Иноземец

Лейтенанту Василию Петрову утром было очень плохо. Приснился страшный сон, в котором у него чесалась правая нога, и когда он начал ее ковырять, оттуда полезли странные скользкие создания, напоминающие маленьких жидких пиявок. Он выдавливал их одну за другой, причем без всякого ужаса и отвращения, как будто это подразумевалось, что у него живут в нежном мясе голени этакие существа, и их надо выдавливать. Такой ритуал. На процесс выдавливания почему-то меланхолично взирал всемирно известный артист Михаил Палестян и приглашал его в сауну, не потому, что та поможет выкурить ненасытных пиявок, а просто по доброте душевной. От саунного жара Петров и проснулся, естественно, в поту и с расковырянной ногой. А рядом не было почти никого, лишь в верхнем углу комнаты обнаружился паук – и когда только успел свить паутину? Ведь вчера только уборку генеральную сделал...

Месяц назад шеф Василия, майор Спицын, дал задание, на первый взгляд, смешное. В нем молодому офицеру предстоит, мол, сыграть немалую роль в раскрытии страшного преступления. Однако, в чем цель, не объяснил. Лейтенант предположил, что всей сути, по-видимому, не знает и сам битый да тертый майор, оттого и злится, оттого и дает нелепые задания.

И теперь, увидев Палестяна во сне, Василий нисколько не удивился, потому что уже четвертую неделю подряд ему снились звезды «Комеди клаба», cтэндапа и прочих юмористических жанров, расплодившихся на малых и больших телевизионных площадках да демократических ютьюб-каналах. Ведь это и было задание лейтенанта - целыми днями и ночами сидеть и изучать самые популярные юмористические программы, обретающиеся на ограниченных планетой Земля просторах Интернета.

В воскресенье он просматривал очередной выпуск программы «Что было дальше», где гостем был расхристанный и разбодяженный артист хрипло-разговорного жанра Нирваний Ягода. Помня завет майора Спицына, лейтенант искал «любые странные проявления в выступлениях» артистов. Этот выпуск запомнился ему тем, что в нем странным было все: от внешнего вида Нирвания до его воинственных криков, где тот прямо взывал к адептам оргиастического культа.

Что ж, ничем не хуже выступления Степана Черного, который рассказывал о компульсивной мастурбации на десятом году супружеской жизни. Столько же миллионов просмотров и десятки тысяч лайков. Если бы футболист Зюбя выложил творение своих рук, точнее правой руки, в открытый доступ, то наверняка набрал бы не меньше.

Однако, именно отрывок выступления Нирвания приковал внимание майора, и он, не скрывая эмоций, радостно воскликнул:

— Молодчина, Петров!

Василий молча и напряженно ждал дальнейших объяснений. Эта неделя не прошла напрасно для него и по линии налаживания горизонтальных связей с другими сотрудниками отделов. Все трудились над похожими проектами: кто-то изучал матчи Барселоны, Ливерпуля да Баварии, кто-то отслеживал выступления Хрустонита и Мертвенштерна, тоже не самых последних людей в сети.

Петров предпочел бы смотреть на игру Месси и Роналду, потому что с детства любил футбол, а лицезрение красивых голов вводило его в состояние экстаза. В такое состояние не приводил его ни монолог Кербакова, ни скетч Бабурова, ни красиво оформленный словесный памфлет Нектаровой. Но именно эпизод с участием Нирвания привлек внимание шефа. Это просто парадокс какой-то! Когда наконец рядовых сотрудников будут посвящать в глобальные планы начальства?!

Шеф тем временем закурил иностранную сигарету, хотя в офисе в последние годы это строжайше запрещено. А ведь майор Спицын курить год назад бросил. Видимо, тяжесть задания вынудила снова обратиться за помощью к никотину, ибо, как посчитал полицейский, больше не к чему.

Они сидели в небольшом кабинете шефа. Тот восседал за своим рабочим столом, где возвышался допотопный экран с электронно-лучевой трубкой, а рядом щерил иголки плоский, как монитор Билла Гейтса, кактус. Вместо пепельницы майор использовал, как в старые добрые времена, пустую банку от Нескафе, мол, дорогие курительные приборы развращают и приручают. А что банка? Выкинул и забыл о табаке до очередного задания Родины.

— В общем так, Петров, раз ты первый нарвался на след врага, то и правду знать обязан. Вы что, молодежь, думаете, раз я майор, то самый умный?

Никогда Петров такого не думал, но промолчал, дабы не травмировать самолюбие вышестоящего по службе человека.

