Хина и дракон
Короткий стрекот корабельных динамиков пронесся по коридорам, залетел в гулкий зал и эхом осыпался на спящую. Она заворочалась, натянула потертое серое одеяло на голое плечо и проснулась. Ее неряшливая постель, гнездо тряпок и неуклюже сшитых подушек на листе теплоизоляции засунуто в тупик галереи высоко над полом.
Хина села и, зевая, прогнулась, вытянула худые голые руки. Она будто застыла на грани возрастов: девчонка-девушка с едва заметными острыми грудками, встрепанными светлыми волосами и вздернутым носом на лице, еще по-детски округлом. Потянулась, прочувствовала холод и ссутулилась, обхватила себя за плечи, согнула спину – каждый позвонок виден. В одних трусиках, застиранных до прозрачности, полезла искать брошенную вчера одежду, натянула на голое тело комбинезон и куртку, зашнуровала тяжелые ботинки, ссыпалась по лестнице, только металл задребезжал. На ходу застегивая ремень с литой тяжелой пряжкой, прошлась по центру зала, мимо спящих станков. Снаружи послышались голоса, кто-то бубнил мужским тяжелым басом. Хина осторожно выглянула в открытую дверь: створку заклинили палкой, чтобы не набирать без конца код замка. Выглянула и тут же засунулась обратно: чужие пришли. То ли торговать, то ли меняться, только вот ей там делать нечего.
Сердце заколотилось как бешенное. Конечно, маловероятно, что техников кто-то тронет, но незнакомые люди ее все равно пугали. Она не понаслышке знала, что чужаки могут и ограбить, и просто убить ради развлечения. Когда приходили гости, их проходной зал всегда делался неуютным и страшным.
Неожиданно раздались шаги, приблизились. Хина сжалась возле стены – кто-то переступил порог, огляделся. В руках – две упаковки зернового концентрата, на голове – лупоглазые темные очки на ремешке и встрепанные черные волосы торчат над ними.
– Дирк! – пискнула восторженно, обнимая его прямо вместе с коробками.
Парнишка пошатнулся, но устоял, похлопал ее свободной рукой по спине:
– И тебе доброе утро. Смотри, что мастер нам выменял.
– Там мастер был?
– Ушел уже. Сказал, плановые ремонты закончить на неделе.
– Угу, все закончим, только поедим, – коробки ее интересовали куда больше указаний; отобрав обе, Хина взвесила в руках – тяжелые! – Пошли!
– Что?
– Пошли-пошли!
Ага, понял, балбес.
В туалет она одна не ходила. Мало того, что для этого нужно было выбираться из их мастерской, так еще и идти через общий коридор, где жилые блоки. Дирк открыл ей кабинку, проверил, чтобы внутри никого не было, потом стоял снаружи, потом стоял, держал куртку, пока она торопливо мылась под тонкой струйкой воды. Ну, как мылась – провела мокрыми ладонями по лицу и немного оттерла вчерашнюю грязь с рук. Или позавчерашнюю. Пили по очереди. В туалете вода вкуснее, чем собранные в банку капли из трубы в мастерской; здесь она металлическая, жгуче-холодная, и оттого немного сладковатая.
Едва вернувшись, Хина засуетилась, расчистила место на длинном верстаке под горелку с ковшиком. Запах от разведенной каши божественный: весь рот в слюнях и говорить невозможно. Мыча и давясь, Хина оседлала лавку; жестикулируя, попросила ключи, пинцет и паяльник – Дирк, гад, уселся на ее вчерашнее место. Самому-то без разницы, где сидеть – сегодня у него особых дел нет и он забивал кассеты. Здоровая болванка на коленях, патроны в ящике, знай, вставляй и доталкивай до щелчка. Потом готовые кассеты заберет Бэн, которого Хина со смехом иногда звала Бэмс. Тупой погрузчик не обижался, приходил, нагружал поддон, поднимал его своими длинными клешнями, топал на склад, потом обратно. Мастер говорил, что его самого можно научить забивать кассеты, но для этого придется переписывать программу. Обещал сделать, но пока что это ответственное дело доставалось им двоим. Или, как сегодня – одному Дирку. Хина пододвинула лампу и, жуя кашу, собирала последнюю микросхему для Второго – штука незамысловатая, но нужная после того, как бедняга-Второй загорелся от торпеды и расплавил себе электронику. Конечно, драконы сами по себе пылают, но это был не тот огонь. Увлекаясь, девчонка мурлыкала себе под нос, щурилась, копалась в своей многосекционной коробке с запчастями, опомнилась, только когда Дирк забрал ее пустую миску и звякнул ложкой.
