Тамао

***

Ночью попался сложный пациент. Бывают простые? Куда ж им деться, хотя… что сложного осталось в профессии для Великой Тамао? Человеческий организм — Вселенная? Прекрасная и непостижимая? Не сегодня. Больше нет белых пятен, для хорошего врача точно. Но тогда почему дрожат руки, и ей срочно нужно закурить? Верный признак того, что у неё был сложный пациент. Тамао поёжилась, запахнувшись в прозрачный плащ. Подняла голову вверх, оказавшись в потоке рекламы, льющейся с настенных экранов уходящих в серые тучи небоскрёбов. На самом деле, сложную она провела операцию, или было просто — как отобрать у ребёнка конфетку, Тамао не знает. Не может знать. А погода портится. Серую мостовую скребут роботы-уборщики, прыгая под ноги прохожих, хотя встроенные алгоритмы должны помогать машинкам избегать столкновений. Ветер забирается под одежду, норовит сорвать наспех наброшенный шарф. Нужно укрыться где-нибудь в баре. Лучше в таком, который не обслуживается людьми, чтоб без лишних вопросов — у роботов-барменов эту функцию можно отключить. Да, куда-нибудь подальше, где никто не знает, кто она. Куда-нибудь, куда приведёт её заблаговременно заботливо запрограммированный автопилот. Вот и место назначения. Пора вызвать такси, но… палец соскочил с дисплея. В носок ботинка ударился робот-уборщик. Тамао выругалась — кто-то пнул электронную букашку ей под ноги. С трудом выуженная из кармана пачка сигарет выскользнула из озябших пальцев и полетела вниз. И всё из-за чего? Дорогу преградила какая-то девчушка лет тринадцати. Зелёные глаза горят огнём. Они пристально смотрят на Тамао, с детских губ слетает:

— Это ты убила моего отца?

***

Тамао не сразу поняла смысл вопроса. Девчушка продолжала смотреть в упор. Спортивная куртка-бомбер, короткая юбка, сникеры на утолщённой резине, коротко-подстриженная чёлка. Они знакомы? Да вроде нет. По крайней мере, они — точно нет. А что насчёт Великой? Девчушка повторила вопрос, подходя ближе. Тамао наклонилась, подхватила упавшую пачку, отступила. Достала сигарету, попробовала закурить. Пальцы не слушались, что для врача прошлого десятилетия было бы немыслимо, и Тамао, уронив сигарету, выругалась ещё раз — плотный бумажный цилиндр с фильтром исчез в челюстях робота-уборщика.

— Ты кто, что тебе надо? — она оглянулась в поисках помощи, но на улице безлюдно, пришлось идти напролом. — Я много в чём не уверена в этой жизни, но я точно никого не убивала. Не сегодня, по крайней мере. Иначе разгуливала бы я сейчас на свободе?

— Не строй из себя дуру! — девчушка, кажется, разозлилась, и не собиралась отступать. — Именно сегодня. Ночью. Операция. Он умер.

— Так это был твой отец? — Тамао вытащила новую сигарету и поднесла её кончик к электронной зажигалке, вмонтированной в кольцо на левой руке. — Люди умирают, такое случается.

— Но только не он!

— Он не простой смертный?

— Он чистый.

Чистый — значит, биологически чистый. Сплошная органика. Человек — без имплантатов, искусственных органов, без выращенных в лабораторной чашке нейронов. Раньше бы сказали — божье дитя. «Органический мусор», — подумала Тамао. Как и все мы, до того, как пришла новая эра. Или новая мода.

— Такие люди ещё уязвимее.

— Он был здоров.

— Мои соболезнования, — Тамао отстранила девочку и пошла к стоянке беспилотных такси, но была остановлена — девчонка вцепилась в её перетянутый на спине пояс плаща.

— Мне нужна правда!

Тамао, повернувшись, вздохнула.

— У него был какой-нибудь особенный повод, чтобы сегодня умереть?

***

Поход в бар пришлось отложить. Каких бы свободных нравов не придерживалась Тамао, она не заявится в такое место с ребёнком. Зашли в кафе. Доктору Тамао потребуется ведро энергетика, немного сдобренного витаминами, чтобы привести себя в чувства, но сама Тамао всё ещё не теряет надежды избавиться от девчонки, дойти до бара и выбрать самый сильный из разрешённых простым смертным наркотиков, чтобы себя из этого самого чувства как следует вывести. Они взяли два сока. Пришлось подождать, когда с поверхности освободившегося столика исчезнет надпись: «осторожно, идёт термообработка». Присев за выбранное место, девчушка провела пальцами по всё ещё тёплому стеклу. Тамао обратила внимание на высушенную кутикулу вокруг коротких ногтей. Нужно с чего-то начать.

