08

Засов привычно лязгнул. Скрипя зубами плохо смазанных петель, дверь поддалась. И хотя пол щедро заливало полуденное солнце, дальняя часть каземата тонула во тьме. По шелковистой глади, укутавшей дальнюю часть помещения, изредка пробегали волны. Что-то могучее, древнее, влекло к бездонной пропасти...

-Пижама, на выход! - переминаясь с ноги на ногу и беспрестанно теребя поскрипывающую щеколду засова, Рыжий строил скучающую физиономию. Слова характерно растягивались, оставляя после себя неприятный привкус. Привкус желчи.

Каждый день Рыжий совершал этот ритуал с невероятной педантичностью, словно от выверенного порядка действий зависела чья-то жизнь — возможно, так оно и было.

Именуемый Пижамой, заплетающимися ногами отмерял шаги по предоставленным апартаментам. Лоск блеклой пижамы постояльца желтого дома не шел ни в какое сравнение с отутюженной формой медбрата.

-Заканчивай, Пижама! - лязг щеколды усилился. - Ты знаешь, что будет. Выходи по-хорошему... Но лучше, все-таки, задержись...

Угроза потонула в мягких стенах обиталища.

Тень постояльца, казалось, находилась в не меньшем смятении духа, чем владелец, и периодически принимала причудливые формы: извиваясь, ломаясь — словно боясь остаться в застенке — рвалась к открывшейся двери.

Пижама продолжал мерить пространство неверными шагами. Понурая голова, мирно покоившаяся на сутулых плечах, игнорировала любые раздражители, оставаясь повернутой в сторону стены.

-Чертова камера... Пижама, кончай пялиться в эту стену, – лязг щеколды сменился раздраженным сопением. Послышались шаги. Крепкая рука резко дернула за воротник.

Пижама обмяк, повиснув кулем. Глаза же цепко смотрели на стену — на что-то, доступное ему одному.

-Задолбал!

Вышвырнув за пределы палаты грязный мешок серо-полосатого тряпья, некогда бывшего человеком, Рыжий захлопнул дверь. Быстрее, чем того требовала ситуация. Защелкнув задвижку и навалившись всей массой на дверь, застыл. Массивная деревянная – она заглушала биение сердца.

-П-получишь т-ты у м-меня... - слова отказывались выстраиваться в стройные предложения. Рука, сжимавшая ключ, никак не попадала в широкий карман форменных брюк.

***

-Ну, как прошло, Рыжий? Чет ты бледный... Пижамка чудил? – улыбаясь в стиле костюма-тройки, Блондин помешивал свежесваренный кофе.

-Хочешь махнуться? Или... – фраза оборвалась на половине. Громко грохнув дверью, в комнату ввалился запыхавшийся представитель местного медбратьего ополчения. Рукою он жадно цеплялся за косяк, та предательски скользила:

-С-срочно!! Третий блок!

Рыжий улыбнулся: «Экая удача…» Прохаживаясь по опустевшей ординаторской, он остановился у чашки ароматного, густого и, должно быть, невероятно вкусного кофе. Пенка картинно делила содержимое чашки напополам, образуя импровизированное «Инь и Ян».

-Приятного кофепития, мудила! - завершив обряд, Рыжий вышел. Пены в кофе заметно прибавилось.

***

-Где же эта комната? Где она? Всюду слепящий свет... Я должен! Должен вернуться. Если не вернусь, может случиться нечто ужасное...

-Вот ты где, тихоня! Продолжаешь пялиться в окно? Что же ты там видишь? – Рыжий разглядывал своего подопечного. Каждый раз, возвращаясь в общую комнату, он находил бедолагу сидящим в самом углу помещения — строго напротив окна. Губы больного неустанно двигались, будто он вел оживленную беседу, но слов... слов никогда не было слышно. На лоб пациента ниспадали блеклые волосы неровной челки, едва скрывавшей застарелый шрам.