Михаил Николаевич смачно затянулся. Лейтенанту показалось, что искра, высеченная от такого затяга, скаканула прямо в легкие майора. Тот и правда слегка закашлялся, но тут же пришел в себя. Старая школа, одним словом. Здесь надо отдать должное. Затем он взъерошил курчавую и седую копну волос. Его лицо выглядело волевым и не ведающим страха, пусть и остались шрамы от давних невзгод да загулов. В общем, лицо человека, знающего что делать. Тут Спицын увидел, как копошится и ерзает на жестком стуле младший по званию сослуживец и знаком густых бровей велел высказать наболевшее.

— Я ведь что хотел сказать, — заторопился Василий, — вы дали поручение находить странные моменты из разных программ.

— Ну да, — Михаил Николаевич кивнул, видя, что у лейтенанта нетерпение рвется наружу. — Говори-говори, твой голос тоже важен.

— Так мне все кажется очень странным, товарищ майор! Вот я неделями слушал этих смехачей, сами программы, их интервью, беседы. Едет такой говорун на новой бэхе, дом на трех уровнях строить собирается. На какие шиши?

Майор усмехнулся.

— В точку смотришь, молодец! Да самое главное, что шиши эти законные, тут не придерешься. В любой налоговой докажет свою правоту. Дело в другом тут, Петров.

Неожиданно для себя лейтенант вскипятился.

— Да как же в другом, Михаил Николаевич, когда даже высокое начальство такого не позволяет, чтоб напоказ вот так богатством своим кичиться. А оно же и умом поболее, и вкладом в процветание Отечества посолиднее. Сердце кровью обливается прямо.

Спицын вынул новую сигарету и прикуривал ее, одновременно не спуская глаз с пылкого подчиненного. Наверняка у него имелись свои соображения и об уме, и о вкладе руководителей в дело процветания подопечного народа. Однако в целом ход мыслей Петрова, похоже, он одобрял.

Тон его стал доверительным, словно после резких высказываний Петрова супротив врагов и, наоборот, в поддержку защитников Отечества нашего он прошел проверку и теперь с ним можно делиться самыми сокровенными тайнами, к которым простым смертным путь строго-настрого заказан и требует трехкратного логина да паролей самой высочайшей степени секретности. Что такие тайны есть, Петров не сомневался. Уж больно много странных и непонятных простому обывателю мистерий происходило в последнее время. У него имелась своя точка зрения на сей счет, поскольку лейтенант с детства был самостоятельным, но хотелось выслушать умудренного опытом и убеленного сединами майора.

Михаил Николаевич пыхнул в потолок, на котором размещались эргономичные лампы дневного света и неторопливо начал:

— Ты, Вася, молодой еще, советское время не застал, а я, как ты знаешь, его со всех сторон прощупал. Там все просто было. По телевизору максимум четыре канала, по которым Леонид Ильич речь с трудом толкает, а на пятом такой же майор, как я, пальчиком грозит ласково: «Я тебе попереключаю!»

Спицын вздохнул.

— Но техника не стоит на месте. Наши медики первые тревогу забили. Как так, мол, все делаем, как надо, отборной жратвой кормим, на воздухе прогуливаем, а генерального секретаря нашего, Леонида Ильича Брежнева, даже до восьмидесяти лет не довели. А те же американские президенты, словно бессмертия в рот набрали, пилят и пилят без остановки до девяноста, а то и до ста. Тут все задумались, как Берия после взрыва атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки, да и припомнили, что наши разведчики про переговоры Эйзенхауэра с инопланетянами докладывали. Не верили ведь сначала, а после того, как у них кое-какие достижения в самолетостроении, связанные с магнитными подушками и практически неуязвимой локацией, появились, – задумались. Все одно к одному: новая техника и долгоиграющие президенты. Операцию несколько лет готовили: с бухты-барахты из секретного бункера компании «Локхид Мартин», что в штате Мэриленд, так просто не выкрадешь ни просто серого человечка, ни даже захудалый клочок бумаги. Потому что, если поймают, то этот клочок бумаги засунут сразу в два очка: в наружное и внутреннее.

Петров сидел по стойке смирно, как всегда, когда слышал о доблести и отваге дедов и отцов.

Майор прищурился, посмотрел на лейтенанта со значением, мол, сможешь ли, ты товарищ лейтенант, повторить подвиг, если это потребуется, и продолжил:

