Путь против ветра
На самом деле бросаться в пламя – дело пожарных. Артур слышал это каждый раз, когда им с Сашкой приходилось ехать на такие вызовы. «Дело врачей, – говорил напарник, подняв указательный палец, – сидеть на своём месте и ждать пациентов, чтобы успеть вовремя среагировать. Ты не забыл, что у меня из медицинского образования только ваши байки? Если привезут располосованного человека, что мне прикажешь с ним делать?» Артур каждый раз соглашался. Но всё равно не мог остановиться, когда оказывался на месте происшествия – всегда лез вперёд, кто бы его ни держал. Чаще всего, конечно, это был матерящийся Сашка.
– Идиот, – приговаривал он каждый раз, оттаскивая Артура от очередного покорёженного автомобиля, полуразрушенного здания или опасно покосившегося столба линии электропередач. – Сам сдохнуть хочешь, ещё и меня за собой тащишь…
Откровенно говоря, «сдохнуть» Артур не хотел. Даже наоборот, чертовски ценил свою жизнь, в которой было место старушке-матери, зарабатывавшей на пенсии шитьём и вязанием, младшей сестре, учившейся на «спокойной» специальности «Бизнес и туризм», а ещё красавице Алёнке, живущей по соседству. Ей он посвящал стихи с рифмой «кровь-любовь», лежащие в запирающемся на замок ящике стола. Сам врезал, сам закрыл за семью печатями и доставал только тогда, когда нужно было написать поздравление с очередным праздником на почтовой открытке. Алёнке было без трёх месяцев восемнадцать, и двадцатичетырёхлетний Артур не имел никакого морального права на неё засматриваться, пока она не станет совершеннолетней. А потом, потом…
– А не будет никакого потом, если ты так и продолжишь бросаться вперёд батьки в пекло, – сказал Сашка и сплюнул. Артур вздрогнул, отвёл взгляд в сторону. Там, за окном, виднелась только белая кирпичная стена – самый роскошный вид, из всех, что могла позволить себе выделить больница, ожидавшая документов по последнему вызову. Говорят, у пары ординаторских видок похуже – там окна выходят на мусорные ящики.
Артур быстро поставил нужные подписи и велел Сашке собираться. К тихой радости напарника, сегодня никакого экстрима, только вызовы от бабушек-дедушек и одного парня с пневмонией. В такие дни Артур даже выглядел вполне нормальным и никак не проявлял своих странностей. Поэтому, кстати, руководство до сих пор не отправило его к психологу – у них и без того дел полно. А добровольно Артур ходил. За пять сеансов результата не было, и он перестал – нашёл занятие намного приятнее.
Смена подходила к концу. Спокойная, тихая, размеренная, даже унылая какая-то – как и многие до этого; иногда казалось, что везёт на такие смены, но как покойнику – так скучно, аж выть хочется. И чтобы не завыть, Артур задумался о том, чем займётся, когда вернётся домой. Ну, выспаться – это даже не вопрос, это само собой разумеющееся. Потом помочь матери – она давно просила отнести в погреб закрутки на зиму. Потом поболтать с сестрёнкой о том, как у неё проходит жизнь студенческая. А потом снова написать анонимное поздравление на открытке и подбросить Алёнке в почтовый ящик – впереди день любви, семьи и верности, чем не повод...
– Твою мать, Серёга, – выругался Сашка, и Артур вернулся в реальность, где они шли по больничному коридору к парковке. – Найди кого-то другого. Я с ним туда не поеду.
Артур моментально навострил уши. И спрашивать не надо было, чтобы понять, о чём идёт речь.
– Так найди кого-нибудь! – взорвался Сашка и покосился на напарника. – Нет значит нет, придурок. Или сам приезжай и садись за баранку…
В ответ динамик его телефона разразился такими ругательствами, что даже у повидавшего всякое Артура холодок по спине пробежал. А потом грянул короткий гудок, оповестивший о конце разговора.
– Так ты… – начал было Артур, но Сашка жестом заставил его замолчать.
– Заткнись, – бросил он. – Вот просто заткнись, ясно? Если мне опять придётся откуда-то тебя вытаскивать, я лучше сам тебя убью. Надоел ты мне, кретин, идиот, скотина…
Артур только бесстрастно пожал плечами и в очередной раз поклялся, что не полезет на рожон. А Сашка ожидаемо не поверил. Что поделать, всегда так было, всегда так будет.
Нельзя было думать о том, что смена спокойная, размеренная. Сглазил…
***
Почему-то в их среде считалось, что жнецы были способны ускорить смерть человека, если он мучился… или не ускорять. В общем, суть была в том, что именно жнец решает, когда смерть всё-таки приходит. Тимофей не развенчивал этот миф, почему – он и сам не мог сказать. Возможно, боялся, что если скажет правду, его знакомые бессмертные скажут что-то вроде «фу-у». Или начнут бояться, что Тимофей применит свои способности к ним, хотя это считалось дурным тоном. В основном, конечно, из-за суккубов и инкубов – их харизме практически никто не мог противостоять, а потому им было под силу обрести власть над любым из их небольшой компашки бессмертных. Но эти очень щепетильно относились к любви, влюблённости и прочему, а потому остальные могли не бояться.
А вот умения Тимофея могли вызвать страх.
Во-первых, он слышал. Далеко не всех, кому предстояло умереть, иначе в населённом десятками тысяч людей Белоглинске и его окрестностях царил бы бесконечный белый шум из голосов. Тимофей слышал тех, кто будет нуждаться в его помощи, причём всегда заранее – где-то за сутки до смерти. А во-вторых, он действительно помогал людям перейти на тот свет, так что в некотором роде миф был похож на правду.
И прямо сейчас Тимофею, похоже, предстояло помочь кое-кому. А потому он выжидал.