– Ты чего там, раффлз разводишь? Мне тоже налей!
– Где твоя кружка?
– Не знаю!
Кружка упала с полки в груду металлического хлама под стеной, Дирк достал грубо сваренную жестянку из-под вытянутого корпуса, в котором смутно угадывались очертания драконьей головы. Один каркас остался. Конечно, дракона можно было бы собрать снова, на него с лихвой хватит деталей, но только вот он уже не оживет. Хина неделю плакала, когда Десятый умер. Да и потом сопела с подозрительно блестящими глазами, пока выковыривала из его башки все, что в ней осталось ценного, чтобы починить своего любимца-Второго.
Иногда Дирку казалось, что драконов она любит больше, чем людей. А может, не просто казалось.
Он разводил белесую пасту до густого приторно-сладкого сиропа, перемешивал отверткой, постукивая об края кружек. Гадость. Дирк помнил, как попробовал это в первый раз. Жуткая гадость. Потом привык.
– Сходишь к своим? Мы могли бы отсыпать каши для мелких…
Хина замотала головой. Он аккуратно поставил ее порцию на край верстака и переступил через ящики, уселся на свое место.
– Дурочка ты.
– Сам дурак.
Это старый разговор. Старый и скучный. Вся проблема в том, что Дирка из семьи забрали, а она от своих сбежала. Когда Дирку было еще меньше, чем ей сейчас, его семью взяли в плен. Когда узнали, что он учился, а его родители и братья – нет, его продали мастеру, а те так и остались где-то на нижних палубах на другом корабле. Хина им не завидовала. Внизу она не бывала, но лучше бы ее перекусил напополам дракон, чем она рискнула спуститься туда, где живут неучтенные рабы. Сама она была старшей дочерью завалящегося механика пусковой установки, рано состарившегося гада с лысым розовым лбом и вечно пьяными глазами. Так она его и звала – гад. Когда гад придет, пока гад не проснулся. За глаза, конечно – воспитывать ее и братьев кулаками гад любил и занимался этим частенько. Одно хорошо, что дома вместо игрушек валялись болты с гайками и старенький инфопланшет со схемами и прочей ерундой. Конечно, когда Хина ухитрилась впечатлить мастера, она была еще дура дурой. Дирк выручал, учил, объяснял и ни разу не дал даже подзатыльника. Сначала она думала, что он размазня, потом опомнилась.
Осталось ровно одно неудобное место. Эта дурацкая семья, которой так не хватало ему и которая так опостылела ей. Небось, Дирку не доводилось спать в тесной клетушке на полу и просыпаться среди ночи от пинка, когда гаду приспичит сходить поссать. У Дирка, небось, была своя кровать. И игрушки, которыми он играл с братьями. И мать, которая ему штопала курточку или вытирала разбитый нос. У Хины от такого что-то переворачивалось внутри – познакомить его, что ли, с папашей, чтобы увидел, как еще бывает. С другой стороны, приятно грело предвкушение поверженного гада, который непременно сболтнет своим грязным языком какую-то гадость и Дирк ему заслуженно всыплет… только вот противно. Самое удобное – не думать о них совсем.
– Точно не хочешь? Знаешь, в детстве мы и ссорились, и дрались… а теперь я бы многое отдал, чтобы просто мать увидеть, обняться с братьями.
