Волшебство для Айвори

В городе пыль и шум, толчея и пробки. Генри переводит взгляд с узкого – единственного в кабинете – окна на стол и смотрит на обрамлённый рамкой снимок. Там, на фото, тишина и простор. Зелёные с лиловым вкраплением холмы. Ветер, то сладковатый от цветочного нектара, а то горчащий от дымков, что роятся над крышами по старинке топящихся дровами домов.

Земля, никогда не знавшая стальных и бетонных корсетов, дышит полной грудью.

Здесь же... Старый фикус мужественно топорщит листья, но всё же теряется на фоне заваленных бумагами стеллажей. В приоткрывшуюся после короткого стука дверь заглядывает менеджер.

– В зале недовольный покупатель, – страшно округлив глаза, шепчет он. – Просит управляющего.

Генри мысленно вздыхает – ничего нового – и обращает на менеджера выработанный годами стальной взгляд.

– Иду, – он поднимается. Работа ждёт.

* * *

Генри Браун проработал в «Твоём уютном саду» без малого три десятка лет. Этот магазин для любителей покопаться в земле, стоящий на пересечении двух оживлённых улиц маскировался под садовый домик – черепичная крыша, окна с переплётом, крыльцо, на котором всегда живописно располагались резиновые сапоги, создающие впечатление, что кто-то только-только разувшись, пробежал в дом.

Любил ли Генри свою работу? И да и нет. Начинал он рядовым менеджером, но деловая сметка и приятные манеры быстро позволили добиться должности управляющего. Однако тут его поджидала извечная ловушка всех карьеристов: чем выше место, тем меньше свободного времени. И проводя большую часть жизни на работе, в торговом зале среди саженцев, грунтов и удобрений, Генри нет-нет да и посматривал в фальшивые окна с нарисованными пасторальными пейзажами, мечтая о настоящей жизни на свежем воздухе. Ближе к пенсии эти мечты оформились в нечто определённое – небольшой домик на пару комнат и чтобы одна непременно с камином. А возле дома садик, в котором растут розы. Самое то для закоренелого холостяка.

И вот устав от шума и суеты большого города, Генри, едва выйдя на пенсию, без сожаления расстался с квартирой – которую и выбирал-то лишь по причине близости к работе – с твёрдым намерением перебраться в тихий пригород. Однако тут в нём вдруг взыграла привередливость – если уж где и встречать закат жизни, так в месте, воплощающем все мечты. И Генри принялся без устали бороздить окрестности, постепенно расширяя круг поисков и прошло немало времени, прежде чем ему удалось отыскать среди поросших вереском холмов уютную деревушку. Он и сам не понял, как так случилось – ведь хотел растить розы, а здесь, на торфяных почвах хорошо себя чувствовали разве что вереск да папоротник. Но это была истинная любовь – внезапная и бескомпромиссная, словно выстрел в сердце.

Его буквально околдовали простота сельской жизни, её несуетная тишина, полные неброской холодноватой красоты пейзажи, незамутнённое вечным городским смогом небо и совершенно волшебная… деревенская кухня. А как так случилось, Генри и сам толком не понял.

Зато он прекрасно помнил тот день, когда впервые переступил порог «Фейри Тэйл». И так уж вышло, что с этим трактиром у него сложились особые отношения. Раз и навсегда.

В Хезер-Холм он попал уже под вечер – слишком долго в тот раз колесил по округе. Машину по обыкновению оставил у въезда в деревню, чтобы не толкаться на обычных в здешних местах узких улочках. Да и пешком прогуляться куда как приятней – разомнёшь ноги, разглядишь всё как следует. Даже несмотря на зарядивший ещё с утра ленивый дождь.

Выйдя из машины, Генри поднял повыше воротник пальто и надвинул пониже шляпу – весна в этих краях особа капризная и стабильным теплом не радует. Однако ни эти предосторожности, ни бодрый шаг не спасали от зябкого вечернего воздуха, вызывающего желание спрятаться под чьей-нибудь гостеприимной крышей.

Улицы деревни словно вымерли, зато в домах соблазнительно светились окна, а над крышами таяли низкие голубоватые дымки – все прятались в тепле и никому не было дела до решившего прогуляться одинокого чудака. У Генри уже свербело в носу и потому, заметив приземистый трактир под очаровательной соломенной крышей, он без раздумий свернул к нему.

Трактир стоял немного на отшибе, на плоской вершине невысокого холма, словно бы присматривая за деревней. Генри едва ли не вприпрыжку преодолел небольшой подъём – словно кто за руку втянул. Остановился по привычке перевести дыхание, но тут же понял, что ничуть не запыхался. А в городе-то бывало на свой третий этаж поднимался с передышками. Генри даже приосанился – вот он целебный деревенский воздух!

Позади трактира темнел заросший папоротником лог, похожий на полную колдовского зелёного напитка чашу. В окнах мягко светились стеклянные свечные фонари, золотя землю перед собой. Смутная тень мелькнула в этом золотом свете и метнулась в сторону лога. Кошку напугал, подумал Генри, толкнул тяжёлые дверные створки и… будто очутился в другом, куда более приветливом мире.

Изнутри на него дохнуло ласковым теплом хорошо протопленного дома. И неудивительно – огромный камин был полон красновато-оранжевых углей. Зал с добротными квадратными столами и аккуратно задвинутыми стульями пустовал – время действительно было позднее. И только в стоящем перед камином кресле сидела женщина. Из-за высокой спинки виднелся краешек изящного плеча, укрытого тёмно-зелёным, словно ядовитый плющ плащом да лежащая на подлокотнике тонкая кисть.

Пахло хорошо сваренным имбирным кофе. И ещё кое-чем покрепче – в воздухе витал лёгкий аромат, напоминающий запах тёмного пива, смешанный с хвойными и коричными оттенками. После промозглой улицы это был просто рай какой-то, о чём Генри не преминул заметить вслух.

– Прошу прощения, если у вас закрыто, но это место – истинная обитель тепла и уюта. Как тут мимо пройти…

– Ничего страшного, – за массивной дубовой стойкой шевельнулась тень и Генри только сейчас разглядел стоящую спиной к дверям девушку. Спина была хрупкая, тоненькая, до пояса укрытая буйным водопадом мелких золотисто-рыжих кудрей.

– По понедельникам мы рано закрываем, но озябшего путника, конечно, не выгоним. – Девушка развернулась и встав на цыпочки, потянулась к развешанным над стойкой пучкам трав и унизанных ягодами веточек. Выбрав один, придирчиво оглядела его. Поправила белые с травянистыми жилками вышивки рукава и вышла из-за стойки. Поверх длинной черничного цвета юбки – широкий клетчатый фартук. Хозяйка трактира или работница?

