Неоспоримое свидетельство
– А это чучело зачем?
Роман дёрнул уголком рта, но ответил спокойно:
– Это старейшина, шеф. Ждёт с пяти утра...
– У меня нет времени! С минуту на минуту придёт Жовнер...
– Обязательство контактов с камалями прописано в договоре концессии, – уважительно склонив голову, напомнил Роман. – Если откажете, старейшина через час оформит жалобу в землячестве, а через два – действие нашей концессии будет приостановлено до ваших официальных извинений. В этом случае, Жовнеру не о чём будет с вами говорить. Он всё получит без вашего участия...
Это звучало непочтительно. Почти дерзко.
Геннадий замер. Он никак не мог вспомнить, содержит ли контракт с Романом пункт о почтительности. Спрашивать самого Романа об этом казалось глупым.
«Нужно взять второго референта, – решил Геннадий. – Тогда второго можно будет спросить о первом, а первого о втором. Почему я раньше об этом не подумал?»
Через стеклянную перегородку было видно, как распахнувшиеся двери лифта выпустили грузного Жовнера с растрёпанной шевелюрой рыжих волос. Следом за ним услужливо семенили два референта.
«Два, – отметил Геннадий. – И в высшей степени почтительных»...
Поймав взгляд гостя, он изобразил приветливо-озабоченное лицо, показал пальцем на украшенного лентами и бусами камаля и страдальчески приложил два пальца к виску. Жовнер сочувственно закатил глаза и с разворота плюхнулся в кресло для посетителей. Его эскорт замер в двух метрах от кресла. Если референтам и пришло в голову присесть, они ничем не выдали неосторожного желания.
«Невооружённым взглядом видно, что пункт о почтительности содержат оба контракта», – с завистью подумал Геннадий и с ненавистью посмотрел на Романа:
– Что ему нужно?
– Старейшина слышит нас, шеф, – сказал Роман. – И понимает каждое слово...
– В таком случае, сам спрошу, – невозмутимо ответил Геннадий. – Чем могу помочь, уважаемый?
Он обратился к старцу с заученной улыбкой, которой удостаивал младших клерков, когда случай заносил в бухгалтерию или техотдел.
– Боюсь, что ничем, – холодно ответил старейшина, не спуская с него глаз. – Тем не менее, у каждого должен быть шанс исправить ошибку, иначе смолы не хватит.
– Смолы?
– В аду, – любезно пояснил Старейшина. – Пока молчишь, ты кажешься сообразительным.
Геннадий присмотрелся к старику, и сменил высокомерную улыбку, но дружескую. Так через несколько минут он улыбнётся Жовнеру.
– Твой завод подошёл к границе резервации, – сказал Старейшина. – Судя по парку землеройных машин, ты давно не заглядывал в кадастр отведенных людям территорий.
Геннадий перевёл взгляд на Романа. Тот немедленно включил проектор и вывел на экран карту промзоны с пунктиром периметра резервации. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять причины беспокойства аборигена: все производственные единицы действительно стянуты к северной границе завода.
«Андросова пустошь, – подумал Геннадий. – И корни вильмериума тянутся именно туда...»
– Нам нужен вильмериум, – сказал он. – Это растение спасает людей. Лечит болезни. Границы наших резерваций составлены две сотни лет назад. Вряд ли сегодня они имеют прежнюю юридическую силу. Развитие предполагает изменение. Твоему народу известна концепция эволюции, старик?
– А твоему – концепция договора, мальчик? – насмешливо спросил камаль.
Это уже была не просто дерзость, – в словах Старейшины чувствовался вызов. Это были слова противника, не сомневающегося в своём превосходстве.
Геннадий вздохнул и присмотрелся к посетителю. Несмотря на низкий рост и беличьи уши, существо, стоящее посреди кабинета, было очень похоже на человека. Судя по глазам, чуть больше глаз землянина, Старейшина был родом из прошлого, когда о Земле на этой планете ничего не знали. У молодых особей глаза были в пол лица. А нос больше походил на клюв диковинной птицы... Камалями их называли по имени первого человека, которому удалось установить с ними контакт. Не исключено, что контакт был установлен именно с этим аборигеном.
«Он старше меня на двести лет», – подумал Геннадий и вздрогнул. Это была неправильная мысль. Если мудрость и опыт действительно связаны с возрастом, то сегодняшние переговоры были проиграны задолго до рождения его, Геннадия, родителей.
«Нужно переходить к сути», – решил он.
– Если смещение границы – вопрос цены, то, может, сразу перейдём к главному?
– Это вопрос принципа, – невозмутимо ответил Старейшина. – Ваши раскопки корня на севере неприемлемы. Вы должны остановиться, и отвести технику.
– Но зачем вам эта пустыня? Какой вам с неё прок?
– Это не пустыня. Это место общения с Оком.
– Я поражён, что вы предлагаете выбирать между жизнью землян и местными суевериями.
– А я поражён, что ты полагаешь, будто есть выбор.
Геннадий даже потряс головой. А ведь пять минут назад он полагал самой большой проблемой приход Жовнера. Большой? – единственной!