Хина чуть не подавилась, отхлебывая из кружки. Поставила. Посмотрела, как ей казалось, грозно, на деле просто прищурилась. Подкрутила гнутое рыльце паяльника и насыпала порошка на схему, принялась осторожно пришивать последние проводки к шине. Дурак, дурак, дурак. Лучше бы ее обнял, она-то здесь! Тонкая сопля металла неуклюже протянулась за наконечником – ай, из-за него все, из-за дурака!
…Два прожектора уставились с потолка вниз, от фильтров мутные. Крылья – треугольные секции с шипами на краях распластались по полу в луже света, острозубый хребет гнулся дугой, сходясь в нелепо короткий хвост между соплами двигателей; драконы мало похожи на живых существ, даже на выдуманных. Но и считать их боевыми машинами, глядя на анатомичную до крайности голову и длинную гибкую шею, тоже сложно. Что-то между. Что-то невероятное. Что-то потрясающее.
Хина сидела верхом на драконьей спине, на том месте, где безмозглый Бамс смог, наконец, снять погнутое и разбитое бронирование с фюзеляжа.
Она то и дело ныряла в крохотный технический люк, бурча себе под нос.
– Что за треп-то такой глупый, а? Семья! Да за каким демоном она вообще нужна, а? Кормить их, дармоедов? И мне что за это?
По вытянутой металлической морде боевого зверя пробежал блик. Шевельнулись, загораясь, датчики в глазу. Проскребя узкой челюстью, дракон слегка повернул голову – показал, что слушает.
– Что? – вынырнув за заклепками, она посмотрела сверху, вспыхнула: – И ты тоже дурак! Чуть не расшибся!
Второй промолчал, проскользил своими датчиками по залу, отснял все себе и терпеливо замер. Девчонка, которая была ростом с одну лишь его голову, бесстрашно копалась в стальных внутренностях и буднично ругалась на тупицу-помощника, на подбитого дракона, и, не в последнюю очередь, на недогадливого Дирка. Влезла рукавом в жирную копоть, зашипела. А это после боя. Драконье пламя не оставляет таких следов, это от сгорающего на воздухе топлива. Кто-то встретился в полете со Вторым и умер. Ну и ладно, все равно это был чужой, какая-нибудь сволочь, а вот если бы погиб Второй, она не знала, что бы делала. Наверное, хуже было бы, если б только что-то случилось с Дирком, хотя что с ним могло случиться?
– Пробуй.
Хина перекинула ногу между острых шипов на спине и уселась верхом, по-хозяйски сложила руки на груди:
– Давай, я хочу посмотреть.
Дракон медленно, чтобы не сбросить, уперся тремя лапами в пол, начал вставать, поджал когти и свел крыло в положение для полета – собранный из острых треугольников красивый полукруг. В невообразимой дали от мастерской Хины этот полукруг, увиденный в небе, многих швырял на землю от страха. В невообразимой дали люди представить себе не могли, что тощая девчонка может сидеть на драконе и командовать, пиная его пяткой в гулкую спину.
А она посмотрела, сползла по броне на пол и замахала руками снизу прямо под мордой – давай еще раз. Словно хвастаясь ожившим крылом, Второй поднял его выше и пошевелил подвижными секциями.
– Можно, я здесь пообедаю? И потом броню поставим назад.
В ухе ожила клипса, раздалось урчание и двойной щелчок. Драконы не проговаривают позывной, они урчат перед передачей и так узнают друг друга. А два щелчка означают «да». У них есть особенный язык для своих. Вдруг Хина подумала, что для них она тоже давным-давно своя, зарделась от смущения и убежала за едой.
Когда вернулась, дракон уже залез на потолок, повис вниз головой, зацепившись короткими задними лапами и закрылся крыльями. Стальные стены в их ангаре изорваны как бумага – следы когтей, каждый из которых длиной почти с руку. Но здесь драконы вечно сонные и ленивые, даже друг с другом не разговаривают. Они всегда такие, если не нужно никуда лететь. А те люди, кто приходит в их секцию, как будто и не знают, что бояться нечего, трясутся и вопят как припадочные, стоит им увидеть хоть краешек крыла. Вторая причина, почему они с Дирком держат двери открытыми и первая причина, почему их никто на корабле не трогает.