Удостоверившись, что картина мира остается неизменной который уж день, Рыжий решил озаботиться куда как более важными вещами. Сегодня на смене была Она... И упускать момент он точно не собирался. Озираясь по сторонам, стараясь не задеть никого из постояльцев, Рыжий пробирался в сторону сестринской – некогда разовая акция плавно перерастала в привычку. Послушать, о чем судачат девчонки — что может быть интереснее? Все-таки находить прелести в своей монотонной и утомительной работе — полезное качество.

Добравшись до дверей в сестринскую, Рыжий припал ухом к стене, затаился. Монотонный бубнеж местных обитателей неимоверно отвлекал. Разбирать слова, доносившиеся из-за стенки, было чертовски трудно. Решившись на отчаянный шаг, Рыжий тихонько приоткрыл дверь.

-Слышала, что сказал Старший? Он планирует провести новые тесты над Ноль восьмым...

-Серьезно? И какие же? Только не говори, что он хочет сменить палату?

-Не поверишь...

-Твою ж мать! Он что, совсем из ума выжил, козел старый? Мне после последней попытки еще месяц кошмары снились!

«Черт, какая же она милая, когда ругается. Это всегда так неуместно звучит, а она — краснеет... Залюбуешься, блиин.» - Рыжий жадно ловил каждое слово, но едва ли улавливал суть.

-Слушай, да пусть с ним. Завеса, глядишь, не лопнет. Ты лучше скажи, как тебе новенький — рыженький?

-Тебе легко говорить, не тебе убирать потом... Не тебе – одной ночью оставаться... А что — рыжий? Этот тот, который месяца еще не отработал?

«Да-да, милая, что там насчет рыжего? Это чертовски интересно...» – Рыжий сейчас больше напоминал рысь, притаившуюся в засаде.

-Да, рыжий. Он ничего... М-м-м? Как думаешь?

-Да... не особо. Я его не сильно-то и рассматривала. Я на работе, знаешь ли!

***

-Молодой человек, вы не напомните мне, в чем состоят ваши обязанности медбрата? – голос, раздавшийся за спиной, не выдавал эмоций. Эдакий говорящий сухарь...

«Гадство... Попался... Черт!» – мысль металась в бесконечной пустоте, слова оправдания в голову, конечно, не лезли.

-Мои эм... обязанности... заключаются... – Рыжий мямлил, судорожно пытаясь придумать хоть что-нибудь вразумительное, поднимать голову на Старшего при этом все-таки не решался. Так и застыл на корточках.

-Ну-ну, смелее, молодой человек — любопытно же.

«Если бы сухари могли испытывать любопытство... Скотина... Ему б колокольчик на шею, а лучше два!»

-Так в чем же?

Дверь распахнулась, выходящая сестра с ходу на летела на сидящего Рыжего и грохнулась, растянувшись во весь рост.

«Суууууууука. Она! Ну почему именно Она!»

-Вы не ушиблись? – в попытках поднять самое прекрасное существо на свете с пола, где ему было, совершенно точно, не место, Рыжий алел, полыхая почище лесного пожара.

-Когда разберетесь со всем этим бардаком, зайдите ко мне в кабинет, – просыпав словесных крошек, Старший удалился, оставив Рыжего с Ней наедине под несмолкающий гул постояльцев.

-П-прости, я не нарочно!

-Да уж, конечно! Еще бы ты специально это сделал! Пошел бы ты, козлина! – потирая ушибленную коленку, Она отправилась по своим делам, оставив Рыжего совсем одного. Одного пред лицом позора и предстоящего разбора полетов. Что-что, а залезать под кожу Старший умел.

***

Маяться ожиданием неминуемой расправы не пришлось. Миловидная помощница местного заправилы заученным, роботизированным движением, пригласила войти:

-Вас ожидают. Прошу.

-Как он там, в духе? – желание потянуть время отчаянно боролось с желанием убежать, бросить все, вернуться домой и забыть, как страшный сон... И заметно проигрывало.

-Простите? – роботизированная помощница грациозно поправила оправу очков, взглянув на Рыжего поверх стекол...

«Пакость!..» – мысленно сплюнув, Рыжий гордо прошествовал в кабинет. Помощница продолжила набивать очередной отчет.