— Лет пять внедряли лаборанта и инженера-физика. Долго рассказывать не буду, да и нельзя, потому что высшего секрета информация. Короче, выкрали человечка и в Москву привезли. Это уже после Леонида Ильича было. Пока общий язык с ним искали, тут без спецов не обошлось, конечно, словно в насмешку, один за другим два генсека ушли от нас: Андропов и Черненко. Первым делом на него, на «Гришу» подумали. Его же между собой «Гришей» прозвали, ну, серый по-английски «грей» же, вот отсюда погонялово и пошло. Меня, естественно, там еще не было, от старших товарищей информацию получил. Но нашелся толковый капитан в органах по фамилии Заварзин, услышал про неудачи с Григорием и говорит: «Неправильную стратегию избрали, товарищи. Вы же его в камере все время держите. Он одинок и озлоблен. Поселите меня к нему, я все из него добуду». Послушались, а что делать? Один за другим «Лебединые озера» по телевизору проплывают. Уже и перестройка началась, а наши за Горбачева сидят, переживают, а ну как не найдет Заварзин зацепки, тогда что, Советскому Союзу хана? Нашел, что ты думаешь! Правда, Советский Союз не уберегли, зато Михаил Сергеевич, дай Бог ему здоровья, девятый десяток уже давно разменял. То есть, в этом разрезе точечное поручение партии и правительства выполнено в полном объеме.

Петров задумался, вспомнив про последующих правителей страны. Но майор Спицын опередил его вопросы.

— Про Ельцина подумал? Да, маловато прожил, согласен. Так ведь, такая штука, Вася, случилась. Не уберегли мы Григория. В 1991 году, аккурат перед августовским ГКЧП, исчез он из нашей подмосковной лаборатории бесследно.

— Как так исчез? — забеспокоился Петров. — Разве такое возможно?

— В разнос все начало идтить, — вздохнул майор. — До сих пор думаем, что свою «серую» руку к развалу Советского Союза Григорий приложил. Чувствуется почерк мастера и вдохновение демиурга, вырвавшегося на свободу…

— Как жалко! — искренне огорчился лейтенант.

Спицын мрачно глянул на подчиненного.

— Еще бы, не жалко. Только-только заставили на себя работать. Думаю, американцы к его исчезновению причастны. Не хотели пальмы первенства лишаться. Как и мы, в свое время, похоже, внедрили к нам кротов, а те и выкрали Григория. Хотя по всему выходит, в свободном плавании все-таки он сейчас.

— Неужто и от пиндосов убежал?! — восхитился Петров.

— Такой может, — кивнул в ответ майор. — Возможно, доверие к людям потерял, да и к своим серым тоже подозрительно и с обидой относится. Мол, почему вовремя не спасли. не забрали с планеты, оставили среди варваров погибать.

Василий задумался. Сказанное шефом в голове хоть и укладывалось, но с огромным скрипом, как башмаки из известной песни. Вопросы роем вились в его мозгу, но он выдавил из себя самый напрашивающийся:

— Михаил Николаевич, а как связан Нирваний с этим самым сбежавшим Григорием?

— Знаешь, Вася, когда ты мне нарезку эту принес с ним, я сам офуел, извини за жаргон. Вот послушай еще раз, что он изрекает.

Майор надел очки и толстыми пальцами неуверенно стал шлепать по клавиатуре. Видимо, психологический страх перед буржуйской техникой так и будет его сопровождать до самой пенсии, если только она случится. Уж слишком непростое сейчас время. Из колонок донесся голос Нирвания:

— В этом проблема человечества… Им пытаются рассказать, вы боги, у вас есть возможность групповым массовым сознанием создать такой кайф…А у вас теряется сверхзадача… Каждый из нас сотворец и творец этого мира и может напрямую… Я погружаюсь к Чернобогу, разговариваю с нижним царством, восстанавливаю вертикаль Силы.

— Что это значит? — вскинул брови Петров. — Я думал, обычный треп для привлечения внимания. Хочет казаться значительным и связанным с мистическими силами.

Спицын посмотрел на подчиненного так, словно тот по ошибке назвал его не майором, а капитаном, потому что это очень плохая примета обращаться к начальнику званием ниже, — не к добру.

Василий тут же понял свою ошибку и вытянулся по струнке на своем стуле.

Но майор не стал распекать лейтенанта, а просто вздохнул:

— Все так думают, оттого и терпим поражение за поражением. Интернет большой, за всем не уследишь, непонятно, откуда энергию дурную в народ закачивают. Чудозвон уже не справляется, ему и рейтинги накручивают и лайки подбивают, а не в коня корм. Кто-то народ духовно подтачивает исподтишка.

— Но почему именно Нирваний, — не сдавался Петров. — Ведь он про душу, да про богов людям рассказывает?!