Посмотрел на Романа:
– Разве сбор фито фармсредств не предусматривает исключений из общей юридической практики?
– Нет, – покачал головой Роман. – Устав внеземелья требует остановки заготовок любого сырья вне границ резерваций по первому требованию уполномоченного землячеством аборигена.
– Уполномоченного? – вскинулся Геннадий и поднял указательный палец правой руки. – Уполномоченного... не сомневаюсь, уважаемый, что у вас с полномочиями полный порядок…
Старейшина, против ожидания, не смутился.
– Разумеется.
– И вы покажете свидетельство этих полномочий?
– Покажу, – кивнул Старейшина. – Но не сразу. Думаю, твой народ получит неоспоримое свидетельство необходимости держать слово. Не исключено, что это свидетельство вы получите сегодня до захода солнца.
В словах аборигена слышалась угроза.
– Вы угрожаете? – разыграл изумление Геннадий.
– Разве твой язык не делает различий между угрозой и прогнозом? – с глумливым презрением спросил дикарь. – Предупреждение не играть с огнём вы тоже относите к угрозе? Или всё-таки это прогноз трагедии, основанный на печальном опыте?
Геннадий тяжело посмотрел на Романа, но лицо референта оставалось бесстрастным. Дикарь, поклоняющийся межзвёздной кротовине, как божеству, припёр к стене человека, который этой кротовиной пользуется дважды в сутки: по дороге на работу, и для возвращения домой…
На месте Романа сам Геннадий хохотал бы до икоты.
Впрочем, кто его знает, что у референта на уме: вполне возможно, что он сейчас посмеивается над своим боссом, скрывая насмешку под вышколенной маской бесстрастности.
– У меня нет уверенности, что вы отнесётесь к моему прогнозу с должным вниманием, – продолжил Старейшина. – Поэтому я останусь. Хочу увидеть всё сам, своими глазами...
– Здесь? В кабинете? – растерялся Геннадий.
– Нет, – Старейшина смотрел прямо в переносицу, и от этого взгляда Геннадию сделалось зябко. – Я же не враг себе. Устроюсь на камнях против ваших окон, – он вытянул перевитую узлами мышц руку в направлении пустыни. Палец увенчивал конический коготь размером с фалангу большого пальца взрослого человека. – По всем признакам недолго ждать.
Не прощаясь, камаль повернулся и вышел. Через стекло было видно, как он с достоинством прошёл мимо лифта и направился к лестнице. Двенадцатый этаж!
Жовнер в недоумении сморщил лоб и вопросительно уставился на Геннадия.
Игнорируя нетерпение посетителя, Геннадий спросил:
– Наверх он тоже шёл по лестнице?
– Да, шеф, – сказал Роман. – Он поднялся ногами.
«Если у этих тварей старцы скачут по лестницам, что говорить о молодых? – подумал Геннадий, чувствуя неприятный холод по спине. – Без скафандра в атмосфере его планеты я бы умер за минуту, а ему у нас – ничего. Стоял себе, разговаривал. Поднялся пешком на двенадцатый этаж и спустился с него…»
– И что ты об этом думаешь? – спросил он. – Как мне поступить?
– Отдайте пустошь Жовнеру, – не задумываясь, выпалил Роман, и, как показалось Геннадию, перевёл дух. – Понятно, что местные представления о кротовине – пустая страшилка. Наши предки демонизировали межзвёздный переход над планетой так же, как и камали. Но судебный иск принесут коллекторы, а не одноглазый бог. Уступите, шеф. Это мудро. Уберёте конкурента чужими руками.
«Война на два фронта, – подумал Геннадий. – Иск землячества и Жовнер. Похоже, Роман прав: если отдать пустошь Жовнеру, старик сделает из него отбивную. Но просто отдать мало. На этом нужно заработать…»
– Зови Жовнера, – распорядился он, забрасывая ноги на стол. – Послушаем, что он скажет.
Жовнер, к большому сожалению Геннадия, к столу не подошёл. Увидев позу хозяина кабинета, устроился в дальнем кресле и без разрешения раскурил огромную сигару.
Геннадий расплылся в «дружеской» улыбке, и, когда сигара отчаянно задымила, непринуждённо спросил:
– Андросова пустошь?
Удар достиг цели: не ожидавший прямоты Жовнер поперхнулся дымом и закашлялся.
Геннадий с деланным сочувствием наблюдал, как один из референтов подал ему платок.
– Она самая, – сказал рыжий Жовнер. – Пустошь. Андросова. Отдай её мне.
– Может, и отдам. Сколько заплатишь?
Жовнер в сомнении покрутил сигару в пальцах. По всему было видно, что она ему мешает.
«Ну, да, – подумал Геннадий. – Одно дело держать паузы в изнурительных недомолвках, другое – поддерживать тление сигары, когда нужно сосредоточиться на цифрах».
– Это тебя пернатый жупел так напугал? – недоверчиво спросил Жовнер.
– Может, и напугал. Так сколько?