Голос этого человека он услышал за сутки, как и обычно. Он просто не шёл из головы и навязчиво повторял одно и то же имя: Настя. Настя, Настя, Настенька, Настюша… Это было похоже на одержимость. Вместе с именем приходили и отголоски чувств – страх, нерешительность, загнанность. Его «пациент» явно испытывал проблемы из-за Настеньки-Настюши, и это очевидно должно было свести его в могилу. Тимофей даже знал, когда, где и как. А потому этим вечером, развоплощённый, он ждал под одиноким раскидистым деревом, освещаемым тусклым фонарём, возле трассы. Скоро «пациент» должен был появиться здесь.
И он не заставил себя долго ждать.
Хлестал ливень. Было очень темно, а потому свет фар, пусть и ближний, казался особенно ярким, и Тимофей прикрыл глаза. Машинально отступил в сторону от дерева – несмотря на то, что развоплощённым его невозможно ни коснуться, ни убить – даже промокнуть под дождём нельзя было, – всё остальное время он всё-таки был во плоти, а потому машинально продолжал вести себя так, будто ничего не изменилось. Не нужно было быть предсказателем или жнецом для того, чтобы понять, отчего погибнет «пациент»: свет фар водило из стороны в сторону, и капли дождя в нём как будто разбегались в страхе.
Всё произошло очень быстро. Глухой удар, стон дерева, протяжный стон гудка, звон разбившегося стекла, скрежет металла. Тимофей подошёл ближе, всмотрелся в темноту салона и еле слышно выругался. Несмотря ни на что, пациент шевелился. Вероятно, можно было даже услышать стоны, но стекло было поднято.
Голоса никогда не ошибаются. Парень должен был умереть здесь. Это плохой знак.
Тимофей постарался сосредоточиться. Голос в его голове всё ещё звал Настю, но теперь он кричал, будто одержимый… если можно было стать ещё более одержимым, чем «пациент» был до этого. Ощущение времени, места его смерти испарилось. С Тимофеем это случилось впервые.
«Может быть, такое тоже возможно? Надо вызвать скорую», – решил он.
Увы, для бессмертных никто не писал учебников. Они были сами по себе, как радуга во тьме, как пел один старый рокер. Тимофей достал из кармана смартфон и быстро набрал прямой номер ближайшей подстанции – по долгу службы он знал их все.
– Доброй ночи. ДТП, третий километр трассы Саратов – Белоглинск, – сухо сообщил Тимофей. – Да, машину сплющило. Поэтому и позвонил вам. Да, я тут мимо проходил, но теперь дождусь вас. В соседней деревне был по делам, да какая разница?..
Закончив разговор, он убрал телефон в карман. И только тогда заметил, что «пациент» больше не шевелится.
Голос в голове тоже затих.
***
Всё-таки сглазил Артур. Он, если честно, ни в приметы, ни в бога не верил, но когда на твоих глазах творится что-то такое, волей-неволей верить начнёшь.
Оказалось, что вызвали «скорую» к старым, разваливающимся гаражам, им лет тысячу исполнилось, не меньше. Покосившиеся крыши, наполовину разобранные домишки – всё это готовилось к сносу, но процесс, как это нередко бывает, затягивался. Это место облюбовали подростки; для них было чем-то вроде подвига полазить по полуразрушенным строениям, вытащить что-то из погребов, похвастаться друзьям. Не знали они только, что некоторые погреба несколько глубже, чем принято делать, и что лестницы, ведущие в них, наполовину сгнили. Привело это к закономерному исходу – двум заплаканным девочкам у одного из гаражей, взволнованной матери, встречавшей «скорую», и паре пацанов, провалившихся в одну из глубоких, забетонированных ям. Дул сильный, почти ураганный ветер, и крыша над полуразрушенным строением стонала, будто это она рухнула с высоты в пару метров, а не люди под ней.
– А МЧС почему не вызвали? – недовольно буркнул Саша. – Нам предлагаете туда лезть?
Растерянная мать, женщина около сорока лет в старом, потёртом пальто, опустила взгляд.
– Но они же там, кажется, ноги переломали…
– Если сейчас это всё, – Саша широким движением указал на полусгнившую крышу, – рухнет, им ничего не будет. А тем, кто полезет, может быть…
Артур стоял чуть поодаль, ближе к девочкам. Стараясь не обращать внимания на гул ветра, осторожно, чтобы этого не заметил напарник, приближаясь к гаражу, он вслушивался – вдруг что будет слышно. Если там действительно всё так плохо…
Снизу послышался тихий стон. Стоявшие рядом девчонки – молодые совсем, лет по пятнадцать, не больше – одновременно заплакали. Что-то сломалось внутри, и Артур, позабыв обо всём, сорвался с места.
– Куда!.. – только и успел крикнуть Сашка.
Под порывом ветра крыша застонала с новой силой. Подсветив фонариком на телефоне, Артур быстро осмотрелся и оценил обстановку. Можно было спуститься безопасно, если осторожно; тусклый луч также выхватил из темноты и чью-то ногу, согнутую под неестественным углом. Ну естественно, перелом. С такой-то высоты…
– Не вздумай! – совсем близко раздался Сашкин голос, но Артур, затаив дыхание, уже нырнул в темноту погреба.
Приземление получилось не очень мягким – ушибся немного – но хотя бы безопасным. Один из пацанов тут же встрепенулся, если верить не привыкшим после фонарика ко мраку глазам.
– Вы кто? – послышался сиплый голос. – Врач?
– Врач, врач, – отозвался Артур и снова потянулся к телефону. Сверху упал ещё луч тусклого света – ругаясь себе под нос, до своего смартфона дотянулся Сашка.
– Пашок, кажись, голову себе пробил, – просипел голос.
Артур кивнул, даже не думая о том, что говоривший его не увидит. Сквозь ругань сверху послышался скрип – жуткий, громкий. Миг спустя погас лучик света, падавший оттуда, грянуло громкое ругательство, что-то хлопнуло, а затем всё вокруг поглотил грохот. Артур даже не успел понять, что произошло.
– Саня? – тихо позвал он, едва воцарилась тишина.
Молчание. Даже завывания ветра не слышно.
