@ndron-©

Инцидент

Автор:
morena
Инцидент
Работа №18
  • Опубликовано на Дзен
  • 18+

- Андрей Петрович! Стойте! Мне надо с вами поговорить!

Увидев знакомый силуэт, Света стремительно побежала по больничному коридору, пытаясь догнать заведующего. На холодном казенном полу она поскользнулась и упала, до крови разбив колено. Но тут же вскочила и снова бросилась в погоню. У лифта ей удалось настигнуть врача и припечатать его неудобным вопросом.

- Что с дедушкой? Что показали анализы? Он будет жить?

Андрей Петрович, маленький, сухонький, усталого вида мужчина лет пятидесяти с седыми волосами и измученным лицом, недовольно вздохнул. Двери лифта открылись, и он зашел в кабину. Раздраженно посмотрев на Свету, он отрезал:

- Что вы за мной бегаете, не видите, человек занят! У вашего дедушки опухоль. Жить будет, но недолго. От нескольких месяцев до полугода.

Двери лифта медленно захлопнулись. Света потрясенно глядела на них, не в силах сдвинуться с места. По колену расползалось кровавое пятно.

Света твердо решила не говорить дедушке правду. Хотя бы потому, что такую правду должен сообщать врач. Человек, у которого есть опыт. Такая правда не должна сваливаться на голову внезапно, как кирпич на стройке. Даже если пациенту восемьдесят три года. Света глубоко вдохнула, вытерла слезы и попыталась натянуть на лицо улыбку. Дедушка не должен был ни о чем догадаться. По крайней мере, не сейчас.

***

Когда она вошла в палату, дедушка сидел на кровати один, вглядываясь в пейзаж за окном. Услышав ее шаги, он обернулся и грустно посмотрел на нее.

- Неприятно, да?

- О чем ты? – робко спросила Света. И сама удивилась, как фальшиво прозвучал ее голос.

- О том, что я скоро умру. Вернее, я в любом случае умер бы скоро, но, судя по всему, это произойдет совсем скоро. Я знаю, что ты хочешь мне соврать, но в этом нет нужды.

Света опустилась на стул рядом, накрыла своей ладонью руку дедушки и заплакала.

- Откуда ты знаешь, что мне сказали?

Дедушка улыбнулся.

- Мы, старые советские колдуны, знаем все.

***

- Ты знаешь, первый раз я это почувствовал в три с половиной года. Мы жили тогда в Сталинграде, который ожесточенно бомбили немцы. Однажды ночью бомба упала на наш дом. Едва открыв глаза, я почувствовал, как на нас с мамой летит плита. Я вдруг понял, что могу изменить ее траекторию. Я собрал все силы, которые у меня были, и остановил ее в воздухе. Боковым зрением я увидел, как мама в удивлении смотрит на меня. А я держал плиту изо всех сил, гнал ее от нас и наконец отбросил подальше… И услышал, как мама закричала от ужаса. Плита придавила мою сестру. Она даже крикнуть не успела – ее просто раздавило, размазало, как таракана, убитого тапкой.

***

Выбравшись из-под завалов, мама сразу сняла с себя все золото и отнесла мужикам в обмен на телегу с лошадью. Немецкое командование тогда дало мирным жителям несколько дней на то, чтобы уйти из города. И мы уходили из сталинградского ада. У нас не было ни денег, ни документов, только наши хрупкие тела и души. Я с надеждой смотрел на маму. Она же с ужасом смотрела на меня.

- Что ты сделал с этой чертовой плитой, отвечай!!! – кричала она, схватив меня за грудки. – Что ты сделал со своей сестрой, урод!

Я только съеживался от обиды и страха. Мамочка, прости меня, я не хотел, прости!

- Ты наказан! Так и знай! – вдруг в гневе крикнула мама. – Больше я не скажу тебе ни слова!

Телега подпрыгивала на ухабистой дороге. Мама смотрела на меня с ненавистью. А я только громко, долго и отчаянно плакал.

***

Ты знаешь, с этой чертовой ночи многое изменилось. Мама правда перестала разговаривать со мной, но начали приходить они. Мертвые. Я был еще слишком мал, чтобы пугаться их по-настоящему. Кроме того, у меня совсем не было друзей. А мама объявила мне такой жестокий бойкот. Поэтому я охотно шел с ними на контакт и даже не подозревал, что в этом есть что-то неправильное. Тогда я сам не понимал, как я это делаю. Сейчас я бы сказал, что просто настраиваюсь на какую-то другую волну, как будто кручу ручку приемника.