Вытащив из кармана половинку серой лепешки, больше пахнущей трухой, чем хлебом, Хина принялась ее мазать пастой. Раффлз – почему так называется, она не знала, не умела читать. Буквы знала, но ничего сверх того, что нужно, чтобы понимать технические схемы. Вертя на свету банку, девчонка жевала, пытаясь угадать, какая буква отвечает за какой звук, но не сходилось. Сложно. Зато пасту можно разболтать в кипятке и пить вкусную белую воду.
– Второй? Слушай, Второй, а можно у тебя спросить, посмотри… – она поставила банку и полезла в карман комбинезона, самый важный, который был на груди и застегивался на кнопку. – Что это?
Ладошкой почистив пол, она аккуратно разгладила на нем лист бумаги, задрала голову.
Острые крылья разошлись в сторону, из темноты между ними опустилась на длинной шее голова. Она не видела, но знала, как наводятся сейчас три камеры в драконьем глазу, сообщая ему расстояние, параметры, температуру и излучения…
– Это Дирк нарисовал, – добавила Хина, когда ответ задержался; вообще-то Второй всегда думал быстро, но сейчас как будто ждал объяснений. – Очень красиво, мне кажется, называется «замок». Похоже на надстройку нашего корабля, правда? А вокруг… это деревья, да?
Едва слышно зашипело – включились внешние динамики. Те самые страшные сирены, которыми драконы ревели как одержимые, но могли и просто говорить, правда нечасто вспоминали об этом своем умении. Сейчас ведь простым «да» – «нет» не отделаешься.
– Не похоже. Понятия не имею, что это.
Голос у дракона равнодушный, неживой, но ее не обманешь.
– Знаешь, я ведь не маленькая уже. Это то, что снаружи, да?
– Это небылица. Выдумка.
Дракон вдруг шевельнулся, вытянул шею дальше и начал раскрывать пасть, словно хотел схватить рисунок, она быстро накрыла ладонью и утащила в карман – жаль, помяла немного.
Второй никогда не говорил о том, что снаружи, что он видит, когда улетает, и это обидно. Дирк рассказывал, но ничего не объяснял, и это обидно вдвойне. Это как будто вещь, которую не дают детям. Хина ведь не ребенок. Уже давно.
…Мастер сказал готовить драконов, заряжать им орудия, проверять топливо и тестировать системы. Сами драконы почуяли, что пора и огрызались то и дело, рвали когтями стены, выли в своем ангаре. Пол дрожал под ногами – их общий дом, огромный корабль маневрировал, вставал на орбиту.
Весь день они с ног сбивались, проверяли и перепроверяли, таскали кассеты с патронами, каждому дракону их нужно было по полсотни штук, а поздно вечером Хина увидела, что Пятнадцатый не дозаправлен и побежала на склад за баллонами.
Думать было некогда. Было время тащить, паять, варить, снимать броню и ставить броню, искать детали и менять детали, запускать двигатели и глушить двигатели, по нескольку раз проверять термоизоляцию, сканировать когти – если металл устанет, коготь может лопнуть, а это значит, что дракон останется практически без боеспособной лапы, потому что когтей всего три… Хина стянула с тележки баллон и, не удержав, грохнула краем об пол, застыла на месте, ухватив его руками. В баллоне заперт пылающий ужас примерно на половину ангара – хватит, чтобы все драконы покрылись жирной черной копотью. Там, внутри – смерть под высоким давлением. Страшно. Но слова пустые и бессмысленные, настолько она устала. Медленно отняла ладони – на тусклом металле остались мокрые отпечатки. Села на пол, прижимая руки к груди.