Сердце на миг дало перебой.
– Сашка! – уже громче позвал Артур.
Снова тишина. Артур наконец-то дотянулся до телефона, дрожащими пальцами достал его, включил фонарик. Теперь он мог рассмотреть всё – и первого мальчишку со сломанной ногой, и второго с пробитой головой (около него поблёскивала тёмная лужица), и Сашку, завалившегося набок. Артур бросился к нему, тот застонал и медленно повернулся.
– Так и знал, что ты меня угробишь, – негромко бросил Сашка. – Теперь точно доложу. Не обижайся…
Артур только кивнул. В экстренной ситуации где-то внутри просыпалось нечто большее, чем просто человек, и он уже не мог думать о себе – только о людях, бывших в опасности. Артур снова включил фонарик, принялся осматривать пациентов. Мельком бросил взгляд в правый верхний угол экрана – связи, естественно, не было, но она и не нужна, в общем-то. Те, кто остался наверху, наверняка вызовут МЧС… ну… Сашка же им подсказал…
Тот, к слову, выругался и притих. Где-то наверху слышались приглушённые женские голоса, хотя они наверняка кричали. Артур же сосредоточился на парне, около которого поблёскивала кровь – её было совсем мало, но парень едва дышал. Осторожно убрать волосы, рассмотреть со всех сторон… Вроде только ссадина, откуда столько крови? А, вон – оказывается, парень ещё и нос сломал. Поэтому еле дышал…
Хотя чемоданчик с лекарствами остался наверху, Артур мог оказать помощь прямо сейчас. Сначала этот парень, потом его приятель – да, нога вывернута под неестественным углом, явно перелом. Потом ругающийся Сашка – ему вроде ничего, больше всего похоже на сильный ушиб. Но рентген всё равно сделать надо.
Только когда Артур закончил, попутно тысячу раз, не меньше, извинившись перед своим напарником, сверху послышался грохот – похоже, начали разбирать завал.
– Вот какого чёрта, а? – в безмолвии погреба, под аккомпанемент приглушённых наружных звуков, спросил Сашка. – Чего тебе не терпится?
Артур думал недолго. В какой-то момент слова сами сорвались с языка – как раз в тот момент, когда последние сгнившие доски были отброшены, и в погреб хлынул свежий воздух.
– У меня такое чувство, что я бегу наперегонки со смертью, – тихо сказал Артур, так, чтобы услышал только Сашка. – Как будто только в этот момент я по-настоящему живу, а до этого…
Он растерялся, не зная, как закончить мысль. Сашка только рукой махнул – что-то вроде «что с него взять», наверное. А Артур впервые всерьёз задумался, что с ним что-то может быть не так. И что это совсем не геройство, а именно гонка со смертью…
В которой один игрок бессмертен и однажды выиграет со стопроцентной гарантией.
***
Самое интересное произошло в больнице, куда привезли «пациента». Оказалось, что он был без сознания – потому и голос стих – а через час после того, как его приняли, он всё-таки умер на операционном столе. Тимофей узнал об этом по двум причинам: во-первых, родственники попросили его задержаться и рассказать подробности, а во-вторых он сам хотел дождаться момента Х. Голоса никогда не замолкают на время. Он точно это знал.
Парня звали, кажется, Артём. У него было мало близких – девушка Настя (видимо, та самая), ещё молодая мать Валерия Львовна и Максим, приятель. Все трое не спали, все трое были взволнованы… ну, почти. Переглянувшись с Максимом, Тимофей понял, что тот ожидал чего-то такого. Бессмертные всегда знают капельку больше, чем кажется людям.
А потом на мгновение в воздухе промелькнул отзвук. Тимофей поднялся на ноги, извинился, пробормотал что-то насчёт туалета и быстро скрылся за ближайшей дверью. И уже через пять секунд вышел оттуда развоплощённый – таким его мог увидеть только Максим. И тот кинул на Тимофея встревоженный взгляд. Тимофей кивнул.
Голос «пациента» больше никогда не побеспокоит своего жнеца.
По коридорам, из помещения в помещение Тимофей проник в операционную. Врачи и медсёстры уже расходились от стола, парень на нём уже был накрыт белой простынёй. Тимофей довольно смутно помнил, как он выглядел, но если бы душа сейчас освободилась, она была бы здесь единственным человеком без медицинской маски. Никого. Только врачи и медсёстры. Парень задержался в своём теле. А вот как раз умением доставать душу из тела Тимофей и не обладал.
Выругавшись, он вернулся в коридор, откуда пришёл, снова скрылся за той дверью и воплотился. Уже слышались женские рыдания – видимо, уже сообщили. Оперативно. Тимофей прислонился спиной к двери, рассеянно обвёл взглядом помещение, в котором находился – всё-таки туалет. Размышлял, стоит ли выходить или нет. Как бы сейчас не начались разговоры, обвинения…
С той стороны кто-то с силой ударил в дверь. Тимофей подскочил на месте и машинально шагнул в сторону. Дверь открылась, за ней показался Максим. Рыдания в коридоре зазвучали громче, будто кто-то подкрутил регулятор громкости.
– Чего застрял? – еле слышно сказал Максим.
Всё это время они старательно делали вид, что незнакомы. Вроде ничего в этом такого не было, но в своей обычной жизни бессмертные старались держать дистанцию – просто машинально, чтобы никто ничего не заподозрил. Исключение делалось только для общих посиделок, в клубах ли, в кафе или у кого-то на кухне – неважно. Они собирались не так уж часто и каждый раз меняли место, если оно было общественным. Несмотря на то, что они здесь всего четыре года (кто-то пришёл раньше, кто-то позже), они на всякий случай старались не привлекать внимание людей.
– Не люблю эти сопли-слюни, – поморщился Тимофей. – На работе каждый день вижу.
Максим вошёл в помещение, выглянул на секунду в коридор, затем закрыл дверь. Прислонился к ней спиной, уставился на Тимофея.
– Почему ты мне не сказал, что слышал голос Артёма? – спросил Максим.