– Ну и на что вам папоротник, а? – Девушка окинула позднего посетителя взглядом светло-зелёных, будто молодой мох глаз. – Надеетесь найти клад?

– Я? – Генри недоумённо моргнул. Его вдруг обдало лёгким ароматом вишнёвых листьев и горького миндаля, позади мягко прошелестела дверь. Замешкавшись с ответом, Генри бросил взгляд назад – мрак дверного проёма плавно поглотил полоску тёмно-зелёной ткани: будто змея неспешно скрылась средь травы.

– Но это же вы рвали папоротник?

Он окончательно растерялся.

– Да я же шучу! – губы девушки дрогнули, образовав на щеках две ямочки. – Старинное поверье – если сорвать папоротник, то пойдёт дождь. Неужели не слышали?

Она бросила в камин пучок и смолистый аромат усилился, поплыл по залу терпким дурманом.

– Ну не стойте у дверей, идите к огню.

Генри не заставил просить себя дважды. Жар от углей заботливо окутал его, погрузив в блаженное полузабытьё. Генри бросил взгляд в кресло – пусто: и не поймёшь, была ли дама в зелёном или примерещилось.

Девушка вернулась за стойку – позади неё, вдоль стены, на толстенных полках выстроились рядком дубовые бочонки, поблёскивая окованными металлом боками. Нацедив в небольшой котелок зеленовато-янтарной жидкости, она протянула его Генри.

– Поставьте на треногу. Только не обожгитесь. И скиньте одежду, пусть просохнет… – оценив взглядом его тонкое пальто, кивнула на стоящую у огня вешалку. – Ясно, городской... Меня Айвори зовут. И это мой трактир.

Значит, хозяйка. Айвори… Генри мысленно улыбнулся – действительно, «айвори»: кожа матовая, бледного кремового оттенка, и впрямь слоновая кость.

– Я – Генри. Вот, присматриваю место, где мог бы купить дом. Или… – он вдруг осёкся и неожиданно для самого себя решительно закончил, – уже присмотрел.

И откуда взялась эта уверенность в том, что он нашёл то, что нужно?

– Рада за вас. Готово, – Айвори потянулась за котелком. – Я разолью. А если хотите согреться побыстрее, добавьте дров.

Она кивнула на сложенные горкой похожие на вафельные трубочки поленья. Генри стянул верхнее и осторожно положил на угли. Жар благодарно лизнул ему руку, несколько искр взметнулись вверх.

– Грейтесь, – перед ним возникла глиняная кружка.

– Благодарю… – Генри опустился в кресло, поднёс кружку к лицу и зажмурился – в ней словно была сама жизнь: в меру горячая, со сладковатым ароматом, разбавленным терпкой горчинкой. Осторожно, чтобы не развеять неожиданное волшебство, он пригубил. На языке мгновенно расцвели крохотные искристые пузырьки, заставив приятно закружиться голову.

Айвори, подперев подбородок кулачком, со сдержанным весельем смотрела на него.

– Что это? – придя в себя, спросил он.

– Грюйт, конечно. Пейте не торопясь. Представьте, что медленно едете на лошади. Пейте также.

– Спасибо за совет, – чтобы спрятать улыбку – он на лошади-то сроду не сидел – Генри уткнулся носом в кружку. – Сами варите?

– С помощниками, – губы Айвори дрогнули. Не пояснив, она достала с полки стопку блюдец и принялась расставлять их по трактиру – на стойку, на подоконники. После подняла с пола пузатую крынку и вновь двинулась по залу, разливая по блюдцам белую густую жидкость. Сливки, понял Генри. Не понял только – зачем? Вспомнив тень под окном, неуверенно поинтересовался:

– Это для кошки?

Айвори кинула на него насмешливый взгляд.

– Это для маленьких человечков.

– Для маленьких… – Генри запнулся, – человечков?

Воображение успело нарисовать ему бедных сироток, приходящих к сердобольной хозяйке славного трактира за молоком, но он тут же одёрнул себя – кто бы стал подавать напитки в блюдцах?! Айвори сжалилась над ним.

– Для фейри, – она улыбнулась и, видя его непонимание, добавила, – ну для брауни.

– Брауни… – эхом откликнулся Генри, пытаясь сообразить, смеются над ним или грюйт оказался крепче, чем показалось. Да ещё это нелепое созвучие – Браун и брауни…

– Ну да… Про фей-то вы хоть слышали?

Генри неопределённо пожал плечами и Айвори забавно покачала головой.

– Откуда вы такой?

– Какой?

– Будто сказок в детстве не читали. О папоротнике не знаете. О фейри тоже…

Генри хмыкнул – читал он сказки, конечно, да только не найдя им применения во взрослой жизни, позабыл за ненадобностью. А деловая сметка заменила фантазию.

Утонув в кресле, он смотрел в окно, за которым клубился влажный сумрак. Грюйт закончился, но кружка всё ещё приятно грела ладони. В камине таинственно вспыхивали угли, переливались алыми шёлковыми волнами. Так бы и сидеть здесь…

Да только пора и честь знать. Генри встряхнулся и потянулся за бумажником, но Айвори решительно мотнула головой.

– Вечер понедельника, – сказала она так, будто это должно было всё объяснить. Очередной местный обычай? Генри с неохотой выбрался из кресла, улыбкой поблагодарил хозяйку.

– Вы на машине? – спросила она.

– Да, оставил её у въезда в деревню, – Генри махнул рукой куда-то за окно.

– Тогда вам, чтобы не идти через всю деревню, проще будет пройти через лог. Намного быстрее получится. Если не побоитесь… – Айвори взглянула искоса, с хитринкой.

– Чего не побоюсь?

– Брауни, конечно. – В зелёных глазах плясали чертенята. – Они ведь там и живут…

– Вы и впрямь в это верите? – Генри не удержался от скептической усмешки.

Айвори ушла от ответа, пожав плечами и беззаботно рассмеявшись.

– Заодно нарвёте папоротника – повешу в зале для защиты от молнии.

– Почему вы уверены, что я вернусь? – с некоторым недовольством, что за него всё решили, поинтересовался Генри.

– Вы же пили грюйт вечером понедельника, значит, вернётесь, – Айвори немного помолчала, будто задумавшись. – До свиданья, Генри.