— Рассказывай. Лучше по порядку.

Девочка подняла глаза. Слизистая воспалённая, плакала всю ночь?

— Вчера папа был жив. Сегодня мёртв.

— Что-то произошло между вчера и сегодня?

— Он встретил тебя.

— Как тебя зовут?

Девчушка на секунду задумалась, внимательно изучая Тамао, наконец, решила представиться:

— Юкка.

— Послушай, Юкка. Я — врач. Ко мне поступают сложные пациенты. И да, редко, очень редко, я бы сказала, почти никогда, но всё-же — такое случается. Они умирают.

— Он встретил тебя не в больнице. Раньше. Вы были вместе этой ночью.

— О чём ты?

— Смотри! — Юкка смахнула с экрана своего телефона изображение Тамао рядом с каким-то мужчиной. Они сидели за столиком в ночном баре. Тамао смутно припомнила место на фотографии, но не смогла узнать своего спутника. Набрала номер заведения, поприветствовала девушку-менеджера. Спросила, была ли она у них вчера? Ей посоветовали проверить геолокацию, или назвать свой клиентский ПИН. Пролистав приложение, Тамао нашла номер, ей подтвердили — она провела у них почти всю ночь, вплоть до дежурства в больнице. Ей выслали ленту изображений, найденных по совпадению внешности. И везде она с этим типом. Показала снимки Юкке.

— Твой папаша?

Девочка кивнула, отхлебнув сока.

— Он. Больше не будешь отрицать?

— А ты не слишком спокойная для той, что сидит с женщиной, которую обвиняет в убийстве своего отца?

— Ты признаёшься?

— Нет. Это ещё ничего не значит, — Тамао напряглась, зажав виски тонкими пальцами. — Мне нужно немного времени. Подожди.

Воспоминания подгружались медленно. Они тянулись, как вязкая конфетка, прилипали к шестерёнкам неповоротливого разума и никак не хотели выстраиваться в общую мозайку.

— Его привезли с огнестрелом. Я уже была в больнице в этот момент. Он попал ко мне на стол… Откуда ты вообще знаешь, что я его оперировала? — Тамао с трудом открыла глаза и взглянула на девчушку. Та крутила в руках пустой стакан, раскрашенный оранжевыми подтёками сока.

— Посмотрела в электронном журнале, — Юкка пожала плечами, отставив стакан в сторону и вытерла липкие руки салфеткой, — это не секретная информация.

— А фото?

— Папа прислал его мне. Как думаешь, зачем?

Тамао не знала. И не верила в совпадения. Хотя… Этот бар рядом с больницей. Её участок. Любой огнестрел попадёт к ней. Всё-таки, роковая случайность?

— Так ты его вспомнила?

— Нет, — Тамао покачала головой. Она не врала. Действительно, не помнит. Точнее, кое-что помнит, но не всё. Часть её разума принадлежит ей, часть — Великой Тамао. Именно Великая Тамао правила вчера над операционным столом. Именно она боролась за жизнь этого человека с фото. Что она чувствовала, и, тем более, что думала — Тамао не знает. Их личности распараллелены. Уже довольно давно.

Будущее. Переполненный рынок труда. И, вместе с тем, ужасающий дефицит кадров. Миллионы иждивенцев — стать одной из них, выбрать жизнь паразита? Есть наименьшее из зол. Можно пожертвовать половиной мозга, выпотрошить из костяной коробки ненужную неокортекс и… слиться с базой данных, стать рентгеном, ощущать клеточные мембраны. Изувечить своё тело, чтобы подключаться к датчикам, телеоператорам, хирургическим манипуляторам, чтобы иметь прямой доступ к лаборатории — проводить опыты на вкус. Иметь вкус. Имплантаты в мозге подключены к медицинской базе. Она — только контур человека. Врач, хирург, вирусолог — разделившая своё «Я» на две части. На рабочую и исходник. На сложную личность великого учёного и ошмётки. Добровольное распиливание, чтобы не сойти с ума. Слишком непросто, чтобы вываливать это на тринадцатилетку.