– Тебе всё равно не позволят копать вильмериум на севере, – тянул резину Жовнер, хитро поблёскивая глазками из дальнего угла кабинета. – Ты же «белый воротничок». Ты платишь налоги...
– Но если мы не договоримся, ты не сможешь копать вблизи моих границ даже чёрным способом, – напомнил Геннадий. – Буферная зона...
– Понятие буферной зоны неприменимо для заготовки лекарственных растений, – заявил помощник Жовнера.
– Без лицензии вы торгуете не фармсредствами, а наркотиком, – отбил выпад Роман. – Вы вне закона по любую сторону границы буферной зоны...
Состязание референтов в остроумии Геннадия совершенно не интересовало.
– Сколько? – упрямо повторил он вопрос.
– Три миллиона, – сказал Жовнер.
– Пять!
– Четыре! Чёрт подери, имей совесть.
– Пять, – сказал Геннадий. – Вместе с лицензией.
– Четыре с половиной.
– Тогда на сегодня хватит, – решил Геннадий. – Посоветуйся со своими инвесторами. Пять миллионов – это цена киллера, чтобы убрать меня с дороги. За те же деньги можно оставить меня в живых и работать по белому, не отстёгивая таможне и фитосанитарному контролю за каждую погрузку звездолёта. А контрабанда – это риск быть расстрелянным на подходе к звёздным воротам. Пять миллионов! Это правильная цена.
– В этой цене нет моих интересов, – угрюмо сказал Жовнер. – Это цена вопроса: зачем я здесь?
– Действительно, зачем? – улыбнулся Геннадий своей особенной, «змеиной» улыбкой.
– Ты рискуешь жизнью из-за десяти процентов стартовой цены? Это жлобство!
– Это краеугольный камень нашей цивилизации…
***
– Он остался в камнях, – сказал дядя Гриша. – Против западных окон человечьего улья. Будешь прислуживать и охранять. Позаботься о нём, Лекс. Особое внимание питью. Никаких пряностей: только свежая, родниковая вода.
Лекс не спрашивал, о ком идёт речь. А дяде не приходило в голову что-то объяснять. Они понимали друг друга с полуслова.
– Сколько это займёт времени?
– Пока не рухнет чёртов завод. Ты же знаешь старика, обожает фильмы катастроф. Теперь с места не сдвинется, пока не увидит реальную работу Ока.
– У меня девушка, – стараясь скрыть дрожь в голосе, пожаловался Лекс. – Всё очень серьёзно. Может, ему интереснее взглянуть на новое потомство?
– Почему меня спрашиваешь? – удивился дядя Гриша. – Отнеси ему воду, еду, плед. И спроси. Ты же знаешь Деда: хлебом не корми, дай поучить молодёжь…
Лекс поёжился, вспоминая колючий взгляд старейшины, когда он был не в духе или чем-то недоволен. Нет, об этом его лучше не спрашивать.
– Или помоги Оку, – неожиданно хохотнул дядя Гриша. – Зачем ждать, если торопишься? – и вдруг он разозлился: – это твоя служба, Лекс. Семья кормила тебя и учила специально для такой маеты. Иди, работай!
Он ушёл из норы, а Лекс с тяжёлым сердцем вернулся к лежбищу.
Полинка уже не спала. Выглядывала из-под одеяла, нетерпеливо подёргивая кисточками на ушах.
– На чём мы вчера остановились, Лексик? – игриво промурлыкала она, даже не догадываясь, что игры минуту назад кончились.
– Семья назначила меня опекуном, – как в пропасть бросился Лекс. – Я ухожу в скалы.
Он помолчал, колеблясь, потом всё-таки решился:
– Можешь пойти со мной. Помощников семья не запрещает.
– Семья! – презрительно фыркнула Полина.
Она выскользнула из-под одеяла и принялась быстро одеваться.
– Дикость и предрассудки. Я думала, ты достаточно взрослый, чтобы жить своим умом. Мы могли основать свою семью. Собственную.
– И какой в ней смысл? – меланхолично спросил Лекс. Он уже понял, что всё кончено, но вспышка космополитизма Полины почему-то неприятно задела: – Есть разница для потомства: защита двух родителей или броня трёх сотен взрослых, которые защищают не только физически, но учат и поддерживают всю жизнь. Карьера, положение...
– А разница между потомством и мечтами о нём тебе известна?
Она уже оделась. Стремительно прошла мимо, ударив неожиданно твёрдым, как камень, плечом. Не оборачиваясь, хлопнула дверью и скрылась за ней.
Лекс несколько секунд прислушивался к звону дверной пружины и у себя в голове. Он давно подозревал космополитизм у Полины, но не думал, что её отказ от традиций может быть столь... звонким.
Что ж, девушки приходят и уходят. А Семья от рождения до смерти. А может, и дольше. Жрецы Ока полагают, что Бог не только наблюдает, но и делает выводы: кому жить, кому умереть. А кому жить особенно долго. «Не говори – спаси меня, говори – смотри на меня», – припомнил Лекс слова проповеди. Горе тому, на кого Бог не захочет смотреть. Горе тому, от кого он отвернётся. Одиночество и забвение – далеко не полный список бедствий несчастному.