Она отвернулась и в помещении повисла тишина. Примолкли даже угли, перестав шипеть и потрескивать. Генри почудилось, что кто-то невидимый прислушивается к происходящему. Как же тут всё странно, подумалось ему и недавнее решение осесть на здешней земле показалось поспешным, невзвешенным.

Накинув пальто и неловко попрощавшись, он вышел на улицу. Прохладный сырой воздух тут же прилип к нему, как соскучившийся пёс и Генри невольно поёжился.

Немного постояв, чтобы собраться с мыслями, он окинул взглядом убегающую к логу едва видимую тропинку. Лишь слегка подсвеченная луной, она казалась тонкой серебряной нитью, связывающей меж собой спящие холмы. Где-то там, в оплетающем их зеленовато-лиловом кружеве вереска, обитают феи. Ах да и эти, как их – брауни… Сейчас, в густой вязкой темноте, под влиянием паров грюйта Генри был почти готов признать их существование. К тому же, в отдалении то и дело вспыхивали бледные голубоватые огоньки. Генри понимал, что это всего лишь свет луны и звёзд отражается от дождевых капель, но ему было приятно думать, что это маленькие человечки зажигают свои крохотные фонарики.

Поймав себя на этой мысли, Генри изумлённо выгнул бровь. Спускаясь по извилистой тропке к логу, он бормотал под нос:

– Феи и брауни, ага…

Спускаться отчего-то было тяжело. Уже где-то на середине спуска в ушах зашумела кровь. Вокруг было сыро и душно. Чем ниже он спускался, тем тяжелее дышалось. А не живут ли тут змеи, с неожиданной тревогой подумалось Генри. Правда, по случаю сырой погоды он обут в высокие кожаные ботинки, так что можно не переживать. Да вот только не очень-то получалось – каждый раз, как рядом что-то шуршало, Генри вздрагивал.

Отдуваясь, он добрался до самого низа. Здесь в воздухе висела такая сырость, хоть руками раздвигай. Пахло разрытой мокрой землёй и свежей грибницей. Подошвы ботинок липли к намокшему торфу, отлепляясь с громким чавканьем. Лог, похожий на глубокую нефритовую чашу, искажал звуки, придавая им налёт потусторонности. Чавк – Генри поднимал ногу. Чавк-чавк-чавк – откликалось из папоротника: казалось, в тёмно-зелёных, почти чёрных зарослях кто-то жадно глодает большую кость.

Чего только не померещится в темноте после пинты доброго напитка, подумал Генри и невольно хохотнул. Папоротник с готовностью откликнулся многочисленными смешками. Справа. Слева. Сверху. Совсем рядом…

И без того натужную весёлость Генри как рукой сняло. Он настороженно огляделся. Поросшие завитками и перьями орляка отлогие склоны слабо мерцали и колыхались. И чем дольше Генри смотрел, тем слаженней становилось это колыхание. А потом папоротниковые заросли и вовсе пустились в пляс, закружившись в бесконечном искристо-зелёном хороводе.

Генри не сразу понял, что короткий птичий вскрик издал он сам. Пошатываясь, попытался восстановить равновесие. Будто и впрямь закружился, мелькнула мысль, пока он утирал покрывшийся испариной лоб. Вдали затихали смешки.

Что-то больно щипнуло его возле колена. Змея?! Генри подпрыгнул и поспешно глянул вниз. Никого. Только здоровенная охапка папоротника у ног. Он отступил от неё так шустро, что поскользнулся и едва не упал. Вот уж точно он не рвал ничего. Или… всё-таки рвал?

Он поднял листья, осыпав с них дождевые капли. Стебли были словно срезаны чем-то острым.

По затылку и шее бесконечной вереницей побежали ледяные мурашки. Генри отряхнул папоротниковый ворох и поспешил наверх. Десяток раз оскользнувшись, он выбрался на вершину холма и оглянулся – тропинка тонула во тьме. И казалось, что тьма смотрит на него, вразнобой моргая бесчисленными бледно-голубыми глазами…

Отвернувшись, Генри зашагал по тропе. Ему и впрямь удалось изрядно сократить путь – буквально через сотню шагов он увидел свою машину. Запихнув папоротник на заднее сиденье, он нырнул за руль.

– Фейри… – продолжал бормотать он, выруливая на дорогу, – надо же…

Морось залепляла лобовое стекло, свет фар тонул в чернильной мгле. Неспешно ведя машину, Генри не мог перестать думать о недавно покинутом трактире. Местечко, конечно, странноватое и юмор специфический, но грюйт просто отменный и хозяйка – чудесная красавица.

Он ещё не знал, что станет завсегдатаем этого места и полюбит все его причуды, в том числе и развешанный на потолочных балках папоротник и даже нелепую традицию оставлять на ночь блюдца со свежими сливками для маленьких человечков.

* * *

И вот, прошло совсем немного времени, а Генри уже поселился в Хезер-Холм. В точно таком домике, о котором мечтал – две комнаты, одна с камином. Старый фикус, переехавший вместе с ним, удобно расположился на террасе и решительно отказывался перебираться в дом. На свежем воздухе он окреп, похорошел и никто бы не признал в этом упитанном красавце вчерашнего офисного замухрышку. По утрам Генри пил на террасе кофе со сладкими гренками, с удовольствием поглядывая не только на простирающиеся окрестности, но и на своего похорошевшего зелёного друга.

А вечерами он, попивая грюйт в «Фейри Тэйл», дружески здоровался с завсегдатаями, за прошедшие после переезда пару недель успев перезнакомиться со всеми и даже заимев любимый столик. Он стоял в углу, но зато именно из него открывался отличный вид на папоротниковый лог. При свете дня это была ничем не примечательная густо заросшая лощина, но Генри помнил какой она явилась ему в памятный вечер, когда он впервые попал в Хезер-Холм. С тех пор он успел ещё несколько раз прогуляться по окрестностям и кое-что приметил. Не обладая воображением, склонным к пустым фантазиям, Генри готов был поклясться, что если день выдавался пасмурным или начинало смеркаться, то лог начинал полниться неясными движущимися тенями, а то и лёгким, на грани человеческого слуха смехом. Местные не обращали на это внимания, а на расспросы лишь пожимали плечами – мол, это всё фейри: их проделки, не иначе.

А ещё перед этим окном, чего Генри совсем не ожидал, росли розовые кусты. Довольно высокие, но без единого цветка. Генри считал их посадку глупой затеей и очень сомневался в том, что когда-нибудь они порадуют мир цветением – слишком уж неподходящая почва в здешних местах. Но вслух он ничего не говорил и смотреть на них ему нравилось.

