Хлебное дело

- Иван Терлецкий, ты - сволочь! - отложив оружие, с чувством заявил мой напарник Артур. – У тебя каменное сердце, железные нервы и хамская замкнутость…

Ему явно требовалось выплеснуть накопленное недовольство, так как переговоры с полковником Говоровым вёл исключительно я: в кои-то веки попался вменяемый командир части, и мне очень не хотелось, чтобы напарник отвлекал его пустым трёпом. Зато под грядущую операцию военные выделили транспорт, и теперь, вместо привычного пешего порядка, мы комфортно ехали на бронетранспортёре.

Болтовня и пикировки с Артуром не дают окончательно одичать. Но сейчас у меня было неподходящее настроение…

Ленту дороги как почётный караул с обеих сторон обступал высокий тростник, склонивший тяжёлые метёлки бордового цвета. Вытянув руку, я сорвал несколько семян и пустил по ветру. С этого тростника-то всё и началось…

***

Восемь лет назад после странного метеоритного дождя земля оказалась заражена новым видом растений, похожим на тростник. Его крылатые семена разлетелись и быстро проросли во вспаханных полях, подчистую заглушив посевные культуры.

Пока государства дипломатично обвиняли друг друга в диверсии, а учёные городили башни гипотез, люди боролись с заразой огнём и тяпкой. Но тростник был шустрее. Третьей весной хлеборобы пошли на отчаянный шаг, и начали сеять зерновые узкими клиньями, чтобы облегчить доступ и вручную уничтожать обладающий иммунитетом к ядохимикатам тростник. Но пришла другая напасть.

В один предгрозовой июльский день раздался могучий раскат грома, только вместо долгожданного ливня небо стало грязно-розовым, и тучи смяло в сторону. Из ниоткуда возникло много чёрных пузырей, резко наступила ночь, а наутро появился новый вид фауны.

Пришельцы больше всего походили на крупных волков. Только с очень острыми как бритвы клыками, когтями похлеще тигриных и жрущих любую органику.

Люди изначально совершили серьёзную ошибку. Мы думали, что пришельцы хотят уничтожить человечество, поэтому увлеклись обороной. А нужно было сразу запускать дроны слежения, крыть по площадям боевой авиацией, системами залпового огня, и затем выпускать спецназ для окончательной зачистки территории. Увы, момент оказался упущен.

Клоги - так в прозвище тварей оригинально соединили клыки и когти, - уже успели посетить беззащитные деревни и хутора. Но вот остался там кто-нибудь живой, выяснить оказалось невозможно.

Воевать без линии фронта со стремительно нападавшими и так же исчезавшими клогами было бесполезно. Не сдерживаемый огнём и тяпками тростник распространился с неимоверной скоростью, полностью уничтожив посевы и грунтовые дороги.

Очень быстро произошло три события: большая резня, коллапс и голод. Стаи клогов истребляли гонимых слепой паникой людей, а на обломках цивилизации авантюристы безжалостно боролись за ресурсы. Лишь отчаянные смельчаки и безумцы решались выйти в пустоши, чтобы дать отпор четвероногому агрессору. Вольные истребители, сокращённо – войсы.

Я жил в небольшом городке, строил заграждения, задыхался от ненависти к себе и переживал сердечную драму. Родители давно работали по контракту в Турции, поэтому некому было препятствовать, когда я решил стать войсом.

Полтора года назад встретил Артура - он оказался земляком из соседнего города, - и вместе мы предприняли поход по треугольнику Москва - Казань - Краснодар.

Сейчас картина жизни была такова. Держались крупные населённые пункты. Подъев всё из супермаркетов, жители развели натуральное хозяйство в скверах. Повезло счастливчикам, обосновавшимся на территории заводов, фабрик, баз и аэродромов – эти специализировались по теплицам. Бетон, асфальт и высокие стены преграждали путь тростнику, заносимые ветром и прорастающие семена безжалостно пропалывали, а клогов худо-бедно отгоняли.

Лучше всех устроились военные. Оседлав монополию на огневую поддержку, помогали тем, кто мог предложить в обмен продукты питания. Подобных резерваций, пренебрежительно называемых «консервами», осталось очень немного.

Трассы, особенно федерального значения, стали артериями жизни. И они нуждались в постоянном уходе. Семена тростника проникали сквозь любую, самую мизерную трещину. Если момент оказывался упущен, те взламывали покрытие, проезжую часть перекрывала непроходимая живая стена, и на дороге можно было ставить крест. Разумеется, из-за коллапса транспорт встал. Исключение составляла военная техника. Однако чтобы не разрушать покрытие дорог, теперь по ним курсировали лишь колёсные бронетранспортёры.

Что творилось на пустошах, знали только войсы. И текущее положение дел нами оценивалось как катастрофическое.

Мы давно поняли, что заброска семян тростника и клогов – это первый этап экспансии неизвестных космических недругов. Сельскохозяйственные культуры и люди, судя по всему, им были ни к чему. Если нас практически уничтожили слуги, то чего ожидать от их хозяев?

И у меня созрел план…

***

Наконец поток брюзжания напарника иссяк. Я подсел к нему и вытащил карту.

- Делим бронетранспортёры поровну и разъезжаемся по домам. Послезавтра мы должны обследовать вот эту дорогу, - я потыкал огрызком карандаша. – Возьмёшь дюжину из городского отряда самообороны и одну единицу транспорта. Твой отрезок примерно тринадцать километров, мой – шестнадцать.

- Да помню я, - беспечно отмахнулся Артур и уставился на меня. – Слушай, а давай махнём к моим? Тёща такой борщ приготовит, пальчики оближешь. С женой, детишками познакомлю. Соскучился по ним, страсть.

- Почему же подался в войсы?

- Дети растут. Стыдно стало. Неправильно это, нечестно, когда они сидят как звери в клетке и не знают вкуса хлеба. Мир большой, - без заминки протарахтел друг.

- Хорошие приоритеты. О, спасибо, что напомнил, - спохватившись, полез в свой рюкзак.

Рука наткнулась на холщовый мешочек. Почувствовав внутри шевеление, я вздрогнул и задвинул его подальше. Перебрав массу нужных вещей, вытащил пластиковый контейнер, отжал крышку и вручил другу один из двух упакованных в прозрачный целлофан предметов.

Артур от изумления выпучил глаза.

- Это пряник? Я уже забыл, когда хлебную крошку во рту держал! Откуда?

- Пару лет назад делал зачистку в одном городке и посетил музей. Люди здорово подрастеряли любознательность.