— Говорю, проворонили его. Он же тоже хитрец, да не Нирваний, нет... Нирваний Ягода, он тьфу, пешка, а то, что Григорий в него вселился — это факт. География его подвигов широко известна. За то, что мы его выкрали из тепленького места с унитазом, трехслойной туалетной бумагой да кока-колой с гамбургерами, он на нас зуб точить начал. А у него он не один, а сорок два, как у волка. Вот все сорок два и начал точить. Про волка я фигурально, Петров. Каково его истинное обличье, никто не знает. Не волк он, а, скорее, паук какой-нибудь злохлебучий. По Прибалтике с шорохом прокатился, Кавказ на уши поднял и Среднюю Азию на дыбы поставил. Потом на время угомонился, то ли энергия в нем периодически пробуждается, то ли устает, но вот в последнее время начал опять голову поднимать. Теперь хитрее стал, не в лоб на танки прет, а все по биржам играет: то цену на нефть обрушит, то золотишком побряцает. Тот еще типок. Я как Нирвания услышал, сразу понял, кто через него говорит. Обратил внимание, какие в Сибири морозы всю неделю после его выступления стояли? В Хабаровске аж котлы парового отопления полопались, а про Якутск вообще молчу.

— Что будем делать, товарищ майор? — с придыханием спросил Петров.

— Брать будем Нирвания, — хмуро сообщил тот, заранее зная, что дело предстоит крайне непростое. — Адрес коттеджа, где Нирваний, а, значит, и Григорий, проживает, нам известен. Опергруппы уже оповещены. Ты идешь с нами. Это твое боевое крещение, лейтенант.

Выезд назначался на завтрашнее утро, в шесть часов. Потому, оказывается, майор так неторопливо и подробно рассказывал подноготную Григория, вселившегося в Нирвания. Петрова мучил вопрос, знает ли сам Нирваний, чьи указки выполняет или нет, а у майора спросить постеснялся. Может, это просто логическая задача, решаемая в два хода. А спрашивать – значит, показать умственную недоразвитость. Этого как раз Василий страшно боялся.

И очередную ночь Василий спал очень плохо. Ладно, хоть обошлось без страшных снов с пиявками в ногах. Донимала просто некая тревожность, из-за которой он и просыпался чуть ли не каждые полчаса. Потому звонок будильника под утро воспринял даже с некоторым облегчением и вскочил так, будто всё ещё служил в армии, бодро сделал зарядку, позавтракал и прибыл в назначенное место.

Майор Спицын прогуливался возле полицейского уазика, во весь рот зевал и даже не прикрывался. Было зябко, мороз ощущался намного жестче, чем вещал обманчивый термометр.

— Ну, явился, — последовало вместо приветствия, будто Василий опоздал, хотя до шести еще оставалось несколько минут. — Ладно, грузись, выезжаем.

И вот закудахтал двигатель старого автомобиля, офицеры устроились на своих местах и двинулись к дому Нирвания. По ходу майор объяснил, что им выделили две оперативных группы: одна сейчас следовала в “Газели” за ними, а вторая должна была подъехать из соседнего района. Собственно, с ней и должен входить Василий.

— Бронежилет тебе выдадут, — деловито объяснял майор, — а как у тебя с оружием? Давно проверял?

Василий невольно поежился, услышав про опасность, ведь вроде бы ехали брать артиста, пусть даже и с инопланетной подоплекой, а не разнузданного мафиозника.

Он вытащил начищенный до блеска пистолет, однако майор уже отвернулся и жадно смотрел вперед. Вскоре перед ними показался величественный особняк Нирвания, окруженный высоким кирпичным забором, по верху которого проходила ажурная решетка, выкрашенная в золотистый цвет.

Близко группа захвата подъезжать не стала, припарковались за деревьями на соседней улице.

— Так, — скомандовал майор. — Беги к нашим на ту сторону. Как будешь готов, сигналь по рации, тогда и начнем.

Лейтенант вышел из машины. Невольно поежился. Вот ведь сказано «беги». А тут и камеры вокруг дома, да и из окон запросто могут заметить. А, была не была… Василий свернул к соседнему переулку. Через несколько минут он уже видел вторую группу оперативников. Буквально с ходу нырнул в приготовленный для него бронежилет, а затем отправил сообщение майору. Дальше требовалось входить в дом, даже не дожидаясь ответа.

Задняя дверь хоть и не отличалась габаритами парадного входа, но выглядела вполне солидно, словно говорила: «Меня вскрыть не просто». Василий подбежал, схватился за ручку, и тут дверь открылась сама. Перед ошеломленным лейтенантом стоял известный актер.

— Вы Палестян? — весь боевой настрой Василия как-то сбился, и он заговорил чуть ли не шепотом.

— Он самый, Михаил Семенович Палестян, — последовал бодрый ответ.

Полицейские невольно отступили на один шаг. Актер прошел мимо. И тут на Василия словно сошло озарение. Было в походке вышедшего комика знакомое, то, что он заметил еще у Нирвания. Лейтенант закричал:

— Ну-ка задержать его!

Похожие крики доносились и с другой стороны особняка. Василий рванул внутрь и опять чуть ли не лоб в лоб столкнулся теперь уже с двумя комиками: Палкиным и Бабуровым.