А ещё Генри любил смотреть в зал. Ну где в наше время найдёшь местечко, в котором по-старомодному читают газеты, устраивают соревнования по дартсу и играют в шахматы? Айвори, смеясь, называла эти шахматные поединки «гастингскими турнирами».

Генри нравилось смотреть и на неё тоже. Она успевала всюду – обслуживала посетителей, разливала напитки, поддерживала огонь в камине. Генри удивлялся, как она – такая хрупкая – умудряется поддерживать порядок к зале, наполненном несколькими десятками мужчин.

А ещё намётанный глаз бывшего управляющего видел то, что не видела она сама – каким взглядом смотрел на неё молчун и здоровяк Петер Холмс, по соседству с которым Генри купил дом. Генри так и подмывало подойти к Петеру и пихнуть его в плечо, чтобы не сидел сиднем. Но, конечно, он ничего подобного не делал, а лишь неодобрительно хмыкал в усы и продолжал попивать янтарный грюйт – свой любимый: с можжевельником и тмином.

Такой можно было отведать только здесь. Айвори смеялась – мол, старинная рецептура. И хоть в другом конце деревни располагался новомодный паб с богатым ассортиментом пива, все шли к Айвори. Вдохновлённый примером «Фейри Тэйл», конкурент открылся с большой помпой около года назад. Однако несмотря на современный интерьер и обученный персонал, спросом у населения не пользовался. Хозяин – пожилой долговязый усач – недобро косился на Айвори, бормотал под нос ругательства и потихоньку паковал вещи.

Генри был рад всей душой, что прожжённому дельцу здесь удача не улыбнулась, но не мог взять в толк, в чём же секрет Айвори. Как она одна, имея в неделю всего лишь половину выходного дня – вечер понедельника, со всем справляется?

В конце концов, ему надоело ломать голову и он просто наслаждался приятным ничегонеделанием, как и все остальные. Посетители были в основном из местных – окрестные фермеры, наёмные рабочие, после возвращения из города заглянувшие пропустить стакан-другой – но мелькали и новые лица.

Как-то Генри обратил внимание на мужчину у стойки. Что-то в его облике – роскошная шевелюра, манера неестественно прямо держать спину – показалось Генри знакомым. Он раз за разом возвращался взглядом к этому импозантному господину, пока, наконец, молния узнавания не пронзила его мозг.

– Да это же Барри Аллен! – подобравшись к джентльмену, не скрывая радостного удивления, воскликнул Генри. Когда-то они вместе учились в аграрном университете, где и сдружились, а после пошли каждый своим путём – Генри подался в предпринимательство, Барри остался преподавать.

– Какими судьбами?

Мужчина оглянулся и вопросительное выражение его лица сменилось широчайшей улыбкой.

– Старый друг! – в свою очередь удивился он, раскрывая объятия.

Вскоре они, на радостях обменявшись телефонами, сидели за столиком Генри, делясь воспоминаниями о годах, что довелось провести рядом друг с другом и новостями из жизни с той поры, когда их дороги разошлись. Блюдо хрустящих тостов, политых густым сырным соусом почти опустело, как и кружки с можжевеловым грюйтом.

– Почему ты решил осесть именно здесь? – недоумевал Барри. – Я-то проездом, прыг в автобус и был таков. Мы не виделись… сколько? Лет пятнадцать? Уверен, ты тот же любитель садоводства. Ты же мечтал о розах! А что может вырасти здесь? – он кивнул на виднеющиеся в окне укрытые зеленоватым серебром холмы. – Вереск?

– И в этом есть своя прелесть, – улыбнувшись вердикту, заступился за полюбившиеся места Генри, – серебристо-серые пустоши, на которых гуляет холодный бодрящий ветер. Воздух здесь по утрам такой, знаешь, право слово, хрустящий… А эти легенды о маленьких человечках? Они просто очаровательны! И местные так трогательно в них верят.

Барри слушал его с доброй усмешкой, в которой сквозила снисходительность.

– Всё так, мой друг, – потягивая грюйт, согласился он и его густой баритон чуть потеплел. – Но как же мечта о розовом саде? А что вырастет здесь, ну? – Он кивнул на улицу, где на ветру покачивались три розовых куста без единого бутона.

Генри задумчиво провёл по запотевшему гладкому боку стакана пальцем.

– Местные почвы требуют слишком много сил, которых у меня уже, увы, нет. Но, поверь мне, здешняя безыскусная естественность с лихвой искупает недостаток красочности.

– Вот тут ты прав, – откинувшись на спинку стула, с улыбкой сожаления вздохнул Барри. – Красочности этим местам действительно недостаёт.

– О, я… – Генри попытался остановить его, – не то имел в виду… – но Барри уже сел на любимого конька.

– Увы, как не найти истинной красоты в захолустье, так не цвести розе в неподобающих условиях, – разглагольствовал он словно перед аудиторией, полной внимающих ему студентов. – Вот, ну посмотри-ка в окно – эти розы никогда никого не порадуют своим цветением. И кому взбрело в голову посадить их…

– Послушайте-ка, мистер!

Услышав прямо над ухом этот возмущённый возглас, Барри так и застыл с открытым ртом. Генри вскинул глаза – Айвори стояла возле их стола, уперев руки в обтянутую ярким клетчатым фартуком талию. Щёки её горели, рыжины в волосах словно прибавилось, отчего казалось, что они гневно пылают.

– Эти розы посадила моя мама, – звенящим голосом начала она. – Да, она была не столь сведуща в вопросах садоводства, как вы! Но она любила красоту и хотела, чтобы в её саду цвели розы! А вы, значит, хотите сказать, что в наших краях истинной красоте не бывать?

На её голос оборачивались посетители. Сгорая от неловкости, Генри опустил глаза и уже не отрывал взгляда от желтовато-ореховой выскобленной столешницы.

Барри поправил тёмно-синий атласный галстук – всегдашняя солидная самоуверенность не покинула его и в этой щекотливой ситуации.

– Дело в том, – значительно начал он, словно сидел не в деревенском трактире, а читал лекцию в университете, – что роза – это капризный и прихотливый цветок. Вот и Генри, как специалист в садовых делах, может подтвердить мои слова. В силу своих особенностей роза не может полноценно цвести на бедных или кислых почвах. Это невозможно. – Он развёл руками. – Для этого пришлось бы полностью заменить почвенный субстрат…

Айвори вспыхнула, люди вокруг загудели.