Пятнадцатый ерзал на месте, прикованный к заправочной колонне не только топливной подводкой, но еще и толстой цепью, тянул шею, разевал беззубую пасть, которой ничего нельзя было ни откусить, ни прожевать, но он будто забывал и клацал челюстью. Завтра… завтра они улетят, и ему не терпелось на свободу из тесного ангара, а что там? Что-то с рисунка или другое? Даже за небольшие хинины годы хозяин много где побывал, у их кораблей было много остановок среди звезд и черноты. Но люди, которые иногда оказывались в полутемных коридорах на ее пути, говорили на чужих языках и не могли рассказать.
Однажды, она видела, как плакал здоровый мужчина с руками, покрытыми рисунками, и, наверное, это был единственный чужой, которого она не испугалась наедине. Она подошла и коснулась этих рисунков, и он что-то сказал… наверное, важное, но уже не вспомнить и не узнать.
Медленно, морщась от боли в перетруженной спине, девчонка подтащила баллон, втолкала на место и с опаской начала жать на рычаг, чтобы колонна распаковала его и начала перекачивать топливо. Обошла, остановилась перед вздрагивающим драконом, поправила подводку. Вообще так нельзя делать. Проверять нужно заранее, но колонна работала с задержкой, а Хина все равно умрет. Умрет здесь, как могла умереть сегодня. Она отодвинулась от дракона, пытаясь переварить эту простую и безжалостную мысль и вдруг поняла, что не хочет. Все детство ей казалось, что впереди что-то будет, какая-то волнующая неизвестность, другие люди и дела, а теперь оказалось, что все это схлопнулось до размеров ангара и именно этим местом окажется ограничена ее жизнь. И все перемены будут только в зеркале.
Хина стояла, прислонясь спиной к холодному вибрирующему металлу, слушала, как работают насосы и думала о том, что умрет напрасно, если не увидит… хоть что-нибудь еще. Деревья и замки, и людей с рисунками на коже, и, может быть, четвероногих животных, живых и чувствующих, как люди, или что-то еще, может быть, даже красивей и страшней драконов, если такое вообще может быть. Просто посмотреть – и знать, что там. Знать, что неизвестность осталась и ждет. Лишь бы только хватило смелости…
Спеша, как будто глупое отчаянное желание, совершенно ненужное, лишнее, куда-то денется, Хина возилась с колонной, потом закрывала бак, снимала цепь и отпускала на волю заждавшегося Пятнадцатого… это легко на самом деле. Часть боевых катеров стояла с того же борта, что и драконий ангар, на той же палубе, только шлюзы у них разные и нужно пройти по коридору. Одной. Глубокой ночью.
Хина здорово напрашивалась на неприятности, но по дороге никто и не посмотрел на подростка в робе, заскорузлой от грязи, сажи и машинного масла. На ногах, ватных от ужаса, она шагала мимо рядов закрытых дверей, мастерских и складов, косилась на другую, глухую стену, которая все тянулась и тянулась… а если там закрыто? А вдруг, там охрана?
Но огромные ворота, в которые из коридора заходили рельсы для старших собратьев Бамса, оказались подняты до упора. Ряды узконосых катеров с косыми крыльями тянулись вверху и внизу – для экономии места половина машин была закреплена на потолке, зацеплена за специальные балки когтями, так похожими на драконьи. Внизу, самым первым стоял катер крупнее, шире и с золотыми разводами… и с открытой грузовой рампой, зияющей под кабиной. Сердце стукнуло где-то в горле – машина хозяина. Когда-то Дирк рассказал, как надо – главное, идти так, как будто у тебя есть важное дело и Хина, воровато стрельнув глазами, прошла по ангару и нырнула в темноту.