От старости и долгой тряски глазурь на прянике, размером с ладонь, обсыпалась. Но наверняка, если размочить, его можно будет есть.

- Царский подарок, – задумчиво произнёс напарник. – За такое богатство люди жизнь способны отдать. А уж забрать чужую и подавно.

- Мы друзья, - ровно ответил ему.

- Что родным сказать? - Артём предпринял последнюю отчаянную попытку выудить из меня информацию.

- Скоро хлеба и сладкой выпечки будет в достатке. И давай пересаживайся на головную машину, развилка близко.

- Надеюсь, дома чуточку расслабишься, - пожелал мне он.

- Сомневаюсь.

- Тебя там хоть кто-нибудь ждёт?

Я неопределённо хмыкнул.

***

Мы уже давно свернули с главной дороги, но особой разницы не ощущалось. Всё тот же оплетённый специально высаженным вьюнком и хмелем тростник, ржавые остовы автомобилей и пятна смолы в трещинах асфальта.

Раньше черта города начиналась после знака «Добро пожаловать», а теперь на его месте стоял бетонный колокол пулемётного ДОТа.

Первые постройки прятались за кирпичной стеной, а дорогу перегораживали ворота из тонкого арматурного прута. Нас встречала толпа народа. Я спрыгнул с бронетранспортёра и мне навстречу двинулся худощавый мужчина. Что-то знакомое было в его походке, манере размахивать руками и клонить голову вбок.

- Иван Терлецкий собственной персоной! Соизволил, наконец, явиться! Всё круги наматываешь, а родные пенаты совсем забыл, – обнимая меня, воскликнул он. – Ох, бородищу-то отрастил!

- Кадкин… Серёга, ты староста? – удивлённо пробормотал я.

- Ага. Клогов встретили? – заботливо поинтересовался одноклассник.

- С такой армадой?! А вас часто навещают?

- Ну, скачут вокруг периметра.

- Сколько?

- Много, - подумав, ответил он.

- Вы что, их не отстреливаете?

- Мы люди мирные, - принялся оправдываться Сергей, - Военные заглядывают редко. Нам из продуктов особо нечего им предложить. А войсы в последний раз делали зачистку ещё зимой. Шестеро, между прочим. Отвязные ребята. Парочку клогов уничтожили.

- Зачем рисковать, если есть войсы. Так ведь в городах говорят?

- Ты хотел сказать «консервах», - отплатил мне той же монетой староста.

Мы никогда не были близкими друзьями.

- ДОТ кругом зарос травой, - отметил я.

- Уже полгода как от последних мародёров откупились, - гордо отчитался Сергей.

- Тишь да благодать. Ладно, перейдём к делу. Со мной десять бронетранспортёров. Экипажи с вояками. Нужно их разместить. Операция начнётся через неделю после расчистки дороги. Мы привезли материалы. Кузня справится с объёмом работы?

- Думаю, да.

- А еды хватит?

- Ради такого дела, конечно! Когда приехал гонец от военных, я сначала не поверил, - признался Сергей, - То, что вы… ты задумал… У меня нет слов.

- Это правильно, - одобрил я, - нечего зря болтать. И огради меня от толпы.

***

Пригород не изменился. Те же деревянные аккуратные дома, узенькие полоски штакетника, кудрявая зелень, покрытые шифером крыши и весёлые наличники. Правда, теперь свободное пространство занимали огороды.

Я внутренне готовился к потрясению. Разумеется, мне доводилось бывать в разных населённых пунктах и видеть подобное, но всё равно сердце ужалило болью. Центра города не было. Все кирпичные дома исчезли. Теперь стало понятно, откуда взялась стена периметра. Поделённое надвое свободное пространство занимали ряды кустов смородины и пастбище с флегматично жующими траву козами.

Перед глазами возник фантом родной квартиры: пушистый ковёр, книжная полка, письменный стол, компьютер, разобранный велосипед и диван, на котором я познал первую девушку…

Чёрт возьми! Мне уже двадцать восемь, но сейчас чувствовал себя брошенным мальчиком.

- Стройматериалов и за городом навалом, - чуть резче, чем следовало, сказал я.

- Да. Только дорого обходились. Люди гибнут за кирпич, согласись, звучит неубедительно, - огрызнулся Сергей.

- Извини.

- И всё равно не хватило. Восточная часть огорожена деревянным забором. Ещё тем, что мы вместе строили, - добавил он.

- Вижу, пшеницы нет? - заранее зная ответ, всё же поинтересовался.

- Слишком мало оружия и людей, чтобы защитить хлеб от посягательств. Налетят как стервятники. Военные, мародёры, соседи… Мне, знаешь, не хочется терять город и погибать.

- Ну, да. Слушай, а где я буду жить?

- У меня. Гарантирую холостяцкие разносолы и попарю в баньке.

***

Окружённый клубами пара я вывалился из парилки. Сергей изумлённо уставился на меня.

- Что такое? – отдышавшись, поинтересовался я.

- Это всё клоги оставили?

- А-а, ты про шрамы...

- Сколько же их?!

- Много.

- Вот это да, - протянул Сергей и стыдливо застегнул рубаху.

На столе, помимо сковороды жареной картошки и миски овощного салата, стояла наполненная чем-то бордовым трёхлитровая банка.

- Плодово-ягодное вино. Наш главный экспортный продукт, - гордо произнёс староста.

Я пригубил спиртное. Ну, хитрюга! Город наверняка плотно встроен в систему бартера.

Опустошив треть ёмкости, Сергей со страстью закоренелого провинциала принялся выпытывать информацию.

- Войсы о тебе легенды слагают, - заявил он. - Говорят, выдранные клыки коллекционируешь. По одному с убитого врага. Сто штук собрал. Правда?

Я решил его не поправлять. Цифра давно уже перевалила за полторы сотни: демонстрация трофеев поднимала престиж и повышала ставки при уговоре на зачистки.

- Вот скажи, неужели везде так, как у нас?

- Да.

- Ну а тайга или Заполярье? Там ведь тростнику и клогам неуютно.

- Настолько далеко не заходил. Но цивилизации и организованного сопротивления нет точно.

- В чём же проблема?

- Дороги, - коротко ответил я.

- Поясни? – нахмурившись, потребовал староста.

- Элементарно. С нами граничит девять населённых пунктов. В скольких из них сейчас живут люди?

Сергей подумал и показал три пальца. Я кивнул.

- Все расположены в четырёх плюс-минус десятках километров. И именно между ними дороги поддерживаются в нормальном состоянии. В смысле - латаются. А остальное пространство превратилось в дикое поле.