— Я его не помню. Пока. Но могу это исправить, только… — стоит ли говорить ей? Этой девочке с внимательными зелёными глазами. Наверняка она знает про множественные личности. В них больше нет ничего загадочного — всё на общее благо, на мотивированность и саморазвитие. Чтобы не чувствовать себя дерьмом.

— Мне нужно зайти на работу.

— Зачем?

— Тебе нужны ответы? Иди в полицию.

— Они мне ничего не скажут.

— Ты ведь дочь.

— Это никого не волнует.

— А взрослые родственники?

— Мачеха. Ей плевать.

— От меня тебе не будет проку. Допила?

***

Они вышли из кафе. Краем глаза Тамао заметила терминал быстрого шоппинга — кажется, поставили новый, направилась к нему. Кабинки открывались вводом клиентского номера — чтоб войти, нужно авторизоваться — защита от вандалов. Юкка прошмыгнула вместе с Тамао.

— Что ты делаешь?

— Не видишь? Меняю одежду.

Тамао сняла с себя недорогой пластиковый плащ и синтетический шарф — для такой погоды нужно что-нибудь потеплее. Скинула блузку, выскользнула из юбки, собралась выбросить всё в заботливо открывшийся утилизатор. Юкка смотрела на процесс с удивлением. Бельё Тамао тоже стянула.

— Ты же теперь голая.

— Сейчас что-нибудь подберу.

Белье она получила быстро — главное, новое и стерильное. С остальным пришлось повозиться. Тамао пролистала в всплывшем меню несколько образов, мгновенно накладывающихся на её отражение в зеркале, выбрала понравившийся и нажала на заказ. На панели закружились разноцветные диаграммы, отображающие статус обработки, Юкка спросила:

— Зачем ты выкидываешь одежду?

— А что мне прикажешь с ней делать? Не стирать же? Обслуживание гардероба обходится дороже, у меня нет на это времени.

— Подожди, — Юкка ударила пальцами по кнопке отмены. — Нужно осмотреть твои вещи. Ты в этом была накануне.

— Эй! У меня уже списались бонусы за утиль! — Тамао нажала на повтор, повернув к девочке недовольное лицо. — Если б в вещах — в карманах или где-то ещё, нашлось что-то запрещённое, система бы уже просигнализировала об этом и заперла нас здесь.

Юкка кивнула, соглашаясь. Она действительно никогда не пользовалась шоппинг-кабинками? Тамао ещё раз взглянула на девчушку. Выглядит как обыкновенный подросток, хотя…

— Это настоящий кашемир? — она пощупала свитер, надетый девочкой под куртку. — Да, настоящий. Его же не достать.

Юкка пожала плечами. Скорее всего, её сейчас не займёшь разговором о шмотках. Девочка зевнула.

— Может, пойдём? Ты хотела вернуться на работу. Я с тобой.

Выбравшись из кабинки, они зашагали в сторону больницы — туда, где встретились. За спиной послышалось привычное шипение — терминал проводил автоматическую стерилизацию. Юкка рассеянно пинала жуков-уборщиков, Тамао похлопала себя по карманам.

— Чёрт. Мне нужно закурить, — она огляделась, — дойдём до киоска, у меня нет...

— Возьми, — девочка вытащила из кармана сигареты, привычным движением ударила по пачке, выбив одну, протянула Тамао. Чем дольше длилось знакомство, тем больше появлялось поводов для удивления.

— Только не говори, что настоящий табак, — Тамао понюхала сигарету. — Невероятно. Это же целое состояние!

— Ты курить будешь или нет? — Юкка вытащила старомодную газовую зажигалку, закурила сама и предложила прикурить Тамао. Та не удержалась от ещё одного вопроса:

— И тебе разрешают?

Девочка задумалась.

— Уже нет никого, кто смог бы запретить. То есть, теперь нет.

***

Начальник смены удивился её возвращению, но о цели визита не спросил. Тамао усмехнулась — ну да, обычно у неё, какая она сейчас, нет повода возвращаться в больницу в нерабочее время. Это Великая Тамао может просиживать часами в лаборатории — да она ведь сама является частью лаборатории — присутствует в каждом микроскопе, каждом анализаторе. Она и весы, и секвенатор и лакмусовая бумажка. А Тамао обыкновенная — кусок мяса, который должен развлекаться до следующей смены. Юкка осталась ждать в фойе. Её бы не пустили туда, куда направляется доктор. У дверей Юкка спросила:

— Здесь ты всё вспомнишь?