– А давайте заменим здесь всё, что оскорбляет ваш взыскательный городской вкус? – Она ткнула в Барри пальцем, попав в идеально закреплённый серебряный зажим для галстука. – Например, эти льняные занавески на окнах на дорогой атлас, а эти простые деревянные столы на разрисованное стекло и металл!

Барри немного растерялся.

– А?

Но Айвори резко развернулась – стукнули каблуки, взметнулся подол черничной юбки – и скрылась в кухне.

Барри с недоумением взглянул на Генри.

– Что я такого сказал?

Генри грустно улыбнулся.

– Похоже, вы с ней просто говорили на разных языках.

Дальнейший разговор у них не заладился. Окружающие то и дело недобро косились на них и Барри вскоре решил откланяться – встал из-за стола, одел шляпу и подхватил перчатки.

– Скоро мой автобус. Давайте больше не теряться, мой друг. Завтра я позвоню в восемь… – он вдруг замер, словно к чему-то прислушиваясь. Генри и самому послышался лёгкий шорох, словно рядом ползали, трепеща траурными крылышками мохнатые ночные бабочки. Но он был слишком расстроен, чтобы обращать на это внимание.

И вдруг кресло перед камином шевельнулось и из него плавно поднялась дама в зелёном. Генри моргнул – позвольте, но откуда… В воздухе стремительно разливалась свежесть, ощутимо запахло озоном, словно перед нешуточной грозой.

Дама повернулась к залу. Свободно накинутый капюшон плаща отбрасывал густую тень на лицо, не давая разглядеть черты, но Генри внутренним чутьём уловил, что дама улыбается. И ужаснулся – не было света в той улыбке, лишь холодное предвкушение. Так мог бы улыбаться коллекционер бабочек, собирающийся насадить на булавку редкий экземпляр… Барри словно в спину толкнули – он покачнулся и застыл, глядя перед собой. Только губы слегка подёргивались да пальцы бессмысленно теребили замшу перчаток. Шелест крыльев ночных мотыльков заполнил зал.

Дама неспешно сделала несколько шагов. Длинный плащ скрывал её фигуру и казалось, что она не идёт – плывёт по воздуху. Обоняния Генри коснулся аромат горького миндаля и вишнёвых листьев. Запах опасности… Барри повернулся к ней будто заколдованный. Дама чуть подалась вперёд и слегка склонила голову к плечу, словно присматриваясь к чему-то занятному, но неприятному. Затянутая в тонкую зелёную перчатку рука поднялась и описала перед его лицом круг. Повторила это движение трижды и сделала короткий и резкий, будто укус змеи, жест. Как нить оборвала. Барри развернулся, словно механическая кукла и под изумлённым взглядом Генри на негнущихся ногах вышел из трактира.

Генри перевёл взгляд на женщину. Капюшон по-прежнему скрывал её черты, но Генри был уверен, что она смотрит прямо на него. Что-то щекотало ему лицо – кожи словно касались крылышки и лапки десятков крохотных насекомых. Генри мучительно хотелось согнать их, но он терпел. Потом щекотка переместилась внутрь – в голове завозился рой вот-вот готовых проснуться ос. Генри не шевелился. Щекотка исчезла, превратившись в ощутимое царапанье. Оно несло лёгкую – почти невесомую – но явную угрозу. Как воздух, что начинает безобидно светиться и потрескивать перед самым рождением шаровой молнии.

А потом дама заговорила... С первого же слова Генри понял, что на таком языке люди не говорят. Разве может человек владеть наречием подземной реки, катящей под холмами густые чёрные воды, в которых древние слепые рыбы охотятся друг на друга? Голос звучал как скрип корней вековечных дубов, чья кора давно стала прочнее крепчайшей брони. Так могла бы говорить королева подземных червей – самая старая и мудрая из них – чья корона из чистого золота в ночь летнего солнцестояния ярче солнца блестит даже сквозь землю…

В какой-то момент в глазах у Генри потемнело, а когда всё прошло, перед ним никого не было. Лишь на столешнице сидела крупная ночная бабочка, подрагивая коричневато-зелёными крыльями. Генри повёл осоловелым взглядом по залу. Всё выглядело так, словно ничего не случилось – обычная разноголосица: смех, шелест страниц, стук вонзающихся в дартс дротиков и одобрительные возгласы болельщиков, звяканье стаканов…

Генри помотал головой, потёр болевшие глаза и осторожно глянул в сторону камина – пустое кресло заставило его нахмуриться. Ну уж дудки, никто не сможет заставить его поверить в то, что Зелёная Дама ему лишь привиделась!

Он хлебнул из стакана и едва удержался, чтобы не сплюнуть – такой кислятины ему сроду не доводилось пробовать! Он встал, подошёл к стойке и присел на краешек табурета. Заговорить первым не решился, потому просто сидел, по одному таская из большого блюда сухарики. Наконец, Айвори взглянула на него. Глаза её вспыхнули гневом и тут же устало потухли. Генри вздохнул.

– Женщина в зелёном плаще испортила мой грюйт, – неожиданно для самого себя заявил он и скривился – прозвучало это на редкость капризно. Осталось только ножкой топнуть.

Айвори на мгновение заколебалась. Потом усмехнулась не затронувшей глаз усмешкой.

– Ну-у, это цветочки. Она может, например, испортить воду во всей округе. Или кровь в ваших венах.

Генри многозначительно помолчал, не зная радоваться ли тому, что Айвори поддержала его тон. Он бы предпочёл, чтобы она рассмеялась ему в лицо, обозвав старым дураком. Тогда бы он понял, что всё, что он видел, было просто… иллюзией.

– Кто она?

Он не был уверен, что Айвори даст ответ, но она ответила.

– Моя тётя Фэй… – произнесла она и замолчала, будто не договорив.

– Ага… – теперь ему предлагают поверить столь простому объяснению. – Я, конечно, скажу ерунду… – задумчиво протянул он, – но мне показалось, что её видят не все…

– Так и есть, – Айвори взяла чистый стакан и принялась протирать его сухим полотенцем.

Рука Генри дрогнула и выпавший сухарик покатился по стойке, рассыпая мелкие крошки.

– В каком смысле? – он поспешно смахнул крошки себе в ладонь.

– В прямом. Ну вы-то её видели и не станете отрицать, что она непохожа на обычную женщину.

Генри открыл было рот возразить, но передумав, закрыл.