Полины будет очень не хватать… в ближайшие две-три недели. Потом всё вернётся в свою колею. Наверное…
«А может, догнать»? Лекс крутанулся на пятке и рванул к выходу. Высокие кусты скрывали густую сеть тропинок. Он попытался уловить запах Полины, чёрта с два! В жилой зоне нарочно высаживают цветы с агрессивным цветением, чтоб жильцов искали по адресу, а не по запаху…
Лекс ещё минут десять бегал по лабиринту парковых тропинок, но в какую сторону направилась Полина, так и не понял.
«Значит, хотела уйти, – решил он. – Просто искала повод. Так даже лучше. Если не суждено, то мгновенный разрыв сегодня неизмеримо легче долгого и мучительного развода через год. Когда всё так перемешано, что жизни не хватит понять, где заканчивается своё, и где начинается чужое…»
Он даже повеселел, подумав о том, что такой ход мысли наверняка понравится деду… Дед!
– Проклятье! – выругался Лекс.
Ему поручили важное дело, а он гоняется по парку за вчерашним днём. Плед, еда, вода…
Лекс справился с паникой и принялся быстро собираться. Мобилизационный рюкзак оказался как никогда кстати. Всё остальное тоже не заняло много времени.
«Непыльная работёнка, – думал Лекс, покидая гнездовье, – её и работой не назовёшь. Дед любит говорить. Любит слушать, любит спрашивать. Знает множество историй, и любит их рассказывать. Развешу уши, разведу костёр и буду наслаждаться жизнью. Как в старые, добрые времена, когда малышня вповалку лежала у камина и слушала истории о древних героях, настолько великих, что с их величием и героизмом не смогло справиться Время.
От избытка чувств он перешёл на бег. Лекс уже не понимал, что его так угнетало. Всё складывается прекрасно: посидит пару деньков с Дедом, успокоится, а как вернётся, получит от семьи немалые преференции. Может, в отпуск отправят. Хорошо бы в Западные Горы. Полинка не устоит, поломается для вида, но поедет. Пещерная охота на доломанов! Что может быть лучше для примирения с любимой? Разве что секс, так его ещё заслужить нужно…
Ага! а вот и Дед… идеальный наблюдательный пункт. Улей пришельцев, как на ладони. Сквозь огромные застеклённые отверстия видно, как люди суетятся и разговаривают. Странные существа. Дед их считает несчастными из-за сумерек в голове. Может, и так. Через такие маленькие глазки много света в голову не пролезет.
Огромные машины замерли у самой границы, отмеченной полосатыми вешками. И как эту железную армию, с ульем-предводителем из стекла и стали, сумеет остановить Глаз Бога?
Лекс опасливо покосился на восток, но Око едва проклюнулось из-за горизонта. Нет. Дед взялся за непосильную задачу… Дед?
Неожиданно Лекс понял, что не может дышать. Он сделал шаг и остановился. То, что он видел, просто не могло произойти. Оно не укладывалось в представления о возможном.
– Дед?.. – не сказал, выдохнул Лекс.
Будто ветер прошелестел песком по камню.
Лекс всхлипнул. Тяжёлый рюкзак сполз с плеча и упал, но Лекс этого не заметил.
– Дед… – простонал он.
Невозможное уже отложилось в голове, отпечаталось в сознании и стало реальностью, с которой теперь предстояло жить.
Дед стоял на коленях, уперевшись руками в выжженный солнцем грунт. Амулеты прятали спину, а перья не могли скрыть багровое отверстие у основания черепа. От раны отвалилось перо, зацепилось за ленту «без пощады» и закачалось на ветру.
Старейшину убили не больше десяти минут назад.
Ровно столько Лекс потратил на бессмысленную беготню в парке. Если бы он сразу побежал сюда, Дед был бы жив. А теперь у него нет Деда. И нет Семьи. Никто не захочет знаться с виновником смерти Старейшины.
И это справедливо.
Лекс набрал полную грудь воздуха и заревел в полный голос. Он видел, как люди оставили свои дела и подошли ближе к стёклам, чтобы глазами-бусинками рассмотреть тревогу на скалах. Они были очень близко. Можно было спуститься и войти в улей. Убить сколько получится.
Убить всех.
Но их было мало. Их было слишком мало, чтобы утолить голод монстра, который грыз Лексу сердце. Чтобы монстр оставил его, людей нужно убить больше. Гораздо больше. Наверное – всех.
Всех до единого.
Лекс сбросил куртку, освободился от обуви и штанов. На нём оставались только шорты и пояс с ножом. Не колеблясь, нож он тоже отбросил. Ничего не должно быть между ним и местью.
Ненависти достаточно. А если нужны инструменты, значит, ущерб незначителен. Око может не понять, не услышать. А без помощи Ока с людьми не справится. Их слишком много. И у них столько оружия, что нож всё равно не поможет…
***
– Ты слышал? – спросил Кент.