— Ну что за спешка?! — успел проворчать Палкин, прежде чем его повалили на землю. Рослый полицейский держал его за руки, а Василий осторожно наклонился ближе.

— Вот что значит истинная популярность, — мягко улыбнулся Палкин, как будто его вообще не волновало происходящее. — Какие вы все красавчики! Мы же для вас и работаем, всё для вас, для людей!

Василий быстро побежал дальше, открывая дверь за дверью. Никого. Наконец лейтенант ворвался в большой зал, почти пустой, с хрустальными люстрами, с роялем в углу, словно подготовленный для балов высшего общества. Здесь была еще одна большая дверь, и оттуда выбежал Спицын с двумя оперативниками за спиной.

— Вот так незадача, — озадачено проговорил майор, глядя на лейтенанта. — Да где же этого Нирвания носит?

Лейтенант смутился, не находя слов. Однако что-то сказать требовалось, совсем уж молчать казалось глупостью. Но только Петров открыл рот, как в зале прозвучало:

— И кто же это к нам пожаловал?

При этом в дверях зала возникли отпущенные на волю актеры, тот же Палестян с Бабуровым и улыбающийся Палкин.

Полицейские прижались спинами друг к другу, оружие словно похолодело в руках.

В зал покачивающейся походкой вошел Нирваний в блистательном великолепии одежды и толстой золотой цепью на мощной шее.

— Что же вы так мою самоизоляцию грубо прерываете? — улыбаясь, медоточиво проговорил он. — Думаете, Чернобог будет рад этому?

Спицын вышел вперед:

— Хватит прикидываться, Григорий. Мы же все знаем, кто здесь кто. Снаружи наши люди, дом окружен, и тебе никуда не деться. Давай, пусть всё пройдет тихо.

Нирваний-Григорий усмехнулся, и тут включились экраны, рядами расположенные на стене.

— Погляди сам на свое окружение.

И Спицын, и Петров с нарастающей тревогой смотрели на экраны, где транслировались картинки со всех сторон странного дома. Было видно, что полицейские отвернулись, словно не штурмуя, а, наоборот, охраняя дом. Затем зазвонил телефон Григория, и тот передал его настороженно взирающему майору.

— Вы и ваша оперативная группа переходите на режим самоизоляции, поскольку есть опасение, что заразились вирусом. Дом господина Нирвания до моих распоряжений не покидать!

Последовало недолгое молчание. Затем майор будто взорвался:

— Вы все подделали! Петров, — он повернулся к лейтенанту. — Жди меня здесь. Я сбегаю сам, разберусь в чём дело…

Оборвав короткую речь, Спицын ринулся к выходу.

Вернулся уже через несколько минут, обескураженный, растрепанный.

— Они и правда нас здесь закрывают, — пробубнил он негромко. — Вот так жизнь.

Наглый Нирваний-Григорий стоял, окруженный двумя молчаливыми здоровенными телохранителями с вращающимися, подобно антеннам, головами. Те внимательно следили за пробежками неуемного майора, не выпуская из зоны внимания и истуканом стоящего молоденького лейтенанта.

Григорий приковал взглядом майора Спицына и жестом поманил к себе. К недоумению Василия тот весь как-то обмяк, мощные плечи поникли. Вся двадцатилетняя выправка мгновенно испарилась. У него и майорские звездочки на погонах словно обмельчали и потускнели. А ведь способный человек был Спицын. Давно бы в полковниках ходил, да карты не в масть ложились. Плюс характер неуживчивый. Майор безропотно последовал за хозяином особняка, даже не взглянув на ошеломленного подчиненного.

А ведь тот представлял в голове яркую сцену захвата, где и он выхватывает свой пистолет и орет: «Всем на пол! Руки за голову!»

Ничего подобного не произошло. Только один из телохранителей также молча подошел к лейтенанту и не спеша вытащил из его поскрипывающей кобуры ПМ.

— Товарищ майор! — жалобно выкрикнул Петров.

Спицын оглянулся и покачал головой, мол, не сопротивляйся.

Вялость и безволие охватили Василия. Он с ужасом смотрел, как здоровяк, рассмотрев брезгливо «Макаров», сует его в карман. А потом Григорий и Спицын в сопровождении телохранителей скрылись за массивной, красиво оформленной белой дверью, ведущей в логово коварного хозяина.