Для наглядности я выложил на столе из перьев лука корявый прямоугольник.

- Но послезавтра вы пойдёте инспектировать второстепенную дорогу. Логичней очистить территорию внутри! – староста указал в центр геометрической фигуры.

- Ты получил ответ на свой вопрос.

- Угу, не хочешь признаваться, - сделал обиженное лицо Сергей.

Я промолчал.

- Ладно, давай тогда начистоту. Ты, судя по всему, в большом почёте у военных. Скажи, почему они не пускают танки и вездеходы? На броню хорошо вооружённых солдат – и вперёд! Зачистка будет стопроцентной. А освобождённые территории обнести забором, поставить вышки, установить охрану. И так квадрат за квадратом.

- Сколько в городе осталось жителей от прежнего? – внезапно поинтересовался я.

- Четверть, - без запинки ответил Сергей. – Ты как-то витиевато закручиваешь.

- Зато всё поймёшь, - парировал я. – Транспорту нужно горючее. Людям - питание и обустроенное место для ночёвки. Обоз, в общем. Дело происходит в диком поле, где клоги давно стали хозяевами. Понятно?

- Лёгкая добыча. Но мне войсы говорили, что на пустошах тоже живут люди.

- Очень мало и носа из-за укреплений не кажут.

- А эти сумасшедшие мародёры на мотоциклах?

- Ты когда-нибудь был в кегельбане? Так вот, клог – это шар. Вышибает поодиночке, но верно. Впечатляющее зрелище.

Сергей загрустил.

- Думаешь, я глупый? – спросил он. – У тебя, скорее всего, хороший план, коль держишь его в секрете. Только есть неразрешимая проблема. Клоги вездесущи. Одних прикончим, набегут другие.

- Попробуем разобраться и с этим, - сдержанно ответил ему.

- А-а-а, - погрозил пальцем он, - ты знаешь все их повадки.

- Да, - кивнул я, - все.

Сергей, хоть и поклялся, что не держит зла, всё-таки обиделся. Порвал на груди рубаху и всплакнул. У меня от несвойственной болтовни заболел язык. Махнув рукой, снова потащился в парилку.

Войс – это тот же зверь. Нет еды – терпит, добыл – наедается впрок. При неудаче прячется и зализывает раны, а возможность отлежаться в безопасном логове или привести себя в порядок использует на всю катушку.

Пользуясь оказией, хозяйской бритвой поскрёб щёки и замочил остро нуждавшуюся в стирке одежду. Поглядев на потерявшие первоначальный цвет берцы, я решил, что хорошего понемножку.

***

Каждый мужчина помнит запах своей первой любимой. Едва выйдя из парилки, я втянул носом воздух, побледнел и беспомощно огляделся.

- Старая любовь не ржавеет, - ухмыльнулся Сергей.

Встреча с Ольгой была неизбежна. Но лучше позже.

- Говори, - потребовал я.

Не отвечая, тот ощупывал моё лицо взглядом, словно что-то выискивая.

- Ты побрился? – с непонятной интонацией произнёс он.

- И?..

- Ну, заходила. Рентгенами своими светила.

Действительно Ольга обладала самым невероятным цветом глаз: ореховым с яркой зеленью по краям радужки. Выразительный взгляд прожигал, переворачивал нутро, подвигал на большие поступки и глупости. Наши отношения напоминали пожар, буран и мясорубку. Мы выгорали, но снова неистово бросались в пучину болезненной страсти. А расстались из-за того, что никто не умел уступать. Ломать дрова научились, а вот строить… Много слов было сказано, много брошено обвинений, и я сбежал, чтобы доказать, что хоть чего-то да стою.

- Отмотай назад. С момента моего ухода из города.

- И не подумаю! - мелко отомстил Сергей. – Расклад сейчас такой. Ольга фельдшер, замужем за Андреем Рывковым. Вспомнил? Это беженец, спецназовец. Он - командир отряда самообороны. У них дочь Аня. А теперь слушай внимательно. Ты птица перелётная: сегодня здесь, завтра там, поэтому не вздумай рушить счастливую семью.

- Сколько лет девочке?

- Шестой годик пошёл.

Я произвёл в уме нехитрый подсчёт. Недолго, ой, недолго Ольга горевала. Сразу из одной постели в другую прыгнула, и родила, торопыга, даже раньше положенного срока. Это вполне в её духе. Наверняка сейчас приходила хвастаться своим счастьем.

- Смеркается. Давай заканчивать, - грубо сказал Сергею. – Спать хочу.

Замотавшись в простыню и шлёпая ногами в разношенных хозяйских тапочках, ушёл в дом. Ворочаясь на слишком мягкой постели, неотвязно думал о дочери Ольги.

***

Проснувшись, я первым делом попытался нащупать оружие, и, не найдя, запаниковал. Таращась на ходики с лукаво бегающими кошачьими глазами, силился понять, где нахожусь. С улицы доносился возмущённый визг свиньи, кудахтанье и гулкие удары молота. Мирные звуки.

- Чёрт возьми, - облегчённо выдохнув, пробормотал. – Совсем одичал.

Спустя пару минут приступ паники повторился. Я не мог найти свою одежду. Замотавшись в давешнюю простыню, перевернул дом вверх дном и переместился в баньку, где проделал то же самое. Обуви, как оказалось, лишился тоже.

- Нечего сказать, триумфальное возвращение, - возмущённо прошипел, - Кадкин, чёрт тебя возьми!

Высмотрев пробегавшего мимо мальчишку, велел ему срочно разыскать старосту и пошёл с обыском по второму кругу.

- Чокнутый войс! – рассмеялся Сергей, выслушав меня, - Да вот твоё барахло сушится после стирки. Соседку попросил. И обувь вычищенная стоит в сенях. Ты не в диком поле, очнись.

Я смущённо почесал затылок. Ну, дела! Позабыл каков родной цвет своих вещей и принял их за чужие. Слишком по-домашнему, мирно, уютно выглядели…

- Совещание во сколько?

- Через час в мастерских. Найдёшь дорогу?

- Разберусь, - оценив издёвку, хмуро буркнул.

- До встречи, - помахав рукой, Сергей удалился.

Облачившись в выстиранный летний вариант «горки» и зашнуровав берцы песочного цвета, я почувствовал себя щёголем и вором, надевшим вещи с чужого плеча. Не без колебаний оставив оружие в доме, вышел на улицу.

Зажиточность, довольство и сытая леность горожан бросалась в глаза. Эти будут сидеть под защитой стен до посинения.