Дербарий остановился и прислушался. К привычному посвисту ветра примешивался далёкий вой раненого животного.
– И что? – он пожал плечами. – Хочешь добить? На баловство у нас нет времени. Думаю, охрана уже сообщила полиции. Чем раньше стартуем, тем легче пройдём орбитальный контроль.
– Даже тормозить не будем, – возразил Кент. – Сбросим профиль и пролетим мимо.
– Не стоило стрелять в камаля, – переводя дух от быстрой ходьбы, заметил Джо. – Он сидел к нам спиной и ничего не видел.
– Прибавь кислорода, – посоветовал Дербарий. – Только без фанатизма. Терпеть не могу окосевших пилотов…
– Если хочешь жить долго, – назидательно сказал Кент, – никогда не оставляй свидетелей.
– В тюрьме дольше всех живут, – огрызнулся Джо, приоткрывая вентиль баллона с кислородом. – Все долгожители за решёткой. Почитай статистику. Зря вы меня с собой потащили…
Они не ответили, но Джо и так знал, почему он здесь. Если бы что-то пошло не так, он бы мигом ушёл на орбиту. Он бы бросил их, ни секунды не сомневаясь в своей правоте.
«Они взяли меня заложником, – горько подумал Джо. – Хорошо, что хватило ума на полную эксклюзивность управления. Без меня им отсюда не выбраться…»
Но, вроде бы, обошлось. Вот только из головы не шёл чёртов абориген. Как он дёрнулся, когда Дербарий вынес ему мозги вторым выстрелом. Первым он застрелил какую-то шишку из заводоуправления.
Вой повторился. Теперь он звучал яснее и ближе. Казалось, выли скалы.
– Это не похоже на вой раненого, – обеспокоенно заметил Джо, поднимая чувствительность наружных микрофонов. – Скорее хищник, напавший на след.
Кент ускорил шаги, почти побежал.
Дербарий недовольно бросил:
– Можешь прихватить мою винтовку. Если так торопишься…
Джо не расслышал окончания фразы: теперь скалы не выли – ревели. И в этом рёве слышались ярость и нетерпение.
Каким-то шестым, звериным чувством Джо вдруг понял, что сейчас его будут убивать. Может, это месть за того парня, за жизнь которого им заплатили. А может, сородичи застреленного дикаря. Или ещё что-то…
Не теряя времени на разговоры, он помчался к звездолёту. Напарники опешили от его прыти, а потом, не оглядываясь, припустили за ним.
Джо знал, что его есть за что убивать. Пятно на совести, как мишень на лбу. А в последнее время сделок было так много, что прилететь могло с любой стороны…
Через секунду он обнаружил, что Кент с ним поравнялся, а через минуту они оба с Дербарием замаячили спереди.
Джо споткнулся о камень, и, ударившись, перевернулся.
– Идиоты, – прохрипел он в спины компаньонов, радуясь, что не разбил шлем. – Без меня всё равно не улетите… пассажиры грёбные.
Он шумно дышал от усталости, но микрофон исправно донёс сообщение в шлемофоны «пассажиров». Нужно было отдать им должное: оба отреагировали мгновенно и адекватно. Дербарий сдёрнул со спины тяжёлую винтовку, а Кент приподнял автомат.
Оружие было направлено в сторону Джо. Ему было очень неприятно находиться на линии огня.
«Они без меня не смогут улететь, – напомнил он себе. – Я им сто раз объяснил».
«Скалы» снова заревели. Понимая, что тварь, которая решила ими закусить, несётся сзади, Джо не стал подниматься, а пополз, рискуя ободрать скафандр.
– Не вставай, Джо, – запоздало крикнул Кент. – Мы тебя прикроем.
И вдруг взлетел метра на три.
Это было совершенно непонятно, и ни на что не похоже. Кент уронил автомат, нелепо размахивая руками, перевернулся в воздухе и крепко приложился головой об камень. Пластик шлема треснул. Но больше никаких звуков не было. Скорее всего, он мгновенно погиб, свернув себе шею. Выходит, зверь обошёл их по утёсам и оказался спереди?
Джо поднялся на трясущиеся ноги и увидел, как смерч ярости оседлал грудь Дербария. Наверное, тот тоже понял, что противник их обогнал, и повернулся. Это ему не помогло.
Тварь действовала без затей, но быстро и эффективно. Гофрошланг жизнеобеспечения был изорван в секунду. Дербарий страшно закричал, а животное вместо того, чтоб добить, отпрыгнуло в сторону и замерло. Будто наслаждаясь мучениями человека.
Джо увидел винтовку и сделал шаг, чтобы её поднять. Но бестия наступила на оружие и повернула к Джо морду.
– Ты? – потрясённый видом противника, прохрипел Джо.
Перед ним стоял камаль.
«Судя по глазам, совсем молодой, – подумал Джо и удивился, что за минуту до мучительной смерти ещё может как-то соображать. – А если принять во внимание изорванные уши, то настоящий боец, любитель подраться»…
Дербарий уже не хрипел, только стонал.