– А ведь ваш друг прав, – Айвори кивнула за окно. – Эти розы действительно никогда не цвели. Мама тратила на них много сил. Отец тоже считал этой пустой затеей. Они зеленеют, но не цветут. Бедные почвы, понимаете, – с неожиданной желчностью добавила она. – Отец был похож на вашего друга. Всё пытался убедить маму, что она напрасно теряет тут время. Она ведь была красавицей, к тому же прекрасно пела. Он считал, что в городе её ждёт большое будущее.

Айвори замолчала, только руки её машинально продолжали протирать стакан.

– И что стало с вашей мамой? – осмелился спросить Генри. Айвори вздрогнула, повернула к нему непривычно бледное заострившееся лицо.

– Отец настоял на своём, увёз нас в город. Всё водил маму на какие-то прослушивания. Но она – вольная птица – там зачахла. Камень и бетон высушили ей лёгкие. Мы вернулись. Но она уже не поправилась. Последний год она всё время кашляла… А он… он ненамного пережил её. Горе убивает не хуже тоски по дому. Этот трактир – моё наследство, всё что у меня осталось от них. – Айвори поставила стакан и провела рукой по глазам, будто сгоняя грустные воспоминания.

– Думаете, мне вот так просто всё это далось? – она опёрлась на стойку локтями и наклонилась к Генри. – Трактир обновился сам собой, валом повалили посетители, потекли рекой деньги? – В её голосе звучала едкая горечь. – Или думаете, люди предложили бедной сироте помощь? Единственное, что я получила – так это предложение продать трактир за бесценок. Цену дали унизительную, потому что знали, что одной мне не справиться. Проще расстаться. И были правы. Я не соглашалась только из упрямства. Отец иногда называл нас с мамой прекрасными ослицами…

Она тихонько засмеялась, прикрыв рот ладонью.

– Как ненормальная, я ждала помощи сама не зная откуда. Вечером я падала от усталости, а утром поднималась, надеясь неизвестно на что. Как-то я пекла хлеб и он не удался. Я не могла позволить себе просто выбросить его, потому решила насушить сухариков. И вот, хоть на дворе стояла глубокая ночь, вместо того, чтобы ложиться спать, я поставила выпекаться новую партию, а этот стала резать на кусочки. Глаза закрывались сами собой и, конечно, я порезалась. Потом ещё раз. После третьего я отшвырнула нож и доску, и хлеб, закрыла трактир и побежала к логу. Спустилась в самую низину с намерением остаться там навсегда, раствориться и больше никогда не существовать. Слёзы лились сами собой, по руке текла кровь. Я понимала, что впереди меня ничего не ждёт. Отдать за бесценок в чужие руки своё наследство, поехать в ненавистный город, который убил маму и там как-то устраиваться. Или выйти замуж за того, кто побогаче, потому что дом мне одной тоже не потянуть. Это было немыслимо.

И я сидела так, пока вовсе не окоченела. А потом вокруг стали появляться голубоватые огоньки. Они приближались, покачиваясь, будто фонарики в чьих-то руках, образуя вокруг меня кольцо.

И я увидела их… Я уже так замёрзла, что это показалось мне бредом, чудесными картинками, посланными мне перед смертью. Но они тянули за одежду, растирали мне ладони, всячески тормошили, чтобы я пришла в себя. Я не сразу сообразила, что это не люди. Их рост был мал, но это были не дети. Кожа коричневая, словно шоколадный пирог. Огромные искристые глаза...

Зелёная Дама появилась последней. Остальные расступились перед нею. Она опустилась передо мной на колени и взяла за руку. И боль в порезанных пальцах прошла, а те ужасные мысли о будущем, которое я нарисовала себе, показались мне не стоящими внимания.

– Всё будет прекрасно и даже лучше, – сказала мне Дама. – Взамен я попрошу живой огонь, удобное кресло и вечер понедельника, который смогу проводить в твоём трактире по своему усмотрению. И свежие сливки для брауни – ежедневно.

Айвори помолчала, улыбнувшись воспоминаниям.

– Конечно, я согласилась, – она пожала плечами. – Возвращаясь, я вспомнила, что не выключила духовой шкаф. Но вместо сожжённого хлеба меня ожидал целый противень пышных румяных булок, а в кухне царил образцовый порядок. С того дня дела пошли в гору. Зелёная Дама разрешила мне называть себя тётей Фэй. Она защищает меня – от всего и от всех. Пока стоит холм под трактиром, со мной не случится ничего плохого. А брауни – мои незаменимые помощники. Здесь всё-всё сделано их руками.

– Это для них вы расставляете блюдца? – Генри не сумел скрыть изумления. – Серьёзно?!

– Я же вам давно объясняла, – Айвори нахмурилась. – Ещё в тот вечер, когда тётя позволила вам войти в трактир. Вы думали, это всего лишь шутка? Никакая это не шутка. У нас самый настоящий договор.

– У вас с кем??

– Да с фейри же! Генри, вы что – тупой?!

Отчего-то Генри даже не обиделся на грубость. Вместо этого он вспылил.

– Ну так пусть ваши фейри заставят цвести эти розы! Раз уж они такие всемогущие!

– Не такие уж они и всемогущие, – сникнув, откликнулась Айвори. – Они не прочь выполнить домашнюю работу и немного поколдовать, но их волшебство небезгранично. Они часть природы и не могут идти против неё. И вообще, – она вдруг своенравно тряхнула волосами, – с чего это я с вами это обсуждаю?

Не попрощавшись, она отошла к другим посетителям.

Генри посидел ещё немного, обдумывая услышанное, затем вышел на улицу. С наслаждением втянул прохладный вечерний воздух – сладковато-пряный, с лёгкой горчинкой. Да этот воздух можно разливать по банкам, шлёпать на них красочные этикетки и продавать втридорога! За долгие годы надышавшись в городе гарью и смогом, Генри при первой возможности, не раздумывая, сбежал в это дивное место. Здешняя пустынная свежесть стоила миллионов городских огней. Айвори понимала это, Барри – нет. Под ногами что-то блеснуло. Генри наклонился и поднял замшевую перчатку с серебряной заклёпкой. С недоумением покрутил её в руке. Конечно, это Барри обронил – других таких тут и быть не может – но с чего бы такая невнимательность?

Из трактира вышел человек, остановился рядом. Генри скосил глаза – Петер.

– Вы тоже верите во всё это – феи, домовые-брауни? – хмыкнув, поинтересовался Генри.

Вместо ответа Петер указал на виднеющийся вдали паб.

– Как думаете, почему он разорился?

Генри сделал вид, что задумался.

– Потому что вы устроили ему бойкот? – ехидно предположил он.

Петер проигнорировал выпад.

– Потому что Дама-из-под-Холма против.