Петрова же провели в другую комнату – то ли прихожую, то ли комнату ожидания. Тут он и остался, предоставленный самому себе. Лейтенант огляделся по сторонам. По размерам площади комната не уступала стандартной трехкомнатной квартире в благословенном Урюпинске. Мониторы на стенах жили своей жизнью, некоторые включались, другие отключались. Василий был абсолютно уверен, что сейчас его изучают не менее, чем с пяти или шести камер, поэтому чувствовал себя все более неуютно. Вдоль одной стены простирался внушительный овальный столик с двумя комфортабельными креслами-массажерами по бокам. Перед столиком валялась мягкая пушистая шкура. Лейтенант взгромоздился на кресло и вытащил рацию, но та признаков жизни не подавала. Григорий оказался очень и очень не прост. Уже который раз в душе материл он, не взирая на все уважение, босса, так халатно отнесшегося к подготовке решающего штурма. Ну что стоило выяснить все подробности и обмозговать детали? Нет, лавры побыстрее на голову хотел водрузить, количество звездочек на погоне увеличить. Да что уж теперь…

Внезапно из двери, совершенно невидимой для глаз постороннего, вышел бородач и подошел к Петрову. Во взгляде его было что-то глумливое, и лейтенант не понял, что это означает.

— Мне по большому счету в жизни нравятся только три вещи. Первая – это поесть, второе поспать. Спать классно же? Если еще и поесть перед этим, шикарно же! – прозвучало со стороны странного мужчины.

Василий поневоле кивнул, настолько харизматичен показался ему бородач.

Тот же, ухватив лейтенанта за невидимый гештальт, продолжал:

— А что для тебя на третьем месте?

Петрова нисколько не покоробило, что незнакомец так фамильярно к нему обращается, задумался и вежливо, чуть стесняясь, ответил:

— Ну, не знаю, секс, наверное.

Однако вопрос бородача был чисто риторическим, поскольку он тем же самым тоном продолжил:

— Какой секс?! Ответ неправильный, он должен занимать только четырнадцатое место!

Внезапно Петров похолодел. Он понял, что и это очередной фантом Нирвания и знал, что дотронься сейчас до юмориста, рука пройдет через тело, как горячий нож сквозь масло, и на всякий случай отодвинулся подальше.

Бородач, сменив милость на гнев, поругивая матом невежду и бормоча под нос что-то нечленораздельное, удалился, так и не сказав, что же там должно находиться на почетном третьем месте.

Василий хмуро смотрел на убранную в стекло входную дверь, где маячили часовые, еще вчера служившие Родине и блюдущие присягу. Сейчас они охраняли настоящего врага народа. Невольно он отдал дань иноземному аферисту, Нирванию ли, Григорию ли, как он там себя называет… Молодому же полицейскому оставалось только ждать…

***

…В вестибюле зазвучал сладкий девичий голосок. Петров прислушался и различил слова:

— Я б Нирванию дала, у него антитела…

Однако обладательницу ангельского голосочка он, как ни силился, так и не увидел.

И тут, словно в ответ на его порывы, опять же из другой двери (да сколько их здесь, воскликнул про себя Петров) выплыли, словно павы из пушкинской сказки, две ослепительные красавицы в черном кружевном белье. Их ноги и руки перемещались так плавно, что Василию припомнился ненавидимый майором Спицыным танец маленьких лебедей. Изящные движения, выверенные как у балерин, изгибы рук, слегка выгибающиеся шеи. Одно это уже невольно вызывало экстаз.

Обе искусительницы повернулись к лейтенанту.

— О, а это кто у нас?!

Вопрос звучал зазывно и погружал в сладкую негу. Василий встряхнул головой, напоминая себе, что он на службе.

— Лейтенант Василий Петров, — попытался как можно более сухо представиться он, однако вышло, похоже, не совсем так. Во всяком случае, обе девушки улыбнулись еще слаще, и Василий почувствовал, что он хочет, хочет раствориться вместе с ними в чем-то…

— Ну что же, расскажите нам побольше о себе, — и вот красавицы оказались уже рядом, а Василий буквально онемел от ласковых голосов и запахов изысканного парфюма.

— А что тут рассказывать… — и внезапно для самого себя Василий начал выкладывать всё подряд: от предпочтений в интимной жизни до деталей текущей операции, за всеми кропотливыми наблюдениями за Нирванием и звездами ютьюба.

При этом нежные руки красавиц ласкали его тело, снимая сначала фуражку, потом бронежилет. Тут Петров слегка повернулся, было чуть неудобно делать все это сидя. И снова замер. На большом экране, размещенном на стене, транслировалось все происходящее с ним сейчас.

— Браво, браво, продолжайте же! — прозвучало в ответ на его остановку.

Только это был не женский голос, хотя и совсем уж мужским назвать его тоже нельзя было. Звучало в нем нечто механическое, электронное.

«Вот только роботов здесь мне не хватало», — подумалось Петрову. И он весь словно обмяк, ослаб. Повернулся к одной из девушек, взгляд глаза в глаза – и там не виделось жизни, только настойчивый интерес бездушной видеокамеры.