— Часть моего сознания заблокирована, в больнице я смогу получить доступ.

— Так ты из этих? Из тех, кто располовинивает себе мозги.

— Множественные личности эффективней.

— Какой бред, — девчонка поморщилась.

— Это доказано. Можно иметь сразу несколько профессий или выбрать одну.

— И ты, типа, мега-крутой врач?

— Может быть, именно поэтому.

— Цельная личность бы не справилась?

Тамао задумалась.

— Цельная личность медленнее, неповоротливее. Синапсы буксуют в ворохе ненужных мыслей и проблем.

— Значит, моего отца оперировала другая твоя личность, а я разговариваю с ворохом ненужных проблем? — Юкка фыркнула. — Какая глупость, как будто нельзя совмещать.

Что понимает ребёнок? Возможно ли совмещать? Великая Тамао выходит за границы своей сущности, размываясь по датчикам, сканерам и инструментам. Она — чистый разум, безупречный, точный. Такой не может существовать вне стерильных условий.

— Я не думаю, что была бы счастлива.

— А сейчас ты счастлива?

— Сейчас я не думаю.

***

Мир колбочек, трубочек и неоконченных дел. Мир, манящий какую-то часть личности Тамао к себе. Ту часть, которая пока в отключке. Чего она не помнит? И почему получилось так? Жаль девчонку. Действительно, жаль. Значит, теперь она круглая сирота, эта малышка с внимательными зелёными глазами? Её отца привезли с огнестрелом — дело полиции. Что вообще Тамао вспомнит, и что из этого сможет рассказать?

— Информация о пациентах охраняется врачебной тайной.

— Я врач! — Тамао резко повернулась на голос, оторвавшись от изучения файла вчерашнего пациента. В дверях кабинета стоял Виктор, главный врач больницы, непосредственный начальник той, Великой.

— Как твой босс я не так уверен. Сейчас я разговариваю не с Великой Тамао — ей бы не пришлось пользоваться своими глазами и пальцами.

Тамао бесцеремонно схватили за руку. Поймана с поличным. Она подняла голову, резким движением откинув с лица чёлку.

— Твоя правда. И у меня нет времени на разговоры. Нужно запустить синхронизацию личностей.

— У тебя есть особый повод этим заниматься? Всё, что тебе нужно для работы, находится в этих стенах. Кстати, сейчас нерабочее время.

— Я могу синхронизироваться только в рабочее время? Конечно, так тебе проще контролировать всё, что здесь происходит. И знать, что ничего не просачивается наружу.

— И что ты не сбежишь к конкурентам, — Виктор кивнул. — Это довольно неплохо работает. Зачем ты роешься в деле вчерашнего пациента?

Её босс спрашивает — зачем? Не то чтобы она ему не доверяла, но… Сейчас она сама не знает, чему верить. Пока не знает.

— Хочу кое-что уточнить. Не совсем понимаю, но, по-моему, не хватает десяти секунд. Куда они делись?

— Ты у меня спрашиваешь? Тамао, ты единственная, кто могла их удалить. Точнее, другая часть тебя.

— Это запрещено.

— Ты воспользовалась своим правом на неприкосновенность личных воспоминаний.

— Не понимаю.

— Записала эпизод как нерабочий момент. Что-то твоё, личное.

— Во время операции? И ты позволил? А если кто-нибудь из родственников спросит?

— Только что здесь была жена умершего. Не спросила. Но ты права. Хронометраж нужно подтереть. Никто не должен заметить, что не хватает десяти секунд.

Десять секунд в самом конце операции, когда выяснилось, что пострадавшему не помочь. Что она делала? Проверяла какой-нибудь рискованный метод? Пациент мёртв, метод, видимо, не сработал.

— Экспертиза была?

— Как обычно. Проверка сразу после операции. А потом твои манипуляторы, в автономном режиме, по заданной программе зашили в труп бальзамирующие хладагенты. Комиссия подтвердила, что всё проведено по нормативам. Десять секунд — брак записи.

— Подожди, ты меня покрываешь?

Виктор несколько секунд думал, прежде чем ответить.

— Я бы не хотел разговаривать об этом с тобой. Давай так — Великая Тамао — наша собственность.