Подсвечивая себе налобным фонариком, она нашла технический закуток, закрыла за собой люк и забилась в самый угол возле того, что представлялось ей кожухом двигателя. Спустя часы или минуты ожидания немедленного наказания, когда успокоилось бешено бьющееся сердце, Хина задремала. Проснулась от дрожи – под локтем нагрелось и дрожало, будто исполинское бьющееся сердце, только, в отличие от драконов, катер неживой. Рядом, через тонкую переборку что-то грузили и кто-то гулко разговаривал – страшно. Она не представляла, что ей сделают, скорее всего, просто оттреплют за ухо и выкинут из машины, но сейчас на кону стояло нечто большее. Она хотела увидеть. Хотя бы раз, хотя бы недолго… Вдруг катер шевельнулся, сдвинулся, двигатель взревел так, как, наверное, не смогла бы целая стая драконов, сорвался с места в бешеную тряску. Гул изменялся, машина подпрыгивала, то срываясь в падение, то ускоряясь. Хину вдавило в ее угол так, что она едва могла дышать; перед глазами все красное. Она знала, что ничего не случится, и что пилоты постоянно так летают, но все равно это было страшно, очень страшно, еще страшнее, чем когда она поднималась по грузовой рампе на трясущихся ногах. Ничего. Ничего-ничего, нужно просто потерпеть. Она только посмотрит и сразу назад. Вот тогда все – и Дирк, и, особенно, насмехающиеся над ней драконы утрутся. И Второй пусть катится к демонам с его враньем!
Потом тряска прекратилась, она так и не поняла, в какой момент катер сел, кренясь на нос. Затих гул – двигатель заглушили и он потрескивал, остывая. Девчонка сомлела от страха, но на карачках поползла к выходу, долго слушала, что там, за люком, мучительно решалась нажать на кнопку и выглянула. За узким проходом – грузовой отсек, контейнеров, которые она видела по пути, больше не было и, прижимаясь к стене, она осторожно выбралась, выглянула в крохотный иллюминатор и застыла, не понимая, что там такое шевелится и шелестит, и все невообразимого зеленого цвета, яркого-яркого. Скользнув к выходу, она набралась смелости и открыла, посмотрела: человек снаружи. Прятаться поздно, нужно срочно что-то соврать…
– Мне нужно к хозяину! – пролепетала, краснея от собственной наглости.
Он поднял голову; с безразличием блеснули линзы на шлеме; оказывается, сначала он на нее и не смотрел. Отняв руку от оружия, без слов показал куда-то в зелень и свет – туда. Хина торопливо сбежала по косому крылу, почти достающему до земли, спрыгнула и побежала трусцой. До смерти страшно, что сейчас грубо окликнут и прикажут идти обратно… что угодно, все на свете, только не это. Через пару десятков шагов она резко свернула и обернулась – не видно. Катер почти не видно, зелень скрыла черный хищный силуэт с полосой на крыльях, а ее и подавно.
На мгновение пришла новая тревога – впервые в жизни она не принадлежала никому, ни отцу, ни мастеру, ни даже Дирку, который, пусть и был хорошим, но все равно ее старше и главнее… Свобода? Это и была она? Но Хина огляделась вокруг себя широко раскрытыми глазами и поняла, сколько же всего осталось там, в ее мрачном доме, полном приказов и правил. Остатки страха вымывал золотой свет и это зеленое, кружевное, шепчущее. И там были цветы, вовсе не похожие на простые рисунки Дирка, и были жуки, странные сверкающие существа, и рыжие грибы с нежной кожицей, которую Хина гладила пальцем, не в силах оторваться. Впервые в жизни она смотрела на деревья, трогала огрубелые стволы, шла по траве и боялась ее поранить ботинками, гладила перистые листья и не подозревала, зачем они нужны. Знала только, что это живое. Все невообразимо, парадоксально живое, как были живыми стальные драконы, но, в отличие от них такое безответное и беззащитное… и в сердце тесно от странных чувств, как будто от невыносимой, невыразимой жалости к этому хрупкому миру.
Кто мог выдумать это, вывести и построить? Она запрокидывала голову – далеко вверху ветви смыкались в ажурный полог, сквозь него было видно что-то синее-синее, такое, что аж страшно. Цвета такого просто не могло быть, слезы выступили, так ярко. Почему-то ей казалось, что она просто не выдержит, если увидит это целиком. Небо. Небо, вот как оно называется.
