкету. Это долго. Но теперь – за зарплату.

«Молоком за вредность, – подумал я. – Или золотом инков.»

Первым клиентом оказался вождь городских братков. Сидя в электродах перед монитором, он читал вслух отрывки из классиков, решал арифметические задачки, вспоминал детство, отвечал на странные вопросы. После введения данных, на экране появилось его помолодевшее изображение и сказало : «Теперь ты не одинок, и бессмертен.» Вождь прослезился и оставил мне весь свой толстенный лопатник с деньгами.

Следующим прибыл мэр. Тайно, ночью, с охраной. Его потряхивало. Ему сказали: «И твое тоже – царствие небесное.»

После этого началась работа. Я как будто съел кучу грязи, выслушивая бандитов, городских начальников, их жен и любовниц. Стал знать о жизни столько, что мне приставили охрану. Чтобы избыток грязи изо рта случайно не утек в народ. Однажды пришел участковый потолковать насчет соседей сверху, так тут же в дверь постучал кто-то коротко стриженый, а следом за ним протиснулся майор милиции, после чего участковый быстро удалился, даже не допив чай. А эти двое почти в унисон простившись, записали свои телефоны для связи и сидели еще час, выспрашивая, как что работает.

А я и сам не знал толком, но что-то говорил про электрические импульсы, волны мозга, движения глаз. Их все устроило. «Братан, – сказал стриженый, – если что, мы тут не напрасно.» Восхитительная емкость речи, все-таки. Майор просто молча кивнул.

Уже скоро на месте старого железного киоска построили кирпичный павильон. Прямо вокруг компьютера. Теперь там светилось пять мониторов с креслами, разделенных офисными стенками. А от окраины города, где начинался непроходимый для чужака частный сектор и стояли косые балкИ, пустили автобус до рынка. Останавливался автобус недалеко от павильона. Водитель Сема громко объявлял остановки и шутил насчет посмертной жизни. «Забавно, – говорил он, – деньги сейчас, а удовольствия – после смерти. Хорошо бы наоборот.» Народ смеялся, но понимал – иначе не бывает.

Снявшийся с тормоза автобус прижал Сему к дверям гаража и раздавил ему ребра. На похороны пришло много людей, но казалось, они хотели послушать, не станет ли Сема из гроба про смерть шутить.

Некоторое время автобус водил сменщик, а потом привезли железный ящик и установили под кожух. На следующий день автобус вышел на маршрут без водителя. Рассевшиеся люди с удивлением услышали из динамиков голос Семы и его бородатые шуточки. Одна старушка долго стояла на передней площадке и спрашивала в окошечко, как там живется, рай это или как, что там есть, какие магазины...

Сема отвечал как обычно – с подъемом, с озорными словечками. Лучшей рекламы нельзя было придумать. В этот день у меня началась настоящая очередь на бессмертие. «Это все хорошо, – думал я, – но Сема-то оцифровку не проходил.» Из дома он тоже не мог оцифроваться, потому что вход в Адиково царство закрыт-запаролен намертво, из дома не зайти. Но эта мысль не закрепилась, ускользнула.

Застрелили вождя. Мэра разбил инсульт. А они появились в телевизоре. Вождь, крут и лыс, рассказывал, на каких тачках – не западло, а мэр терся в кулинарном шоу.

Цифроваться приходили, в основном, старики, но иногда заглядывали люди помоложе. Павильон еще расширился и занял весь рынок. «Серверам место нужно, – сказал Адик, – на рынке все-равно дерьмом торгуют.» Рынок перенесли из центра, но это никого не встревожило. Автобус теперь ходил «до Стены».

Появилась функция видео-чата с умершими. Недешевая, но в родительский день стояла очередь. Да и в обычные дни народу прибывало все больше. Кто с усопшими поговорить, кто сам цифровался, кто стариков приводил. Умершие с экранов рассказывали о своей жизни, как они хорошо проводят время (какое там у них время?), выглядели молодыми, бодрыми.

Начались хорошие деньги. На них покупалась земля, серверы и электричество. Городской совет решил строить отдельную подстанцию для потусторонних клиентов.

Роза Рудольфовна заказала элитную оцифровку и теперь кудрявой красавицей появлялась в рекламе послесмертия. В свои виртуальные тридцать два, в открытом платье пела «Отцвели уж давно хризантемы». Хорошо пела, очень хорошо выглядела.

Мама моя однажды сказала: «Жаль, что отца уже нет.» Принесла фотографии на которых ей 16, спрашивала, можно ли ей в таком виде быть в компьютере. Можно, мама, тебе все можно. У меня на том свете большие связи.

Постепенно Стена заняла пол-города, жилые кварталы ютятся теперь на окраинах, а северный район так вообще почти в реку съехал. Чат-терминалы стоят по периметру. Кроме послесмертия, Стена продает услуги слежки, подсчета, делает игры, сайты, порно. Любой каприз за ваши деньги.

Я иногда думаю: что если там ничего нет, только фреймворки, текстуры, полигоны, спрайты, нули, единицы. А я – Харон в никуда, живые руки мертвеца, ведущего лодку в только ему известном направлении.