Тимофей пожал плечами.
– Я не знал, что он твой друг, – ответил он. – А что, вы были близки?
На этот раз плечами пожал Максим.
– Не знаю, – сказал он. – Я стараюсь не привязываться к смертным… но он был любопытным парнем. Со своими загонами и странностями…
Он помолчал немного.
– Жаль, что всё это закончилось.
На лице Максима не было ни капли сожаления.
– Может, и не закончилось, – негромко отозвался Тимур. – Он умер не там, где должен был, и не так. Ты же поедешь на похороны?
Максим кивнул и неожиданно широко улыбнулся.
– Ты тоже поедешь, – сказал он. – Они хотят заказать тебе похороны, в благодарность, так сказать. Ну и из надежды, что ты поможешь сделать всё немного дешевле. Старушка-мать и девушка-студентка, сам понимаешь…
Тимофей только фыркнул.
Ну а если говорить откровенно, не выходил он к родным этого Артёма только потому, что работал в похоронном агентстве. Он уже неоднократно оказывался в том месте, где кто-то умирал, из-за зова голосов, и родственники часто реагировали на это неадекватно. Кто-то даже подавал на него заявление в полицию, подозревая в убийстве, но до реального расследования не дошло ни разу. Такая вот ирония.
– Хорошо, – сказал Тимофей. – Я подумаю, что можно сделать.
***
Коль скоро Алёнка была недоступна как девушка, Артур нашёл другой выход. Ну, то есть, как выход… Хозяйкой кабинета психолога, который он посещал в добровольном порядке, была очаровательная молодая женщина с отличной фигурой. Очаровательную женщину звали Елизавета Сергеевна, она прекрасно готовила и отличалась невероятной проницательностью, а потому её любимым – и ненавидимым Артуром – делом были разговоры со своим любовником о его чувствах и проблемах. Она заводила эту шарманку ровно в ту секунду, когда расслабленный обнажённый Артур, прижав её к себе, начинал мирно засыпать. Каждый раз, как будто чуяла нужный момент.
Поэтому после того, как пацанов доставили в больницу, и после того, как начальник от души пропесочил Артура, идти к ней хотелось меньше всего на свете. Но напряжение нужно было сбросить; в конце концов, говорил себе Артур, рано или поздно это должно было случиться. Он не мог продолжать лезть на рожон и оставаться безнаказанным. Спасибо, что принудительно к психиатру не отправили…
А потому сообщив матери, что будет следующим утром (и поможет с закрутками, соответственно, тогда же), Артур завернул в цветочную лавку, затем в магазин с алкоголем и взял такси до Лизы. Настроение было поганое. И дело даже не в том, что Сашка перестал его прикрывать, и не в том, что начальник премии лишил. Всё из-за этих идиотских слов, сорвавшихся с губ.
Гонка со смертью… и пока я выигрываю.
Начинало казаться, что смерть шла за ним по пятам. Что водитель как-то слишком неаккуратно водит, даром что дороги свободные. Что двигатель у автомобиля как-то странно рычит. Что телефон в руках, где был открыт what’sapp-чат с Лизой, как-то подозрительно нагрелся в руках – бывали же случаи, когда аккумулятор взрывался? К счастью, поездка длилась недолго, и уже через пятнадцать минут Артур оказался на пороге Лизиной квартиры, а сама хозяйка встречала его в коротком шёлковом халатике, облегающем фигуру так, что женщина казалась обнажённой. И было в ней что-то особенное; может быть, в колдовских зелёных глазах, может быть, в простом, но симпатичном лице, кто знает. Но факт оставался фактом: при их встрече всегда случалась какая-то искра, взрыв, шторм чувственности и гормонов – так, что Артур забывал обо всём на свете, кроме этой женщины. И Лиза, надо отдать ей должное, в такие вечера отдавала всю себя без остатка.
Но что-то изменилось в этот день, и дело было не только в том, что Сашка сменил терпение на гнев. Лиза тоже переменилась; больше не было разговоров о жизни, смерти и его предназначении в мире, она просто уснула у Артура на плече, разгорячённая, обнажённая и прекрасная. А вот сам Артур не смог даже задремать; просто лежал, смотрел в потолок и думал, думал, думал.
И впервые решил, что ему всерьёз необходима консультация психолога.
– Лиз, – тихо позвал Артур и осторожно коснулся губами её носа. – Можно спросить?
– Мм? – сонно протянула она.
– Если человек вечно лезет на рожон, постоянно рискует собой ради других, с ним что-то не так?
– Психоаналитики сказали бы, что ему сильно некомфортно в своей жизни, но он запрещает себе так думать, и поэтому все скрытые внутри чувства прорывается наружу в таком вот виде, – отозвалась Лиза и зевнула. – А тебе-то что? Только не говори, что не успокоился.
Артур похолодел. Это точно было не про него, но…
– Конечно не успокоился, – чуть дрогнувшим голосом сказал он и прижал к себе Лизу. – Рядом с такой женщиной невозможно уснуть, ты знаешь?
Вроде и попытался обернуть всё игрой, но не очень-то хорошо получилось. Что бы ни происходило дальше, Артур как будто был в стороне от всего этого – от этой постели, от этой спальни, от Лизы. Где-то внутри себя, блуждая в поисках ответа на вопрос: где же скрываются чувства, что он себе запретил? И что же такое его в жизни не устраивает?
***
Тимофей не чувствовал себя обязанным во всей этой ситуации – ему бы и без того нужно было бы ехать на похороны – но скидки всё равно выбил настолько, насколько смог. Молодая мама Артёма и его девушка были ему благодарны.
Как это часто бывает в печальное время, день был невыносимо солнечный. Всё происходило так же, как это бывало всегда: девушка и мать плакали, приятель Артёма Максим утешал их как мог. Всё как всегда. И только когда все трое отошли от свежей могилы к автомобилю ритуальной службы, что-то всё-таки произошло. Сначала послышался отзвук, и Тимофей сразу же насторожился. Затем появился сам парень – в слишком лёгкой для холодного утра белой футболке и в джинсах. Он был внешне не похож сам на себя, но чутьё жнеца чётко уловило: тот самый. Артём.