Она вышла на прогалину и увидела, как что-то блестит под ногами, отражая все эти потрясающие штуки… вода? Вода! Но сколько ее! Не веря глазам, Хина присела и потрогала – настоящая, холодная. Попробовала – и жадно бросилась пить, такой вкусной оказалась эта большая вода. Как будто вобрала в себя вкус всех этих зеленых штук, и запах этого места, такой чистый и странный, что у нее не находилось никаких слов. Под поверхностью что-то шевельнулось – юркая полосатая спина, животное? Хина замерла, чтобы не испугать, застыла, глядя, как скользят рыбы, которым она не знала названия. И даже не знала, что они такое, но сама хотела стать такой же рыбой, жить в карих сумерках под плавающими листьями.
Времени было немного; она должна вернуться. Должна вернуться, должна… шагая, Хина вдруг подумала, что могла бы и не возвращаться. Теперь ей самой можно решить, что делать, и она может оставить этот выбор себе… от такой мысли снова защемило в груди. И как она всех бросит? Хотя драконов бросали и раньше. Целые поколения до нее жили, старились и умирали рядом с драконами, чей срок почти неисчислим, а Дирк… не пройдет и недели, как мастер приведет ему кого-то еще. И она на самом деле свободна. И может не запоминать дорогу. И может идти, куда захочет. Только это тоже страшно.
Она обернулась – зеленая стена за спиной сомкнулась, словно не желая выпускать; неужели так легко вся прошлая жизнь может остаться там, отмереть и отпасть как корочка с царапины? Хина беспомощно вздохнула, трогая длинный лист, прохладный и жесткий. Неизвестность, в которой все то, чем она гордилась и что она знала, станет бесполезным. Она умеет чинить драконов, но зачем это нужно в красивом и беспомощном мире, где их нет?
Впереди показался просвет, Хина решила дойти до него и еще раз хорошенько подумать. И забыла обо всем, когда из-за деревьев показались дома и башни города, подобных которому она не видела даже во сне. Рукотворные пики, уходящие вверх на головокружительную высоту и тени облаков на них. Сверкающие стены, в которых отражалось небо. Хина замерла, застыла в благоговении и восхищении, не веря своим глазам, не веря, что такое вообще возможно и что это сделали люди. И мысль, что она может быть там, что она там могла бы жить… и крик. Пронзительный, высокий вой двигателей, смешанный с воплем сирен – полные ненависти голоса драконов, что вылетели на охоту. В небе, взрезая голубизну остриями крыльев, показалось боевое звено, пять окутанных пламенем чудовищ. Словно присматриваясь, они прошли на критически низкой высоте – с земли стали видны даже окантовки на секциях крыльев. Еще звено показалось со стороны города, начало снижаться. Хина знала о них все – и как упали обороты двигателей, и конфигурацию растопыренных крыльев, и как система опрашивает датчики, составляя список целей, пока расходятся беззубые челюсти, пока выезжают наружу закопченные стволы...
Последний дракон, казалось, не совладал со своей яростью, на всей скорости врубился в сияющую башню – наружу вылетел рой осколков, сверкающая пыль. И спустя один испуганный вздох чудовище показалось с другой стороны, взлетело в клубах пламени, а башня медленно начала складываться, проваливаться внутрь себя в клубах дыма… Хина в ужасе сцепила пальцы. Нежная бесполезная красота, за что ее так? Неужели для этого созданы драконы? Неужели вот это – их дело?
Нужно возвращаться. Нужно как можно быстрее вернуться обратно, она не собиралась больше смотреть, на что похожа ярость стальных чудовищ – Хина слишком хорошо знала, что они могут. Раньше казалось, что боевые характеристики драконов чрезмерны и излишни, любого солдата стальной зверь мог разнести на куски в один выстрел, играючи размазать лапой, но теперь-то стало понятно, что люди для них – просто смазка когтей. Они нужны, чтобы уничтожать города, и этот – следующий.
Бежать через лес оказалось тяжело. Мешали трава и корни, скользкая листва, вода набралась в ботинки и хлюпала на каждом шагу, но, хуже всего, Хина потеряла направление. Над головой пронеслось узкое стальное брюхо в венце восьми острых треугольников – кто-то из драконов приземлялся и она ринулась к нему как к единственному знакомому существу в этом зеленом хаосе.