-Присаживайтесь. Вы занимаетесь Ноль восьмым. Как он сегодня?

-Да... Как обычно. Я, признаться, ожидал иного.

-Молодой человек, если бы я песочил каждого провинившегося юнца... Ладно, опустим. Вы ничего не заметили необычного?

-Необычного? Да здесь... все необычно. Это же — дурдом!

-Меткое замечание, молодой человек. Как давно обнаружили? Вижу – разум ваш ясен. Это хорошо. Но я не услышал ответа. Вразумительного...

-Тревожность! – Рыжий сам не понял, почему с таким жаром выпалил фразу. На душе стало нехорошо.

-Тревожность? Кто ее проявлял? Ноль восьмой или вы?

-Сказать по правде — я.

-Вы ему угрожали...

«Черт, откуда? Откуда он знает? Блин, Блин, Блин! Точно, нужно было валить отсюда...»

-Н-ну... прикрикнул разок. Согласно протоколу, пациент должен самостоятельно покидать помещение, но он не слушал.

-Так-так, и что?

-Н-ну, я выволок его из палаты и тут же захлопнул дверь.

-Вы заходили вовнутрь? – Рыжий готов был поклясться, что голос сухаря стал еще суше.

-Нет! Я подловил его, когда он подошел поближе. За порог не я не заступал, клянусь вам!

-Посмотрим... – Главный сцепил пальцы замочком. Откинулся в дорогое кресло натуральной кожи и прикрыл глаза.

Рыжий ерзал, подобно нашкодившему мальчишке. Смотреть по сторонам было бессмысленно — кабинет Главного утопал во мраке. Очертания различных объектов интерьера то проступали, то искажались, превращаясь в какую-то несусветную ерундистику. Тягучее молчание, повисшее в кабинете, прерывало лишь волнение Рыжего, выражающееся громким сопением и скрипом не менее дорогой кожи на стуле для посетителей.

-Значит, так. По воле проведения или собственной глупости, вы вступили в контакт с Ноль восьмым. Как вы его спровоцировали — мы выясним позже. Сейчас же датчики фиксируют небывалую ментальную активность. Завеса истончилась, и это – как ваша заслуга, так и вина. В любом случае — вы по уши в этом.

-Простите, а чем... чем он так важен-то? Обычный тихоня... Обычны...

-Тревожностью, молодой человек. Тревожность, которую вы, вероятно, пока не до конца ощущаете, ощущает весь персонал комплекса. Все на взводе, а уж источник данной тревожности, как вы изволили выразиться, локализовать несложно. Если то, что Ноль восьмой держит в своей голове, вырвется... - оборвав себя на полуслове, Главный, протянул руку к столу и поднял с него какой-то листок, перевернутый чистой стороной вверх.

-Вам знакомо это?

Рыжий впился глазами в изображение: «Проклятье… как же так? Но этого не может быть!»

-Я спрашиваю! Вам это знакомо? - сухой, скребущий хлебными крошками голос, казалось, раздавался уже в голове.

-Да, это палата Пижам... Ой, то есть Ноль восьмого. Но, как такое возможно? Как это случилось?

-Как — это не важно, а вот что это... Нам и предстоит выяснить.

***

Побыть с самим собой наедине Рыжему уже не светило. Бойкий персонал из личной гвардии Сухаря, споро упаковал младшего медицинского работника, опутал проводами всех расцветок и мастей и накрепко привязал к кровати. Сенсоры монотонно мигали, обрабатывая неизвестные Рыжему данные, фиксировали, измеряли...

Диалог с врачом, ведшим обследование, не клеился.

-Вы объясните мне, как такое возможно? Почему я на той фотографии? Что происходит?

Внимательные глаза врача неустанно следили за показателями на мониторе, на ерзающего ужом Рыжего он даже не смотрел. Разговаривать, по всей видимости, не собирался.

Дверь в кабинет распахнулась, и на пороге возникла Она. Позвякивая одиноким шприцем на металлическом подносе, медсестра подошла к доктору.