— Это бред!

— Дело в формулировках, но по сути: ты размещаешь свою личность на серверах моей больницы, пользуешься ресурсной базой. А кто оплачивает твои обновления, диагностику, обслуживание? Ты уже давно принадлежишь мне.

— Поговорим позже. Мне нужно…

— Нет. Я запрещаю тебе синхронизацию. Ты сама просила — до следующей смены. Тебе обязательно нужно восстановиться.

Виктор имеет в виду — немного потусоваться в человеческом теле, ощутить физические границы плоти. Отдохнуть от бремени уникальных способностей. Побыть дурой. Да она накачивается в баре, чтобы про эти границы забыть. И так до выхода на работу.
— Ты не можешь лишить меня доступа к моей личности!

— Могу, читай мелкий шрифт. Кроме шуток. Вы пользуетесь одним телом — но сейчас вы два разных человека, один из которых работает на меня, пользуется оборудованием больницы, более того, разместил часть своей личности на базе нашего медучреждения. Великая Тамао — наш суперкомпьютер. Человек-машина, гений. А ты кто?

— Я ношу в себе её личность.

Виктор морщится. Да, это проблема. Личность всё ещё невозможно перевести в цифровую реальность. Человеку нужен контур. Границы существа. Человеку нужен… А ей? Тамао ещё раз взглянула на хронометраж.

— Поспоришь об этом со второй личностью, ОК? Мне плевать. Вроде бы. Что я могла делать эти десять секунд?

Виктор, при ней же, воспользовавшись доступом главврача, отредактировал открытый отчёт.

— Надеюсь, не маскировать служебную ошибку. Мне не нужны проблемы.

Тамао тоже проблемы не нужны. Стоп. Отмотаем. Что он говорил — здесь была жена умершего? Только что. Возможно, она ещё не ушла.

— Виктор, жена!

— Что жена?

— Как она выглядит?

***

Тамао выбежала в фойе. Юкка ждала, прислонившись к стенке. Женщина с ярко-красными волосами покупала в автомате кофе, не обращая внимания на девочку. Заметив появление Тамао, Юкка подошла к мачехе. Они перебросились парой слов. Юкка кивнула и сразу же отошла. Жена покойного забрала свой кофе и вышла. Юкка проводила её взглядом и спросила подошедшую Тамао:

— Что ей было нужно? Моей мачехе?

— Наверное, приходила за заключением о смерти. Почему ты осталась здесь?

— Я ей не нужна. Мы не ладим. Будем делить папашину квартиру.

— Вот как. А разве ты не несовершеннолетняя?

— Несовершеннолетняя, — Юкка кивнула. — Но у меня статус личности, обладающей всеми правами. Почти. С небольшим ограничением. Папа подсуетился.

— И что дальше?

— Ничего. Всё в порядке. Лучше расскажи, что ты узнала?

— Что хочешь услышать?

— Папашу уже привезли в больницу с дырой в животе?

— С огнестрельными ранениями, довольно обширными.

— А помимо огнестрельных? Его ведь пырнули ножом.

— С чего ты взяла? Точнее, откуда знаешь?

— Тамао, а в нём… не важно… Ты его зашила?

— Я пыталась его спасти. Довольно долго. Кровотечения были обширными. Но это не самое страшное. Мозг уже умер.

— И больше ничего необычного?

— Если не считать необычным тот факт, что в него стреляли в центре города, на пороге больницы?

— Я любила папу. Пощади мои чувства. Ты что-нибудь вспомнила?

— Нет. Посмотрела записи. Я не могу без нужды синхронизироваться со второй личностью. Мне объяснили, что я — то есть, половина меня — принадлежит больнице.

Юкка покачала головой. Она не поверила?

— А если тебе вдруг понадобится вторая половина?

Только в случае форс-мажора. Я врач. Активируется лицензия, это разблокирует модули памяти — появится вторая личность.

— Модули памяти в твоей голове?

Тамао кивнула. На самом деле, не только в голове. При синхронизации копии сохраняются на медицинском сервере — в больнице, в которой она сейчас работает. Тамао врач. И если её опыт срочно понадобится — в любой точке мира — её работодатель обязан предоставить ей доступ к личности. Но зачем эта информация малолетке?

— Я хочу есть, — Юкка тоскливо взглянула в окно.

Тамао предложила поужинать.