Неподготовленный человек, даже ребенок, если хорошенько настроится, способен слышать их примерно двенадцать дней после смерти. В этот момент душа еще не отправилась в путь, она мечется и отчаянно хочет с кем-то поговорить, как будто тоже ищет нужную частоту, выходит в эфир.

Первой ко мне в ту ночь пришла соседка. Старушка, которая жила в нашем доме с сыном. Я увидел вдруг ее сидящей посреди пустой черной комнаты, в луче яркого света. Она горько плакала.

- Почему ты плачешь? – спросил я. – Потому что ты умерла?

- Нет, маленький, не поэтому! – всхлипнула старушка. – Просто даже мертвым больно, когда умирает их ребенок…

Потом, знаешь, ко мне еще одна соседка приходила. Противная такая, вечно кричала раньше. А теперь летит над землей, словно дирижабль. А как подлетает, так видна на ней гниль и плесень, заживо гниет, понимаешь?

- Тяжело мне, - говорит, - людской злобы много скопила. Ты скажи, что прощаешь меня, чистая детская душа! Может быть, мне полегчает!

Я хоть и маленький, а понял, что надо ее простить. От всей души постарался. Сижу в сарае, куда нас с мамой добрые люди поселили. Мерзну сам, голодный ужасно. А понимаю – очень нужно сейчас ее простить. Сосредоточился, прямо вот от сердца простил. И вдруг вижу, как плесень с нее сходит, черты расправляются, молодеет она. И вдруг полетела куда-то туда, в облака, далеко, радостная. И только кричит:

- Спасибо, мальчик! Спасибо, милый! Спасибо, Ванечка! Прощена! Свободна!

Я тогда понял, как это важно – прощать. Очень полюбил прощать. Может, оттого и прожил так долго со своим даром, Светланка.

***

А потом, слышишь, Свет, я, как повзрослел, с ними договариваться начал по разным вопросам. У них ведь, знаешь ли, часто остаются на земле «хвосты». Какие-то просьбы, заботы.

Я, когда был студентом, у одной бабульки, помню, снимал комнату, а она возьми да и преставься. Так вот она потом ко мне неделю, наверное, шастала. Все ныла, чтобы внук забрал ее сервиз. Отвратительный такой сервиз, с большими красными цветами и блюдцами с золотой каемочкой. Так и пришлось к внуку идти на другой конец города, караулить его у дома. Врать, мол, при жизни еще просила ваша покойница. Не скажу же я ему, что она ко мне сейчас шастает, выходит в эфир все время из-за своего аляповатого сервиза, житья не дает. Ну вот убедил кое-как. А потом и говорю, мол, Сергеевна, ты бы мне хоть с экзаменом тогда помогла. А то только бегать понапрасну заставляешь, ноги бить, а у меня экзамен на носу. Никакой от тебя пользы. Ты бы хоть преподавателя мне припугнула, чтобы экзамен перенесли. Вот был бы тебе благодарен. Ну а на следующий день пришел на экзамен – преподаватель наш в больнице лежит. Говорят, нервный срыв.

Ты знаешь, я таким виноватым тогда себя почувствовал, Свет. Но сессию, впрочем, сдал на отлично – экзамен перенесли, появилось еще время на подготовку. Потом, правда, все честно учил, лишний раз не пользовался. Понял, что у каждого черного дела, как у каждого выстрела, существует отдача.

***

Я, как это понял, с той поры по ночам ходить начал. Мне даже пришлось через эту неприятность с десяток квартир сменить – не желали хозяева жить с лунатиком. Я по врачам ходил, по психиатрам – никто ничего объяснить и посоветовать не мог. Один только врач сжалился надо мной, сказал: медицина тут бессильна, зато черканул адресок, чтобы поехал я в одну деревню. На краю той деревни жила одна бабушка, инвалид. Говорили, что знахарка, колдунья. Ведьма, другими словами. В советское время это, конечно, под большим секретом было, если бы в институте узнали, по головке бы за такой мистицизм не погладили. Ну а делать-то что, если вышла такая неприятность. Никто лунатика к себе на постой не пускает, хоть на улице живи.