Не говоря ни слова, словно боясь упустить что-то важное, тот махнул рукой: мол – колите. Некогда ерундой заниматься.

Рыжий с мольбой уставился на единственную возможную надежду, приближающуюся к нему:

-Что происходит? Что это за фигня? Что в шприце?

Стараясь не смотреть, Она обронила:

-Не дергайся. А то хуже будет.

Понизив голос, добавила:

-Я не очень-то хорошо колю...

-Нет! Погоди! Стой...

***

-Палата? Проклятье, это точно она! Только стена — чистая. Совершенно. Я готов поклясться, что это она! Но как я здесь...

За спиною раздался смех и радостное:

-Тигра! Как же я рад! Ты не представляешь!

Застыв, Рыжий боялся пошевелиться. Молодой, жизнерадостный голос. Голос ребенка. Но — откуда он здесь? Что здесь творится!

Крепкие руки обхватили за пояс так, что дыхание перехватило.

-Тигра! Ты просто не представляешь! Сколько я тебя ждал!

С трудом выбравшись из объятий, Рыжий заставил себя повернуться.

На него чистыми голубыми глазами смотрел Ноль восьмой. Наивный, детский взгляд, перекошенная челка, скрывающая шрам. Сутулые плечи. И голос... совершенно детский голос:

-Тигра, да что с тобой! Почему ты молчишь? Ты не рад меня видеть?

-Я... Я... Я — не Тигра. Пижама... ты... чего?

Ноль восьмой залился чистым смехом, от которого в комнате посветлело сильнее прежнего.

Рыжий недовольно сощурил глаза от боли.

Пижама резким движением развернул Рыжего и ткнул пальцем в стену, некогда скрытую темнотой.

-Скажи, ты пришел оттуда?

-Откуда – оттуда? Там же ничего нет. Только стена. Ничего больше.

Ноль восьмой погрустнел:

-Как? Ты не видишь? Ты, правда, не Тигра? А почему ж ты тогда — рыжий?

Вместе с усиливающейся грустью в голосе пациента, свет в палате заметно померк, и темнота начала заволакивать многострадальную стену.

-Черт! Вижу, я вижу! Это же — дверь. И она — открыта?!

Ноль восьмой убрал руку с плеча Рыжего. Место прикосновения сильно саднило: сил у Пижамы было в избытке.

Проковыляв своей обычной походкой до противоположного угла, пациент привалился к стене и сел на корточки. Казалось, он сейчас разрыдается.

Рыжий застыл, не зная, что предпринять.

Из открытой двери доносились тревожные звуки, определить природу которых, казалось, было невозможно.

Детский, решительный и твердый голос произнес:

-Ты – не Тигра. Ты видишь лишь темную дверь. Кто ты и откуда?

-Я... Я... Ну, меня Рыжим зовут. Я — медбрат.

-Брат... брат — знаю. А мед — это что? Мед... мед... Винни бы понравилось. Почти как «мёд». Ты не против, если я буду звать тебя «мёдбрат»? - произнес Ноль восьмой, смакуя слова, словно они, и правда, были из мёда.

-Я не понимаю. Что происходит? Почему ты тут сидишь? Почему ты называешь меня Тигрой? Кто этот Винни?

Ноль восьмой улыбнулся, поднял глаза и вновь разогнал мрак атакой слепящего света. Рыжему пришлось закрываться рукой, чтобы не ослепнуть.

-Друзья. Винни и Тигра — мои друзья. Я жду их. У тебя разве нет друзей?

Ошарашенный вопросом, Рыжий не нашел лучшего ответа:

-У меня никого нет. Ни друзей, ни... Погоди, а что это за дверь? Почему ты здесь, почему не уходишь?

И снова уныние, сочащееся из голоса пациента, приглушило слепящий свет.

-Ты странный. Это же вход. В него просто невозможно выйти.

-Как, как это? – озадаченный Рыжий не заметил, как из появившейся вновь двери начала просачиваться густая тень, стремящаяся к нему.