Позабыв о винтовке, Джо сделал шаг к умирающему, но камаль вновь заступил дорогу.
«Поразительная скорость, – подумал Джо, – почему я до сих пор жив и не ранен?»
Они стояли несколько минут и смотрели друг на друга. Джо с нескрываемым ужасом, абориген неподвижно и беззвучно.
Тогда Джо сделал шаг к звездолёту, который уже был виден в просветах между камнями. К его удивлению, камаль это движение оставил без внимания.
– Я пойду? – зачем-то спросил Джо по радио.
Голос звучал заискивающе и заметно дрожал.
Камаль не ответил, и Джо боком, не упуская из виду дикаря, двинулся в сторону корабля.
«В конце концов, стрелял не я, – успокаивал себя Джо. – У меня нет оружия. Наверное, тварь понимает, кто завалил его родича. Я всего лишь извозчик, пилот. Моё дело маленькое. Может, они меня силой заставили…»
Он уже был в трёх шагах от шлюза. Не веря удаче – «пронесло! пронесло!» – Джо дистанционным пультом открыл люк. Он не успел ни подумать, ни что-то сообразить, как тварь пронеслась мимо него и скрылась в тёмном зеве тамбура.
Джо дёрнулся следом, но вспомнил, что вторая дверь шлюза заперта. Дикарь дальше не пройдёт. Вряд ли ему кто-то объяснял устройство шлюза и необходимость выравнивания давлений.
Где-то на краю сознания зародилась надежда. Зыбкая и робкая, как первые язычки пламени костра на ветру.
«Зайду в шлюз и ударно повышу давление. Это убьёт его… или не убьёт?» Джо вспомнил, что камали равнодушны к избытку кислорода и повышенному давлению. Пламя надежды угасло, даже не порадовав струйками дыма.
«Значит, я буду снимать скафандр, а он будет стоять рядом?»
Джо стало не по себе. Лёгкость, с которой тварь разделалась с двумя вооружёнными головорезами, пугала. Но перспектива остаться без скафандра в компании чужака страшила ещё больше…
«И что мне теперь делать?» Ему очень не хотелось входить в собственный корабль. Но через минуту тварь решила эту проблему за него. Неясным облачком она вылетела из шлюза, бесцеремонно подхватила Джо и забросила внутрь.
На мгновение он замешкался, пытаясь справиться с головокружением от неожиданной «помощи», но камаль расценил его замешательство, как очередное проявление сомнений: одним движением когтя абориген порвал гофрошланг скафандра.
Джо сразу стало не до размышлений. Он запер наружную дверь и дал команду на экстренное поднятие давления. Через несколько секунд глаза успокоились, но ушам крепко досталось. Если бы не ощущение тёплой влаги, Джо был бы уверен, что они забиты ватой.
«Повреждены барабанные перепонки, – понял он. – Тварь постоянно меня опережает…»
Открылся проход на корабль, и камаль, будто чувствуя нежелание человека раздеваться в его присутствии, бесшумно скрылся внутри корабля.
«Я убью тебя перегрузками, – мрачно пообещал Джо вслед захватчику. – Кашей размажу по палубе. Будешь студнем сползать с переборки. Форсаж с поверхности, максимальная нагрузка на двигатели… главное – не забыть отправить свой профиль орбитальной станции. Если инфа об убийстве уже пришла с поверхности, будут стрелять».
На ходу сбрасывая скафандр и путаясь в штанинах, он побежал к рубке управления. Кресло, ремни, прогрев двигателей… Джо не сомневался, что потеряет сознание, поэтому переключил управление на автопилот, вырубил все предохранители и набрал программу полёта.
«Я убью тебя, – шептал он, надеясь, что камаль не услышит. – Раскатаю в тесто, размажу, как холодец…»
Последнее, что он сделал перед взлётом, это запустил противоперегрузочную процедуру: автомат ввёл в кровь витамины и обезболивающее, а кресло по горло опустилось в тёплую маслянистую жидкость.
Старт!
Уже через секунду Джо понял, что ошибся в программе – с таким ускорением ему ещё не доводилось покидать планету. На тело будто наехал грузовик, и принялся раскачиваться от головы к ногам и обратно.
«Компенсатор не может найти равновесие, – понял Джо. – Его мощности не хватает на всю площадь противоперегрузочной камеры».
Запылало красным предупреждение о ракетной атаке. Джо присмотрелся к заключению анализатора, подумал: «из пушки по воробью» и хотел присвистнуть, но ничего не получилось – перегрузка оттянула щёки вместе с ушами к затылку. Челюсти казались обнажёнными, а язык прочно запечатывал глотку.
Задыхаясь, Джо следил за приближением трёх тяжёлых перехватчиков.