Ну, приехал я к ней, к ведьме этой. Домишко старый, покосившийся, вокруг него смрад, как будто гниет что-то. Птицы вокруг летают, кружат над домом, как будто там их прикармливают. Черные, наглые, крикливые. Зазеваешься – обгадят с ног до головы. Я стал искать глазами – чего они кружат. Смотрю – у сарайки лежит, разлагаясь, трупик кошки. Меня и стошнило. Протер глаза – и нет трупика. А птицы остались, как будто есть.

Пришел, стучусь. Открывает хозяйка, ведьма сама, то бишь. Ну что сказать тут? Ведьма как ведьма, только горбатая и повязка на одном глазу. Бородавки по коже. Ногу одну приволакивает. Старая такая, непривлекательная женщина. Так вот постучался я, вошел. Говорю, мол, так и так, я к вам по рекомендации Петра Петровича с проблемой лунатизма. А она на меня так выразительно посмотрела и говорит:

- Ты зачем, касатик, с этой дурой с сервизом вообще связался? Да еще и зла преподу пожелал? Ты вообще в курсе, что в такие дела лучше обычному человеку не лезть, там всегда отдача есть?

- Какая такая отдача? - спрашиваю.

- А вот такая! – отвечает бабка да вдруг как снимет повязку. А вместо глаза у нее белые черви копошатся, плоть окровавленную едят. Я как увидел такое, так в обморок и упал.

Очнулся оттого, что она по щекам меня бьет. Вставай, говорит, касатик. Ты меня не бойся, я просто тебе отдачу показать хотела, чтобы ты впредь ерундой не страдал и грехов лишних на себя не брал. Дай тебе покажу, какая я на самом деле, красавчик, дай покажу.

Я сижу, словно лом проглотил, наблюдаю, что она делать будет. А она воды в тазик налила и заставила меня вместе с ней над ним наклониться. Ну, я смотрю – одно отражение мое. А другое – какая-то красивая баба. Взрослая уже, но прямо в соку такая. Тут я все и понял.

- Сколько лет-то тебе? – говорю.

- Да вот тридцать пять стукнуло…

Жалко мне ее так стало, прижал я ее к груди и вместе с ней заплакал. И стал ее уже видеть настоящей, красивой справной бабой. Даже остался у нее ночевать.

А утром она говорит:

- Ты иди домой, Ванечка. Да адрес мой забудь, я все равно уже конченая. Страданием больше, страданием меньше – все равно. Так что от недуга я тебя избавлю. До конца недели как-нибудь подлатаю.

Ну и ушел я от нее, а через два дня исцелился, никогда не ходил по ночам больше. А баба красивая была. И до любви голодная очень.

***

Я ведь, Свет, с тех пор не особо пользовался даром-то. Так, по мелочи. Отдачи опасался. Все ту ведьму вспоминал. Только вот когда разозлят меня очень, тогда пользовался.

Однажды ехали мы в поезде с твоей бабушкой, например. Взяли два места в купе, нижних. Едем. И тут заходит такой франт, патлы длинные, взгляд дерзкий. И как кинет свою сумку на бабушкину полку, прямо на ноги ей.

- Ты откуда такой наглый! – говорю. – Не видишь, тут дама сидит?

А он в упор смотрит на меня. Подвинется, мол. Не ты же мне помешаешь, суповой набор.

А мы ведь, Свет, не просто так ехали. Мы ехали с ее родителями знакомиться. Я ей, может, предложение сделал. И тут такое. Думаю, была не была. Пусть потом хоть пожар, а уломать я его должен. Хоть и весом я шестьдесят килограммов. Тогда взял я его взглядом, как в детстве плиту. Поднял к потолку, да как шмякну об пол. Потом опять поднял и опять шмякнул. И еще раз. Он поднялся, смотрю - у него в лютый, звериный страх в глазах. Франт этот из купе выскочил, побежал к начальнику поезда. Пришли вместе разбираться.

А я сделал физиономию кирпичом и говорю: «Что же это вы, товарищи, такое рассказываете? Разве в стране победившего марксизма-ленинизма такое возможно?». Они пожали плечами, да и ушли. Видимо, быть заподозренными в инакомыслии они еще больше боялись, чем меня.