Но страсть, охватившая его, оказалась по-звериному бесстыдной и безрассудной. Спящие внутри организма Петрова демоны проснулись и завладели мозгом. Не сознавая себя, лейтенант сорвал рубашку, брюки, а ремень почему-то оказался на люстре.

Он словно попал в японский фильм «Служанка», где в лесбийской сцене оказался третьим, но, как выяснилось, вовсе не лишним. Красавицы облизывали его с ног до головы, и Петров гордо салютовал своим молодым лейтенантским достоинством.

Сладкий миг все длился и длился, словно бы он оказался в руках адептов некоего неведомого сексуального культа.

— Вот она вертикаль силы, вот она вертикаль власти, — вертелось в его мозгу, когда он раз за разом овладевал податливыми красавицами, втайне посмеиваясь над майором Спицыным. Тот наверняка не выдержал бы такого длительного забега в глубину…

Сколько этот самый забег продолжался, Василий сказать не мог. Изможденный, лежал он голышом на тигровой шкуре. Только сейчас лейтенант увидел, что это тигр. Он снова просто смотрел на экраны, где маячили спины полицейских, охранявших странный дом и его сумасшедший секс. Лишь к одному экрану старался не поворачиваться – там, где по-прежнему был только он и он один.

И вот, наконец, прозвучало:

— А вы молодец, лейтенант Петров, — в комнату вошел Нирваний-Григорий. — Какая стойкость, какая мужественность и напор! Не зря господин Спицын говорил о вас только самое хорошее.

Лейтенанту вовсе не хотелось накидываться и хватать наглого хозяина, к тому же за его спиной он увидел входящего в комнату майора Спицына. Только к своему изумлению Василий увидел на плечах Михаила Николаевича генеральские звезды.

Спицын заметил взгляд подчиненного, кивнул:

— Да, когда дело хорошо идет, то и награда приходит быстро. Всё чин по чину, настоящее. Ты на себя погляди, не стесняйся, — он указал в сторону экрана, где по-прежнему шла трансляция всего, что происходило в комнате.

Василий повернулся и увидел у себя на погонах полковничьи звезды. Пораженный, он схватил сам себя за плечо, оттянул ткань мундира (к слову, откуда он взялся, ведь входили в бронежилетах – мысль мелькнула и затихла, как серая мышь), на его погонах и правда сияли звезды полковника.

— Как так, за что? — вопрос звучал робко, будто в пустоту, но смотрел бывший лейтенант на Нирвания Ягоду, который расцветал одной из своих фирменных улыбок.

— За труды ваши, господа полицейские, — он подошел и похлопал молодого человека по плечу. — Помогли вы мне кое-что с короновирусом выяснить, а заодно и обновить старые контакты с былыми товарищами в верхах. Вот и награда подоспела. Ну, будем здоровы, — он по-товарищески пожал руки обоим полицейским и чуть подтолкнул их к большой двери напротив. — Поспешайте, а у меня еще много дел сегодня.

Офицеры покинули гостеприимный особняк Нирвания-Григория с его туманными объяснениями и неожиданными дарами. Василий достал ожившую внезапно рацию. Пропищал знакомый голос:

— Карантин с дома господина Нирвания снят. Возвращайтесь в полицейское управление. Через час генерала Спицына и вас, полковник Петров, ждут на совещании.

Василий огляделся. Полицейские, что окружали странный дом, как ни в чем не бывало, рассаживались по машинам.

— Вот так жизнь, — проговорил генерал Спицын и почесал затылок. — Но ладно, хоть вздохнуть можно свободно…

…Василий сидел в кабинете Спицына, но уже не в старом, а в новом, гигантском, словно комната из особняка Нирвания. Перед майором, какой майором, перед генерал-лейтенантом на дорогом, итальянской сборки, столе стоял новенький плоский монитор, одушевляемый сверхскоростным процессором на умопомрачительном количестве ядер да видеокартой, предназначенной скорее для любителя какой-нибудь «BattlefieldV».

Но генерал-лейтенанту было наверняка не до модных игрушек, да и примитивный пасьянс не привлекал более его внимания. И он, и полковник Василий Петров еще не до конца осознали всего того, что с ними приключилось. Это являлось их тайной на двоих.

Конечно, немного отравляла жизнь черная зависть недоброжелательных коллег, удивляющихся резкому карьерному взлету еще вчера сереньких службистов, не хватавших звезд ни с неба, ни с указов. Теперь все поменялось. И если на бывшего лейтенанта Петрова грешили, что он подобно пушкинскому Дундуку сделал карьеру тем, что у него «жопа есть», то взлет майора Спицына объяснить злопыхатели никак не могли.

— Наплюнь на них, полковник, — ласково, по-отечески, говорил генерал подчиненному, — на каждый роток не накинешь платок.