«Чтоб наверняка… – тоскливо думал Джо. – Ну, да. Я не включил транспондер, а у них сообщение о двойном убийстве. Теперь хотят выжечь всю область пространства вместе со мной. Чтоб отчитаться в принятых мерах и не бояться возмездия… Поразительно! Если ускорения хватит, чтобы оторваться от ракет и укрыться в кротовине, то я умру от перегрузки. А если не хватит, то меня убьют ракеты… а что произойдёт, если ракеты полыхнут в момент моего входа в кротовину? Что-то не припомню таких экспериментов…»
Он понял, что в любом случае умрёт. И с осознанием смерти пришёл покой. В конце концов, это должно было когда-то произойти. Почему не сейчас? Смерть не спрашивает «как дела». Отсрочку у неё не попросишь…
***
Все смотрели на экран и молчали. На месте планеты расширялось огненное облако вырвавшейся из ядра стихии: огромные сгустки пылающей магмы неспешными пузырями расползались в стороны, осколки помельче – тёмные, неправильной формы булыжники – быстро исчезали с экрана, сливаясь с чернотой космоса.
– Что это было? – шёпотом спросила Тина.
– Нужно вызвать на мостик капитана, – сказал Ренат.
У него дрожали губы и голос.
Это было дельное предложение. Капитана в навигационной рубке действительно не хватало.
– Тщательно просмотри записи, Тина, – просипел Винцент, откашлялся, и точно таким же голосом продолжил: – Покадрово. Картинку за картинкой. Попытайся понять, что произошло. Не похоже, что взорвалось на поверхности. Рвануло изнутри. Ренат?
– Слушаю, сэр.
– Рассчитай эволюцию облака осколков. Мне нужно знать энергию, которая обрушилась на планету, и конечная статика: вид Солнечной Системы через миллион лет, когда всё стабилизируется. А ты, Дилан, проследи, чтобы мы отошли на безопасное расстояние.
Винцент включил оповещение «боевая тревога» и связался с каютой капитана.
– Что там стряслось, Винц? – брюзгливо осведомился капитан Марлов. – Ты снова хотел запустить учебную, но ошибся кнопкой?
– Мы потеряли Землю, капитан, – доложил Винцент, удивляясь своему спокойствию. Его голос звучал бесстрастно и бесцветно. Будто он каждый день докладывал о гибели цивилизации. – Наверное, вам лучше взглянуть самому. Ждём вас на мостике…
Капитан отключился, не ответив.
Стали поступать доклады боевых групп: «жизнеобеспеч в норме», «противник не обнаружен», «экипаж закреплён, готовы к манёврам», «отсеки задраены»…
– Капитан на мостике! – привычно повысив голос, доложил Винцент.
Но капитана никто не удостоил взглядом. Боевая тревога освобождала от уставных выражений субординации. Кроме того, все были слишком потрясены трагедией, чтобы обращать внимание на капитана.
А он и не возражал. Марлов бросил мимолётный взгляд на центральный экран и прошёлся за спинами офицеров вахты.
– Вольно, Винц, начнём со связи.
Винцент вызвал связистов и перевёл изображение на один из свободных экранов пульта.
– Переходите на общую частоту и составьте список уцелевших станций, – приказал Марлов. – Список организуйте в порядке убывания срочности эвакуации. Если рядом терпят бедствие, список отставить, мне доложить.
– Принято, капитан.
– Теперь врача, Винц… Док?
– Слушаю, Кэп.
– Не хочу вытирать сопли особо впечатлительным, Док. Пусти по вентиляции что-нибудь седативное. И прикажи медотряду обойти всех, у кого родня на Земле. За каждый случай суицида спрошу лично у тебя.
– Понял, Кэп. Сделаем…
– Давай инженеров кротовины, Винц. Что с нашими ретрансляторами? Нужно сообщить колониям о катастрофе.
Доклад последовал незамедлительно:
– Ретрансляторы не отвечают, капитан. У нас нет связи со звёздами.
– Почему не отвечают? – нахмурился Марлов. – Они в миллионе километров от планеты, осколкам лететь к ним несколько суток…
– Потому что нет кротовины. Она закрылась.
Винцент почувствовал, как слабеют ноги.
…Кротовина – главный мотив звёздной экспансии человека. Святой грааль космической программы.
Багровое образование на небе было известно испокон веков и вдохновляло фантазии пророков всех без исключения религий. Воздушные шары, самолёты, первые пуски ракет, первый выход за пределы атмосферы… завоевание космоса всегда было подчинено одной цели – приблизиться и понять, что это такое?
Человечество всегда стремилось узнать, что там висит, неподвластное ни погоде, ни времени, ни прохождению гиганта Юпитера. Всегда на одном месте: год за годом, в любое время, ночью и днём.
А когда выяснилось, что это ворота к чужим мирам, Солнечная Система сразу показалась скучной и неинтересной…
– Повторите, – спокойно приказал Марлов.
– Кротовины больше нет, капитан. Она закрылась. У нас нет контакта с колониями.
Винцент направил одну из камер на кротовину, но все видели только звёзды. Космический туннель исчез.
– Но это значит… – нарушила молчание Тина.
– Офицер Гальцева? – неприязненно оборвал её капитан. – Повторите свою задачу.
– Понять, что произошло с планетой.
– Вы поняли, что произошло?