А бабушка тогда все поняла. Просто попросила, чтобы я никогда не делал так больше. Ну и несло меня потом недели две от этого усилия, не прекращался понос. Бабушка думала, это оттого, что мы пирожки на станции купили. И родители ее потом кличку мне придумали - дристун. Но согласие свое на брак дали. А я только радовался – легкая еще вышла отдача.

***

- А то, что сейчас с тобой, – это тоже отдача? – осторожно спросила Света.

- И да, и нет… - пожал плечами дед. Не сдержался я, рассердился на соседку. Она березу под окном срубить велела, которую я когда-то сам сажал, чтобы тень была. Да как зарядил в голову сгустком энергии, спохватился, да поздно. У меня, как ты слышала, рак, а у нее – всего лишь воспаление легких. А был бы помоложе – у меня бы даже насморка не было. Но силы-то не вечные, силы не те. Хоть ты колдун, хоть не колдун – веревочке вечно не виться. Да я и не жалею, Свет. Одна проблема есть. Дар.

***

- Передать хочешь? – с надеждой спросила Света. Несмотря на всю нереальность происходящего, ей хотелось получить хотя бы частичку дедушкиного всемогущества.

- И да, и нет. Если ты примешь дар, это очень облегчит мой уход. Я буду страдать не полгода, а дней пять. И то не сильно. Это раз. Ну и ты силу получишь – это два. Но это меня и беспокоит в то же время. Сила - это хорошо. Только проблем с ней много, и надо себя контролировать уметь. Ты вот в детстве замечала, что я постоянно медитирую, хотя надо мной все смеялись? Во-о-от.

Света улыбалась.

- Я обещаю себя контролировать! – радостно выпалила она. – Давай уже начнем, что ли?

- Да погоди, сначала дай расскажу, где лежат мои книги и рукописные тетрадки. Они еще с советских времен лежат, когда все доставать надо было днем с огнем… Там подробно о том, что делать в каком случае, как себя уберечь от гнева. Пока не прочтешь, ради бога, даром не пользуйся.

Дедушка подробно и обстоятельно начал описывать содержимое шкафа.

- А передавать-то когда будешь? – снова занервничала Света. – Там, поди, ритуал какой-то сложный?

- Да ладно тебе, сложный, простая сделка. Как расписку написать или завещание. Я передаю, ты берешь, вступаешь во владение, так сказать. Я отдаю тебе дар. А ты сейчас сориентируйся лицом на перекресток. Подними руки к небу и три раза повтори: я принимаю. Поняла? Ничего не бойся. Это как в договоре поставить три подписи. Есть, правда, еще кое-что. Свет, дай ножницы маникюрные или что-то подобное.

Света порылась в сумке и протянула деду канцелярский ножичек. Тот быстро и деловито сделал надрез на запястье и прижал его к Светиной коленке.

- Передали по крови и скрепили кровью. Пусть будет так.

Жирная муха, вяло бродившая в это время по потолку, вдруг упала замертво, спикировав Светке прямо на нос. Она брезгливо стряхнула трупик на пол.

***

Поминки собрали скромные: Света, мама, бабушка да Светина дочка Маруська. Ну и пара дедовых друзей, кто еще в строю остался. Больше где взять? Посидели, поговорили. Помянули покойного, как водится, киселем, домашней лапшой, грибочками. Книги Света забрала, касаясь их осторожно, с почтением. Хотя мама и бабушка настаивали на том, чтобы отправить их на помойку.

- Покойный и при жизни чудил, всякой чертовщиной занимался. И сейчас, если не выкинуть, может прицепиться, – говорили они. Света сердилась. Той ночью ей приснился сон: идет ее дедушка весь в белом и голубом сиянии по небу, по облачку. И говорит: у меня все хорошо.

***

Полгода прошло с той поры, а Света ни к тетрадкам, ни к книгам даже не прикасалась. Не до того было. То ребенку с уроками помогала, то работа. Да и не злил ее больно никто. Как вдруг…

- Светлана Васильевна, завтра к двум в школу с ребенком! – раздался в трубке какой-то отстраненный, металлический голос классной руководительницы.

- Мы что-то натворили? – встревоженно переспросила Света.

- Приходите, узнаете.

***

Взволнованная Светлана осторожно вошла в кабинет директора. Ирина Генриховна, некрасивая тетка за пятьдесят, презрительно смотрела на нее сквозь толстые очки. Краем глаза Света заметила, что на ногах у начальницы кокетливые красные туфли на шпильке. Декольте выглядит чересчур смелым. А пергидрольный блонд волос украшает кокетливый обруч с бантиком. В руках у директорши был мобильный телефон.