Несмотря на то, что всё это казалось всё более и более странным, Тимофей всё же направился к нему – медленно, чтобы этого не заметили родственники. Когда душа восстаёт после смерти, она оказывается привязанной к прошлому – к воспоминаниям, своей боли, своему счастью. Обычно такие остаются на месте, где погибли – именно поэтому жнецы чувствуют место смерти – и преображают его. То есть, застревают в одной точке на карте безмолвными, невидимыми для смертных столбами, а всё вокруг меняется. Люди чувствуют только то, что они называют энергетикой; им без причины нравится или не нравится в этом месте, и поэтому их может туда тянуть. И вот чтобы этого притяжения избежать, как раз и существовал Тимофей.
Он сам не знал, кто возложил на его эту миссию – помогать людям уходить на тот свет, чтобы не мешать смертным жить на этом; кто даровал ему эту способность – отрезать от души все воспоминания и чувства, чтобы она оставалась чистым листом (а «чистые листы», как правило, не видели причин оставаться в мире живых и сами уходили куда следует). Но знал, что не может поступить иначе – как и сейчас.
Мысли оборвались на полуслове. Отзвук послышался снова и растаял – как будто даже в алом сиянии, окружившем появившуюся душу. Теперь точно сомневаться не приходилось – парень переродился в бессмертного. В такого же, как Тимофей и Максим. Это знание само по себе появилось у них, и они переглянулись.
Тимофей призвал на помощь все свои несуществующие телепатические способности, чтобы дать понять, что его работа здесь закончена. Благо, Максим каким-то невероятным образом его понял, кивнул и, пробормотав какие-то извинения, скрылся за ближайшим огромным памятником. Только для того, чтобы развоплотиться и уже в следующий миг появиться перед новорождённой душой. Взять над ней попечение.
Тимофей удовлетворённо кивнул и вернулся к автомобилю ритуальной службы. И на миг застыл, ощутив до боли знакомое чувство – новый голос. На этот раз он был женским, юным, очень приятным. И его обладательница ощущала себя одной на всём белом свете и спустя сутки должна была покончить с собой.
В голосе девушки были очень знакомые нотки, но Тимофей никак не мог понять, где и когда слышал этот голос. А потому решил, что это не имеет значения.
В конце концов, кем бы ни была эта девушка, Тимофей поклялся себе, что никогда не станет вмешиваться в обычное течение жизни.
***
Артур не мог уснуть до самого утра, и с трудом задремал, только когда небо за окном постепенно начало светлеть. А потому он не заметил, как Лиза поднялась с постели, накинула халатик и проскользнула на кухню, где достала смартфон и набрала нужный номер.
– Я думала, ты будешь его оберегать, – с укором в голосе сказала она.
– Буду, – буркнули на том конце провода, – точнее, был. Больше не хочу.
– Почему это? – хмыкнула Лиза.
Её собеседник помолчал несколько секунд
– Ты же вроде психологом работаешь, должна знать такие вещи, – наконец сказал он. – Не можешь человека уговорить? Поставь его в такие условия, где ему придётся действовать только так, как тебе нужно, и никак иначе. Всё. Никуда он не денется теперь – начальство прищучило, я больше не защищаю. Так что не парься.
Лиза присела на край стола, крепче сжала телефон.
– И что, иначе никак? – спросила она. – Ты же знаешь, это риск.
Собеседник рассмеялся.
– Возьми пример с Максима и перестань привязываться к смертным, – посоветовал он. – Ты уж тем более должна понимать, что тебе это вредно.
Лиза закусила губу. Вот уж кто, а она точно не имела права на долгосрочные связи. В её натуре было соблазнять мужчин, у которых уже есть возлюбленная, чтобы проверить их чувства на прочность. А значит те, кто поддавался соблазну, крепко не любили – и где гарантия, что их отношения с Лизой не будут такими же хрупкими?
– В общем, брось ты его уже, пока он не умер, – посоветовал собеседник и усмехнулся. – Так хотя бы запомнишь его молодым и красивым, а не раскуроченным трупом.
– А если он не умрёт? – спросила Лиза.
Она сама не заметила, как крепко сжала телефон – так, что пальцы побелели.
– Ну а если не умрёт, так обязательно тебя бросит, – фыркнул собеседник. – Ты знаешь, что у него есть девушка, в которую он влюблён? Или решила, что тебя в кои-то веки потянуло на свободного парня?
Лиза сама не поняла, как это произошло – она опустила руку и нажала на отбой. Затем долго, долго думала, и только когда телефон в руках завибрировал, она подняла его и мельком взглянула на экран.
«Прости, всё время забываю, что ты среди нас недолго и не ко всему ещё привыкла. И прости за убийственную честность».
Лиза усмехнулась и быстро набрала ответ.
«Если бы ты был так же честен с Артуром с самого начала, может быть, он уже был бы в порядке. Ты же тоже недолго хранитель, да?»
Ответ пришёл не сразу.
«Может быть. Спасибо за убийственную честность».
Лиза фыркнула, на этот раз совершенно искренне. Небо за окном заметно посветлело – пора было готовить завтрак и будить гостя, она обещала разбудить Артура пораньше.
Да, пора было привыкать к тому, что они могут вмешиваться в человеческие жизни только тогда, когда их вынуждает их собственная суть, и не мешать обычному течению. Но как же хочется, боги. Как же хочется порой вмешаться…
***
И всё-таки что-то Тимофею не давало покоя. Он взял отгул на работе, развоплотился и, отыскав источник голоса, принялся за ней следить. Хотя было бы за чем – девушка, совсем ещё юная, целый день провела дома с подругой. Но это помогло Тимофею узнать всё, что он хотел бы узнать.