***

Они вышли из больницы. Серое небо — давящий купол в дырах, на которые натянули яркие заплаты билбордов, нависших над головами. Промозгло, сыро. Улавливатели дыма засасывают в себя спасительный дурман. На улицах разрешено курить, но всегда кажется, что нарушаешь закон. Тамао погрузилась в телефон, выбирая, где им поесть, Юкка с кем-то переписывалась. Потом сама назвала кафе, довольно далеко от их нынешнего местоположения. Сели на поезд-пулю, заняв отдельный мини-вагончик. Добрались. Поужинали. Юкка не вылазила из телефона, Тамао была не против. Говорить не хотелось. Да и чем ещё она сможет помочь? Отца Юкки застрелили, и Тамао не имеет ни малейшего понятия, почему? Ещё и это ножевое ранение, нанесённое одновременно с пулевыми. По характеру раны можно предположить, что отец Юкки порезал себя сам. Как раз таки этот порез смертельным не был. Великая сказала бы точно. В отца Юкки стреляли люди, которым он не хотел даться живым? Не так просто любителю сделать харакири. Насколько Тамао знает, стрелявшие пытались забрать тело. Но не смогли. Её пациент успел добежать до дверей больницы. Это всё, что ей сказали, когда привезли отца девчонки в операционную. По крайней мере, всё, что она помнит. Пока.

***

На улицах больше не темнеет — много света льётся со всех сторон. Ночью лишь контрастнее становятся яркие пятна на лице города, продавшегося рекламщикам. Теперь опять к станции мини-поездов, как вдруг — из-за поворота вылетел чёрный джип. Юкка отступила прочь, собираясь бежать. Она узнала машину? Тонированное стекло поехало вниз, раздались выстрелы. В них стреляют? Не в них, в Юкку! Тамао бросилась вслед за девочкой — закрыть, да хотя бы оттащить с открытого пространства! Всё произошло быстро. Юкку ранили. Она упала, приземлившись на колени, и продолжила бы падать, но Тамао подхватила её. Джип остановился рядом. Дверь распахнулась:

— Чёрт, не та девчонка! — на них уставился гладко выбритый по всей голове мужчина с броской татуировкой на щеке, — какого шляетесь по улицам?

Не та девчонка? Юкке прострелили живот. Тамао стояла на коленях, зажимая рану руками. Девочка прошептала:

— Тамао, пожалуйста, не отпускай меня.

Она врач. Даже такая. Справится.

— Не паникуй. Я буду держать столько, сколько понадобится.

Бритоголовый крикнул:

— В машину, живо! Отвезём в больницу!

Тамао ответила, возясь с раной:

— Я сама. Вызову помощь. Вы в нас стреляли!

Юкка схватила за рукав.

— Тамао, соглашайся. Пусть везут. Я не хочу умирать.

***

В больнице, куда их привезли, не оказалось хирурга. Так не бывает. Персонал в ужасе объяснил, что все трое действующих свалились от внезапного кишечного вируса неизвестного штамма — с полчаса назад. Их изолировали. Тамао не рискнула провести операцию сама. Отвыкла. У неё сейчас есть только человеческое тело, и оно что-то умеет, но разве в один миг соберёшь себя из разрозненных запчастей? Часть мозга в спящем режиме. Что-то должно остаться в голове: у них же одни синапсы, одни глаза и руки.

— Я тебя прооперирую. Всё будет хорошо.

Пришлось вызвать спящие блоки мозга. Подключаться к оборудованию чужой больницы — это не как надеть чужое платье. Наверное, это приблизительно как втиснуться в железные латы — на несколько размеров меньше. Голова загудела, но манипуляторы слушались, рана в живот — не так опасно. Активированная лицензия дала доступ к личности. Девочку удалось спасти. Уже через несколько часов Юкка вышла из палаты. Тамао ждала.

— Быстро.

— Обкололи какой-то дрянью. Сказали, я в порядке. Пойдём отсюда?

Уже на улице Юкка запустила руку под свитер, наверное, захотелось пощупать шрам.

— Неплохо ты меня заштопала.

— Ранение не серьёзное. Швы сами рассосутся. Но ты умерла бы, если бы врача не нашли. Не стоило соглашаться ехать с ними.

— Тамао, ты врач. И ты спасла мне жизнь. Что-нибудь вспомнила?

— С кем ты переписывалась, до того как в тебя стреляли?