Смутно знакомые люди с настороженной опаской предлагали угоститься главным экспортным продуктом и облегчённо выдыхали после отказа. Это нормально. В их глазах я - белая ворона и безумец.

Наконец поток желающих выразить неискренние чувства иссяк. Незаметно оглядевшись, свернул в переулок и застыл у знакомого забора.

- Наверняка они тут все и живут, - пробормотал.

Во дворе между грядками с овощами чудом втиснулась песочница, а на ветке яблони висели качели. Из дома доносились голоса. Один я узнал без труда. Мать Ольги – Елена Владимировна, а от другого меня бросило в пот и зачесалось между лопаток.

- Одним глазком только взгляну, - уговорил себя.

Но едва дверь хлопнула, как я задал дёру. Свернув за поворот, разразился гневной тирадой.

- Не прошло и суток, а уже расслабился, потерял контроль, ударился в сентиментальность, тьфу!.. Ты войс, Иван! На кой тебе сдалась чужая девочка?

***

Двадцать минут назад слово взял Андрей Рывков и больше никому не отдавал. Я сидел на верстаке, в сторонке от всех, и старался реже болтать ногой. В общем, проявлял чудеса терпеливости.

Водители бронетранспортёров и механики отвалили уже через три минуты. Вояки продержались дольше. Последний сержант, покидая мастерскую, ошеломлённо покачал головой. Зато горожане слушали внимательно и с уважением.

Командир отряда самообороны блистал на ниве уверенного дилетантства. От прежней его выправки мало что осталось. Неповоротливая коренастая фигура заплыла жиром. В «консервах» всегда так. Толстые стены расслабляют.

Андрей решительно перекраивал наш с полковником Говоровым план.

- Транспорт ни к чему! - заявил он. - Мы зимой инспектировали дорогу. Она почти в порядке. И дюжина сопровождающих – это много. В отряде и так людей не хватает. Периметр оголять нельзя!

Горожане одобрительно загудели.

Мне, в сущности, было всё равно, пойдут десять или двенадцать человек. Но лишиться моральной поддержки БТР – верх глупости.

- Мужики вооружены и у меня помповое ружьё. Справимся, - высокомерно похвастался Андрей.

Я поморщился.

Увы, один в поле не воин. Сошлись на том, что БТР встанет у развилки и приедет, если начнётся стрельба.

Ольга совещание проигнорировала. И эта непонятная игра в прятки начала утомлять. Правда, имелась ещё одна причина, почему я остался. Более чем странные взгляды Андрея. Он слишком пристально изучал мою физиономию.

Я специально задержался, но муж Ольги так и не подошёл. Возвращались с Сергеем.

- Полностью поддерживаю предложение командира отряда самообороны моего города, - выделив слово «моего», заявил он. - Ты слишком перестраховываешься, Иван.

- Глупые вы, - ровно ответил ему.

Староста беспечно хохотнул и снова пропел старую песенку о перелётной птице и чужом монастыре.

- Ольга пойдёт с вами как фельдшер, - выдал мне последнюю новость, но реакции не дождался.

Остаток дня я потратил на чистку верного безотказного АКМ: четыре рожка смотал по два скотчем, наточил нож, подогнал ремень и набил запасные обоймы для пистолетов. Снова потрогал холщовый мешочек и, почувствовав шевеление, переложил его в боковой карман рюкзака.

***

Утром я тщательно умылся, собрал волосы в хвост и, разглядывая себя в зеркало, произнёс:

- Четыре с половиной года, Ольга!.. Все твои пожелания выполнены. Исчезли румяные щёчки, впечатлительность, лишний вес, романтизм и болтливость. Могу терпеть лишения, подставлять плечо и прикрывать спину. Счёт закрыт.

Разумеется, я давно избавился от иллюзий и уж тем более не хранил целомудрие. На зимовках в сытых городах у меня было много подружек, но развить отношения мешал образ первой любви. Как стоп-кадр. Без смены картинки он доминировал и идеализировался. Пришло время запустить плёнку и жить нормальной жизнью. Любовь в мозгу прошла, так пусть в этом убедятся и глаза.

Если сегодня исполнится задуманное, то уже со следующего года опасных походов у войсов станет меньше. Значит, можно осесть, оглядеться и завести семью.

- Только не в этих затхлых «консервах», - с удовольствием озвучил последнюю мысль.

***

Провожать нас вышел весь город.

Избранные в поход соревновались друг с другом в упитанности и неповоротливости. Пышные жёны и матери совали им солидные торбы провизии. Командир отряда самообороны надел тельняшку и позировал с перекинутым через плечо помповым ружьём. Староста толкал страстную речь. Народ, используя столь редкую возможность развлечься, ликовал и веселился. От перемещений детворы рябило в глазах. Не поймёшь кто чей.

У ворот стояла тележка с бочонком смолы. Под ним располагался металлический короб, полный горящих дров.

Сердце сжалось… и снова застучало спокойно и ровно. Я увидел Ольгу.

Мой расчёт оказался верен. Годы оставили на ней отпечаток. Наконец-то застывшая плёнка стремительно запустилась.

Она набрала лишний вес. Вместо прежних острых грудок выпирали крупные чуть отвисшие полушария. Изменилась походка и причёска. Вся какая-то придавленная, потухшая. Сеть гусиных лапок и две горестные морщины по краям губ. Жена, мать, чужая…

Глаза тоже светили вполнакала. Жаль. Вот о чём точно буду скучать. Они мне часто освещали дорогу и согревали.

Всё-таки не зря я тогда ушёл. Половина пожеланий Ольги – детский лепет, но настоящие качества и характер вряд ли выковались бы в городе. Какие тут мне могли выпасть испытания?!

Издали раскланялся с группой бывших соседей и Еленой Владимировной.

Проводы затянулось. Я толкнул створку ворот. Те отозвались протяжным скрипом. Это и послужило сигналом к завершению балагана. Староста осёкся на полуслове. Заголосила какая-то женщина.

Отряд выдвинулся. Впереди шёл Андрей. За ним как привязанная Ольга. Следом двое толкали тележку со смолой. Их взяли в коробочку ещё четверо. Остальные плелись в арьергарде.

- Хоть оружие захватили, - тихо пробормотал в нос.

У одного на плече даже болталась двустволка. Я, с автоматом наперевес, двигался по обочине в стороне от всех.

Дорога оставляла желать лучшего. Приходилось часто останавливаться, чтобы выдёргивать тростник и заливать трещины смолой. С этим делом городские толстяки справлялась великолепно. Но вот как они проявят себя в критической ситуации – это вопрос.