Девушку звали Алёна, ей не так давно исполнилось восемнадцать, и она училась в Саратовской консерватории. В Белоглинск посреди семестра вернулась потому, что умерла её бабушка, и теперь девушка чувствовала себя бесконечно одинокой.
– Представляешь, – говорила она подруге, – парень умер, бабушка тоже… Я вообще не представляю, ради чего жить.
Подруга же мямлила что-то в ответ, явно втайне радуясь, что с ней такого не случилось.
Тимофей не ощущал сочувствия или чего-то такого, разве что какую-то незнакомую тоску. Наверное, сама ситуация вызывала сопереживание, а не что-то конкретное – он услышал потом, что родители девчонки тоже где-то далеко, занимаются своими жизнями, и дочери только выразили своё сочувствие да перечислили деньги на похороны. С парнем, из-за которого Алёна переживала, она даже не встречалась – так, виделись иногда случайно, перемигивались, флиртовали. Алёна отчаянно хотела признаться ему, что любит его уже два года как, но всё не решалась. Вот всё и закончилось…
– А родители как же? – наконец подала голос подруга. – Мама в Москве живёт, можно же к ней съездить, проветриться. А там дальше поймёшь, куда двигаться…
Алёна скривилась.
– Знаешь, какая у неё семья? – спросила она. – У её отца есть сын, на три года старше меня. Живёт с ними. Он ещё при прошлой встрече дал понять, что как к сестре он ко мне относиться не будет. А мама не верит. Она думает, что я ненавижу её мужика и выдумываю любые поводы, лишь бы они развелись.
– А ты ненавидишь?
Тимофею захотелось самому дать подзатыльник подружке. А вот Алёна неожиданно поникла, в её глазах блеснули слёзы.
– Если ты мне не веришь, как думаешь, мама поверит?
Да, наверное, рано Тимофей подумал о том, что не сопереживает девушке. В ней что-то было. Что именно – он до сих пор не мог внятно сформулировать. Есть, и всё тут. Чем-то похожим обладали в их компании бессмертных суккуб и инкуб – они умели наводить нечто вроде очарования, когда человек рядом с ними не мог больше думать ни о чём, кроме них. Алёна, наверное, обладала похожим притяжением, оно и было этим самым «чем-то» и действовало только на Тимура.
А главное, это что-то потеряется в тот момент, когда придёт её время… совершить самоубийство. Неожиданно Тимофей в полной мере осознал, что это значит. Получается, эта девочка сейчас была в тотальном отчаянии, и вместо того, чтобы помочь ей, подруга ещё больше её топит. Потрясающе. И рядом вообще никого нет. Прекрасно. Просто чудесно.
И как теперь выполнять свою работу и со спокойной душой провожать девчонку на тот свет?
***
Вернуться домой Артур не успел – его вызвали на подмогу. Какой-то бум случился в этот день, народа на «скорой» не хватало, и его попросили выйти. Водитель, естественно, был другой – на подстанции сказали, что Сашка даже и не уходил на выходной, сразу пошёл на второй заход, только поспал немного. Как будто чувствовал.
Артур только плечами пожимал. Что поделать, работа есть работа. Жаль, что не с Сашкой поехал, с ним хотя бы весело. Он и анекдоты травил, и вообще…
Первые три вызова не принесли ничего, кроме головной боли. Оказалось, что кто-то пустил по городу слух, будто на балаковской АЭС произошёл выброс вредных веществ, и теперь нужно прятаться по домам, а в случае, если вдруг станет плохо – звонить в скорую. По нужным адресам встретились пожилые люди, поверившие в байку; кто-то начал задыхаться, кому-то показалось, что у него начался сердечный приступ. Чертыхаясь и кляня про себя технологии и наивность, Артур трижды объяснил, как проверить, правдивы ли такие новости или вымышлены; конечно, главным аргументом «против» было то, что «такие крупные катастрофы никогда сразу не предают огласке». Как бороться с ним, Артур не знал. Каким чудом ему удавалось переубедить пенсионеров – понятия не имел. Давно рабочий день не был настолько бестолковым, и это выматывало как никогда. Пока они бесполезно мотались по городу, погода испортилась. Подул сильный ветер, тяжёлые тучи заволокли небо. Вот-вот грозился хлынуть дождь.
А вот четвёртый вызов уже был серьёзным, хотя на первый взгляд показалось – так, опять ерунда. Человеку стало плохо посреди улицы, упал, не может подняться и прийти в себя. Хмуро глядя в окно, Артур думал о том, что их наверняка опять вызвали к какому-нибудь лицу без определённого места жительства, но, как оказалось, он ошибался. Пациентом был респектабельный на вид мужчина лет сорока, одетый в деловой костюм. Скорую вызвала полная женщина лет пятидесяти на вид, гулявшая неподалёку с маленькой девочкой. Как те три обезьянки – ничего не слышали, ничего не видели, ничего никому не скажут. И вообще, ветер ураганный, домой надо торопиться, а мужчина в неудачном месте в обморок упал – под деревом, а рядом ещё линии электропередач.
Расспрашивать было некогда, и Артур принялся осматривать пострадавшего. В такие минуты для него ничего не существовало, нужно было только сделать дело; точнее, так было обычно. Но сегодня, бегло оглядывая мужчину на предмет внешних повреждений, Артур неожиданно подумал о другом. Ведь могла бы быть и иная жизнь, правда же? Без вызовов к верящим в городские легенды пенсионеркам и напившимся до потери сознания мужикам неопределённого возраста, лежащим на лавочке возле баров. Могла бы быть жизнь, в которой он мог бы чувствовать себя действительно нужным и полезным. Нет, рутину никто не отменял, она будет всегда; но почему-то именно сейчас Артур почувствовал странное отупение. Как будто его суть позвала его на эту работу, да немного ошиблась со специальностью. Нужно было что-то большее, что-то… настоящее. Придумывать новые методы лечения, открывать новые болезни, создавать вакцину и лекарство от рака. И жить отдельно. И Алёнку с собой забрать, потому что ну сколько можно стихи в никуда писать…
Артур не успел додумать эту мысль, как не успел и понять, что произошло с пострадавшим. Застонав, под порывом ветра слишком сильно покачнулось дерево, да и рухнуло на землю, зацепив с собой провода линии электропередач.