— С мачехой, а что, это важно?

— Она знала, где ты?

— Да. Я ей сказала.

— Ты богата. Отец был контрабандистом?

— С чего ты взяла?

— Свитер, сигареты. Чистый биологический статус твоего отца. Таких тщательно не досматривают. Не внутри.

— Он мне не отец, — Юкка вытащила из кармана бомбера пистолет и направила на Тамао. — Ты синхронизировалась со своей второй личностью. Что ты вспомнила?

Тамао посмотрела на тяжёлое оружие в руках девочки. Разве тринадцатилетки с таким разгуливают?

— В баре ваш завербованный рассказал, что провёз в себе груз. Договорились, что я помогу извлечь контрабанду и спрячу её. Он не хотел, чтоб это попало в ваши руки.

— Как он умудрился добраться до бара? С твоей помощью?

— Да. Мы случайно столкнулись в аэропорту. Я летела с конференции. Великая Тамао летела. Он меня узнал.

— Дальше, — Юкка покачала тяжёлым пистолетом, приблизив к виску Тамао. «Электромагнитный», — догадалась врач.

— Из бара я сразу ушла на дежурство. Мы договорились, что он пойдёт следом, и ближе к больнице легко ранит себя в живот. Я показала, как. На моем столе я бы незаметно достала товар и зашила рану. Но вы — ведь это были вы? Те, на кого ты работаешь — расстреляли своего курьера, серьёзно ранив. Он успел дойти до крыльца, и санитары вызвали охрану и забрали его прежде, чем вы до него добрались.

— Чёртов ублюдок, — Юкка перехватила пистолет другой рукой. Всё-таки, тяжёлый для малолетки.

— Что ты сделала с товаром?

— Выбросила. На твоих глазах. Когда я увидела тебя — поняла, что попалась. Ты сама пнула мне под ноги паука-уборщика.

— Твоя упавшая сигарета?

— Да. Товар был спрятан в сигарете. Единственное, что я могла вынести из больницы — мои личные вещи. Это ведь электромагнитный пистолет?

Юкка кивнула.

— От твоего мозга ничего не останется. Заряда хватит, чтоб вырубить всю электронику в твоей башке и переплавить остатки органики в кисель. Знаешь, что смешно? Ты почти всё забудешь, но, как знать, вдруг именно по мне ты будешь скучать?

— Модули могут замкнуться в последнем воспоминании...

Юкка выстрелила. Тамао упала на асфальт. Она лежала, прижавшись щекой к шершавому дорожному покрытию, провожая глазами удаляющийся силуэт маленькой девочки. Юкка на ходу спрятала пистолет под бомбер, оглянулась по сторонам и села в подъехавшую машину. В ту самую.

Тамао дождалась, пока они скрылись из виду, поднялась с асфальта. Провела пальцами по лицу, пытаясь сбросить морок. Защитный экран сработал, и всё же удар существенный. Несколько модулей в мозгу придётся заменить. Она догадалась, что девочка — никакая не дочь — по её поведению с мачехой. Скорее всего, Юкка тогда подошла и спросила — сколько стоит кофе? Или какую-нибудь другую мелочь. Подозрительные вопросы девчонки о характере ранений подтвердили догадку. Тамао намеренно выбрала не помнить, чтобы ничего не рассказать. Даже под пыткой — контрабандисты умеют пытать. Великая Тамао провернула всё дело, спрятала себя на больничных серверах и выкинула тело в промозглое утро, оставив свою никчёмную вторую личность встречаться с Юккой. Конечно, доктор предполагала, что так будет. Что они придут. Но Юкка хитрая — рискнула жизнью, чтобы синхронизировать Тамао с второй личностью. Из Тамао, у которой есть воспоминания — можно эти воспоминания выбить. Поверила Юкка в ложь? Выпавшая сигарета — случайность. Но ведь товар не остался в больнице — можно быть уверенной, иначе подняли бы тревогу, и Тамао не прихватила его с собой. Юкка видела, как доктор выкидывает одежду — плащ, обувь, белье. Сумки у неё нет, а в тонком корпусе телефона ничего не спрячешь. Значит, действительно — товар мог быть в сигарете, и его сожрали, то есть, тут же утилизировали роботы-уборщики. Мусор, валяющийся на улицах, пока не классифицируют, разлагая на компоненты. Сразу уничтожают. Тамао бы сама в это поверила, но она синхронизировалась с той, что знает правду.