– А, ну конечно… – протянул Генри. – Неграмотный маркетинг, конечно, тут не при чём.

Петер усмехнулся. Вынул из кармана яблоко и катнул его с холма. Прокатившись вниз несколько шагов, яблоко остановилось. И что это значит, хотел было уже спросить Генри, как вдруг понял, что лишился дара речи – немного постояв на склоне, яблоко медленно покатилось вверх. Докатилось до вершины и замерло. Петер ногой спихнул его вниз и вся сцена повторилась. Генри сглотнул вставший в горле комок, перевёл взгляд на Петера. Тот только пожал плечами и, сунув руки в карманы, неспешно вернулся в трактир. Генри постоял немного, пытаясь собраться с мыслями, но так и не сумел это сделать. Медленно спустившись с холма, он вышел на дорогу, ведущую к дому.

Ночь выдалась тихой. На укрытых тёмно-синими покрывалами теней холмах ветерок по обыкновению перешёптывался с вереском. Изредка протяжно перекрикивались ночные птицы.

Дома Генри умостился под одеялом, но заснуть не смог – в голове звучал голос Зелёной Дамы, перед глазами стояло катящееся вверх яблоко, в мыслях крутилась Айвори. И эти нецветущие розы, будь они неладны…

Уснул он уже под утро, когда на оливковой коже горизонта проступил едва заметный румянец. Конечно же, проснулся он уже далеко за полдень. Вчерашние события в трактире показались ему сущей фантасмагорией. Он с некоторым неудовольствием ждал обещанного звонка Барри, а так и не дождавшись, испытал лишь облегчение.

* * *

Следующим вечером Генри вышел прогуляться в пустоши. Всё равно был понедельник, а значит, «Фейри Тэйл» закрыт для посетителей.

Прохладный и чистый воздух верещатника то и дело оглашало треньканье невидимых среди вереска ржанок. Дремлющие под пасмурным небом холмы казались усыпанными малахитово-аметистовой крошкой.

Заглядевшись на зависшего в небе жаворонка, Генри не сразу заметил спускающуюся с холма одинокую фигуру. А когда заметил – пригляделся… Тонкое пальто, седые волосы... Сердце вдруг застучало чаще.

Чем ближе человек подходил, тем больше Генри убеждался, что это и в самом деле Барри. Его одежда и фигура, только вот походка странная, одеревеневшая. Генри вспомнил его кукольные движения, когда он выходил из трактира – ну точь-в-точь кто дёргает за ниточки. Тоже происходило и сейчас.

Когда они поравнялись, Барри не остановился – прошёл мимо, еле переставляя ноги, путаясь в космах пушицы и вереска. Пальто было распахнуто, пара пуговиц отсутствовала, зажим на галстуке перекосился. Лицо выглядело осунувшимся, губы слабо шевелились, а остановившийся взгляд был направлен прямо перед собой. Шляпу он где-то потерял и ветерок небрежно шевелил его взлохмаченные волосы.

– Идти… – вдруг безжизненно произнёс Барри, – идти по кругу…

Генри в лицо словно дохнула сама вечность – холодная и безжалостная, как возвратные весенние заморозки. Он с трудом втянул враз ставший колючим воздух. Тут же вспомнилась сцена в трактире – дама в зелёном, рисующая перед лицом Барри круг... Трепет крыльев ночных мотыльков, осыпающиеся лепестки преждевременно увядших цветов…

Он встрепенулся, распугав все видения и поспешил вдогонку. Хоть Генри и был не Бог весть каким бегуном, он легко догнал Барри и осторожно тронул за плечо. Чуть надавил и тот, даже не взглянув, что случилось, замедлил и без того вялый шаг. Потом и вовсе остановился – покорно, словно больное животное. И всё также продолжал безотрывно смотреть вперёд.

– Зачем тебе идти? – тихо, чтобы не напугать, спросил Генри.

Барри промолчал, лишь из уголка глаза скатилась одинокая слеза. Генри, растерявшись, отпустил его и Барри тут же двинулся вперёд – медленно и смиренно, словно слепой ослик, обречённый до конца жизни брести по кругу, вращая водяной ворот. Генри снова придержал его за плечо и Барри вновь замер, безропотно ожидая, пока его освободят.

Однако, когда Генри попробовал его развернуть, Барри заупрямился. Лицо его искривилось, голова затряслась, губы задвигались так быстро, словно он вёл с кем-то непримиримый спор.

Генри испуганно разжал пальцы. Надо позвать на помощь. На ум пришёл Петер. Конечно, он поможет! Генри кинул беспомощный взгляд на взбирающегося на очередной холм Барри и побежал к деревне.

– Генри-и… – прозвучало у него в голове и словно невидимые ладони легли на плечи, остановили, придавив мягкой бархатистой тяжестью. Он замер. Что он сейчас услышал – ветер, глухо стонущий на пустоши, далёкий крик хищной птицы в вышине? Зов травы, со свирепой радостью пробивающейся к солнцу сквозь холодную землю?

– Иди-и сюда-а… – позвали его. В этом голосе обжигающие повелительные нотки сплетались с ласковыми, многообещающими так ловко, что хотелось слушаться… И Генри послушался. Но пройдя несколько шагов, взбунтовавшись, остановился. Голос в его голове засмеялся – зло, отрывисто.

– На аркане не потащу, сам придёшь… – шепнули ему прямо в ухо и Генри не удержался – оглянулся. Никого. Тишина. Лишь вдалеке потренькивает луговой конёк.

Ноги сами принесли его к папоротниковому логу. Поглядывая по сторонам, Генри медленно спустился в низину. Впервые с того вечера, когда он пришёл сюда за папоротником.

Как и тогда, он ощущал чьё-то присутствие, но никого не видел. Среди высоких – выше пояса – папоротников густилась темнота, лишь под ногами виднелась тропинка, топорщась словно хребет сказочного зверя.

А потом живущая в папоротнике тьма ожила. Огромные – с блюдце – глаза с россыпью разноцветных искр распахнулись в нескольких шагах от Генри. И не одна пара – несколько. И все они медленно приближались…

– Генри Брауни… – голос тьмы вживую оказался негромким и прохладным, словно коснувшийся щеки ночной ветерок. А ещё у тьмы оказались цепкие тонкие пальцы. Они потянули Генри за полы пальто и он, совершенно зачарованный происходящим, присел на корточки.

– Зачем ты здесь, Генри Брауни?

– Браун… – севшим голосом поправил Генри, – не Брауни…

Искры на кофейного цвета блюдцах, что не мигая смотрели на него, вспыхивали и гасли.