Клоги всегда нападали небольшими группами от трёх до пяти особей. Я крепко надеялся, что производимый нами шум не оставит их равнодушными. В худшем случае придётся самому забираться в пустоши. Рискованно, конечно, но сроки операции сдвинуть уже невозможно.

Инопланетную флору вдоль дорог мы принципиально не трогали: одна дрянь служила преградой для другой. Хоть что-то нормальное в этой странной войне. На пустошах велись исключительно партизанские действия, а дорога всё-таки отдалённо напоминала линию фронта. Особая ирония заключалась в том, что тростник оказался несъедобным ни для людей, ни для скота.

Я вертел головой и вслушивался. Половина участка пройдена. Если здесь ничего не произойдёт, то, может, клоги нападут на отряд Артура, идущий навстречу? Но кругом царила тишина. Чёрт возьми!

Внезапно нам путь преградил тростник. Змеистая трещина поперёк асфальта была шириной в две ладони. Остался целым едва метр покрытия.

- Инспектировали, значит? – стараясь зацепиться за ускользающий взгляд Андрея, тихо спросил я.

Вечная беда с обитателями изолированных анклавов. Когда внутри контура долго ничего не происходит, создаётся иллюзия безопасности. Под стать формируется и философия. Проживём, мол, и так. А ведь потеря даже второстепенной дороги - это начало конца. Стена или забор – фикция. Заснёт расслабленный охранник, перемахнёт парочка клогов и всё: ни уйти, ни помощь вызвать. Паника, неразбериха, резня, конец… Сколько я перевидал таких горожан, а потом, спустя полгода, натирал кровавые мозоли, хороня их останки.

Не щадя самолюбия Андрея, я взял руководство на себя. Настало время войса.

- Вы оба, - скомандовал, выбрав самых проворных, - вырубаете тростник. Ещё один занимается смолой. Женщину за бочку. Остальные приготовьте оружие и рассредоточьтесь так, чтобы никто не попал на линию огня.

- А ты будешь прикрывать спины, - внёс поправки в свою речь ловившему ворон толстяку с двустволкой. – Чем патроны заряжены?

- Холостые. Зато бабахнет громко! – тот дохнул на меня густым перегаром.

Мужики загоготали.

Сейчас шум мне только мешал. Я сделал знак рукой, но никто не отреагировал. Чертыхнувшись про себя, крикнул:

- Прекратить болтовню!

Тростник, показалось, зашелестел ещё громче. С этим психологическим казусом на нервной почве мне сталкиваться приходилось. А вот от кислого, вызванного страхом запаха пота дилетантов, я как-то уже отвык.

Впрочем, это нормально. Есть войсы, военные и все остальные. В моём случае последние самым натуральным образом играют роль массовки и приманки. Только один самонадеянный идиот взял с собой женщину. Посмотрим, как он её защитит.

Чужеродный клин таял. Работали мужики на славу. Меня умилил предмет, которым толстый увалень черпал горячую смолу из бочки: к раритетному рогачу припаяли миску. С видом заправского кашевара и призывом поберечься, тот точными порциями латал асфальт. Я отошёл в сторону, чтобы не забрызгало, и в этот момент из клина выскользнуло три клога.

Первый проскочил в сантиметре от меня и закончил бросок под колёсами бочки. Инстинктивно послал туда очередь и к запаху палёной шерсти добавился визг.

Второму повезло ещё меньше. Ковш смолы угодил ему прямо на голову. Кашевар с испугу дополнительно двинул клыка ухватом. Третья тварь заметалась, увёртываясь от неприцельных выстрелов.

На меня накатило спокойствие, мир сузился. Сосредоточился на самых примитивных действиях и реакциях: оценка опасности, очередь, уход от контакта, перезарядка, обзор площадки схватки. Дело привычное. Мне доводилось сражаться даже против пятерых клогов.

Навыки в пустошах войс приобретает самостоятельно. Они просты: умение быстро бегать, путать следы, маскироваться, метко стрелять, терпеть и не оставлять в живых инопланетных тварей. Однако сейчас задача усложнилась. Один клог должен быть ранен, но способен покинуть поле боя. Поэтому нужно сдержаться и перебороть инстинкт.

Итак, на всё про всё не больше двух минут. Иначе прикатят бронетранспортёры и увеличат фактор случайности.

Зашумело в ушах, закрутилось. Провожатые превратились в безликие движущиеся фигурки. Я вошёл в ритм. Привычно растянулось время. Секунды отмерялись тяжёлыми каплями, в которых отражались картинки схватки и простенькие мысли.

Оттащил вопящего толстяка с рогачом…

Пустил очередь в первого клога. Часть пуль с сытым бульканьем угодила в бочонок…

Третий нашёл жертву и вцепился ей в ногу…

Второй размазывает по морде смолу...

Сделал кувырок и погрозил кулаком едва не застрелившему меня недотёпе…

Плюхнулась капля.

Смахнул пот со лба….

У человека в тельняшке заклинило ружьё…

Женщина хладнокровно расстреливала обойму в пустоту…

С первым покончено. Рожок пуст. Сложно убить вёрткую тварь…

Замечательный кровавый отпечаток лапы…

Перекошенное, с трясущимися щеками, лицо…

Осиный рой пуль простучал по асфальту…

Двинул прикладом, гася прыжок рьяного клога, и получил ответный сюрприз: тот когтями разодрал мне грудь…

Это нормально. Нормально.

Сумятица, истошные вопли. Паниковать не стоит. Я и сам могу управиться, только уйдите с линии огня…

Ноги скользят по разлитой смоле…

Вкус крови пьянит…

Проехал на коленях. Больно…

Дюжина пуль в теле, а он лишь прихрамывает, зараза…

Капля раз, два, три. Время истекает.

Автомат бесполезен: патронов нет и приклад расщеплён…

Мякоть предплечья навылет прошила пуля. Прибью гада!..

Противно дребезжа, прокатилась миска…

Клацнуло сбоку. Рыкнуло. Страшный грохот. Толкнуло сзади. Навалилось.

- Что ты творишь?

- Ещё два клога выскочили с другой стороны, - пролепетал мужик с двустволкой.

- Держать спину - это ж не буквально. Слазь с меня, - проворчал, выбираясь.

Я сбился с ритма. Чёрт возьми! Картина боя предстала крупным планом. Ревели бронетранспортёры. Горе-вояки отступали. Четверо тащили одного, с пятном крови на филейной части. Судя по воплям, раненый будет долгожителем.