- Смотрите! – возмущенным голосом сказала она и показала Светлане запись. На ней Маруся с бантиком в волосах старательно пародировала Ирину Генриховну. Стоявшие вокруг нее дети покатывались со смеху.

- Будешь просить прощения на коленях! – отрезала вдруг Ирина Генриховна, глядя в глаза Марусе. И перевела взгляд на Светлану.

- Это вы серьезно? – приняла вызов Светлана.

- Да, если не хотите вылететь из нашей школы!

Светлана с Марусей встали и вышли из кабинета.

***

Следующую неделю Света провела, бегая по школам. Мстительная Генриховна уже успела позвонить в несколько ближайших, поэтому там им отказали, ссылаясь на отсутствие свободных мест. К концу недели все-таки нашли место, но за сорок минут езды от дома. Лучше, чем ничего, но… Никогда еще Светлана не чувствовала себя такой бессильной. Ее и ее ребенка из-за какой-то ерунды размазали по стенке, заставили бегать и просить, менять школу. И все из-за того, что у Генриховны есть хоть чуточка власти, а у нее, у Светланы, нет, хотя… Светлана вдруг резко вскочила, засверкала глазами.

- Ты на кого вообще пасть открыла! – заорала она на воображаемую директрису. - На меня, на потомственную ведьму? На моего ребенка?

Не прошло и минуты, как на столе Светланы загудел принтер. Десятки фотографий ненавистной Генриховны Светлана со злорадством прижала к груди.

Некоторые из них она варила. Другие протыкала ножницами. Какие-то топила. Какие-то жгла. Ярость, распаленная былым бессилием, разожгла в душе Светланы такой пожар, что тушить его пришлось до глубокой ночи. Лишь к полуночи она, утомленная, легла спать.

Проспала ведьма долго, к счастью, хоть на работу не надо было идти в этот день. Проснулась от сообщения дочери: «А Генриховна-то наша в больнице! Сначала думали – с инсультом! А теперь выясняется это нейроцистицеркоз – это когда прямо в голове у человека черви заводятся, и жрут его! Жуть!».

Новоявленная колдунья торжествовала. Правда, посещали мысли об отдаче, но ведь чувствовала она себя великолепно. Женщина подошла к зеркалу, осмотрела себя внимательно. Она не обнаружила ни выпавших волос, ни морщин, ни сыпи. На щеках все так же розовел румянец, густые волосы лежали такой же роскошной гривой. Она включила любимую музыку и пустилась в пляс, радостно сверкая глазами. Свободна, могущественна. И достаточно сильна, чтобы не почувствовать отдачи. Она кружилась на месте, изгибалась, сбрасывая с себя одежду, соблазнительно крутила бедрами… И в этой счастливой пляске не заметила, как что-то ползет по ее лицу. Это из слезного канала медленно вылезал длинный белый червяк. 

+2
22:03
576
13:14
+1
Смешанные чувства. С одной стороны, написано хорошо, но некоторые моменты смущают. Как-то все надуманно: при смерти находящийся дед на смертном одре поведал, что он — колдун, ладно. Классика: открыть тайну на смертном одре, но как-то он свой дар обнаружил в 3,5 года?! почувствовал, просчитал траекторию?! Некоторые в этом возрасте еще толком не говорят. И прямо все помнит дед… Как-то все гладенько, с соломкой, с роялями… И в итоге все заканчивается банальной местью училке разъяренной яжматерью)) Примитивно, в общем.
23:44
Рассказ про глупую женщину. Даже если убрать косячки-с (а убирать там есть что, примеры могу в студию предоставить, если надо), то сильно лучше он не станет. Как водится, имхо.
11:47
Нейро..., что? Простите сколько же лет ребенку, что она может спокойно такие термины на слух воспринимать и передавать? И почему она живёт не с матерью, что ей СМС пишет. Почему дед передал дар так поздно, абсолютно не обучив им? Как она поняла, что именно нужно делать? Интуитивно?
11:33
В целом- нормально, на троечку. Присутствуют логические ошибки в построении предложений, сюжет развивается настолько стремительно, что он сам себя обесценивает. Но язык повествования мне понравился, читать легко.
Загрузка...
Анна Неделина №3

Достойные внимания