Спицын больше не курил, поскольку жизнь обернулась для него настолько заманчивым ракурсом, что хотелось продлить ее подольше. А табак сужает кровеносные сосуды, да и вообще губительно влияет на общий тонус. Не без плюсов, конечно, но жирные минусы все равно их перечеркивали. Так что воздух в кабинете стоял первозданно-чистый, а кондиционеры следили за оптимальной температурой.

— Молодец Григорий, — в который раз повторял генерал, — не подвел. Я как чувствовал, что на нас, на Родину, он работает. Вот, скажи, Вася, хорошо ли тебе сейчас?

— Хорошо, — не раздумывая, согласился Петров.

Ответ на этот вопрос он сам для себя с трудом, но нашел.

— И мне хорошо, — подытожил Спицын. — А если нам обоим хорошо, то значит, на Родине нашей процент счастливых людей увеличился, и ей от этого только благость и процветание.

Петров самолично не смог бы так емко и гладко сформулировать обуревающие его мысли, но в целом с философией вышестоящего командира охотно согласился.

— Не зря Григорий работает, ох, не зря. Деятельность его незаметна, но эффективна.

— А мы-то, дураки, думали, Михаил Николаевич, что он против нас настроен! — ввернул в диалог и свои пять копеек Петров.

Спицын пропустил мимо ушей неделикатных «дураков» и кивнул головой. Уж слишком в благодушном настроении он пребывал, чтобы реагировать на этакие мелочи.

— Да уж, так вот. А для родины нам ничего не жалко, Петров, правильно? Прикажет исподнее стирать, и его постираем! А почему? Да потому, что гениальных планов Григория никто не знает, а он ведь комбинатор похлеще Боба Фишера. Ладно, давай по тексту, — генерал поднял глаза к потолку, напоминая полковнику, кому именно готовится столь важный документ. — Преамбулу мы вроде отработали, давай теперь середину.

— Слушаюсь, товарищ генерал! — вытянулся голосом Петров, но телом ничего демонстрировать не стал, поскольку чувствовал, что связаны они с начальником хоть и невидимой, но прочной и секретной ниточкой. И он начал:

— Операция по захвату агента серых Григория и его интерактора Нирвания проводилась силами оперативной группы, укомплектованной согласно оперативной обстановке.

Генерал поморщился.

— Василий, ну нельзя же так, опять тавтология! Мы же с тобой столько мусолили, а ты… Или ухо у тебя такое, немузыкальное? Ничего не слышишь!

— Извиняюсь, Михаил Николаевич! Больше не повторится.

— Продолжай, — вздохнул Спицын.

— В результате проведенной операции и Нирваний, и Григорий были схвачены. С ними проведены соответствующие мероприятия, в результате которых оба были завербованы и согласились работать на нас.

Новоиспеченный генерал-лейтенант, морщась, слушал неудобоваримый текст, прерывая и исправляя молодого полковника.

— Лейтенант Петров, рискуя собственной жизнью, последовал за девушками, выполнявшими роль приманки. Одна из них, с особенно красивой и соблазнительной задницей, пыталась применить к нему свои чары, воздействуя запахами и сексуальными телодвижениями.

— Убери задницу, — поморщился генерал.

— Что?

— Задницу, говорю, убрал свою!

***

— Тебе что, чмо болотное, сто раз надо повторять?! А ну убрал задницу с моей шконки!

Петров очнулся. Так и есть, опять он впал в забытье, а ведь послеобеденной фиесты в следственном изоляторе испокон веков не заводили, чай, не Испания.

В камере было тесно, неуютно, воняло прокисшими щами, предварительно съеденными и исторгнутыми наружу. На «дальняке» кто-то кряхтел, мучаясь запором. Василий в тоске оглянулся. Ни одного знакомого лица. Майора Спицына поместили в другую камеру, дабы у них не было возможности переброситься словечком и договориться. О чем договориться? И без договоров влепят по самые помидоры в задний проход. И статья «незаконное проникновение в жилище с угрозой применения насилия» из всего, что ему шили на пару с майором, самая безобидная из всех…Ах, Нирваний, Нирваний, то есть, ах, Григорий, Григорий… Свинью подсунул… Хотя год и крысы…

С лязгом открылось окошко для раздачи еды. Парень с «дальняка» поспешил покинуть «гнездо», как видно, безрезультатно.

Петров же молча глядел на узкое окошко, а в нем безразличная мохнатая рука раздатчика протягивала миски, и чудилось бедному лейтенанту, что не рука это, а щупальце неведомого существа, скрытого от посторонних досужих глаз. Словно Григорию надоело рядиться в оболочку человека, и он превратился в то, чем и был, — гигантского хищного паука…