Андрей с товарищем храбро помогали ковыляющему кашевару. Обладатель двустволки, вальсирующими движениями, следовал за ними. На поле боя осталась лишь одна женщина. Правый бок её комбинезона был в крови. Она еле стояла на ногах. Интересные тут нравы!

Клогов в живых осталось лишь трое. Один, залитый смолой, вовсю елозил лапами по морде. Другой, хромая, пытался догнать трусов. Последнего сдерживала рогачом женщина.

Я зарядил в пистолет обойму, заступил твари дорогу, перехватил в броске, устоял, сунул в её разинутую пасть дуло и, раздирая костяшки пальцев, расстрелял все патроны.

- Через полминуты здесь будет столпотворение. Пора заняться сольной программой, - прошипел.

Перекинув рюкзак на грудь, достал из бокового кармашка холщовый мешочек, ножом сделал надрез и крепко зажал в окровавленной руке.

Клог наконец-то очистил от подстывшей смолы один глаз и начал подниматься. Я поспешил к нему. На вязкой луже продуманно поскользнулся и рухнул рядом. Тварь немедленно вцепилась в моё многострадальное предплечье.

Охнув от боли, нацелился перерезать клогу глотку, вовремя опомнился, махнул ножом и отсёк ему часть уха. А другой рукой, словно обнимая, прижал мешочек к шерсти. Со стороны это наверняка выглядело как приём на удушение.

Бронетранспортёры рычали почти над ухом. Артур орал приказы. Раздались выстрелы и короткий предсмертный рык. Хромому конец. Моего красавца не тронут. Я сделал попытку навалиться, подмять тварь, и с душераздирающим стоном перевалился через тушу, тем самым освобождая проход клогу в клин тростника.

Залитый смолой и кровью тот бодро скрылся в зарослях. Я, словно ненароком, прикрыл его от линии огня и едва не благословил. А в освободившийся холщовый мешочек сунул кусок отчекрыженного уха. На удачу.

Женщина лежала в двух шагах. Я подполз к ней. Она раскрыла глаза, обожгла взглядом и, сквозь хрипы, произнесла:

- Аня… Дочь…Она…

Договорить не смогла. Потеряла сознание.

***

Артур меня перевязал.

- Эх, жаль пятый ускользнул!

- Угу.

- Поедешь со мной, - заявил он. - Я тебя…

- Нет, - оборвал его.

- Хорошо, - неожиданно легко согласился напарник. – Мои ребята всё видели. Этих трусов надо будет судить.

- Да брось ты.

Несмотря на слабость, я испытывал удовлетворение: сольный спектакль прошёл великолепно. Удалось сдержаться, чтобы не убить клога.

- Эта женщина, она…

- Заткнись.

Сразу же у ворот Артур начал прессовать старосту. Тот мигом ушёл в глухую оборону. Раненую Ольгу и двух охламонов утащили в лазарет. Перепуганные горожане помогли мне добраться до дома. Там из кучи вещей я выудил пластиковый контейнер, прижал здоровой рукой к груди и заковылял к знакомому переулку.

Девочка строила песчаные куличики.

- Здластвуй, - уставившись на меня чудными глазами, цвета ореха с зелёным обрамлением, произнесла она.

Я зубами отодрал крышку контейнера и вытряхнул пряник в целлофане.

- Что это?

- Лакомство. Только размочить надо.

Ноги не держали. Со стоном опустился рядом. И тут голову ударила кровь, а перед глазами поплыло. Так вот что мне хотела сказать Ольга?

У меня в уголке рта три родинки столбиком. Моя мама тоже щеголяла с ними. И у девочки, только ближе к уху, красовались фамильные метки.

Теперь я расшифровал странные взгляды Андрея и вопросы старосты. Они оба разглядели мои бритые щёки.

- Тебе плохо?

- Нет, хорошо, - улыбнулся я и отключился.

***

Я очнулся вечером: мягкая перина, занавески, столик, свеча. Аня, высунув от усердия язык, рисовала красками. У меня ком закупорил глотку.

Утром обнаружил дочь у себя под боком. Она, уютно посапывая, спала. Боясь пошевелиться, разглядывал и тихонько дул на её нежные как пух тёмные волосы. От трудных дум ломило голову.

Днём девочка вынула изо рта липкую засахаренную дольку яблока и как акт высшего доверия протянула мне.

В комнату вошла Елена Владимировна с подпухшими от слёз глазами.

- Простите за вторжение, - промямлил я.

- Да чего уж?! - отрешённо произнесла женщина.

- Как самочувствие Ольги?

- Умерла, едва донесли до лазарета. Твой общительный напарник помогал хоронить. И не изображай на лице страдание, я всё понимаю.

Мне осталось лишь благодарно пожать ей руку.

Позже, накладывая свежую повязку, она разговорилась.

- Клоги повредили дочке печень. Такое сейчас вылечить невозможно. Тебя никто не обвиняет. Слишком много народу было на собрании и потом видело позор Андрея. Созвали сходку. Всё припомнили. Покинул город, - с холодком отчеканила.

У меня дрогнуло сердце. Он не войс. Пошёл искать смерти.

- Деток пригласила. Пусть все попробуют пряник. Только учти, потом же они прохода не дадут.

Я знал широкую натуру и обострённое чувство справедливости Елены Владимировны: до пенсии она работала народным судьёй. На то и был расчёт.

- Вот и хорошо. Пусть их родители очнутся от спячки.

- Реформатор, - фыркнула в ответ.

Постепенно она оттаяла, и у нас потекла неспешная беседа.

- Заходил староста.

- Чего хотел?

- Интересовался, когда ты покинешь город, - глядя в сторону, произнесла женщина.

- Ну, даёт! - нервно рассмеялся я.

Разговор неизбежно коснулся и самой главной темы.

- Как вы, вообще, после того…

- Ох, Ваня, - вздохнула Елена Владимировна, – отвык ты от людей. Всё на пустошах геройствуешь. Здесь же ничего не изменилось: мнение общества, зависть, наговоры. Болото топкое. Вот ты наслушался глупостей от моей дочери и ушёл, а беременность куда денешь? Подвернулся Андрей, ну и ухватились за него, чтоб приличия соблюсти и сплетни пресечь. Так и жили…

Я задумался и снова произвёл в голове нехитрый подсчёт. Значит, когда Ольга бросала обидные упрёки, уже пропустила месячные и подозревала о своём интересном положении. Просто как все женщины мыслила наперёд и была во мне не уверена. Слишком ветреным, романтичным, слабым ей казался. И вчера, пока я парился в баньке, наверняка приходила, чтобы договориться о правилах игры. Родинки разве смоешь? Только вон как всё повернулось.