-Винни, нет! - крик Ноль восьмого выбил почву из-под ног Рыжего. Голова закружилась, безумно захотелось пить. Стало темно…

***

Рыжий открыл глаза.

– Быстрее, вытаскивайте его. Дефибриллятор! Срочно! Подготовьте адреналин!

– Эй, эй! Вы чего! Что происходит! Эй! – слова Рыжего не смогли покинуть пересохшее горло. Губы едва шевелились, выдавая на свет нечленораздельный шепот.

-Он открыл глаза! Очнулся! Зафиксируйте состояние! Льда, срочно! Протрите губы льдом.

-Зачем лед? Где я? Что происход...– Рыжий отключился.

Старший вынул иглу шприца из вены:

-Поспи. Силы тебе понадобятся.

***

Щелчок дверной ручки разбудил Рыжего.

Чистая палата, открытое окно, ясное солнце, смело рвущееся в помещение.

Хлебные крошки, сыплющиеся на пол...

-Рад, что вы в порядке, молодой человек. Как вы себя чувствуете?

-Забавный вопрос. Вам действительно интересно? Что вы со мной сделали?

-О, у этого масса названий, но мы — в этих стенах — предпочитаем называть это терапией.

-Что?! Я не болен! Что это значит?

-Ничего особенного. Скажите, что вы видели? Почему вы кричали «нет»?

-Это не я! Это Ноль восьмой! Почему я был в его палате?

-Вы и не были. Вы все это время были в своей палате. – Старший завершил фразу нажимом на слове «своей».

-Но это – другая! В той окна не было!

-И правда, не было... А откуда это взялось — вы не помните?

-Нет. Я не понимаю, к чему вы клоните, доктор!

-Вы сами его нарисовали.

-Что значит — сам?

Помещение стремительно теряло в яркости освещения, солнце уже не пробивалось сквозь грубо нацарапанное на стене окно, а дальняя стена постепенно погружалась во мрак.

-Что значит — сам?!

-Не волнуйтесь, пожалуйста. Скажите, Винни не приходил?

-Винни? Да кто это, черт побери?

Старший едва заметно кивнул.

-Скажите, вы видите дверь?

-Какую?

-Которая является входом. Ту, через которую нельзя выйти?

-Да что вы несете, доктор? Я не Пижама! Не Ноль восьмой! Это у него с этим проблемы! Двери, Тигры, Винни... Я что, персонаж детской сказки?

-Скажите, а как вас зовут?

-Я... Я... Не знаю, – ошеломленный Рыжий тонул во множестве вопросов без ответа. И главным из них был — его собственно имя.

-Я подскажу вам, молодой человек. Взгляните на свою пижаму. Вам многое станет ясно. А сейчас мне пора.

Дверь тихонько защелкнулась, оставив Рыжего наедине с собой.

Он вскочил с кровати и метнулся к нацарапанному окну. Края неглубоких борозд на стене были выпачканы кровавыми пятнами. Рыжий провел пальцем по царапине. Взгляд впился в руку. Ногти — забинтованы. На второй руке — то же самое.

Ноющая боль накинулась на руки, терзая и мучая каждый палец. В попытке унять боль Рыжий схватился за голову, больно оцарапав шрам на лбу.

-Нет, нет, нет! Этого просто не может быть! Нет. – Рыжий сорвался на крик.

-Не кричи, малыш. Я пришел. Медку не найдется?

Ужаленный случившимся, Рыжий метнулся в ближайший угол. Глаза тщательно ощупывали помещение. Но палата была пуста. На месте удобной и чистой кровати осталось лишь мокрое пятно, оставленное его пропотевшей пижамой. Ничего, кроме густого мрака и голоса, доносившегося из него. Мягкого, обволакивающего. Настолько неуместно сладкого, что тревога невольно поселилась в сердце.

-Ну же, малыш, что ты? Ты же так ждал меня. Звал. Заманивал мёдом. Поиграем, а?

-Д-да, кто ты такой? - не слова, но завывание, с трудом граничащее с человеческой речью, рвалось из глотки Рыжего. – Я — сумасшедший?