***
Каждый бессмертный сам выбирает, оставаться ли ему бессмертным или не стоит – так Максим говорил. Момент выбора наступает тогда, когда перерождённая душа вспоминает свою прошлую жизнь – имя, семью, друзей. Причину смерти. Иногда бессмертные решали переступить черту, а те, кто решил остаться, сбились в небольшую компанию в Белоглинске. Может быть, в других городах были ещё кто-то, они не знали, но им и друг друга хватало. Каждый со своими особенностями, каждый со своими тараканами, у каждого своя причина остаться в мире людей. Но главное – каждый продолжал жить с осознанием, что ему придётся очень, очень, очень долго следовать невнятному зову, исполнять неведомо кем возложенную работу, и сопротивляться не выйдет – тело действует быстрее разума и само делает то, что нужно. Хочешь ты того или нет.
А Тимофей не хотел. Он провёл всю ночь рядом с этой девушкой, и видел в её глазах бесконечную апатию. Она даже не пыталась как-то уцепиться за жизнь, что-то сделать – ничего. Просто лежала на кровати бабушки, глядя в потолок. Когда телефон жужжал на вибрации, отработанным движением пролистывала дежурные соболезнования. Тимофей успел увидеть одно из таких, подписанное «папа». Настолько дежурное, что у него не шло это из головы несколько часов.
Когда же Алёна отворачивалась к стене и лежала без движения пару часов, Тимофей поднимался, шёл в другую комнату, где воплощался и пытался найти хоть что-то, что могло бы объяснить его странную привязанность к этой девчонке, возникшую просто из ниоткуда. Алёна была, ну… никакой. У неё не было особых увлечений – во всяком случае тех, какие можно пощупать руками. Ну, кроме музыки. В одной из комнат нашлась скрипочка в футляре, такая же тонкая и изящная, как сама девушка, а рядом, скомканное, валялось чёрное вечернее платье – возможно, концертное. Когда Тимофей поднял его, чтобы рассмотреть, на пол покатилась смятая бумажка – записка от воздыхателя. Интересно, что её скомкали, но не выбросили.
Быть может, девочка и не была действительно одной на весь мир, но настоящее отчаяние редко показывает тебе правду. Оно скорее преувеличит мелкие горести и утяжелит их до веса каменных гирь на ногах, утягивающих тебя в бездонную пучину.
Алёна задремала на рассвете, и Тимофей ненадолго вышел из её квартиры, чтобы решить свои дела. А потому едва не пропустил момент, когда девушка выскользнула из дома и, закутавшись поплотнее под холодным ветром, направилась куда-то в сторону пустырей. Только вновь зазвучавший голос, да ещё и так близко, так громко, напомнил о том, что Тимофей вообще здесь делает. Он отошёл в сторону, укрылся за деревьями и развоплотился, затем последовал за Алёной.
Всё выглядело так, будто она бредёт куда-то, не обращая внимания на дорогу, но действительность оказалось иной. Пятнадцать минут спустя они подошли к старому заброшенному заводу, показавшемуся Тимофею знакомым. Позже он, конечно, вспомнил: здесь пролегала тропинка к железной дороге, недалеко была остановка электрички, и в своё время ему приходилось иногда ходить по ней. Но на заводы он внимания не обращал – не до того было…
Алёна прошла через один из входов, подошла к старой металлической лестнице, не без труда подтянулась и полезла наверх. Тимофей безотрывно следовал за ней. Когда он был развоплощённым, ему не составляло труда подтягиваться и лезть вверх, как девушка, но и многие другие вещи были ему доступны – например, беззвучное перемещение по заваленному камешками и мусором полу; но и в таком состоянии он мог оценить состояние Алёны. То ли она занималась спортом, то ли просто много двигалась, но перелезать с лестницы на лестницу, поднимаясь на головокружительную высоту, она могла без проблем.
Вскоре они оказались на высоте примерно пятого-шестого этажа; Алёна прошла по какому-то длинному коридору, заканчивающемуся обрывом, вылезла на край и села, свесив ноги. Тимофей осторожно приблизился. Внутренние часы, отсчитывающие время до смерти, говорили о том, что осталось меньше часа. Алёна сидела и не шевелилась, только смотрела вдаль.
Жизнь бессмертного начинается с выбора, и ты можешь принять его лишь единожды. Что будет, если ослушаться его, не знал никто, да никто вроде бы раньше и не сталкивался с подобным. Тимофей никогда не чувствовал себя таким опустошённым и неуверенным в себе. Быть первым всегда некомфортно – никогда не знаешь, к чему тебя это приведёт.
На невыносимо долгое время всё замерло вокруг, и казалось, что даже движения воздуха нет, хотя до этого дул лёгкий, почти незаметный ветерок. Тимофей смотрел на Алёну, Алёна смотрела вдаль. О чём думала она, он понятия не имел, но к чему за это время пришёл Тимофей, казалось, было понятно с того самого момента, как он впервые увидел эту девушку. В конце концов, первые всё равно должны существовать – как минимум для того, чтобы все остальные знали, чего делать не стоит. Или наоборот стоит – тут уж как повезёт.
Тимофей шагнул вперёд, одновременно воплотился. Звук его шагов заглушился попсовой мелодией – у Алёны зазвонил телефон.
– Да? – сказала она.
Тимофей застыл. Часики, отсчитывающие время до смерти, напоминали, что осталось меньше минуты. Видимо, сейчас…
Он подошёл ближе.
– Нет, я на заводе, – сказала Алёна. – Да что-то хреново было… да, скоро вернусь.
Она поднялась на ноги, обернулась… застыла на пару мгновений, как застыл и сам Тимофей. Не успев понять, что произошло, он протянул руку, попытался её остановить или успокоить, он сам не знал. Но вместо этого Алёна, испугавшись, невольно отступила назад… и сорвалась с края коридора.