Судя по всему, жили они с Андреем очень нехорошо. А со вчерашнего дня ещё хуже. Неужели он действительно хотел её смерти? Я буквально чувствовал, что если начну размышлять в подобном ключе, то завязну в субстанции, о которой говорила Елена Владимировна.

Аня, Аннушка прикипела ко мне, не отодрать. Она постоянно игралась на моей постели, задавала уйму вопросов, делилась секретами, обнималась, пела и непременно спала под боком. Ласковый, трепетный, нежный, доверчивый и хрупкий цветочек нуждался в заботе, ласке, любви и защите. Интересно, из меня получится приличный отец? Пока я себя ассоциировал с пускающим слюни телком.

На шестое утро я решился.

- Как хотите, но мы будем жить вместе, - выпалил.

- Да куда теперь от тебя денешься?.. Только бороду оставь, - слабо улыбнулась Елена Владимировна.

- Обузой не буду.

- А польза уже есть. Ребёнок научился считать до четырнадцати, - добавила, ткнув пальцем в шрамы на моей груди.

- Когда снимем повязки, дойдём до сорока девяти.

Женщина побледнела.

Вот так и образовалась наша странная семья: тёща не тёща, неожиданно объявившаяся дочь и дикарь-войс.

***

Настал день второго этапа операции.

БТР привёз меня почти к тому самому месту, где произошло сражение с клогами. Полковник Говоров при полном параде, улыбаясь, поспешил навстречу.

- Наслышан, войс, наслышан. Герой! Докладываю. Весь регион прочесал, но собрал всех, - осторожно пожав мою перебинтованную руку, гордо сообщил он.

Я огляделся. Повсюду стояли группы людей. В желании подчеркнуть свою обособленность они выглядели более чем живописно.

- Вот эти, - полковник указал на затянутых в чёрную кожу крепких парней, - дадут посевную пшеницу. Шестеро в засаленных спецовках – обеспечат топливом и запчастями. Седого мужика в окружении качков видишь? Три комбайна с него. Толстяк со свитой в ливреях поклялся грузовиками под урожай.

Мне стало, несмотря на тёплый октябрьский день, зябко. Говоров продолжил перечислять участников.

- В шляпах канотье щеголяют представители элеватора. Амазонки с сумасшедшими причёсками селитру и протравливатели подгонят. Обкуренные доходяги - текущий ремонт. Татуированные парни соберут поливальные установки. Бригада в куртках со светоотражателями – эти займутся оросительными каналами. Твои горожане выковали плуги. Соседи обеспечили стройматериалами…

Среди массы пёстрого люда с тяпками и косами маячил Артур. Сергей Кадкин пытался выстроить из подопечных некое подобие колонны, но обитатели «консервов» упорно сбивались в стадо. Двое военных с разных ракурсов снимали происходящее на цифровые камеры.

Чёрт, и всю эту массу людей собрал, по сути, я!

Вдруг взревели моторы двадцати бронетранспортёров, раздались истошные команды и засуетился народ. Машины, тронувшись с места, атаковали стену тростника. К каждой сзади был прикреплён самодельный плуг. На них укладывались, для утяжеления, бетонные блоки и запрыгивали вояки. Пустошь впервые за много лет подверглась вспашке.

Когда люди с оружием прибирали к рукам материальные ценности, до тракторов дело не дошло. На данный момент от них мало что осталось. Вот поэтому и пришлось использовать бронетранспортёры.

- Тварей ведь там уже нет, и не будет? – невинно поинтересовался Говоров.

- Сто процентов.

О клогах знали мало. Основная масса оставшихся в живых людей смотрели на них сквозь плотный частокол, военные – через прицел и лишь войсы в упор.

Тут Сергей со своей местечковой сметкой прав. Я действительно изучил все повадки врага. Но знание - это не победа, а кусочек головоломки. Нужно было выяснить, что к нему смогут приложить учёные. Вот поэтому мы с Артуром и предприняли самоубийственный поход по треугольнику Москва – Казань - Краснодар.

В основном, вытягивали пустышки. Я пропускал мимо ушей версии о происхождении тварей. К чему теория, когда нужны практические наработки. Один научный центр вовсе поразил. Седовласые мужи всерьёз разрабатывали новую унизительную концепцию мироустройства с людьми, тростником, клогами и их космическими хозяевами. Погорячился, конечно, разгоняя их. Но не жалею.

Иногда везло. Группа медиков разобрала на атомы труп врага и выяснила, что это однополые клоны с жизненным циклом примерно в пятнадцать лет. Но самая большая удача улыбнулась мне, пока Артур добывал для нас боеприпасы, в Краснодаре. Студенты-эпидемиологи открыли, что клогов можно заразить. Бубонной чумой, например.

Я охладил их радикальный пыл. Эпидемия могла перекинуться на людей. Тем не менее, сами потенциальные носители заразы меня очень заинтересовали. В итоге ребята подарили мне полсотни обычных блох, снабдили инструкциями и холщовым мешочком. Это случилось три месяца назад. Когда я устроил спектакль на дороге, насекомые были страшно голодны…

Вот тут и пригодились знания о повадках клогов. Если тварь серьёзно ранена, она уходит умирать, но когда чувствует, что может восстановиться, то остаётся. Вся стая дружно зализывает ей раны и согревает ночами.

На том и держался мой план. Блохи быстро переселятся и начнут донимать клогов. Сработает реакция, как при пожаре. Все люди за частоколом, значит, бессильную бешеную ярость они смогут обратить лишь в скорость. Без сна и отдыха покинут квадрат, и все встреченные сородичи вскоре станут блохастыми. Шерсть густая – не вычесать. Ну а в итоге тактильный коллективизм их и погубит. Братья же.

Однако и это ещё не всё. Меня мучила проблема выкуривания из нор и крепостей людей. И я решил ударить в самую больную точку. Хлеб как общее дело. С тем и пришёл к полковнику Говорову. Если все будут участвовать, ни один колосок не упадёт. А военные обеспечат справедливые доли урожая.

Полностью план знал только я, но держал его в секрете. Просто поставил перед Говоровым на кон свою репутацию. Это дело для войса с холодным рассудком.

- Сто процентов, - повторил я.

Наскоро склёпанные в мастерских плуги оставляли за собой жирные ленты свежей пахучей земли. Бронетранспортёры шли с отступом друг от друга в три-четыре метра. Тростник всё равно оставался угрозой, поэтому методика сева клиньями была актуальной. Невспаханные участки стали добычей горожан: мужчины косили, женщины орудовали тяпками.