***

Церковь — как дань традиции. Для некоторых — дань моде. Печальные лица, распятия, тёмные стены. Приторно пахнет подвявшими цветами. Гроб открыт. В больнице сейчас качественно подготавливают тела для последнего прощания. Никакие люди не нужны, всё делают управляющие манипуляторами программы. Впрыскивают бальзамические растворы, вшивают хладагенты. В один такой хладагент помещён запрещённый груз. Как он попал туда? А как исчезли десять секунд? Ножевое не было смертельным. Курьер сам нанёс его на ступенях больницы — чтобы доктору не пришлось делать «ненужный» надрез. Экспертиза ничего не заметила — внутренние органы в решето — Тамао заштопала всё что можно. Пациенты умирают редко — даже после пули в сердце. Даже если сердце в кашу. Но иногда ничего нельзя сделать. Доктор прошла к телу. Спокоен, будто спит. Насколько нормально её присутствие здесь? У Великой Тамао, в основном, выживают. Могла она прийти извиниться? В каком-то смысле, она здесь и поэтому тоже. Народу не так чтобы много. Тут же безутешная вдова. Доктор наклонилась над трупом. Чёрные перчатки очень кстати. Только сделать небольшой надрез спрятанным в рукаве скальпелем. Вытащить маленький, не больше сигареты, контейнер, вшитый в хладагент, второй справа. Убрать руку в карман. Теперь товар у неё. Нужно уходить. Стараясь не встретиться ни с кем взглядом, Тамао поспешила к выходу.

— Уже уходишь?

Сникеры на толстой резине, детские колени, этот голос, — Тамао подняла глаза. — Простите?

— Взяла то что нужно? — Юкка смотрела прямо. В зелёных глазах искрился нехороший огонёк.

— Разве мы знакомы? — Тамао поглубже погрузила руку в карман, сжав контейнер с товаром.

— Нет смысла. Я здесь одна, — Юкка демонстративно оглянулась по сторонам. — Для них я убедилась, что товар уничтожен и переплавила твой мозг в жвачку. Бесит то, что ты провела меня.

— Я сделаю лекарство. Для всех. Для таких как ты — тоже.

— Мы хотим уничтожить этот мир, а не спасать его.

— Я могу спасти. Могу спасти всех. Вылечить тебя. Пропустишь?

— Ты же просто хирург.

— Нет. Я беру смены в больнице, потому что… я создала себя и для этого тоже. Лечить, диагностировать, оперировать. Я эффективна. Ещё... я отрабатываю затраты на своё создание.

— Так ты в рабстве?

— Как и все.

Юкка кивнула:

— Ты мне нравишься. Отчаянная… Ты вылечишь всех? Вылечишь меня? Как ты поняла, что я тоже?

— Кожа на пальцах, вокруг ногтей — ты часто моешь руки. Боишься подхватить ещё один штамм. Незаражённые не боятся. И твоя слизистая — это не от слёз.

Пальцы Юкки машинально дёрнулись к глазам. Усилием воли она себя остановила, спрятав руки в карманы. Пистолет ещё там? Девочка спросила:

— Обещаешь вылечить?

— Ты же знаешь, что в контейнере.

— Знаю, за сколько это можно продать.

— Я создам вакцину. Бесплатную. Уже нашла лабораторию, которая согласна сотрудничать. Я ведь уже один раз спасла тебя — теперь я несу за тебя ответственность.

Юкка рассмеялась. Они стояли посреди прохода. На похоронах человека, рискнувшего всем. Он проиграл? Свою жизнь — да.

— Тамао, сдержи слово. Или я приду за тобой, — Юкка прекратила смеяться. Она всё-таки вытащила правую руку из кармана, чтобы потереть шелушащееся веко. Полу куртки-бомбера оттягивало что-то тяжёлое. Тамао не боялась, что Юкка применит оружие: в каком-то смысле, доктор — бессмертная. По крайней мере, её сохранённый мозг. Если тело, как минимум, не распылят в пространстве, не растворят в кислоте или не расщепят на атомы — ей есть куда возвращаться. А девчонка? Она уже проиграла, и теперь имеет право надеяться. Или она сейчас может выстрелить в Тамао и забрать товар. Поэтому остаётся только сказать:

— Юкка, я знаю. А ты сделай правильный выбор.