Винцент думал, что Тина доложит «никак нет», и инцидент будет исчерпан. Но она ответила:
– Да, знаю.
– Вот как? – совсем другим тоном сказал Марлов.
– Я покажу.
На экране появилась кротовина, и Винцент почувствовал облегчение. Но через мгновение понял, что это всего лишь запись, и у него снова потемнело в глазах.
– Из Перехода вылетел объект. Судя по ущербу, мощный термоядерный фугас класса «смерть планете».
– Если бы это был простой фугас, его бы перехватили пограничники. Вы можете его опознать?
– Нет, капитан. Слишком большая скорость. Около световой. Миллион километров он пролетел за три с половиной секунды.
– При такой скорости начинка не имеет значения, – сказал Винцент. – Релятивистская масса и скорость… кинетической энергии объекта достаточно, чтобы развалить планету.
– Подтверждаю, капитан, – поднял руку Ренат. – Энергия взрыва по порядку величины совпадает с разрушительной силой среднего катера, если его разогнать до околосветовой скорости.
– Нашему транспорту достаточно миллисекунды, чтобы сбросить профиль, – проворчал Марлов. – А этот тащился до планеты целых три секунды.
– Это если включён транспондер, – тихо уточнила Тина.
– Кто-то может представить идиота, который входит в кротовину с выключенным транспондером?
Впервые в его голосе послышалась растерянность.
Но, поскольку капитан ни к кому персонально не обратился, вахтенные предпочли промолчать, сосредоточившись на своих терминалах.
Пришлось отвечать Винценту, как старшему офицеру:
– Наш транспорт не летает на околосветовых, капитан. Ни одно наше судно не может разогнаться до такой скорости.
– Значит, мы атакованы? – спросил Марлов.
– Похоже, что так, капитан. Неизвестная цивилизация нанесла упреждающий удар, с которым мы физически не могли справиться.
О возможности такого удара дискуссии шли с начала звёздной экспансии. Чисто схоластические дискуссии, потому что всё равно ничего нельзя было изменить: Землю не отодвинуть, кротовину не развернуть. Перехватить объект, который движется с околосветовой скоростью, тоже невозможно.
– Если предположить, что такой же удар был нанесен из кротовин по нашим колониям, то с человеческой расой в космосе покончено, – сделал очевидный вывод Марлов.
Поскольку это не было вопросом, Винцент решил промолчать. Но через секунду не удержался:
– Нападающие не учли, что от планетарного взрыва червоточина закроется. Сейчас мы недосягаемы для врага. Межзвёздное пространство неодолимо.
– Или напротив, – сказал капитан, – именно этого они и добивались: запечатали нас в Системе, как джинна в бутылке.
Экипаж знал увлечение капитана древним эпосом, и все тактично промолчали.
– Что ж, – продолжил Марлов. – У нас остались две внутренние планеты, пригодные для заселения. Ничто не мешает отойти, собрать силы и перегруппироваться.
– Немного не так, капитан, – возразил с места Ренат. – Марс тоже исключён: один из крупных осколков движется в его сторону. Почти семьдесят квинтатонн. Пройдёт очень близко, впритирку и снимет всю атмосферу. Плюс неизбежное разрушение поверхности. Марс для нас потерян. Нужно мобилизовать транспорт, чтобы снять с него, как можно больше людей…
– А Гея?
– Здесь лучше. Этот же осколок пройдёт в половине гигаметра от третьей планеты. Тяготение Геи захватит его, но о стабильности орбиты спутника пока трудно судить. Это может быть расширяющаяся спираль, а может и сужающаяся. Тогда через несколько миллионов лет осколок всё-таки свалится на головы ящерам.
– Ящеры… – скривился Марлов.
Винцент тоже ужаснулся перспективе делить планету с самыми смертоносными хищниками известной вселенной.
– То есть у нас примерно миллион лет, чтобы восстановить промышленность и убраться вон с обречённой звёздной системы? Но как мы это сделаем без кротовины?
– Не обязательно «убираться», – неожиданно подал голос Дилан. – Промышленность обеспечит орбитальную жизнь. Мы спасёмся в космосе. В конце концов, счастье не только в траве и голубом небе…
– Это пока доступны и то, и другое, – невесело усмехнулся капитан. – А что с другими осколками?
– Крупные «поделят» оба газовых гиганта, но почти вся «мелочь» достанется Сатурну. В отличие от Юпитера, который сейчас за Солнцем, Сатурн с нами в соединении, поэтому «корона» достанется только ему.
– Корона? – удивился капитан.
– Минуточку, – пробормотал Ренат.
И действительно, через минуту на экране появилось изображение планеты внутри яркого, сплошного кольца.
Гексагон зацикленного шторма на северном полюсе не оставлял сомнений, что это Сатурн. Позабыв о трагедии, постигшей родную планету, вахтенные с благоговением рассматривали «чудо природы».
– Выглядит, как памятник, – неожиданно заявил Ренат.
– Да, памятник, – согласилась Тина. – Свидетельство чьей-то жестокости, о которой мы будем вспоминать всякий раз, как посмотрим на небо…