- Переходим к следующему этапу. Артур, иди сюда!

- Почему не ты? Раны серьёзные? – разволновался Говоров.

- Семейные обстоятельства, - ответил ему.

Полковник с сомнением покосился на моего напарника.

- Он войс, - веско добавил я. – А значит, надёжен и не болтлив.

Артур мигом захлопнул рот и укоризненно посмотрел на меня. Я достал карту.

- Одного поля мало. Вот ещё. Здесь и здесь. Действовать по прежней схеме: оповещение населения, расчистка дорог и вклад всех участников. Две недели максимум. Иначе пропустим с озимыми.

- Получается почти идеальный квадрат, – оценил масштаб и удобства логистики полковник.

- Иван окончил университет, - с таким видом, словно вручал мне красный диплом, заявил Артур.

Я поморщился.

- А за это время мы все передружимся. Общее дело. - Полковник лишний раз продемонстрировал вменяемость и острый ум.

- Хлебное дело, - мягко поправил его.

- Хорошо звучит. Под такой призыв встанет всё человечество, - задумчиво разглядывая до сих пор стоявших изолированными группами маргиналов-участников, отметил Говоров.

Мы сейчас одержали тактическую локальную победу. Успех, пока агрессор не спохватился, следовало основательно закрепить. Но разумно, без фанатизма и гигантомании.

- Нет, - возразил я. – Нам нужно лишь черноземье. Только тогда урожай покроет все расходы. Следует управиться до сева яровых. Увы, за сарафанное радио сейчас отвечают военные и войсы, так что, Артур, тебя ждёт ещё одна, на этот раз длительная командировка. Фотографов для наглядной агитации и достойную свиту полковник наверняка выделит.

Говоров ошеломлённо присвистнул.

- Ветры пустошей отлично прочищают мозги и задувают свежие мысли, - важно изрёк Артур.

Напарник не упустил шанса придать себе веса но, по сути, сказал верно.

Полгода спустя

- Докладываю, войс, - дурашливо приложив ладонь к непокрытой голове, отчитался Артур, - всё прошло успешно.

- Ты лаконичен, - улыбаясь, отметил я.

- Выполнял твой приказ-пытку. Кстати, обнаружился странный казус. Очень много тварей полегло естественным путём. Блохи, представляешь, заели! А труп особи с ополовиненным ухом и залитой смолой мордой нашли в четырёх сотнях километров отсюда, – гримасничая, но зорко следя за моей реакцией, добавил он.

У меня ни один мускул не дрогнул, хотя душа пела от счастья. Мой меченый дружок справился с заданием. Значит, всё-таки пусть и гипотетическая, но отсрочка! Если держать в уме жизненный цикл клогов.

Нет, не зря я сделал из куска уха и холщового мешочка амулет!

- Как ты вообще тут? – Друг перешёл на нормальный тон.

- Потихоньку. Пекарню почти достроил.

- Одобряю.

Я рассказал ему маленькие городские новости. Как, преодолевая сопротивление старосты, жестоко сгоняю жирок с отряда самообороны и через проломы в стенах вожу детвору по окрестностям.

- То-то Кадкин мне обрадовался.

- Тяжело ему, бедняге. Всё ждёт, когда я уйду.

После этих слов напарник вздрогнул, подался вперёд, выставил указательный палец, но споткнувшись о мой взгляд, поник.

- Значит, выветриваешь затхлый консервный запах? - блёкло уточнил Артур.

- Расширяю границы окружающего мира.

С улицы прибежала чумазая Аннушка, бросилась ко мне, крепко обняла и, поблёскивая любопытными глазами, уставилась на гостя.

- Какая прелестная девочка, - засюсюкал друг. - Где же её мама?

Я закашлялся.

- Мама стала войсом, - безмятежно ответила Аннушка, - папу сменила, потому что он был сильно ранен. Она клогов уничтожает. Вернётся нескоро. На стене её фотография. Гляньте, какая красивая. Когда подрасту, я тоже стану войсом.

Вот такую историю пришлось сочинить, и жёстко предупредить соседей, чтобы держали рот на замке. Для горожан я так и остался холодным чужаком и дикарём, поэтому не сомневался - правду дочка узнает нескоро. Но было абсолютно ясно, что пока она маленькая, на собственной личной жизни придётся поставить жирный крест. Плюс Елена Владимировна: возраст и больное сердце. В общем, мне нужна будет очень мудрая жена.

- Понятно, - гулко сглотнув, пробормотал напарник.

- Букву «р» уже выговаривает, - с гордостью поведал я. – А теперь беги, доченька, умойся и помоги Елене Владимировне накрыть на стол.

- Последний вопрос, - мой взопревший друг прилежно поднял руку. – Как ты вляпался в эту историю?

Тяжело подбирая слова, я рассказал.

- Ух! А я всё мучился, голову ломал, что же держит тебя в здешних «консервах»?

- Причины веские?

- Конечно, - облегчённо выдохнул друг.

После обеда мы вернулись к прерванному разговору.

- Значит, войсов готовишь, - констатировал Артур.

- Да, - подтвердил я. – Война далека от завершения. Космический агрессор либо труслив, либо ему некогда. Вопрос растянут во времени, но один. Кто следующий - третья напасть или сами хозяева?

- А вдруг они глянут, что тут творится и откажутся?

- Наивный.

- Говоров в курсе?

Мы с полковником плотно работали над концепцией системы сопротивления с упором на строительство фортов при хлебных полях и партизанские действия групп войсов для войны без линии фронта.

Грядёт набор рекрутов, и Артуру снова придётся поработать. Но это будет после спада эйфории от возвращения в рацион хлеба, поэтому я решил пожалеть друга.

- А я не чистил оружие уже больше месяца, - думая о своём, признался напарник.

- Ты даже позабыл захватить его, - мягко укорил.

- По другому делу приехал.

- Да ну?

- Мне нужны твои трофеи. Все сто шестьдесят два клыка.

- Зачем?

- Музей создам. И экспонаты от живой легенды придутся очень кстати. А то, знаешь ли, люди подрастеряли любознательность.

Я рассмеялся и тронул амулет под свитером.

- Забирай. Они в коробке. Дочка ими играется.

- Ты невыносимо равнодушен к славе. Так что родным сказать?

- Хлебное дело – это не про изоляцию и тугие мешки с мукой в подземных схронах, а напоминание, что люди умеют побеждать, - уверенно ответил я, - А с хлебушком и воевать сподручнее.