– Браун, Браун, – повторило несколько голосов.

– Меня позвали, – признался он. – Женщина с голосом переменчивым словно весенний ветер.

– Фея Беккай… – выдохнуло несколько голосов. – Госпожа. Защитница.

Генри казалось, что он видит дурной, липкий сон.

– Моему другу нужна помощь, – прошептал он. – Ваша защитница убивает его!

Голоса испуганно утихли, а потом зашелестели с новой силой.

– Иди к Айвори… – наконец, разобрал он. – Дама-из-под-Холма любит её…

С трудом разогнувшись, он поднялся.

– До свиданья, Генри Брауни… – донеслось вослед.

Как на автопилоте Генри поднялся на холм. Обогнул трактир и вошёл внутрь. Огляделся – за стойкой никого. В кресле у камина – тоже. Прошуршала занавеска и Айвори, вытирая руки о фартук, вышла из кухни.

– Что-то случилось? – заметив выражение его лица, она нахмурилась.

– Барри! – Генри упал на табурет. – Бродит по холмам! И он явно не в себе!

Айвори развязала фартук и бросила его на табурет.

– Это, между прочим, ваша тётя Фэй постаралась! – вспылил Генри.

– Тут я ничего не решаю, – Айвори опустила глаза.

– А! – Генри погрозил ей пальцем. – Значит, вы не отрицаете! И кто она такая? Неужто и впрямь фея? В вашем дурном овраге мне явились маленькие человечки и заявили, что она фея! Только это какая-то очень неправильная фея!

Слушая этот вызванный отчаянием бред, Айвори молчала. Высказавшись, Генри почувствовал себя ребёнком, обвиняющем взрослого.

– Ладно, мне всё равно на эти выдумки, меня Барри волнует. Сколько он будет бродить?! Пока не умрёт?!

Айвори промолчала и Генри ужаснулся.

– Так и будет?! Ну а если попросить людей? Остановим его, домой отвезём или в больницу!

Айвори присела рядом, взглянула на Генри с жалостью.

– Никто из местных и пальцем не шевельнёт против рода Беккай. Ему ничего не поможет. Пока на нём Путы Беккай, он так и будет рваться в холмы. Хоть куда его увези, при первой возможности пойдёт сюда и будет ходить тут по кругу, пока… пока всё не кончится…

Генри, не веря, смотрел на неё.

– За что? – тихо спросил он. – За то, что неуважительно отозвался о ваших краях? Умереть ему теперь за это?

Айвори отвернулась и долго смотрела в огонь.

– Я попрошу… – она запнулась, – тётю.

* * *

Барри позвонил вечером следующего дня. Как и обещал, в восемь – солидный и рассудительный, как всегда. Ну, может быть, лишь слегка растерянный. Для Генри так и осталось загадкой, осознал ли Барри потерю нескольких дней.

Но одно Генри понял точно – никакой Зелёной Дамы Барри не помнил.

После этого разговора Генри так и не смог уснуть. Мысли его крутились вокруг Хезер-Холма и его странностей, «Фейри Тэйл» и Айвори, и конечно, Зелёной Дамы, что умела управлять людской волей, но ничего не могла сделать с нежелающими цвести розами. Едва забрезжил рассвет, Генри принялся одеваться. Затем сел в машину и проехал более сорока миль.

– Мы, Брауни, тьфу ты, Брауны, – бормотал он, глядя на дорогу, – тоже способны на кое-какое волшебство.

…Вернувшись домой, усталый, но донельзя довольный, он принял душ и тут же уснул, проспав как убитый больше суток. А проснувшись, нанёс визит, который запланировал во время поездки…

* * *

…Он не появлялся в «Фейри Тэйл» более трёх недель. Провёл это время, наводя порядок в книжных шкафах и по давней задумке перекрашивая кухню в мятный и оливковый цвета.

А закончив, отложил валик и кисти, поставил на место последнюю книгу и оделся для прогулки.

«Фейри Тэйл» встретила его свежевыкрашенной вывеской. Узнав эти мятные и оливковые оттенки, Генри ухмыльнулся, вошёл внутрь и сразу обратил внимание на то, что Петер против обыкновения не сидел одиноко за столиком, а чинил табурет. Айвори – весёлая и бойкая как птичка – распоряжалась за стойкой, отпуская шуточки в адрес Петера, на что тот отвечал добродушной улыбкой. Заметив Генри, Айвори послала ему воздушный поцелуй.

Довольный увиденным, он неторопливо пробрался к стойке и попросил стакан грюйта с тминными сухариками. Подавая заказ, Айвори наклонилась к нему и, кивнув в окно, заговорщически поинтересовалась:

– Как по-вашему, они достаточно красивы?

За окном рдели, сияли и золотились три роскошных розы – алая, белая и жёлтая. И Генри, правдоподобно изобразив удивление, ответил совершенно искренне:

– Они бесподобны.

Айвори, шутливо подбоченившись, рассмеялась.

– Всё-таки волшебство фейри сработало.

– Ну а как иначе? – миролюбиво откликнулся Генри. – Волшебный народец, как-никак.

– Вас долго не было, – заметила Айвори и, поправив кудри, подозрительно взглянула на него.

Генри пожал плечами, мастерски имитируя равнодушие.

– Были кое-какие дела.

– Понятно, – Айвори вдруг смущённо улыбнулась. – Вы простите меня за мою вспыльчивость, ну тогда…

Генри лишь небрежно отмахнулся.

– Это совершеннейшая ерунда.

Айвори снова улыбнулась – только на этот раз широко и открыто – и отошла выполнять другой заказ.

Генри пил грюйт, грыз сухарики и изредка посматривал в окно. Конечно, ему было не по силам выкапывать розы, углублять ямы, засыпать их готовым субстратом и тщательно маскировать место преступления. Но зато Петер был силён как бык и осторожен как ласка. Брауни тоже не сплоховали – без их помощи Айвори не проспала бы как убитая всю ночь, не обратив внимания на подозрительные звуки в саду. Конечно, пристальный взгляд Зелёной Дамы не раз заставил спины Генри и Петера покрыться холодным потом, но всё же дело удалось.

– Ах да, господин специалист, – Айвори снова возникла рядом, – будьте любезны дать прогноз – как долго эти красавицы смогут радовать всех своим цветением?

И Генри ответил:

– Очень и очень долго.

И он был абсолютно уверен в своих словах, ведь в кладовой его дома лежали двадцать мешков превосходнейшего удобрения из магазина «Твой уютный сад».