Бархат, обволакивающий уши, не отставал:

-Нет, что ты. Ты более чем нормален. Абсолютно здоров. Разве что... с Тигрой нехорошо получилось. Зачем ты так?

-О... о... о чем ты? Кто ты? Что происходит!

Страх. Ползучий, липкий, сочный заполнял помещение.

-Нам же было так хорошо вместе. Зачем ты пытался придумать себе нового друга? Яркого, светлого... Неужели так плохо со мной?

-Плохо? Плохо?! Да что ты несешь! Посмотри на меня! Я не знаю: ни кто я, ни где я, ни что происходит!

-Так ведь это неважно! Важно, что мы снова вместе и можем по-и-грать! Медок... Вот бы еще медка добыть.

-Что еще за мёд? Откуда ему тут взяться?!

-Ой, да не дрожи ты так. Не сутулься. Помнишь ту — особенную? Раздобудешь мне мёда, и я расскажу тебе о ней такое...

-Что? Что ты о ней расскажешь?

-Я расскажу тебе, как сбежать отсюда. Вместе с ней. Хочешь?

Рыжий перестал терзать свою гриву, поднял на залитую мраком стену глаза, голубые детские глаза...

***

-Уборка, уборка, еще раз уборка... Это, черт возьми, вообще невесело. Почему убираться всегда приходится мне?

Тележка скрипит, мыльная вода в ведре норовит выплеснуться, оставив грязный след на вычищенной поверхности коридора.

-Черт! – ключ со звоном покатился по кафелю. – Что? И тебя магнитом тянет к этой проклятой двери, да?

Одернув себя, девушка оглянулась:

-Разговоры с вещами в подобном месте лучше не афишировать... Могут не так понять, – пробубнила она под нос.

Ловко подцепив ключ, девушка прислонилась к массивной деревянной двери, стараясь расслышать хоть что-то за нею.

Тишина. Гнетущая и безжалостная. Ничто не выдает присутствие живого человека. Одна лишь тишина.

Скрип петель сопровождал открытие двери.

Ноль восьмой, в привычной ему манере, расхаживал заплетающейся походкой по палате, не отрывая взгляда от дальней стены.

-Жутковатый ты тип, конечно, Пижамка... хоть и милый на вид.

Голова швабры покорно нырнула в ведро.

Ноль восьмой проследовал в любимый угол, откуда ему было видно все помещение, а стена находилась на максимальном от него отдалении.

Процедура так и не стала для сестры привычной. Убирать под тяжелым взглядом зеленых глаз...

В палате неожиданно посветлело. За спиной раздался чистый, невинный голос:

-А ты ее видишь?

Швабра с глухим стуком встретила пол. Жирное пятно мыльной воды растеклось кругом.

-Скажи, видишь? – из-за плеча медсестры вытянулась рука, указывающая на дальнюю стену.

Скованная страхом, Она повернула голову, уставившись на нечто, едва различимое на стене. Белой. Совершенно белой стене.

-Какая радость! Ты даже не представляешь, какая же это радость! - неизвестно откуда взявшийся ребенок искренне ликовал.

На плечи сестры легли крепки руки. Рыжий резким движением развернул медсестру лицом к себе.

-К... кто ты? - голос медсестры дрожал.

-Робин. Друзья зовут меня так, – глаза Робина светились от счастья, и вместе с ними с неимоверной силой светилось окружение.

-Пожалуйста, отпусти. Мне больно...

Хватка ослабла. Окутавшее помещение сияние померкло.

Рыжий сделал несколько шагов по направлению к стене, обернулся и протянул руку:

-Пойдем со мной. Нам пора в путь. Я познакомлю тебя со своими друзьями.

Очарованная происходящим, сестра протянула руку навстречу Рыжему.

В этот момент свет померк.

Глаза восторженного ребенка сменили цвет с небесно- голубого на глубокий карий.

Густой, бархатный голос с подрыкиванием произнес:

-Наконец-то мёд...

Из палаты раздался женский крик, сопровождаемый детским плачем.