Глухой удар.
Часы, отсчитывающие время до смерти, остановились.
Это же должно было быть самоубийство…
Удивительным образом не забыв развоплотиться, Тимофей прыгнул следом. Нет, он не смог бы умереть, просто было бы очень больно, и пришлось бы потратить время на то, чтобы восстановиться. А значит, нельзя было сделать свою работу вовремя.
Алёна уже стояла рядом со своим телом, молча, обняв себя за плечи. Тимофей приземлился на ноги так, будто и не было этой высоты, и осторожно подошёл поближе. Если честно, она могла бы выжить, но падение получилось неудачным. В этом месте закатанную бетоном землю усеяли железяки, и Алёна упала на одну из них, как раз на такую, из какой торчали острыми кольями вверх обрубки. Если бы Тимофей не вмешался, кто знает, чем это закончилось. Если бы не…
– Ты пришёл за мной, да? – не оборачиваясь спросила Алёна. – Я поэтому тебя видела. Потому что хотела спрыгнуть…
– Извини, – тихо ответил Тимофей. – Я хотел тебя остановить.
Она обернулась и застыла. Под её пронзительным взглядом Тимофей поёжился, ему стало неуютно.
– Я ведь… ты ведь… Артур! – выпалила вдруг Алёна и протянула руку к Тимофею. Тот отпрянул. – Ты изменился, – неуверенно сказала она. – Совсем на себя не похож, но… Я тебя чувствую, это правда ты!
Не дожидаясь, пока она шагнёт к нему, Тимофей сосредоточился. Связь этой девочки с её жизнью выглядела как синяя нить; она хвостом тянулась к телу, и всё, что нужно было – просто оборвать её. Что Тимофей и сделал одним коротким движением.
Алёна моментально успокоилась. Равнодушным взглядом посмотрела на Тимофея.
– Извини, что так получилось, – тихо сказал тот. – Я хотел, чтобы всё было наоборот. Я хотел тебя спасти, и…
– Зачем? – бесстрастно спросила Алёна и пожала плечами. – Если пришло время, этому бесполезно сопротивляться. Всё и так случится само собой, даже если ты всеми силами будешь пытаться всё исправить.
Тимофей растерялся. А Алёна, кажется, ещё не договорила. Она подняла взгляд на него и неожиданно улыбнулась, чего до этого момента не делал никто из освобождённых душ.
– А я ведь всё-таки тебя узнала, да? – сказала она. – Ты ведь действительно Артур. Ты можешь выглядеть иначе, вести себя по-другому, но что-то в тебе всё равно останется… ну… тобой.
Она шагнула навстречу, и Тимофей застыл, не зная, что делать. А Алёна приблизилась, коснулась губами его губ и осторожно отстранилась.
– Два года об этом мечтала, – тихо сказала она. – Вот теперь точно можно на покой.
И она исчезла, растворилась в воздухе безо всяких спецэффектов, но те спецэффекты, что творились сейчас в душе Тимофея, не смог бы повторить ни один Голливуд.
***
Лиза уже собиралась ложиться спать, как вдруг раздался звонок в дверь. Наскоро надев любимый шёлковый халат, она поспешила к глазку. И выдохнула с облегчением – Тимофей. Она даже нашла в себе силы улыбнуться – неизвестно ведь, зачем человек приходит так поздно, вдруг ему нужно хорошее настроение.
Когда дверь открылась, он равнодушным взглядом окинул Лизу. На мгновение ей показалось, что в его глазах блеснуло узнавание.
– Извини, что я без цветов и алкоголя, – тихо сказал Тимофей.
Лиза перестала улыбаться.
– Ты всё-таки вспомнил, – выдохнула она.
Тимофей кивнул. Прислонился плечом к стене, опустил взгляд.
– Ты же знаешь, что мы все проходим через это, – продолжила Лиза. – Ты не мог этого избежать.
– Не мог, – эхом откликнулся Тимофей. – Но пытался.
Даже память себе стёр своим же даром. Только не помогло.
Лиза невольно улыбнулась.
– Как и любой человек, – сказала она. – Сначала споришь, пытаешься бороться с собой, а потом понимаешь, что нельзя избавиться от себя… но жить с собой вполне можно. И даже вполне сносно.
Тимофей не ответил. Лиза пару мгновений смотрела на него, не решаясь заговорить, но неуютная пауза на неё давила. И когда она уже собиралась позвать Тимофея к себе, он вдруг как очнулся.
– И ты ведь была рядом всё это время, и молчала про бессмертных, – сказал Тимофей и посмотрел в её глаза. – А Сашка был моим хранителем, да?
– Ты тогда был смертным, – Лиза пожала плечами. – Сам знаешь, что мы с ними об этом не говорим.
– Смертный, окружённый бессмертными?
Лиза прикусила губу. Она хотела бы сказать, что всё вышло случайно. Напомнить о том, что хранители, как и их в некотором роде близнецы жнецы, следуют за голосами, а с ней Тимофей, тогда ещё Артур, познакомился случайно, и так же само собой всё закрутилось. Но если пересказать всё так, не решит ли он, что это всё сложилось не случайно? И не было ли, по сути, судьбой сложение этих случайностей?
Лиза не успела ответить. Тимофей вдруг оттолкнулся от стены, распрямился, расправил плечи и улыбнулся.
– Знаешь, может, ты и права, – сказал он. – Если нельзя изменить прошлое, мы хотя бы можем изменить будущее, так?
Лиза кивнула. Ей показалось, или Тимофей смутился?
– Тогда, может быть, я зайду? – неуверенно спросил он.
Лиза снова кивнула и отошла в сторону, позволяя ему пройти. Её мало волновали эти вопросы о судьбе и всём таком, если честно.
Больше всего сейчас её волновала мысль о том, что Артур, которого она потеряла несколько месяцев назад, может вернуться. Слишком роскошная возможность для любого бессмертного всё же выпала именно ей.