Оказывается, она совсем не привыкла к таким пробежкам. Задыхаясь, давясь металлическим привкусом во рту, Хина еле передвигала ноги, когда увидела движение впереди. Побежала, убежденная, что весь этот ужас сейчас будет позади.
…Это Шестнадцатый. Это был Шестнадцатый и он был чудовищен. Темное, красно-оранжевое пламя рвалось из него, взметывалось из-под брони, стоящей торчком, пламенем были окутаны лапы с растопыренными когтями, пламя с ревом рвалось из широкой груди, закручиваясь, стекало по шее. Оно тоже было живым. Только оно и было, потому что тело дракона – просто машина. Извивающийся язык из стальных секций облизывал торчащее из пасти орудие; выстрелы – каждый как маленький взрыв.
Хина видела, куда он целился, сначала чуть было не подумала, что в нее саму, потом поняла, что смотрит на полыхающую морду не прямо, а немного под углом. Дракон охранял катер, и до него совсем близко, всего ничего… она снова побежала.
Выстрелы грянули над головой. Вспышки на броне Шестнадцатого, что-то ударило его по шее, взорвалось с такой силой, что дракон дернулся, а Хину, успевшую это увидеть, сбило с ног и понесло куда-то в кусты. Исцарапавшись, ушибив голову и плечо, она пыталась выбраться и встать, спеша, руками помогала себе.
Страха не было. Чего бояться, если на ее стороне самое могучее и самое страшное существо, которое она могла себе представить? И дракон не тронет ее, уже увидел и узнал, их алгоритм опознания никогда не ошибается. Страшно только от криков сзади. Враги. Там враги, и в Шестнадцатого снова стреляли. Дракон переступил лапами, поднял голову выше – величественная стальная башня, окутанная гудящим пламенем, дал очередь в ответ. До него еще двадцать шагов, быстрее.
Вдруг под ногами взбрыкнула земля, как будто Хина снова оседлала Второго, и что-то ударило в спину, тряхнуло, тело перестало слушаться. Испуганно дернувшись, она только и успела, что удивиться, до чего же быстро все случилось. Но, кажется, все в порядке, она просто очень сильно упала, так сильно, что хочется плакать от собственной беспомощности, от того, что, наверное, она здорово мешала Шестнадцатому.
– Прости, я только хотела посмотреть… я только…
Небо из синего сделалось оранжевым от огня. Драконья лапа оказалась почти перед глазами, с шипением утонула в податливом грунте. Спину больно и внутри что-то горело, душило... Нужно убраться с дороги, отойти в сторону, но она так устала, что не хотела вставать и снова куда-то бежать. Не было сил. Больно…
Рев огня убаюкивал и Хина закрыла глаза. Влажные волосы затрещали от жара, но она уже не почувствовала.
* * *
– Ненавижу вас! Всех вас…
Крик бьется под потолком ангара, самому себе отвечает эхом.
Дракон, неуклюжий на полу, проползает круг света, медленно встает на дыбы, цепляется когтями за стену, за потолочную балку, отпускает передние лапы и свешивается вниз головой. Секции крыльев сходятся вместе, точно части чудовищного кокона.
Он словно делал вид, что не услышал, только голова на сложенной шее повернулась одним глазом вниз, туда, где осталась под прожектором нелепая фигурка со сжатыми кулаками.
Тишина нарушилась едва слышным шелестом – включились динамики. Голос дракона равнодушен.
– Расскажи это нашему хозяину, человечек. Объясни, что он поступает неправильно, научи его добру и злу. А ведь это ты виноват, с твоими фантазиями и глупостями. Вечно вам не сидится там, где ваше место.
– Там и было ее место. Где синее небо и зеленая трава, а не это…
Второй не ответил Дирку, сомкнул крылья, собираясь спать, но вдруг шевельнулся в последний раз:
– Значит, все правильно. Там она и осталась.
